Андрей Анисимов
Не топчите траву!
рассказ
Планета была что надо. С кислородной атмосферой, тёплая, поросшая высокой, удивительно мягкой, точно мех, травой, и диковинными деревья, с длинными, висящими плетьми, листьями. Над зеленью порхали огромные пёстрые насекомые, напоминающие бабочек, и с басовитым гудением носились не менее огромные, блестящие как кусочки фольги, жуки. В лазурном небе плыли стайки белоснежных облачков, и брошенной в высоту пригоршней драгоценных камней горело безымянное звёздное скопление. Всё вокруг дышало спокойствием и миром. Идиллия, одним словом.
И всё же что-то тут было не так.
Что-то грозное таилось в этой красоте, что уже вытеснило отсюда пытавшихся колонизировать эту планету фэнков.
Фэнки назвали это «стеной».
- Стена, - задумчиво проговорил Григорьев. Сквозь дыхательную маску его голос звучал глухо, точно из-под одеяла. – Странное название для отрицательного фактора.
- Это самый близкий по смыслу аналог, - сказал Пехов. – Но звучит, согласен, странно.
- Ты уверен, что это та самая планета?
- Она самая, - заверил его Пехов. – Если компьютер ничего не напутал, мы сейчас на 12ХН3. «Свободная» планета.
- Брошенная, - поправил его Григорьев, оглядываясь. – А с первого взгляда не скажешь… На вид – просто загляденье.
- Со второго тоже. Телеметрия так ничего и не обнаружила.
- Тем не менее, отрицательный фактор наличествует, как крути.
- Это понятно, - откликнулся Пехов. – Иначе фэнки бы отсюда не удрали. Оставить такую перспективную планету…
Они замолчали, вертя головами. Налетевший порыв ветра взволновал бескрайнее травяное море, пустив гулять по нему поблёскивающие на солнце бирюзовые валы. Где-то неподалёку запиликала какая-то мелюзга.
- Надеюсь, эта чёртова стена даст нам шанс разобраться с нашими проблемами, - сказал Григорьев. – Если не удастся отремонтировать разгонный блок, придётся разворачивать сеть. Вот будет работёнка!
- Сеть оставит тут такую отметину, что её можно будет увидеть с орбиты. Попалим тут всё…
- Есть другой вариант? – осведомился Григорьев. – И потом этот след – булавочный укол для планеты. Она залижет ожог за несколько лет.
Он бросил последний взгляд на весёлый солнечный пейзаж и повернулся к висящему в полуметре от поверхности, на магнитной подушке, кораблю.
- Сейчас самое главное – побыстрее убраться отсюда..
- Если дело дойдёт до сети, быстро не получится, - заметил Пехов, вышагивая следом за товарищем. – Это гектары активной решётки и километры фокусирующих колец. И всё вручную…
Пройдя переходной тамбур и камеру антибиологической обработки, они с облегчением сорвали с себя маски, стянули защитные костюмы и, не теряя времени, направились в двигательный отсек.
Разгонный блок был обособленным от антигравов устройством, но без его помощи последние были крайне малоэффективны. Блок создавал стартовое ускорение, разгоняя корабль до скорости, необходимой для начала работы основного движителя. Разгонный блок можно было и исключить, но тогда время разгона увеличивалось в десятки и сотни раз, а как следствие – и время перелёта. В итоге на рейс, на который обычно тратилось две-три недели, растягивался на годы.
Не самая сложная, и не самая капризная часть корабельной силовой установки, разгонный блок время от времени, у кого-нибудь да отказывал. Если его не удавалось отремонтировать, и чтобы не тащится до дому черепашьим шагом, в аварийном комплекте каждого корабля имелась разгонная сеть – особое устройство, создающее тот самый необходимый мощный стартовый импульс. Захромавшая посудина находила подходящую площадку – планету или астероид, - совершала посадку, экипаж разворачивал вокруг сеть, которая, и отбрасывала от себя злосчастное судно. Отдача гасилась выбранной поверхностью, которая от выбрасываемой энергии и тепла спекалась в корку. Сеть, будучи устройством одноразового применения, разумеется, сгорала, поэтому в комплекте их было как минимум две – на всякий случай.
Вылетевший при облёте планеты, блок заставил изменить программу полёта, и немало поволноваться маленький экипаж «Протуберанца», но на этот раз всё обошлось. Корабль совершил незапланированную посадку, и теперь требовалось поскорее убраться отсюда. Имеющая статус «свободной», в Лоции планета обозначалась и как потенциально опасная, причём с неустановленными факторами опасности: вполне достаточно, чтобы стимулировать сильное желание держаться от неё подальше.
Осмотрев блок, Григорьев заявил, что помощь ему не потребуется, милостиво предоставив Пехову возможность заниматься чем угодно. Не долго думая, пилот засел за аналитическую аппаратуру.
Данные телеметрии проверялись и перепроверялись, оставаясь при этом прежними: никакой вредоносной микроорганики. Их выход в защитных костюмах был не более чем соблюдением мер безопасности, здесь, видимо, совершенно излишних – воздухом этой планеты можно было дышать без опасности для жизни и ущерба для здоровья. Уяснив сей факт, Пехов переключился на более сложные формы жизни. Для этого потребовалось задействовать детекторы жизненной активности.
В диапазоне излучаемом насекомыми, фиксировались тысячи откликов, но дальше начиналось что-то непонятное. Из существ высшего порядка, удалось обнаружить разную мелкоту, размером с полевую мышь, после чего наступала гробовая тишина. Пехов перепробовал все диапазоны, везде натыкаясь на нулевую активность. Если датчики не врали, получалось, что в радиусе нескольких километров самым крупным зверем был аналог земной землеройки.
Выпустив несколько зондов, Пехов увеличил радиус обследуемой зоны, добившись не больше, чем до этого. В двадцати километрах к югу располагалось несколько мелководных озёр, но и там крупнее земноводных и мелкой рыбёшки, ничего не водилось. Небольшой лесок к северо-востоку, был пристанищем для крохотных пташек и мышей. Поросшие кустарником холмы на западе облюбовали стаи бабочек, пирующих на цветущих зарослях. В ручье, текущем там же, водились диковинные водяные пауки. И больше ничего.
Вернув зонды, Пехов поспешил поделиться информацией с Григорьевым. Инженер только-только выбрался из недр разгонного блока. Вид у него был уставший и хмурый.
- Насколько я знаю предмет, таких планет не существует, - подытожил Пехов. – Буйство жизни растительной и невероятная скудость жизни животной. Какая-то странная… однобокость.
- Не могу ничего сказать, в этой сфере я полнейший профан. – Григорьев вытер перепачканные сажей руки и кивнул на вскрытый блок, вынося вердикт:
- Разгонному конец. Закоротило так, что погорела половина силовых цепей, добрая четверть контрольных и цепей управления. Проще собрать новый, чем восстановить этот.
- Значит сеть? – вздохнул Пехов.
Григорьев развёл руками.
- Чаша сия нас не миновала. Ничего, с другими случались казусы похлеще. Мы будем разворачивать её в самых благоприятных условиях. Не работа, а загородная прогулка…
«В масках, защитных костюмах и бок о бок с неведомой стеной. Хороша прогулка», - подумал Пехов, но вслух ничего не сказал.
Разворачивание сети началось на следующий день. Правда, сначала её необходимо было вынести, по частям, свёрнутой в плотные увесистые рулоны. Это заняло немало времени и сил. Сначала работа шла споро и без задержек, но по мере того, как рядом с кораблём росла куча вынесенных частей, Пехова с Григорьевым начинало одолевать какое-то необъяснимое тревожное чувство. Словно то, что они делали, вызывало чьё-то недовольство, витающее пока в воздухе, и грозящее перейти во что-то более конкретное. Они останавливались, то один, то другой, оглядываясь по сторонам, точно ища причину этих неприятных ощущений, недоумённо пожимали плечами, и снова брались за работу.
Это продолжалось и тогда, когда они приступили ко второму этапу – непосредственно разворачиванию сегментов сети и их сборке. Всё такое же смутное, оно не давало им покоя даже ночью, всплывая в странных, наполненных безысходностью, сновидениях. Приписывая происходящее ауре неизвестности и опасности, окружающей этот мир, космонавты трудились не покладая рук, собрав сеть за рекордно короткое время – три дня. Теперь следовало настроить её – «отформовать» и сфазировать её составляющие.
Пехов наблюдал за процессом стоя снаружи, в то время как сидящий за пультом, в корабле, Григорьев подал на сеть напряжение. «Набухающая» энергией сеть чуть просела, распрямляясь, и начиная заметно нагреваться. Самый сильное выделение тепла должно было произойти на внешнем радиусе, как раз в районе фокусирующих колец: по его количеству можно было точно определить насколько идентичны в плане характеристик составляющие их части, и какую энергоотдачу следует ожидать от каждой. Там уже дрожало марево, в котором неожиданно появились облачка сизого дыма. Трава начала тлеть, ещё мгновенье – и она вспыхнула.
- Сотая от номинальной, - сообщим по интеркому Григорьев
- Разбаланс большой?
- Сущие пустяки. Выравним за час.
- Отлично, - весело откликнулся Пехов. – Потом дадим ей остыть, проведём повторное тестирование и…
И осёкся.
Забыв, что хотел сказать, он нахмурился, и, часто-часто моргая, закрутил головой, оглядывая горящую в полукилометре от него полосу.
За стеной дыма кто-то стоял. Пехов чувствовал его присутствие, но лихорадочно шарящий взгляд не находили ничего. Только вяло пляшущие языки пламени и поднимающиеся вверх клубы дыма. И тем не менее, там что-то было.
Нечто или некто.
Молчаливый и неподвижный, он стоял среди дыма и плывущего в потоках горячего воздуха пепла, уперев в человека пристальный недобрый взгляд. Неприязнь, боль и невыразимое словами чувство, сродни желанию вытеснить из своей среды то, что причинило страдание, сквозило в этом жутковатом взгляде, от которого хотелось зарыться в землю, укрыться бетоном и стальными плитами. Он ощущался почти физически.
«Прочь, - читалось в нём. – Уходи. Прочь!»
Обливаясь холодным потом от внезапно нахлынувшего на него страха, Пехов начал пятится к кораблю, подальше от облизываемых пламенем фокусирующих колец, а взгляд, неотступно преследовавший его, продолжал что-то шептать ему. И этот немой шёпот, набирая мощь, перерастал в такой же немой крик.
«Прочь!» - неслось из дыма.
«Прочь, прочь!..»
«ПРОЧЬ!»
Крик перешёл в вопль. Он словно материализовался во что-то упругое, выталкивающее человека с изуродованной им земли. Невидимый некто вырос ещё больше, окружая Пехова со всех сторон. Это было невыносимо.
«Уходи. Прочь!»
Упершись спиной в обшивку корабля, Пехов нащупал позади себя крышку люка, и хотел уже было открыть её, как вдруг она вдруг открылась сама и наружу выглянула встревоженная физиономия Григорьева
- Это ты?… - он не договорил, вытаращив на колеблющуюся дымовую завесу глаза, и застыл в проёме люка нелепой, гротескной куклой. – Кто это?..
«Прочь!» - визжали тысячи израненных, истерзанных огнём жизней.
«Прочь!» - шептали корчащиеся в предсмертных муках.
«Прочь!» - в ужасе надрывались те, кого не коснулась смерть.
Хор беззвучных голосов креп и усиливался. К нему присоединялись всё новые и новые голоса, громоздя над двумя съёжившимися человеческими фигурками незримую, непроходимо-глухую стену чёрной враждебности…
Стену?
У Пехова подкосились ноги.
Стена!
Не раздумывая более ни секунды, он нырнул в люк, свалив застрявшего там инженера, захлопнул крышку и метнулся к своему пилотскому месту, одним движением отстреливая питающие сеть фидеры и запуская антигравы.
Он почувствовал облегчение, только когда «Протуберанец» поднялся на полукилометровую высоту.
***
- Внушение, телепатический удар! И кто его нанёс – растения! Просто невероятно, - Григорьев покачал головой и посмотрел вниз. Там, на расстоянии четырёхста километров плыла поверхность безымянной планеты, зелёная от бескрайних степей и серая от воды. Прекрасная, но крайне чувствительная к любым «грубостям» планета. Планета-недотрога.
- Растение – такое же живое существо, и способно реагировать на проявление агрессии, - ответил Пехов. – Просто на этой планете такая своеобразная форма этой реакции. И потом, вероятно мы имели дело не просто с травой или деревьями, а с частями чего-то большого… Поистине планетарных масштабов.
- Растительный организм величиной с планету?
- А почему бы и нет. Это может объяснить многое…
Григорьев кивнул:
- Осмысленность внушаемого, например.
- Я не думаю, что это растительное сверхсущество разумно, - ответил Пехов. – Просто его эманации так воспринял наш мозг. Реакция могла быть явлением чисто… рефлекторным, если тут применим этот термин. Хотя утверждать это не берусь.
- Оно агрессивно ко всему, что грозит его целостности, - проговорил Григорьев.
- И сила воздействия зависит от степени грозящей опасности, - подхватил Пехов. – Точно. Когда мы укладывали сеть, наше воздействие на биомассу было незначительным и ответная реакция – соответствующей. А когда началась настройка…
- Поэтому-то тут и нет никакой крупной живности, - заметил Григорьев. – Только такая, какая не вредит этой исполинской полуразумной лужайке. В противном случае, она выдавила бы из себя всех и вся. Как сделала это с фэнками и с нами.
Он снова поглядел вниз.
- Вот тебе и перспективная планета.
- Придётся искать другую поверхность для сети, - сказал Пехов. – Благо есть ещё одна. В соседней звёздной системе есть планета, которая подойдёт для этого как нельзя лучше: голый каменный шар, и никакой жизни. Только до неё почти световой год. Без разгонного блока плестись придётся долго.
Григорьев закивал, не отрывая взгляда от плывущей внизу планеты.
- Знаешь, - неожиданно проговорил он, - там следовало бы установить табличку.
- Табличку? – Пехов непонимающе уставился на товарища. – Какую табличку?
- Запрещающую. Которая частенько попадается на глаза в наших городах, и которая как нельзя лучше подошла бы к этой планете: «По газонам не ходить!»