Театр военных действий. Полуфантастика

                У САМОЙ ГРАНИЦЫ

          - Не может этого быть! Не могло быть. Никак не могло!
          Сквозь свисающие перед глазами корни поваленного дерева она смотрела на плывущие волна за волной самолёты, на зарево за лесом над станцией, слышала грохот разрывов, но в белом мертвенном свете осветительных ракет всё это казалось ей нереальным, как в кино.
          Невозможно было хоть как-то осознать, что вот они сидят здесь, в этой норе, неизвестно почему и зачем, и что теперь делать - тоже неизвестно.
          Да что же это такое? Василий, про которого капитан говорил, что он в огне не горит и в воде не тонет, убит. Сгорел вон уже в этой "Эмке". Капитан, капитан - их царь и бог - стреляет с обеих рук, ножи бросает как из пулемёта, приёмами любого кинет - лежит здесь, за ногу держится.
          А может, всё же учения? Раздвинет сейчас корни Василий, улыбнётся: "Ну что, кузнечик? А ты и растерял-си. Долго тут сидеть будете?" И капитан встанет, поправит ремень, скажет: "Такого возможного случая мы ещё не отрабатывали. Поэтому малость не того. Сейчас всё начнём снова. Покажу, как надо было действовать".
          Вон и сержант сидит со своей коробкой-рацией совершенно спокойно. Может, он знал? Как он меня из машины-то вытолкнул!
          У неё по спине прошёл озноб - перед глазами встала горящая машина, прошитая по крыше пулемётной очередью как раз там, где сидела она. Какие там учения! Попали они в переплёт, это ясно. И не только они.
          Разве так она всё это представляла? Ещё пару часов назад, этим свежим ранним утром у неё было радостное и в то же время ознобное какое-то настроение. Как тогда - перед затяжным прыжком на рекорд на авиационном празднике, перед трибунами, где, говорили, и сам Сталин был.
          Не так всё началось. Совсем не так.

                НА ПОГРАНИЧНОЙ СТАНЦИИ

          Их состав прибыл на станцию под утро, точно по расписанию, и десантники начали резво разгружать своё снаряжение. Капитан десантников направился было к коменданту за транспортом, но вдруг остановился, прислушиваясь, потом вернулся к вагону, крикнул в тамбур:
          - Землянин!
          - Я, товарищ капитан, - сержант спрыгнул с подножки.
          - У тебя слух профессиональный. Ничего не слышишь?
          - Слышу.
          - Гудят?
          - Гудят.
          - Вроде не наши.
          - Не наши.
          - По связи ничего не передавали?
          - Ничего. А нам на связь выходить не время.
          - Понятно. А со своими связаться? А? Хоть с дежурным что ли?
          - Можно, наверно, от коменданта по телефонной позвонить.
          - Пошли.
          Они двинулись к перрону, подныривая под составы, которыми были забиты все пути. Цистерны с горючим, закрытые вагоны, платформы, на которых под брезентом угадывались пушки, длинный эшелон с танками, с которых танкисты снимали брезент.
          Где-то играла гармошка, и молодые крепкие голоса, не слишком заботясь о мелодии, ревели:

                И если к нам полезет враг матёрый,
                Он будет бит повсюду и везде.

          За вокзалом веселилась молодёжь. Озорной девичий голос выводил:

                Целовал меня, подружки,
                Пограничник молодой,
                Но границы не нарушил
                В отношениях со мной.

          Тут же вступил басок:

                Ты б танкиста полюбила,
                Посмотри, какая сила -
                Пушку выставил вперёд,
                Через все границы прёт.

          Парни захохотали, и через проигрыш гармошки раздался тенорок:

                Мы, десентники, как птицы -
                Нам границы - не границы,
                Нам дала ли, не дала -
                Сверху прыг - и все дела!

          Опять хохот. но его перебил звонкий девичий годос:

                Погляди, какой храбрец,
                Да напал не на овец,
                На такого на орла
                Есть и скалка и метла.

          Тут уж женский смех забил парней.

          На перроне комендант, задёрганный, с красными глазами, кричал лейтенанту в танковой форме:
          - Что я тебе, этот кран, рожу что ли? Починят - подгоню. А пока берите вон шпалы из штабеля, по ним свои коробки спускайте. Разомнитесь немного. Отожрались в теплушках, отоспались. Пушку выставил вперёд. А тут уж не помню, когда хоть три часа подряд спал. Всё урывками. Не разгрузишь к сроку - загоню вон туда на запасные. Хоть на горбу тогда таскайте. Понял?
          "Кран ему, - возмущался про себя комендант, - мне самому без крана... Эти глухари вчера такую дурынду привезли. Там один ствол... Говорил им, что кран не поднимет. Сломали, дуболомы"
         - Товарищ комендант, - подошёл к нему капитан, - надо срочно позвонить.
          - Всем всё срочно. Что стряслось?
          - Не слышите - гудят? - он ткнул пальцем вверх.
          - Кто гудит? - комендант ошалело поднял голову.
          - Да вот и дело, что неизвестно, кто. Позвонить надо, уточнить.
          Комендант повертел головой, тревожно оглядывая забитую составами станцию, посмотрел вверх, проговорил:
          - Учения, наверно. Ничего не сообщали. Да только что состав с зерном на ту сторону ушёл. Так что всё, вроде, спокойно. Они тут вдоль границы всё время летают. И к нам, бывает, заворачивают. Говорят, приказано их не трогать. Тебе тут, капитан, на границе в новинку, а мы уж привыкли. Мы ж с ними вроде как союзники, - он даже улыбнулся устало.
          - А всё же, - поторопил его капитан, - надо бы уточнить.
          - Ну, пошли, - согласился комендант,  - позвонишь. И я тоже выясню. - Пробормотал тихо: У меня же литерный на подходе.
          По телефону ответил капитану дежурный:
          - Дежурный Лежнёв слушает.
          - Слушай, Лежнёв, где начальство?
          - Так три часа утра, товарищ капитан. Отдыхают все. В театре вечером были, потом банкет или что там... Пришли поздно.
          - В театре? - изумился капитан. - В каком театре?
          - В городском. Артисты из Москвы приехали.
          - Ни хрена себе! Тут над нами самолеты к вам прошли.
          - Какие самолёты? Откуда?
          - Какие не надо самолёты. И оттуда, откуда не надо.
          В трубке треснуло.
          - Алло, Лежнёв. Лежнёв! Слышишь меня? Ну-ка, Землянин. Что-то не слышно ничего.
          Сержант взял трубку, послушал:
          - Связи нет, товарищ капитан.
          - Как так связи нет? Как так нет? - подскочил комендант, вырвал трубку, стал стучать по рычажку. - Да мне без связи...- и бросился к выходу.
          - Где транспорт? - встал перед ним капитан. - Надо разгружаться.
          - Вон твой транспорт. Давно наготове, - комендант махнул рукой в сторону пакгаузов, где мордами в мешки с овсом стояла длинная шеренга лошадей с телегами.
          - Да ты что?! - капитан тоже перешёл на "ты". - Это когда же я с этим обозом до места доберусь? Где машины?
          - Ну вот - кавалерия ему не нравится. Товарищу Будённому нравится, а ему не нравится. Машины артиллеристам нужны. А ты свои фанерки и на телегах увезёшь. - И он бегом умчался куда-то.
         
          Капитан, матерясь, бросился назад к своему эшелону, на ходу отдавал распоряжения сержанту:
          - Землянин, скажи Василию, пусть готовит машину. Поднимай Богданову, хватит нежиться, пусть соберётся по полной форме. Оружие, плащ-палатка, паёк. И сам тоже. Патроны у старшины, у Петренки, получите. Поедем раньше, надо с лётчиками всё подготовить. "Эмку" нашему полковнику в штаб доставим, ну и сами прокатимся с комфортом, чем на бричке трястись - он улыбнулся.
          - Есть, товарищ капитан! Всё будет готово.
          Капитан зашагал вдоль вагонов, крикнул:
          - Лейтенант Свияжский!
          - Здесь, товарищ капитан.
          - Вот тебе транспорт.
          - Телеги?
          - Гужевой транспорт. Грузите планеры. Я вперёд, к лётчикам. Останешся командовать.  Погрузитесь - выводи группу в район сосредоточения. Уяснил?
          - Так точно, товарищ капитан. Эх, если б машины!
          - Если бы, да кабы... Что есть, то есть.  Не горюй, поедете с песней "Запрягайте, хлопцы, коней". Действуй!
          Свияжский припустил бегом. Эшелон зашевелился резвее, десантники работали весело, с шуточками подначивая танкистов:
          - Эй, кильки в томате! Не можете свои консервные банки скинуть. Совсем обоссилели.
          - А вы, вороны безмоторные, - кричали те в ответ,- учитесь запрягать. Телега, она надёжнее, чем ваши ящики фанерные.
          Настроение у всех было бодрое, но у капитана неспокойно было на душе. Что это за самолёты? Что со связью? Правда, несколько успокаивало то, что высокое начальство развлекалось в театре. Не до теарта им было бы, если б что-то угрожало. Вон и состав с зерном туда ушёл. Возможно, и действительно у летчиков учения какие-то совместные.
          Чёрная блестящая "Эмка" уже стояла наготове у вокзала.
         - Где Богданова? Спит ещё? Хватит вылёживаться. Сержант Землянин!
         - Здесь, товапищ капитан!
         - Давай её сюда живее.
         - Да вон она идёт, товарищ капитан.
         - О! Точно. Идёт-плывёт. Златы власы чешучи, русы косы плетучи.
         - Това-а-рищ капитан, - протянула Света, - ещё и соль на рану. Приказали ведь косы отрезать.
         - Правильно приказал. Тут такие дела намечаются - с косами несподручно будет. Так что скажи спасибо.
         - Да что уж. Пережила.
         - Света, - прогудел сержант Землянин, - чего переживать-то? Тебе и так хорошо. Вон ты какая... ну, в смысле, идёт тебе.
         - Ладно, - весело стрельнула глазами на сержанта. - Успокаиваете?
         Тряхнула короткой золотистой стрижкой и пошла к машине, красуясь в десантном комбинезоне, который сидел на ней не балахоном, как эти неказистые комбезы обычно сидят, а был так пригнан к её точёной фигурке, так её облегал, что было даже неловко на неё смотреть - будто забыла надеть платье.
          Мощная спина радиста Землянина склонилась над багажником - он там что-то укладывал. А шофёр Василий ходил вокруг машины, постукивая по шинам ногой.
          - Прошу, товарищ младший лейтенант, - капитан галантно распахнул перед Светой дверцу. - Ездили когда-нибудь на такой карете?
          - Спасибо, - улыбнулась Света, усаживаясь на заднее сиденье и пристраивая на коленях свою большую санитарную сумку.
          Она не стала, конечно, рассказывать капитану, что у её отца такая же служебная машина с шофёром. Так что накаталась на ней вдоволь.
           Здоровенный Землянин, со своей рацией, да ещё и с автоматом втиснулся вслед за Светой и занял почти всё заднее сиденье, совсем задвинув её в угол.
          - Володя! - упёрлась в сержанта руками Света. - Ты ж меня совсем задавишь. Ну куда ты ещё и свой баул втащил? Положил бы в багажник.
          - Ну ладно, - прогудел Землянин, - втисну туда как-нибудь.
          Он вернулся с небольшой коробкой на ремне через плечо и постарался сесть поаккуратнее.
          - Ну вот - другое дело, - весело сказала Света. - А коробку всё же с собой взял. Что ты там, Вова, прячешь, а?
          - Младший сержант Богданова! - с напускной строгостью подал голос с переднего сидения капитан. - Чтобы никаких разговоров ни про какие коробки не было! А то уведут. Вместе с Земляниным.
          - Понятно, - пропела Света.
          - Не "понятно", а "есть".
          - Есть, товарищ капитан! - звонко крикнула Света.
          - Вот так-то. Поехали! - скомандовал капитан, и они тронулись на запад.

                ТАК НАЧАЛОСЬ

          В дороге Света вглядывалась в темноту, надеясь увидеть какие-нибудь мощные пограничные сооружения - доты, противотанковые надолбы, ежи, врытые в землю танки - всё то, что было нарисовано в учебных руководствах. Но по сторонам обычного пыльного трясучего просёлка ничего такого не было видно. Впереди на светлеющем небе вырисовывались зазубрины чёрного леса, и ей казалось, что вот это и есть граница - высокая неприступная стена с остоверхими башнями.
          - Там скоро развилка будет, нам на правую дорогу, - сказал Василию капитан, наизусть изучивший по карте эти места. - Смотри, не проскочи.
          Только он это проговорил, как в небе вспыхнула осветительная ракета, потом ещё, еще...
          - Выключай фары! - гаркнул капитан. - Стой!
          И тут же из темноты прямо на них с рёвом вынеслись два показавшихся огромными самолёта. Сержант вмиг сгрёб в охапку Свету, распахнул дверцу и вывалился с ней в кювет. Сверху дробно загрохотало, в машину как-будто ударили камни и мотор вспыхнул пламенем.
Всё стихло, сержант, придавивший собою Свету, смущённо вскочил. Света тоже смутилась, встала, отряхиваясь. Землянин бросился к водительской дверце, крикнул Свете:
          - Посмотри, что с капитаном!
          Капитан лежал возле машины, держась за ногу. Света присела, ткнулась рукой в перебитую ногу капитана. Тут же подскочил сержант, подхватил капитана подмышки, оттащил от дороги в кусты, спокойно сказал Свете:
          - Наложи жгут покрепче, потом перевяжешь.
          Она выхватила из сумки резиновую ленту, закрутила жгут. Сержант метнулся было к багажнику, но пламя охватило машину, он отскочил и машина взорвалась, пыхнув на Свету горячим воздухом.
          - А Василий?! - закричала она.
          - Убит, - коротко бросил сержант.

          Над их головами густо понеслись самолёты, и в той стороне, где была станция, загрохотали взрывы. К небу поднялись столбы дыма и пламени, взрывы бомб слились в сплошной рёв.
          Света застыла в потрясении, сержант взвалил капитана на себя и полез вверх по склону холма, махнув Свете рукой, чтоб двигалась за ним. Она подхватила свою тяжёлую санитарную сумку и заспешила вперёд, стараясь не отстать.
         
          Вниз по холму к реке шёл овраг, густо заросший кустарником. По этому оврагу и поднимался сержант. Света едва успевала за ним, тяжело дыша. А ведь сержант тащил на себе капитана и автомат. "Ну и здоров! - подумала Света, задыхаясь. - Только бы не отстать".
          Ближе к вершине холма, с восточной стороны оврага, образовался довольно высокий обрыв, на краю которого торчало нависшее корневище поваленного дерева. Сержант остановился, пригляделся, спустился чуть вниз, поднялся в обход обрыва наверх к толстенному стволу, положил на траву капитана, потом прошёл по стволу до корней, слез, держась за корни, вниз и скрылся в тёмной норе.
          Света, опустив на землю сумку,  отдышалась и тоже полезла вверх к стволу дерева, где лежал капитан. Снизу, из-под корней, вынырнул сержант, налегке, без автомата, подхватил капитана и стал осторожно стаскивать его вниз. Тот как мог помогал. держась за корни и кривясь от боли. Света сунулась было придержать капитана сверху, но сержант отмахнул ей рукой, чтоб отошла, и, держа капитана в обнимку, спустился вниз. Света тоже стала спускаться за ними, пытаясь справиться с тянущей вниз сумкой. Сержант протянул ей снизу руку, но она замотала головой и сумела всё-таки спуститься сама.
          Под корнями, на которых сверху лежал крышей толстый пласт земли, заросший травой и мелким кустарником, было довольно большое углубление, как пещера в обрыве, где можно было наконец осмотреть ногу капитана.
         
         Света как-то сразу успокоилась, действовала споро, чётко, как на учениях. Сняла набухший кровью тяжёлый десантный ботинок, осторожно подвигала стопу, ощупала голень, радостно крикнула капитану в ухо: "Кость цела! Остальное чепуха, заживёт!" Тот улыбнулся, кивнул.
         Рана была, конечно, основательная. Вся икра разворочена, большая берцовая, похоже, действительно цела, а малая перебита, да и крови успел потерять порядком.
          Она быстро и умело сделала перевязку, сняла жгут. Капитан вздохнул облегчённо, полежал, откинувшись на спину, потом осторожно перевалился ближе к краю, откуда была хорошо видна пограничная река, мост, потом низина до самого леса, за которым горела станция. Видно было и их  раскуроченную сгоревшую "Эмку".
         
          Солнце уже встало, но за дымом его почти не было видно. Самолёты пикировали на станцию, на другие цели справа и слева от их холма. "Где же наши? - подумал капитан. - Они же хозяйничают, как хотят". Он поднял к глазам висевший на груди бинокль и вдруг с радостно замершим сердцем увидел, как из-за холма слева выплыли три больших самолёта с красными звёздами на крыльях.
          - Наши! - закричал он, тыча пальцем в небо. - Наши! Тяжёлые бомбардировщики.
          Света и Землянин подсунулись ближе к краю норы.
         - Где? Где? - кричала  Света.
          Капитан мотнул головой, снимая ремешок бинокля, протянул его Свете:
          - Да вон! Вон! Три уже. Сейчас ещё пойдут.
         Но больше самолётов не показывалось, а на эту тройку внезапно сверху буквально свалились шесть чёрных немецких истребителей, в небе затрещало, как палкой по штакетнику.
          - Немцы, - отчаянно махнула рукой Света и протянула бинокль капитану.
          Ему было видно, как из-под брюх больших машин посыпались бомбы, раздался свист, казалось - бомбы летят прямо на них, но они упали возле моста с большим недолётом, а некоторые - в долину как раз под их норой. Загрохотали неимоверной силы взрывы, задрожала земля, и поражённый капитан увидел, что из-под неприметного длинного холмика в долине взметнулись вверх и закружились на ветру шинели, одеяла, белые простыни...
          А в небе продолжался резкий треск пулемётов и низкая глухая дробь авиационных пушек. Юркие истребители осами вились над большими машинами, и вдруг одна из них вспыхнула и канула вниз, другая задымила, косо пошла к земле, надрывно воя моторами, тут же клюнула носом и последняя, тоже пустив шлейф дыма.
          Возле падающих самолётов вздулись белые парашюты. Капитан, вздохнув, насчитал только пять.
          Истребители широкими дугами снизилось к парашютистам, и четыре белых купола один за другим свернулись. Черные фигурки, висевшие под куполами, камнем чиркнули вниз.
          - Что делают, подлецы, - зло шептал капитан, - что творят, гады.
          Света, закусив губу, опустила голову, а капитан впился в окуляры бинокля: откуда-то сверху, со стороны уже поднявшегося над дымами  солнца, вынырнули два истребителя и врезались в очередную волну немецких бомбардировщиков, плывших на восток. Сразу же один немецкий бомбардировщик вспыхнул, пошёл, завывая, вниз и вдруг рванул яркой огненной вспышкой. Второй круто свалился на нос, штопором ухнул в землю, подняв столб пламени и дыма.
          Все шесть немецких истребителей оставили последнего парашютиста, метнулись к нападавшей паре, стараясь отсечь её от своих бомбардировщиков.
          Бой истребителей с земли был похож не на сражение, а на показательную демонстрацию фигур высшего пилотажа: самолёты выписывали виражи друг против друга, падали на крыло, уходя в штопор, взмывали вверх, крутясь веретеном, при этом каждая пара была как на жёсткой связке - ведомый точно выполнял все манёвры ведущего.
          Но вдруг в красивом и даже как бы музыкальном движении четырех пар произошёл сбой - один самолет с красными звёздами выпал из виража, пошёл, задымившись, вниз, всё круче, круче, пока не упал в отвесный штопор. Его напарник взвинтился, блестя крыльями, вверх, и оттуда по резко наклонной кривой стремительно пошёл на удаляющиеся на восток бомбардировщики. Немецкая шестерка нестройно заметалась, пытаясь выйти ему наперерез. Бесперебойно трещали пулемёты, но ястребок впился сверху в чёрную тушу немецкого бомбардировщика и обе машины пыхнули огненным шаром, падая кусками на землю.
         
         В пещере все подавленно молчали. Света удвинулась вглубь, капитан водил из стороны в сторону биноклем. Волна самолётов ушла на восток, и вдруг стало тихо, только сверху доносился ноющий звук.
          - Рама висит, - сказал капитан, - то ли разведчик, то ли корректировщик.
          Не успел он это проговорить, как над головами громко, с шипением и свистом зашелестело, и далеко впереди ударили из земли чёрные фонтаны, а следом загрохотало, загудело, завыло. От сплошного звенящего грохота зудели кости черепа, ломило зубы, воздух в пещере, казалось, сгустился, отдаваясь резким эхом, вибрировал и бил по перепонкам. Хотелось спрятать куда-нибудь голову или выпрыгнуть из норы и бежать отсюда прочь. Но некуда было бежать - грохотало везде, их холм тоже ходил ходуном, сверху сыпались комья земли, труха мелких веток и листьев. Снова поднялся дым вокруг, и какая-то пыльная мгла пригасила солнце.
          Вдруг за лесом над станцией фейерверком полетели вверх длинные хвостатые искры, раздался рваный треск. Капитан схватил бинокль и понял - боеприпасы в вагонах рвутся. Справа глухо ухнуло, и к небу поднялся огненно-чёрный, вихрящийся по краям гриб. "Горючка, - подумал капитан. -  Склад ГСМ рвануло. Похоже - танковая соляра. Артподготовку ведут, сволочи".
          Казалось, истязание ревом и грохотом никогда не кончится, но внезапно всё стихло, и стало слышно, что вверху загудели медленно летящие самолёты. Скоро под ними большими пузырями стали густо пестрить небо грибы парашютов.
          - Десант, - упавшим голосом проговорил капитан. - Теперь войска пойдут. По науке действуют. Как на учениях. Это всё. Это война.
Парашюты белыми хлопьями медленно опускались. Вдруг от станции послышалась автоматная стрельба, ударили пулемёты. В бинокль было видно, как обвисали на стропах чёрные фигурки, как гасли и падали парашюты.
          - Наши! - задохнувшись прокричал капитан. - Мои ребята бьют! Дегтяри бьют. ППШ. Живы мои парни, живы. Давай, ребята! Кроши их, сучье племя! За наших летчиков! Видали? - обернулся он к Свете и сержанту. - Не выйдет у них, всё равно не выйдет. Соберутся наши, намылят им рожу.
          Капитану не хотелось признаваться себе в том, что он отмечал командирским слухом: автоматы и пулемёты били не густо, а белые хлопья неумолимо накрывали станцию.
         
          - Товарищ капитан! - Землянин показал рукой направо вниз, где хорошо просматривался мост, поле за ним и дальний лес, откуда выползали немецкие танки.
          Возле моста затрещали пулемёты, но танки ударили из пушек и стрельба смолкла. Танки стали сбиваться к мосту, на него выскочили мотоциклисты, замахали руками танкам.
          - Не заминирован мост, - ахнул капитан, - точно, не заминирован.
          Первый танк прошёл по мосту, за ним сплошной лентой двинулись другие.
          И тут в один голос закричали Света и сержант, тыча руками вниз. в овраг. Там из-за уступа слева вывернулись два мощних танка с длинными толстыми хоботами пушек и красными звёздами на зелёных башнях.
          - КэВэшки! - улыбнулся сержант.
          - Точно, - весело отозвался капитан, - они самые. Это машины! Они вам сейчас, жукам навозным, покажут!
          Танки шли по дну оврага, закрытые от немцев обрывом, и выскочили перед носом у замершей в растерянности пятёрки немцев, успевших пройти по мосту. Через мгновение короткие немецкие пушечки открыли огонь, который не причинял КэВэшкам никакого видимого вреда, и они продолжали двигаться к мосту, на ходу разворачивая туда башни.
         Из пушки переднего нашего танка блеснуло дымное пламя, резко рявкнул выстрел, и немецкий танк на мосту сразу вспыхнул  высоким факелом. Рявкнула пушка второго КВ, и немецкий танк, только въезжавший с той стороны на мост, задымился и тоже занялся огнём. Переправа была глухо блокирована, но для верности КэВэшки подожгли и третий танк немцев, стоявший в очереди на мост.
          Немецкие танки на той стороне реки бросились от моста врассыпную, а пять танков на этой стороне пытались обойти наших сзади. Но те, маневрируя, занялись и этой пятёркой, отчаянно палившей по непробиваемой броне наших мощных машин. Грохнул громовый выстрел, и с ближайшего немецкого танка слетела башня, как пустая консервная банка. Ещё по одному немецкому танку в упор ударил тяжёлый снаряд, и листы тонкой брони на нём вздыбились, а сам он завалился набок.
          Три оставшихся немца рассыпались веером. Тот, что был на правом крыле веера, загорелся подбитый, центральный танк изо всех сил уходил на восток к лесу, а левый свернул в сторону оврага, надеясь, видимо, укрыться там от грозных пушек.
         Армада танков из-за реки вела шквальный огонь по КэВэшкам, но те маневрировали так, чтобы лобовой бронёй оставаться к реке, и потому были неуязвимы, хотя у немцев обнаружились танки с более мощной пушкой, чем у тех пяти смертников, которых отправили через мост первыми. К тому же, подкатилась к мосту ещё и зенитка с длинным тонким стволом, а это была уже серьёзная угроза даже для такого богатыря как КВ.
          Наши почему-то больше не стреляли. Один из них, пятясь от реки, стал преследовать того немца, который был уже почти у леса, потом развернулся на месте, рванул вперёд так, что из-под гусениц полетели комья земли, настиг беглеца и прикончил его почти в упор. Однако и его корма задымилась, задымилась и пыхнула чёрным огненным облаком. А немцы, вымещая злобу, всё били и били по нему из-за реки всем скопом, чтобы уж наверняка истребить экипаж.
          Оставшийся КВ с молчащей пушкой тоже попятился от реки и вдруг резко вильнул к оврагу, быстро скрывшись от заречных немецких пушек за обрывом. Но в овраг он спускаться не стал, а ходко пошёл по другой стороне оврага, не такой высокой, как обрыв. А последний из пятёрки немецких танков уже карабкался по осыпавшимся камням на дне оврага прямо под норой наших наблюдателей.
          - Эх, - вздохнул капитан, - связочку гранат бы сюда!
          В тот же момент КВ вздыбился над немцем с другого берега оврага и вдруг всей тяжкой тушей ухнул на него сверху, смяв его хлипкий корпус, как жестянку. Обломки немецкого танка вспыхнули, глухо рвануло несколько взрывов и КВ тоже охватило пламя.

          Внезапно Землянин выскочил наружу, держась за корни упёрся внизу ногами и мигом скатился к горящей груде металла. И тут кипитан и Света увидели. что из дымного костра выкатился чёрный клубок в языках пламени. Землянин бросился на него, прижал к земле, нагребал на него руками песок, как будто плавал. Потом вскочил, выхватил нож, собираясь резать комбинезон.
          - Не режь комбез, - хрипло и с надрывом закричал танкист. - С мясом снимешь. Ссы на спину, на комбез ссы!
          Землянин опешил, застыл. Танкист повернул голову, сквозь зубы со стоном взвыл:
          - Ссы! От ожогов!
          Землянин стал расстёгиваться. Света отвернулась. Выполнив процедуру, Землянин оставил танкиста лежать, а сам вылез на другую сторону оврага и пригнувшись побежал к длинному развороченному бомбами бугорку, от которого шёл пахнувший горелыми тряпками дым. Там он подхватил с земли одеяло, накинул на себя и где перебежками, где ползком стал собирать одеяла и простыни.
          - Вот парень! - восхищённо проговорил капитан. - Видала, Света, какая смекалка! Я же всегда говорил - цены ему нет!
          А Света уже спускалась по корням к танкисту. Землянин споро связал всё собранное в узел, тоже вернулся к танкисту. Вдвоем со Светой они осторожно обмотали танкиста одеялами, Землянин привязал его к себе и потащил наверх. Света несла узел.

                ПЕЩЕРНАЯ ЖИЗНЬ

          В пещере Света схватила свою санитарную сумку и начала хлопотать вокруг танкиста. Землянин смущённо предложил:
          - Может, я перевяжу?
          Она усмехнулась:
          - Думаешь, Володя, что я того лекарства не знаю, которым ты его лечил? Вы же, десантники, свои раны так обрабатываете. Верно? Хоть врачи и не верят, а все говорят - помогает. Особенно при ожогах. Так что не волнуйся. Я ведь на медкурсах и не такое видела.
          Она вспомнила их инструктора - военврача, суровую и язвительную сухую воблу. Гоняла она их до совершенного изнеможения, таскала по больницам, выискивая самую жуть, от которой подступала тошнота, голова шла кругом, в глазах темнело. У неё была смешная фамилия - Гриц, и понятно, что её сразу прозвали - Шприц. Она это знала и говорила скрипучим голосом:
          - Для вас, мои дорогие изнеженные создания, шприц не менее важен, чем пистолет. А может, и более. Если раненый погиб от вашего небрежения, незнания и неумения, то его не враг убил, а вы. Значит, вы помогли не своей армии, а вражеской. Так это и запомните.
          Ненавидели мы её, дуры, а она так всех вышколила, что за её питомцами все командиры прямо-таки охотились.
         Воспоминания её не отвлекали, она работала сноровисто, умело, приговаривая ласково, как напевала:
          - Ничего серьёзного, миленький, руки-ноги целы, а тут оно быстро заживёт. Тебя как зовут-то?
         Танкист, крепясь, бодрился перед девушкой:
          - Старший лейтенант Широков. А зовут Николаем. Ну, Коля. Да ладно, делов-то. Шкура, как говорится, до свадьбы нарастёт. Как там немцы? Прошли через мост?
          Капитан смотрел в бинокль и подробно рассказывал о событиях у моста:
          - Танки, которые вы на мосту сожгли, всё ещё растащить не могут. Молодцы вы, ребята. Хорошо их заклинили. Грамотно. Они вон понтоны подвозят, наводят переправу. Чётко работают, гниды. Да чего же? Никто не мешает. Сюда бы хоть сорокопяточек батарею, они б их живо переправили. На тот свет. Вы-то вон - всего двумя танками, а как их заткнули!
          Танкист дёрнулся, скрипнул зубами, заговорил быстро, громко, чуть не со вскриком - видно старался забить жгущую его боль:
          - Да если б не этот приказ! Ведь у нас там, за холмом, сто пятьдесят танков было. Тэшки да БэТээшки больше, но и тридцатьчетвёрок двадцать пять и десяток КВ. Сила!
          - А что за приказ? - спросил капитан.
          - Да как же! - он опять дёрнулся и вскрикнул от боли.
          - Лежи, Коленька, лежи спокойно, - Света погладила его по голове.
          - Я-то проснулся, когда ещё самолёты ночью загудели, - продолжал танкист, лёжа на животе и положив голову набок. - Мы же с Серёжей (это второго танка командир), мы с ним ещё с Халкин-Гола. Пороху там уже понюхали. Он тоже проснулся. Чуем - неладное что-то. Но никакой команды нет. Всё спокойно.
          Всё же оделись мы, посидели, поговорили, потом своих хлопцев подняли, пощли к танкам. И тут - бомбовый удар! Команда "По машинам!", а мы свои две уже заводим. Другие повыскакивали, кое-кто даже без комбеза. Ну и, конечно, многие и до машин-то не добежали.
          Танки стояли тесно, побило много. У легких танков броня слабенькая - их сильно покалечило. И тридцатьчетвёркам  тоже досталось. Пару КВ разворотило. Но всё-равно еще половина-то точно уж осталась. И тут этот приказ: "Границу не переходить, никаких действий не предпринимать, ждать распряжений". То есть - тебе в ухо, а ты подставь другое. Ну и подставили - артналёт начался. Тут уж всё перемололи. Мы с Серёжей успели выскочить, и - в этот овраг. Потом ихние штурмовики пошли. Добивать, если кто ещё ползает.
          Николай замолчал. И все молчали, не зная, что сказать. "Что-то там не то с приказом, - подумал капитан. - Не могло быть такого приказа в такой обстановке. Похоже, напутал танкист".
          А тот, отдохнув, продолжал:
          - Мы в овраге в лесочке пересидели, что делать, соображаем. Этот мост мы хорошо знали, думаем, если немец пойдёт, то мост-то уж точно задействует, если наши не взорвали. Вот и решили сюда.
          - Правильно решили, - похвалил капитан, - молодцы! Если бы все командиры так соображали! А что же Серёжа корму-то подставил?
          Танкист тяжело вздохнул:
          - А что ему было делать? Видишь, боезарядов-то у нас толком не было. Завтра стрельбы намечались, так нам выдали по пять штук. Я все их израсходовал, у Серёжи один остался. Он видит - тот таракан к лесу уползает. Конечно, нашей пушкой Сергей и оттуда бы его достал, да хотел уж наверняка. Ну и всё равно - без снарядов что бы мы делали? Вот ребята таракана этого последним снарядом и придушили. А о себе уже и не думали.
          Он скрипнул зубами, застонал приглушённо, продолжал тихо:
          - Я как увидел, что они Серёжу долбят, чтоб всех там сжечь, су...(скосил глаза на Свету) сволочи. Ну, думаю, хоть этого гада ползучего достану. Я тебя, думаю, и без пушки задавлю, гниду. За Серёжу. А как смял его, снаряды у него рванули. В общем, сам не помню, как оттуда вывалился. А ребята там и остались.
          Затих танкист. Видно, стал действовать укол, который сделала ему Света.
          Все молчали. Капитан водил туда-сюда биноклем.
         
          В долине шарили миноискателями немецкие сапёры, но мин, похоже, нигде не обнаружили. А через реку по мосту, по понтонам хлынули немецкие танки. Потом пошли тягачи с пушками на прицепе, броневики, грузовики. Но удивительно: техники было мало. Очень много лошадей с повозками, даже пушки на конной тяге. Ну и пехота. Пешадралом прут. Маршируют. Рукава закатаны, песни горланят. Никто их не бомбит, никто по ним не стреляет. Как будто так и надо!
         - Нет, вы вон гляньте на этих вояк, - он махнул рукой вниз. - Это вот таким войском они собрались до Москвы топать? Смех!
         - Что там? - спросила Света.
         - Ну вон посмотри, - протянул он ей бинокль.
         Внизу, в долине потоками двигались конные обозы, отряды мотоциклистов с колясками, из которых торчали пулемёты, даже велосипедисты крутили педали, и плотной массой шагала пехота.
         "Идут захватчики,- с горечью подумала она, - а я вот вместо того, чтоб воевать, как учили, сижу тут, как в театральной ложе, спектакль смотрю. ТВД, - вспомнила вдруг. - Когда встречала эту аббревиатуру в наставлениях и уставах, то особо не вдумывалась. Ну, ТВД и ТВД. А вот теперь-то совсем по-другому оно зазвучало. Глупо зазвучало. Издевательски даже. Театр военных действий. Кто же это такую глупость придумал? Может быть, из высоких штабов смотреть, в военные игры на картах играть да на учениях борьбой с условным противником любоваться - так оно и театр. А вот ты сам на этой сцене окажись - под бомбами, под обстрелами, в танке горящем, в самолёте падающем - тут тебе театром не покажется".
         Она вернула бинокль:
         - Что же нам-то делать, товарищ капитан?
         - А ты заметь, - поднял он палец, - стрельба-то стихла. Что это значит? А это значит, что наши отошли и готовят контрудар наверняка с флангов, чтоб вот такие клешни, как на нашем участке, которые немец лихо протянул, перерезать, окружить их и добить в котле. Думаю, завтра рано утром ударят наши. Наверняка.
         
          Внезапно у капитана произошло какое-то смещение в голове. Их нора была на восточном склоне холма, и капитану, наблюдавшему нашествие по ходу наступающих войск, вдруг представилось, что он находится на своём командном пункте, что это наша авиация нанесла сокрушающий бомбовый удар, наша артиллерия подняла огневой вал и катит его вглубь территории противника, что это его парашютисты свалились на головы подавленному огнём, растерянному от внезапности, мечущемуся в панике врагу, и вот танковые клинья уже режут не успевшую сложиться оборону, и идёт пехота, добивая оставшиеся островки слабого сопротивления.
          Понимал капитан, хорошо понимал, что удержать неожиданный удар такой силы невозможно. Мощный и внезапный удар по тесно сидящим на земле самолётам, по танкам без снарядов и экипажей, по молчащим пушкам, по спящим казармам и штабам. Эх, если бы это был наш удар! Если бы наш!
          Он со всей силы стукнул по земле кулаком и чуть не взвыл от дёрнувшей боли в ноге.
          Однако оставалась всё же надежда, что именно этот участок границы оказался на острие прорыва немцев. Но госграница велика. Вполне возможно, что на других её участках Красная Армия уже перешла в решительное наступление и громит обнаглевшего агрессора на его территории "малой кровью, могучим ударом", как и было обещано в песне.

          - Землянин! - капитан повернулся к сержанту. Тот сидел в дальнем углу пещеры, колдовал что-то над своей коробкой, и его лицо было подсвечено холодным зеленоватым отблеском.
          - Я, - отозвался он рассеянно.
          - Рация в машине сгорела?
          - Сгорела.
          Капитан сжал кулаки. Что толку теперь кому-то разнос устраивать? Сам виноват. Прокатились с комфортом. Да ведь кто же мог такое ожидать? В мирное-то время. Если б в боевых условиях, то, понятно, никогда бы такого не допустил. По правде говоря, если б и была связь, то что бы он доложил? Что бросил часть, не знает, где она, а сам раненный лежит бревном в норе? Позор, да и только. Вздохнул, сказал, пытаясь говорить спокойно:
          - Что будем делать? Твоя коробка работает?
          - Да вот, товарищ капитан, стараюсь, - пробормотал сержант и вдруг поднял голову, прислушался, приложил палец к губам и зашипел, - ш-ш-ш.

          Через некоторое время сверху, с обрыва, донеслись голоса и стала всё яснее слышна чужая лающая речь. Капитан достал из кобуры пистолет. Все замерли. Вверху громко переговаривались, вниз посыпались комочки земли, потом зажурчали струи и по корням полилась вниз желтая жижа. Вверху захохотали, и говор постепенно затих, удаляясь.
          Капитан скрипел зубами от охватившей его бессильной ярости. К такому ли позору он готовился? С самого своего саратовского детства, когда их ватаги называли "агафоновской шпаной", когда они дрались двор на двор, улица на улицу, закаляя себя, чтобы быть "настоящими парнями", когда часами бросали в забор ножи, пока не онемеют руки, когда потом, в десантной школе учился боевым приёмам борьбы, учился стрелять на бегу, с кувырка, с прыжка. Он натренировал своё тело так, что каждая мышца была как натянутая звенящая струна, готовая в мгновение выполнить любое самое закрученное движение. Он знал, что когда встретится лицом к лицу с любым врагом, то наверняка обломает ему рога.
          И вот он - враг. Вот он. И далеко и близко. И в небе и на земле. На его, капитана, земле. Творит, что хочет. И ничего не может ему сделать капитан. Ничего.

          Он старался не встречаться взглядом со своими подчиненными. Стыд жёг сердце. Потом всё же хмуро спросил Свету:
          - Что они говорили?
          - Говорили, что хорошее место для наблюдательного пункта, но что отсюда наблюдать уже поздно. Надо, говорят впереди искать. Отсюда, говорят, Москву не видно.
          - Москву, - дёрнулся капитан. - Это тут им легко досталось. Видно, слабое место было в обороне. Но ведь придавят их, скоро придавят. Пусть лучше о Берлине подумают, а не о Москве.
          - Точно, - подал голос танкист. - Какая им Москва? Вы ж сами видели, какие у них танки. Смех! А у нас! Ну да, пожгли наших малость. Внезапность сработала. Ничего, очухаются наши ребята, влупят гадам. Ещё как влупят!
          Капитан убрал пистолет, сказал с досадой:
          - Лежим тут, как чурки. Что ж это - как человек устроен: подумаешь - нога повреждена. Ну как если бы у машины колесо сломалось. Поменял колесо - и всех делов. А тут всё - лежи и не рыпайся.
          - Ничего, товарищ капитан, - бодро заговорила Света, - начнут наши наступление, починят вас в госпитале.
          - Да пока меня чинить будут, вы с войсками уже и правда до Берлина дойдёте.
          - А мы Берлин брать не будем. Вас подождём, товарищ капитан.
          - Ладно, шутки шутками, а надо думать, что делать. Как считаешь, Землянин - ночью на станцию пробраться? Посмотреть там, что и как. Возможно, из наших кто уцелел.
          - Среди ночи можно.
          - Да как он пойдёт? - вмешалась Света. - В красноармейской форме? Подождите-ка!

          Вскочила, подхватила свою сумку, отодвинулась согнувшись в самую высокую часть пещеры и принялась прилаживать к свисающим корням простыню. Соорудив занавеску, стала за ней копошиться, оставив мужчин в замешательстве. Через некоторое время, отодвинув простыню рукой, выступила вперёд, и все уставились на неё в полном ступоре.
          Она появилась как из другого мира, и сама совсем другая. Необыкновенно хороша в коротеньком узком голубом платьице с белым воротником и манжетами, в белых туфельках на невысоком каблучке.
          Капитан и сержант не дыша смотрели на это чудо, а танкист, вывернув набок голову, старался, кривясь от боли, приподняться, чтоб было лучше видно.
          И показалось вдруг такой дикой нелепостью всё происходившее вокруг - бомбёжки, стрельба, гибель людей, эти серые, неизвестно откуда взявшиеся толпы внизу. Наверняка у каждого мелькнуло: ну ладно, мы, мужики, нам, вроде и положено, а ей-то на что всё это? Что теперь с ней будет? А если погибнет? Для того ли такая красота создавалась?
          - Вот, - смущённо и в то же время кокетливо проговорила Света, чуть пританцовывая стройными ножками. - Думала, ведь не всегда же воевать придётся, будет когда и отдых. Ну и носила с собой, - она тихонько вздохнула. - Не надевала ещё ни разу.
          Потом, спохватившись, заговорила серьёзно:
          - Воротник и манжеты спорю, а в платье можно пройти. Как будто местная.
          - Ага, - проворчал капитан, - воротник она спорет. Да на тебя хоть мешок надень...
          - Так нет другого выхода. Не можем же мы здесь вечно сидеть. Я тут уже присмотрела, - заторопилась она, - по оврагу можно вон туда вверх подняться до кустов, там по кустам поле обогнуть и почти до леса перед станцией, ну а дальше через лес и совсем легко. Воды ведь надо, - она украдкой кивнула в сторону танкиста и прошептала, - температура у него высокая. Да и вам, товарищ капитан.

          В норе было жарко, хотелось пить, да и в животах подсасывало. В багажнике "Эмки" была и вода и провиант, да что ж теперь об этом вспоминать.
          Капитан понимал, что Света права. Понимал также, что сержант и Света вдвоём легко вернутся к своим. Разведчики-десантники, они таким действиям хорошо обучены. Ночью запросто пройдут. А вот он с танкистом - только обуза. Так что надо отправлять ребят. Конечно, без них двум калекам наверняка хана. Но война есть война. Понятно, что не хочется погибать так глупо, так бестолково. Танкист хоть вон сколько танков у немца сжёг, уж десяток-то фашистов точно уничтожил. А я?
          Он сжал зубы, тряхнул головой, отгоняя от себя ненужные мысли, сказал строго:
          - Пойдёте вдвоём. Землянин ночью хорошо видит. Если в посёлке остались из местных кто, тогда пойдешь к ним одна, поговоришь, разузнаешь. Ты, Землянин, будешь ждать в лесу. Если везде одни немцы, то не соваться! Обойти и выходить к своим.
         - Това-а-арищ капитан, - начала было Света, - но он повысил голос:
         - Это приказ! Всё понятно? Давайте обдумаем, по карте прикинем. А потом поспать всем надо. Пока, вроде, тихо всё.
          - Мы за вами утром вернёмся, - горячо и как бы виновато затараторила Света. - Я вам вот лекарств оставлю, как что делать скажу. Вот ещё спирта немного осталось, - она потрясла фляжкой. - Для перевязок. А мы со своими войсками вернёмся. Погонят же наши этих фашистов!
          - Это точно, - улыбнулся капитан. - Так что гляди веселей! У меня вот тоже фляжка водки есть. Для перевязок, конечно. Так что не волнуйся, не пропадём! А теперь спать!

                ПЕРВАЯ ВОЕННАЯ НОЧЬ

          У Светы с детства была хорошая привычка. Некоторые от переживаний заснуть не могут, а она наоборот - от всяких печалей и горестей уходила в сон. А когда утром просыпалась, то горестей будто и не бывало. Вот и сейчас от всех переживаний этого дня будто в обморок упала в забытьё. Прямо в новеньком платье. Ещё подумала: "Пусть хоть помнётся, а то и правда - как на танцы".
          Проснулась, когда уже стало темнеть. Длинный июльский вечер гаснуть не спешил, но у них в норе было уже темно, наверху в лесу, наверняка, тоже. Решили уже идти, как вдруг Землянин прислушался, сделал знак рукой молчать. Никто не слышал ничего подозрительного, но все уже убедились, какой у сержанта слух, поэтому затихли. Тот сказал негромко:
          - Подождите, надо посмотреть, - и стал осторожно вылезать, закинув за спину автомат и коробку на ремне.

          Да, в лесу уже сгустилась тьма, хотя небо над деревьями ещё светилось глубокой тёмной синевой. Землянин открыл коробку - она слабо засветилась - вгляделся в неё и уверенно, как белым днём, зашагал среди деревьев на запад.
          Сержант ушёл, и в норе стало пусто. Не потому, что он своим мощным телом заполнял большое пространство. Не в этом дело. Тревожная это была пустота. Понятно, что если бы их обнаружили, то и Землянин ничего не смог бы сделать. Ну, положил бы пару-другую фашистов. Да хоть и десяток. Всё равно им тут, в этой норе, всем бы конец. И всё же с сержантом было спокойнее, надёжнее. Казалось, в любой ситуации он найдёт выход, придумает что-нибудь.
          А теперь вот Свете стало страшно. Она впервые подумала, и не только подумала, а всем нутром ощутила, что если бы он её не вытолкнул из машины, её уже не было бы в живых. Как же так? Она вдруг перестала бы существовать. Конец. Нет её больше. Да ведь она ещё и не жила, только собиралась начать настоящую жизнь.
          И почему это тот стрелок в самолёте хотел её жизнь прекратить? Что она ему такого сделала, что он решил её убить? Чушь какая-то. Дичь. Но ведь и она училась стрелять, чтобы убивать кого-то. За что? За что сегодня на их глазах ожесточённо убивали друг друга молодые, здоровые парни?
          Одно дело, когда Света на учениях стреляла по фанерным силуэтам, когда пела:

                Мы смело в бой пойдём
                За власть Советов,
                И как один умрём
                В борьбе за это.

          Так то ж песня, то ж учения. Не собирались же действительно все умирать "как один". Не представляли же себя на месте фанерной мишени.
 
          Теперь она поняла, что имел ввиду отец - военный хирург, большой медицинский начальник - когда говорил: "Война - это не кино, это большая человеческая глупость". Ведь пристроил же её отец после института в штаб переводчицей. Так нет, её в романтику потянуло.
          Она тогда с Витей познакомилась, с десантником. Парень - что надо! Смелый, спортивный, весёлый. На турнике такое крутил - дух захватывало. Ну и, ясное дело, втюрилась она в него. Он её и на курсы десантников заманил, а потом и в десантную школу, откуда её капитан в десантный отряд  забрал. С Витей у них потом как-то не сложилось. Очень уж много девчонок вокруг него увивалось. Где-то он сейчас. Жив ли?
          А с ней что будет? Обнаружат ведь их рано или поздно. Что тогда? Только не плен! Такой позор хуже смерти! Надо скорее уходить к своим. Куда же Землянин запропастился? Нет его и нет. Уж не случилось ли чего с ним? Об этом даже подумать страшно. Что она тогда будет делать с этим лазаретом?

          Капитан тоже не понимал, куда это подевался сержант. Капитана то бросало в жар, то озноб накатывал, голова гудела, мысли путались. Неужели Землянин решил один к нашим пробиваться? Чтобы Свету не подставлять? А вдруг... а вдруг... Как ожгло капитана - к немцам ушёл!
          А может, он даже их агент? Точно! Так оно и есть. Недаром он со своей рацией всё время колдовал. Ведь вполне мог и направлять их самолёты да танки. А я и уши развесил, что он сам такую рацию смастерил. У немцев-то радиотехника ого-го. Как же я это раньше не допёр? Ясно, что при подготовке такого наступления они наверняка забросили сюда свою агентуру. Вот этот радист один из них и есть. Всегда держался замкнуто. Молчун. Ни поговорить с ним толком. Всё только "да" , "нет" да "есть" - вот и все разговоры. А когда немцы наверху гоготали, он что-то больно внимательно прислушивался. Понимает по-немецки, факт! Капитана лихорадило, кровь стучала в голове, ярость отчаяния охватила его.

          Но тут свисавшие корни зашуршали и по ним вниз скользнула сначала тень радиста, потом сержант помог спуститься кому-то ещё. Капитан достал из кобуры пистолет.
          - Товарищ капитан, - тихо заговорил сержант, - тут со мной товарищ майор, а наверху ещё старший лейтенант. Он сейчас спустится. Поговорите, они всё расскажут.
          Теперь капитана обдало жаром стыда. Надо же такое накрутить! Ведь всех их, кто тут в норе, сержант считай от верной смерти спас. Теперь вот своих кого-то отыскал.
          Капитан и сказать ничего не успел, а сержант уже отодвинулся к Свете, и та с дрогнувшим от радости сердцем почувствовала, как сержант легонько тронул её за плечо, и услышала его громкий шёпот:
          - Свет, ты корову доить умеешь?
          - Какую корову? - засмеялась она.
          - Рыжая она, вроде. С белыми пятнами.
          - Вовчик, ну что ты такое бормочешь? - она в темноте протянула руку и потрепала его по жёсткому ёжику короткой стрижки, хотя готова была броситься ему на шею и расцеловать. - Какая такая рыжая корова?
          - Пойдём со мной, - потянул он её за руку.
          Спрашивать ничего не стала - на край света пошла бы за ним не задумываясь. Сержант полез по корням вверх, она обхватила его за пояс, и он легко вымахнул её наверх.
         
          Она так и ахнула, увидев в не совсем ещё сгустившейся тьме силуэт коровы и стоящего рядом человека с каким-то коробом за спиной.
          - Товарищ лейтенант, - зашептал Землянин, - спускайтесь вниз, а Света вот корову будет доить.
          - А во что доить? Ведра-то нет, - растерялась она.
          - Придётся вам, товарищ лейтенант, футляр этот для такого дела пожертвовать, - извиняющимся тоном сказал Землянин.
          Тот снял со спины короб, вытащил из него стереотрубу, протянул пустой футляр Свете:
          - Он чистый, новенький, крепкий. Там, правда, обивка внутри.
          - Да ладно, другого-то ничего нет, проговорил сержант. -  Давай, Света, приступай. Сумеешь?
          - В деревне у бабушки когда-то доила.
          Пристроила под коровой футляр и нащупала тугое раздувшееся вымя:
         - Ох и много молока! Не хватит посуды этой.
         - Чудачка ты, Светик, - тихонько хохотнул сержант. - Сколько нас, едоков-то! Есть-пить все хотят. Мы этот футлярчик вмиг разыграем. Ты только доить успевай.
          - Володь, придержи коробку, узкая она, упадёт ещё.
          Сержант подлез под корову, взял футляр, стараясь коснуться светиных рук. А у неё от крепких горячих ладоней сержанта прокатывалась по телу тёплая волна.
          Корова шумно дышала и тихо утробно взмыкивала.
          - Умница ты моя, - тихонько приговаривала Света, звеня струями молока, - как же ты, кормилица наша, к нам приблудилась?
          - Да я ещё в норе нашей услышал, как вроде бы корова мычит, - смеясь шептал сержант. - Дай, думаю, посмотрю. Пошёл в ту сторону, гляжу и правда - корова. Мычит тихонько. Видно, испугалась бомбёжки, сбежала в лес. И вот смех - смотрю с двух сторон к ней двое пробираются. Я в темноте неплохо вижу, а они идут, как слепые, руки вперёд выставили, на деревья да на ветки натыкаются. На одном наша фуражка офицерская, другой, вроде, в лётном шлеме.
          Я шепчу: "Тихо! Тут свои. Вы кто такие?" Они взрогнули, замерли. Тот, в фуражке, автомат с плеча сдёрнул, потом говорит: "Кто здесь?" - "Свои, - повторяю, - десантники". В общем, один оказался лейтенант, артразведчик, а второй лётчик, майор, как раз тот, которого мы видели - на парашюте спускался. Они тоже услышали, как корова мычит и к ней пробирались. Вот так и привёл я всю компанию в наш дом отдыха, - закончил сержант весело.

          По пути оба рассказали сержанту свои истории.
          Майор опустился на парашюте возле двухэтажного дома за невысокой каменной оградой, где было ещё несколько строений. Там уже наших никого. Видно, что уходили в спешке - всё везде разбросано. Похоже - штаб там был.
          И видит майор - от леса к этим домам немецкие десантники перебежками подбираются. А вокруг местность открытая - деться некуда. Он сгрёб свой парашют и побежал к низинке, где тёк небольшой ручей. А с другой стороны ручья оказалось то ли озерцо, то ли болотце, всё камышом заросшее. Он туда. Завернулся в парашют, как в кокон, и в это болотце по шею. В камышах затаился.
          Немцы в дома вошли, стали кругом рыскать. Когда близко проходили, он нырял, дышал через тростник. Во как пригодилось: в детстве с пацанами в разведчики играли, учились вот так с тростником нырять. Не заметили его немцы.
          Потом к этим домам немецкие машины пошли, офицеров много понаехало. Тоже, как видно, штаб там устраивали. Ну а когда стемнело, из болота еле вылез - куртка меховая, унты все водой напиталось. В общем, полез, где повыше, посуше - отжаться, просушиться - тут и услышал, что вроде корова тихонько взмыкивает.
 
          - А наш КП, - рассказывал лейтенант, - вон там был, с западной стороны холма. Мы там давно вели наблюдение, изучили всё до кустика, где у них батареи, ближайшие аэродромы, где танки прячутся. И немецкий КП засекли, откуда они за нами наблюдали.
          Это, знаешь, как пистолеты друг на друга наставили. А тогда ведь как - кто сморгнёт, а кто стрельнёт. Я всё к нашему майору с такими разговорами приставал. А он мне: "Имей выдержку! Оглянись - у тебя за спиной такая силища! Ну кто в здравом уме сунется? А если и взбрендит кому, то первый удар, это конечно, по нам с тобой придётся, но ответный удар будет такой силы, что от него они уже не очухаются".
         Я тогда подумал, что ведь и не успеть можно с ответным-то ударом.
          - Это точно, - отозвался сержант. - Если это только тот майор так рассуждал, это полбеды, а если и выше кто, то тогда - беда.
          - Вот, вот, - продолжал лейтенант, - так и получилось: мы моргнули, а они стрельнули. Когда утром бомбёжка началась, майор докладывает наверх, а ему: "По чужой территории не стрелять, ждать распоряжений". А по какой нам ещё стрелять? Так наши батареи и не дали ни одного залпа.
          А их артиллерия наш КП, понятно, сразу накрыла. У меня окопчик был незаметный, под плоским камнем спрятанный. Я туда только-только с новой стереотрубой пролез, даже открыть футляр не успел, как эта молотилка началась. Блиндажик у нас был, но не больно уж какой серьёзный. Майор всё говорил: "Чего тут обустраиваться? Долго тут не задержимся, сразу вперёд пойдём". Ну и разнесло блиндаж этот, всех побило. Меня завалило под тем камнем, шевельнуться не могу. Сознание, похоже, потерял. Очнулся уже под вечер, стал потихоньку откапываться, вылез - нигде никого. Ни живых, ни мёртвых, ни оружия какого. Видно, немцы уже всё убрали-подобрали. Пошёл по лесу на восток, тут и корову услышал.

          Футляр был уже полон. Света и сержант напились вволю, Света поддоила ещё, Землянин стал осторожно спускаться с полным футляром вниз, и довольно скоро опять поднялся к Свете:
          - Со свистом выдули, - шепнул со смешком. - Давай, ещё работай.

          А в пещере в это время проходил военный совет. Обсуждались разные варианты дальнейших действий. Все сходились на том, что к утру подойдут наши основные силы и начнут наступление. Вот тут и можно у немцев в тылу малость пошуметь. Например, мост. Немцы в панике побегут назад, на мост, на понтоны. Тут их и встретить. Два автомата есть, пистолеты. Гранат, жалко, нету. А то бы и вполне серьёзно можно было б кашу заварить.
         - Неплохо было бы, - оценил план майор. - Да только сил и средств для такой операции у нас, прямо скажем, маловато. Нет, надо к своим выходить.
          - Тогда вот, - сказал капитан, - идите с Земляниным и Светой. Они готовы. Они выведут. Точно говорю.
          - Да я и не сомневаюсь , - медленно проговорил майор, - но, может, другое попробовать. Когда я там в болоте за их штабом наблюдал, прилетел штабной самолёт - высокое начальство прибыло. Я эти машины знаю. Юнкерс тридцать четвёртый. Летал даже на таком старичке. Они его у штаба держат. Для связи. Там такая дорога подходит, и через ручей вроде как насыпной мост - труба широкая, с метр диаметром, а над ней дорога. Вот самолет как раз над этой трубой и стоит, уже на взлёт по дороге развёрнут. Рядом домик, там двое пилотов спят.  У самолёта часовой.
          - Понятно, товарищ майор, - подал голос капитан, - на этом самолёте улететь? Это ещё лучше. А мы уж тут с танкистом наших дожидаться будем.
          - Да нет, - возразил майор, - надо попробовать всем.
          - Товарищ майор, - совсем тихо зашептал капитан, - это ж вас по рукам-ногам свяжет. Одним вам надо.
          - Будем пытаться все, - решительно сказал майор. - Наши ударят, это ясно. Но завтра или нет - неизвестно. Такие дела серьёзной подготовки требуют. Скорее всего - несколько дней.

          Понимал капитан, что долго они с танкистом не продержаться. Да и все это понимали. А с самолётом был шанс. Совсем малый шанс. Но всё же был. Не успели ещё в первый день войны люди зачерстветь от её запредельной жестокости, не привыкли ещё к тому, что за военные успехи надо платить человеческими жизнями. Как это - раненных бросить? Нет уж - решили идти все вместе.
         
           Землянин с лейтенантом поднялись в лес вырезать капитану костыли, а танкисту палки для носилок. Корову отвязали, пусть пасётся, где хочет. Сержант своим широким десантным ножом выкопал сбоку ещё и лаз вниз, чтобы легче было спускаться с ранеными. Света сделала и тому и другому перевязку, рассовала по карманам только самое необходимое, сумку оставила.
          - Как танкист, - шёпотом спросил капитан, - выдержит? Не закричит от боли?
          - Я ему укол посильнее сделаю, - ответила Света. - А вы, товарищ капитан?
         - Насчёт меня не волнуйся. А танкисту я из фляжки налью, вернее будет.

                БОЙ

           Шли осторожно, медленно. Света была приставлена к капитану - помогать. Но он и сам лихо прыгал на костылях-рогульках. А ближе к штабу, когда пришлось ползти по руслу почти высохшего ручья, он полз на одних руках, помогая себе здоровой ногой. Крепкий мужик, их капитан, выносливый! Танкиста тащили на носилках волоком. От светиных и капитанских лекарств он, похоже, совсем отключился. Повезло, что небо затянули облака и стало совсем темно.
          По ручью вползли в трубу под дорогой. Капитан осторожно выглянул из трубы, осмотрелся. Самолёт стоял почти прямо над трубой. Вокруг ходил часовой. За невысокой каменной оградой был виден двухэтажный дом, ещё постройки пониже. Возле дома вышка с прожектором и наверняка с пулемётом. Прожектор медленно крутился, освещая разные участки вокруг, и капитан заметил, что самолёт с одной стороны освещается прожектором больше, чем с другой, где создаётся тень от фюзеляжа и особенно от крыла. Развёрнут самолёт, как и говорил майор, на взлёт, хвостом к дому. Это хорошо. И ещё удача - громко тарахтит движок электрогенератора, значит - забьёт шорохи от нашего движения.
          Заморосил мелкий дождь, ещё и ветерок подул. Часовой поднял воротник шинели, зашёл за крыло, куда не доставал свет прожектора, подождал, когда прожектор уйдёт совсем в сторону, и стал приспосабливаться закурить. "Устав нарушает" - мелькнуло у капитана, и только лишь вспыхнул огонёк зажигалки, как резким, мгновенным движением капитан метнул нож. Часовой хрюкнул, схватился за горло и сполз по ребру крыла на землю.
          Майор выскочил из трубы, бросился к дверце самолёта. Землянин с лейтенантом втащили наверх носилки, положили возле дверцы. Капитан вылезал с помощью Светы.
          В этот момент послышался шум мотора. Танкист вдруг, как в бреду, пробормотал: "Тридцатьчетвёрка". Дёрнулся сюда луч прожектора с вышки, и стало видно, что на дорогу вывернулся из кустов танк. Действително - наш Т-34. Он рванул вперёд, смял крыло самолёта, и гусеницей проехал прямо по носилкам с несчастным танкистом. Все едва успели отскочить. А танк, свернув ещё и хвост самолёта, двинулся к дому.
          С вышки по танку ударила длинная пулемётная очередь. Из домика рядом выскочили полуодетые пилоты с пистолетами в руках. Лейтенант в упор резанул их короткой очередью из автомата. Оглушительно рявкнула танковая пушка и верх вышки с прожектором и пулемётом рухнул.
          Было видно, что возле дома артиллеристы возятся с пушкой, но грохнул танковый выстрел, пушка завалилась, по двору забегали немцы.
          - За танком! - крикнул майор, и они с лейтенантом пригнувшись побежали к ограде. Сержант и Света подхватили капитана, потащили его вперёд,  Отряд залёг рядом с танком за камнями ограды и открыл огонь из автоматов и пистолетов. Патроны берегли, стреляли только наверняка, чтобы не дать никому из штабного гарнизона подобраться к танку.
          А танковый экипаж действовал грамотно. Третий снаряд танкисты вогнали прямо во входную дверь, закупорив выход. Внутри дома рвануло, пыхнуло пламя, первый этаж загорелся. Из огня и дыма выбегали и вываливались из окон люди, одежда на них горела, они метались, катались по земле, пытаясь потушить пламя. Огонь и дым охватили и второй этаж, из окон которого стали прыгать полуодетые, а кто и в нижнем белье.
          Сбоку из казармы выбежал было отряд солдат, но заработал танковый пулемёт, и солдаты бросились врассыпную. Башня танка повернулась, следующий выстрел разнёс казарму, и там вдруг затрещали взрывы. "В боеприпасы угодили, - подумал капитан, - теперь жарко будет немчуре".
          Во дворе началась паника. Полыхал дом, в казарме рвались, похоже, гранаты и патроны, оставшиеся в живых немцы метались среди множества трупов, не зная, куда бежать.
          Танковая пушка больше не стреляла, работал только пулемёт. Потом танк крутанулся на одной гусенице.
          - На танк! - закричал майор и подтолкнул лейтенанта.
          Тот кошкой вскарабкался на броню и продолжал стрелять из-за башни короткими очередями. Капитан, оперевшись на камни ограды, поднялся, Света бросилась его поддержать, но тот вдруг обмяк и упал ей на руки. В отсветах пламени она с ужасом увидела, что его лицо залилось кровью.
          - Что с ним? - крикнул майор.
          - Убит.
          Танк взревел мотором, выпустив клуб чёрного дыма, и с места рванул в темноту на восток.
          - Уходим, - махнул рукой майор, снял с капитана планшетку и бинокль, хотел взять его пистолет, но рука капитана костью затвердела на рукоятке.
          - Уходим, - повторил майор. Где Землянин? 
         Света растерянно оглядывалась:
         - Не знаю... Где он? Не пойду без него.
         Майор схватил её за руку, потянул за собой. Она вырвала руку, и в этот момент из двора через ограду перевалился сержант.
          - Быстро, - кричал майор, - уходим!
         Они, низко пригибаясь, бросились к ручью, скатились с невысокого бережка, и вдруг на майора сзади свалился кто-то закутанный в одеяло. Майор ткнул в него пистолетом, щёлкнул курком - патронов не было. У тут майора по лицу хлестнула копна волос, и он прямо перед глазами увидел белое девичье лицо.
          - Кто такая? - выдохнул майор.
         Она рванулась было назад, но майор крепко держал её в охапке.
          - Не стреляйте! Не убивайте! - взвигнула она.
          - Своя! Чтоб тебя, - чертыхнулся майор. - Ведь чуть не пристрелил. Давай вперёд, быстро!

                ПОДРУЖКИ

          Они бегом двинулись вверх по мелкой воде ручья. Эта новенькая путалась в одеяле, спотыкалась на камнях ручья, упала. Сержант сунулся к ней, но майор поднял её на руки, понёс:
          - Ничего, она лёгенькая.
         А она уткнулась майору в шею, дрожала и всхлипывала как ребёнок.

          Бежали вверх сколько было сил и только когда начался лес, свернули из ручья на сухой пригорок, упали, тяжело дыша.
          Взрывы внизу у штаба стихли, только зарево пожара горело неровным светом. Дождь перестал, в разрыв облаков выплыла луна, и Света, приглядевшись, спросила неуверенно:
          - Гретка?
          - Светка! - крикнула та и бросилась Свете на шею.
          Мужчины вытаращились на них, ничего не понимая. Девушки наобнимались, нацеловались и наконец, перебивая друг друга, затараторили в возбуждении.
          - Мы же с ней ещё в школе учились, - прижимаясь к Свете говорила Грета. Мой отец, - повернулась она к майору, - инженер по оптике. Он в Москве по контракту несколько лет работал. На оптическом заводе, в Лосинке.
          - А мой отец в госпитале там работал, - перебила Света. - Мы там жили. В одну школу с Греткой ходили. А потом она у нас в Инъязе практику по немецкому вела. Я от неё немецкий и взяла.
          - А я от тебя - русский. - И обе засмеялись.
          Майор с сержантом молча любовались весёлыми девушками.               
         - А теперь ты кто? - майор ткнул пльцем. - Как тебя? Грета что ли? Она натянула до подбородка одеяло, опустила голову:
         - Грета. Переводчица в штабе.
         - А к нам зачем прыгнула?
         Она зыркнула по сторонам глазами, тряхнула головой:
         - Не хотела я на войну. Призвали - и всё. Я тогда решила - при первом случае к русским сбегу. Ну вот и сбежала. К вам.
         "Врёт ведь, - подумал майор. - Там немцы разбегались кто куда. Она, небось увидела - сержант оттуда бежит, подумала - немец, и за ним. Врёт. Факт. Но для нас эта легенда сейчас подходит. Иначе - что с ней делать?"
         - В штабе, говоришь?
         - В штабе. Да.
         - И что там переводила?
         - Документы захваченные.
         - Допросы пленных?
         Она кивнула:
         - Тоже.
         - Как допрашивают? Бьют?
         - При мне такого не было. Ваши, то-есть, русские... ну, красноармейцы... там и нерусских много... мы, то-есть, немцы, всех русскими называют... ну, в общем, они сами всё расссказывают.
         - Как это сами? - отшатнулась от неё Света. - Ты что?
         - Ну, говорят, что их предали, что командиры их бросили, что все приказы неправильные.
         Света было дёрнулась что-то сказать, но майор остановил её поднятой ладонью:
         - Подожди, Света. Какие-такие приказы неправильные? Какие ты, Грета, приказы переводила?
         - Ну вот, первый же приказ после начала войны, почти дословно помню: "Всеми силами и средствами обрушиться на врага и уничтожить его везде, где он нарушил границу. Но границу не переходить". Это приказ Наркома обороны Советского Союза. Точно помню - так и было написано: "обрушиться". А Командующий Западным фронтом отдал приказ своим войскам "Действовать по-боевому". Наши, ну, немецкие офицеры, говорили, что это не боевые приказы, а это агатационные листовки. Всё пытались захватить другие, настоящие, приказы. Но других не было.
         - Значит, Грета, настоящие приказы вашим не достались. А эту глупость немцам специально подкинули. Пусть думают, что у нас там олухи армией командуют. Не-ет, готовят наши, готовят мощный контрудар. Вот тогда и появятся настоящие приказы.
 
         - Ну, ладно, - майор поднялся, - отдышались? Идти надо. Светает уже. Днём нам никуда не сунуться. Заляжем в свою нору, отоспимся. Как думаешь, сержант? А чего это у тебя немецкий автомат? И свой тоже.
         - Да я, когда у меня патроны кончились, вижу - за оградой немецкий автомат валяется. Может, там, думаю, патроны остались. И туда. Подхватил автомат, а у него рожок пустой. Взял на всякий случай. Нам теперь немецкие патроны легче будет добыть, чем наши.
         - Это точно, - кивнул капитан. - А за пазухой у тебя чего набито? В карманах?
         - А когда за автоматом полз, банки какие-то под руки попали. Вот набрал, - он достал одну банку.
         - Это тушонка, - сказала Грета. - Там на ваших складах много всяких запасов.
         - Ну, Землянин, ну силён! - замотал головой майор. - Отбил у них нашу тушонку! С тобой не пропадёшь!
         - Дак зачем пропадать?  И нам и тушонке, - засмеялся сержант.
         И все захохотали, может быть, слишком возбуждённо: это сбрасывалась напряжение тяжёлой боевой ночи.
         - Пошли, пошли, - заторпил майор, - значит, ещё и перекусим. Есть хочется - сил нет.
         - Да как же она пойдёт? - забеспокоилась Света. У неё вон ноги об камни оббиты. Давай-ка йодом обработаю.
         - Ну-ка, - майор взялся за одеяло, - давай сюда.
         Под одеялом открылась красивая ночная рубашка. Грета пыталась запахнуться, прижав кулачки к горлу.
         - Давай, давай, мы отвернёмся, - майор стянул одеяло, вынул нож, отрезал две широкие полосы, остаток вернул Грете. - Сейчас мы тебе портяночки соорудим. У немцев, небось, носки, а у нас портянки.
         - Что это?
         - Сейчас увидишь. В носках ты бы далеко не ушла, а в портяночках побежишь, как по пуху, - он присел перед ней. - Ставь ногу сюда, мне на колено. Вот так.
          Майор поглаживал маленькую, в пятнах йода ножку, будто стряхивая листочки и травинки, аккуратно накручивал шерстяные ленты. Грета выставляла ножку, как бы стараясь без особого успеха прикрыться куском одеяла и тонкой просвечивающей тканью ночной рубашки. Света с улыбкой взглянула на сержанта, тот понимающе подмигнул.
         - Ну вот, - майор встал, - двойная портяночка. Видала? Как сапожки!
         - Спасибо, товарищ майор! Спасибо! Так удобно, так сухо, тепло!Ещё и новое слово выучила "портянки", - она улыбнулась и так посмотрела на майора, что тот закашлялся и напустил на себя суровость:
         - Всё. Встали. Первым идёт сержант Землянин, за ним вы, девоньки, я - сзади. Вперёд!

         По пути Грета со Светой болтали, конечно. После жути этого боя так хотелось вспомнить их весёлое довоенное время, наивные девичьи романы, первые танцы, первые поцелуи.
         - А ты, Светка, как сейчас? Где твой Витя?
         - Не знаю.
         - Ну а у тебя с ним что - любовь?
         - Теперь уж не знаю. Мы перед войной ещё вроде как расстались что ли.
         - Да ты что! Такая пара была. Все завидовали.         
         Конечно, помнила Света Витю. Красивый был парень. И решительный напристый. Не тупарь какой-нибудь. Маяковского всего, наверно, наизусть знал. Однажды с аспирантом из их Инъяза, который возле неё увивался, чуть не подрался, когда тот сказал, что Маяковский застрелился. Витя тогда аж задохнулся от подлой лжи про его любимого поэта.
         - А ты знаешь, - набычившись сказал он аспиранту, - что Маяковский о самоубийстве Есенина написал?
         - Конечно знаю:
                В этой жизни помереть не трудно,
                Сделать жизнь - значительно трудней.
А только я знаю также, что поэзия и реальная жизнь - вещи разные.
         - Та-ак, - встал со стула Виктор, - значит, ты говоришь, что врал Маяковский в стихах? Писал одно, думал другое, а делал третье?
         - У творческих людей такое бывает, - ухмыльнулся аспирант.
         - А я думаю, - двинулся на него Виктор, - что не у творческих людей, а у брехунов так бывает!
         Хорошо, что она решительно прервала дискуссию, а то Виктор точно вколотил бы оппонента в стенку.

         Как же давно и далеко всё это было! Совсем в другой жизни. Да и была ли она - та жизнь?
         Света тихонько вздохнула:
         - Не знаю даже, где он теперь. Ведь война.
         - Как же это вы так? Он за тобой так ухлёстывал! - улыбнулась Грета.
         - Ага, ухлёстывал. Да не только за мной.
         - Ой, да брось ты, Светка! Знаешь ведь - девчонки сами на него вешались. Кто устоит?
         - А он и не старался устоять. Ладно, - тряхнула Света головой, - было, было, да сплыло. А ты-то как? Замужем?
         - Нет. Всё как-то не выходит.
         - Да что ты! Такая красивая! И что - нет никого?
         - Есть. Ну, вернее, был. Там, в штабе. Офицер. Тоже не знаю, жив ли. Там ведь такое творилось! Может, жив. Он сильный такой, находчивый. Вроде твоего сержанта.
         - Почему это - моего?
         - Ну да. А то я не вижу, как он на тебя смотрит, и как ты млеешь.
         - Да ну тебя, Гретка, придумаешь тоже.
         - Чего тут придумывать? Как будто мы, женщины, не знаем кто как на нас смотрит. Это мужики долго соображают, а мы-то сразу видим.
         Обе хихикнули так, что сержант оглянулся и приложил палец к губам.

         За разговорами не заметили, как добрались до норы. Там было сухо, лежали одеяла, простыни, светина сумка, стереотруба, футляр. Никто не набрёл на их убежище.
         - Что это здесь? - ахнула Грета.
         - Дом отдыха, - засмеялась Света. - Располагайся. Вон в той сумке есть туфли и платье. Приоденешься.
         Тушонку уплетали весело, шустро, хоть и без хлеба да без воды. Ну да ничего. Зато среди банок обнаружилась даже сгущёнка! Тут уж Землянина чуть не целовать бросились.
         - Ну, Володя, ты и силён! - смеялась Света. - Посреди такого боя ещё и о харчах позаботился!
         - Как в нашей песне поётся, - хохотнул тот:

                Два сержанта
                Из десента
                Стоят роты
                Из пехоты,
                Когда ломят напролом
                И в бою и за столом.
 
         - Да ты и один за двоих справишься, - засмеялся майор, - и в бою и за столом.
         С шутками-прибаутками подкрепились основательно. Сержант взял одеяло и направился к боковому лазу.
         - Куда? - спросил майор.
         - В лесу посплю. И обсушусь малость. Промокло всё.
         - У тебя промокло, а я вообще весь в воде, - майор снял куртку и стал стягивать унты. - Ведь меховое всё. Сижу, как в том болоте. Возьми наверх, хоть стечёт на ветерке.
         - Да я тоже вся насквозь, - заторопилась Света, собирая одеяло и простыню. - С тобой пойду.
         Грета промолчала и стало ясно, что всех такой расклад устраивал.

                ВОЙНА ВОЙНОЙ, А ЖИЗНЬ ИДЁТ

         В лесу, хоть было и темно, Света , раздеваясь, спряталась за кусты, знала, что Вовка и в темноте видит. Разделись, разложили в траве под кустами мокрую одежду. Когда сержант подошёл близко, закутанный в одеяло с неизменной своей коробочкой на шее и подпоясанный ремнем с висящим на нём ножом, Света прыснула от смеха, быстро закрыв рот ладонью, чтобы не засмеяться громко.
         Сержант смущённо топтался на месте. Она-то завернулась сначала в простыню, потом сверху в одеяло, чтоб белым не отсвечивать, да так завернулась, что казалось - это платье такое кокетливое.
         "Точно тогда капитан сказал, - подумал сержант, - на неё хоть мешок надень, всё равно будет красиво", а вслух проговорил тихонько:
         - Свет, ты здесь ложись, поспи, а я хочу сходить на тот НП, откуда  лейтенант, артразведчик. Может, там патронов нашарю или ещё чего.
         Света аж вздрогнула: без него тут оставаться? Ну уж нет!
         - Я с тобой.
         - Да я быстро, - махнул он рукой. - А ты бы поспала.
         - Товарищ сержант, - зашипела она, - разговорчики!
         Потом вцепилась в него, пропищала тоненько:
         - Володь, с тобой пойду. Иди вперёд, я за тебя держаться буду.
         Неслышным шагом разведчиков двинулись вперёд, как вдруг сержант остановился, пригнулся и стал пригибать к земле её. Тихо залегли в кусты, совсем утонув в высокой траве. Она, как ни таращилась в темноту, ничего не видела и не слышала, но вскоре впереди замелькал свет: шли, подсвечивая фонариками, прямо на них. Света вжалась в сержанта и почувствовала, как он вынул из ножен нож. Двенадцать человек, считала Света, прошли, негромко переговариваясь совсем близко от них.
 
         Когда их шаги стихли, Света не могла отлепить себя от сержанта, а он обнял её, прижав ещё крепче, и они потянулись друг у другу губами.
         Потом лежали обнявшись на раскинутых одеялах и даже на простыне, и казалось им, что нет никакой войны и быть её не может, этой глупости - стрельбы, взрывов, смерти, крови, грязи. Кому такое нужно, когда мир так прекрасен, и люди так любят друг друга, так друг другу нужны!
          Уже рассветало и стало видно, что лежат они среди высоких зарослей розового иван-чая, а над ними рассветным золотом разгораются кромки редких облаков.
          Сержант любовался её белым, открытым ему телом. Он знал, что она сильная, но у неё не выступали ни мышцы, ни коленки, ни локти, а вся она была удивительно ровная и гладкая. Он осторожно гладил её, целовал её всю, а она прижималась к его мощным, переливающимся под кожей мускулам, и они всё никак не могли оторваться друг от друга.
         Но становилось совсем светло, и надо было возвращаться к реальности, казавшейся им теперь невыносимо неправильной, жестоко несправедливой. Он потянулся за своей неразлучной коробкой и Света засмеялась:
         - Эта коробка уже в тебя вросла. Что там у тебя такое, что ты её прям боишься из рук выпустить?
          Он посмотрел на неё серьёзно и сказал тихо:
         - Света, мы теперь вместе. Правда?
          Ей передался серьёзный тон разговора, она снова прижалась к нему и прошептала:
         - Я с тобой, с тобой. Ведь кончится война...
         - Конечно, - заторопился он, - да и не важно - война, не война - придём к нашим и поженимся. Ведь так?
          - Так, конечно так, - шепнула она и они стали целовать друг друга, сливаясь в одно целое.

                КОРОБКА

          Когда неконец расслабленно затихли, он продолжил серьёзно:
         - Я один это знал. Теперь мы вдвоём. Я тебе расскажу, покажу. Ты сразу поймёшь, что никто ни в коем случае знать это не должен. Ни майор, ни Грета и вообще никто. Ты думаешь, что я там возле штаба только за автоматом ползал? Или за консервами? Они просто под руку попались.
         Она даже насторожилась, боясь услышать что-то, что может помешать их единению:
         - А за чем же? - спросила она чуть хрипловато от волнения.
         - Мне батарейки были нужны. А там несколько убитых валялось и на них фонарики висели. Вот я и пополз.
         - Батарейки! - с облегчённой радостью засмеялась она. - Для этой твоей коробки?
         - Ну да. Вот смотри.
         Он открыл крышку коробки, под крышкой оказалось вроде как матовое стекло. Щелкнул каким-то рычажком, стекло засветилось, и вдруг на нём стала проступать картина, будто вид с их холма на долину. Он стал крутить какие-то колёсики, повёл пальцами по экрану, картина поплыла, стала то приближаться, то отдаляться.
          У неё зарябило перед глазами, она тряхнула головой, выпрямилась, посмотрела вокруг, и ей показалось, что всё как-то дрожит что ли, расплывается, меркнет, а потом враз стало ярким и резким. Она наклонилась над коробкой.
         - Видишь, - говорил он, водя пальцами по экрану - вон наша Эмка лежит вверх колёсами - уже они её с дороги скинули, вот танки обгорелые под нашей норой, а  вон и тот штаб, который мы громили - бегают они там всё, суетятся.
          А вот и мы лежим, как Адам с Евой. Даже удобнее - у них-то ни одеял, ни простынок не было - хохотнул он.
         Она, очнувшись как от наваждения, быстро натянула на себя простыню и снова встревоженно, даже несколько нервно спросила:
         - Кто всё это видит? Кто нам это показывает?
         Он погладил её по голове:
         - Не волнуйся, только мы видим, больше никто. А кто показывает? Кто показывает... А вот ты смотришь вокруг - цветы вон, кусты, облака на небе - кто тебе это показывает?
         - Никто. Я сама вижу.
         - Нет. Тебе это световые волны показывают. От солнышка. А эта моя машинка видит радиоволны. Они ведь тоже везде. Вот она их видит и нам показывает.
         Её всё же не оставляло беспокойство:
         - Кто же такую технику делает? - спросила она с тревогой, зная отлично, что у немцев радиотехника несравненно лучше нашей.
         - Над самой проблемой многие работали, а эту машинку я сам сделал, - сказал он с довольной улыбкой и не без оттенка хвастовства.
         - И что - такие приборы у нашей армии есть?
         - Нет, - вздохнул он. - Если б были! Вот потому-то и надо как можно скорее коробочку эту нашему командованию доставить.
         - Конечно, ну конечно, - заторопилась она, - это ж для командования как авиаразведка.
         - Только намного, намного лучше, - кивнул он. - Намного. Даже сравнивать нельзя.
         - А что ж ты раньше не передал?
         - Да я ж её только вот вчера первый раз до рабочего состояния довёл. А мы, видишь, тут и застряли. И батарейка села. Только одна была, остальные в багажнике остались.
         Она с восторгом смотрела на него во все глаза:
         - Как же ты до такого додумался?
         - Ты знаешь, я и сам себе не могу иногда объяснить, как приходит решение како-то проблемы. Как будто подсказывет кто-то. Ну да, я, конечно, радиотехникой ещё в школе увлёкся, а детекторными приёмниками прямо-таки заболел. Мне казалось просто волшебством, что вот водишь проволочкой по кристаллу и вдруг слышишь голоса, звучащие где-то далеко-далеко!
         Он улыбнулся, прищурился хитро:
         - Иногда даже думаю - может это какой-то высший разум через кристаллы подсказки нам даёт. А что? Допустим, разум этот не световые волны видит, а радиоволны. А ему интересно на нашу жизнь посмотреть. Вот он радиоволны для нас в световые превращает, а сам как бы нашими глазами смотрит.
         - Вовка, ты уж совсем в фантазии ударился, - взъерошила она его короткую стрижку. - Гиперболоид ты мой. Высший разум! Если бы он был, то нас, неразумных, остановил бы от этого безумного занятия - от войны.
         - Ой ли! Вон, муравьи бегают. Мы для них высший разум, а что они для нас? Наступим - и не заметим.  Смотри, рыжий муравей с чёрными дерётся - кто-то у кого-то яйцо отбивает, каждый в свою сторону норовит утащить. Будем мы с высот своего разума в эту их войну вмешиваться? Ну, можем вот веточкой их разнять. А кому помогли? Хозяину яйца или захватчику? Не знаем. Так что лучше не вмешиваться, смотреть только. Я читал где-то, что есть учёные, которые за жизнью всяких букашек-таракашек наблюдают.
         - Есть. Энтомологи. Поставят стеклянную стенку к муравейнику или там улей стеклянный, и смотрят, как они там копошатся.
         - Вот-вот, я же и говорю, может кто и за нашей жизнью через эту стеклянную стенку наблюдает, - он показал на экран своего аппарата.
         Она опять натянула на себя простыню и нахмурилась:
         - Да ну её, твою коробку. Выключай. А то я себя уже чувствую муравьихой под стеклом. Расскажи всё же толком, что это за прибор такой.    
         - Я, считай, ещё со школьного радиокружка всем этим занимаюсь.У нас были тогда шефы из ленинградского Физтеха, и нам, мальчишкам, разрешалось бывать в настоящих лабораториях, постигать там премудрости радиотехники. Я потом в тот Физтех и поступил, а после окончания, представляешь, как повезло - попал в лабораторию самого Лосева Олега Владимировича.
          Там у него столько было интересного! Один раз даже Термена видел. Это был такой изобретатель. Он музыкальный инструмент придумал - терменвокс - только руками над ним водил, ни до чего не дотрагиваясь, а вокруг музыка звучала. Представляешь? У Лосева радиоволны через кристаллы не только в звук, но и в свет превращались. Над дальновидением там работали. Тоже, между прочим, Термен это начинал. Я во всё это с головой влез.
          Она слушала его, замирая от восторга: надо же - Володя Землянин, простой свойский парень, а оказывется - такой необыкновенный человек! Да, в отряде его все уважали за то, что классный радист, что сильный, ловкий. Но никому и в голову не могло прийти, что вот этот их сержант, отрабатывающий стрельбу в кувырке, бросок рывком через спину или болевой приём в самбо, занимается такими непостижимыми, такими фантастическими вещами.      
          Однажды, правда, удивил он Свету. Как-то пели по радио:

                Полетит самолёт, застрочит пулемёт,
                Загрохочут могучие танки,
                И линкоры пойдут, и пехота пойдёт,
                И помчатся лихие тачанки.

         А Костя Николаев засмеялся:
          - Куда это тачанки лихие помчатся? На танки?
         Молчун Володя Землянин тогда пробасил неожиданно:
          - Да это поэт для рифмы. Другой не нашёл.
          Света взглянула на него с интересом, а Сеня Смолкин тут же выдал:
          - Ну да, можно было "И раздавят врагов, как поганки".
          Ребята посмеялись, но Сеня гнул своё:
          - А что? Враги - они поганки и есть. Давить их. Танками давить, а не тачанками. Как наш полковник говорил: "Современная война - это война моторов".
          - Моторов, оснащённых радиоаппаратурой, - назидательно добавил Володя и продолжал: - А то ведь сейчас у танкистов как: надо вперёд - командир водителя по голове хлопает, надо вправо - по правому плечу, влево - по левому, назад надо - в спину тычет. Представляете? Конечно, в каждом танке радио должно быть. Невозможна современная война без радио.
         - Ну, если по радио воевать, - засмеялся Костя то тут мы всех задавим. Поставим на передовую нашего старшину Петренко и Васю-шофёра. Они по громкоговорителю дуэтом пятиэтажным  как завернут - все враги враз попадают.
         Ребята захохотали, Землянин тоже посмеялся, а потом сказал:
         - Я про радиоволны говорю. А вот они-то, может, когда-нибудь и правда оружием станут.
         Никого это не заинтересовало, а Света тогда подумала, что не так он и прост, этот сержант. Вот теперь оно и подтвердилось. Он же просто талант! 
         
          - Но наш начальник, Йоффе, - продолжал Володя свой рассказ, - кристаллические исследования не очень жаловал. "Военным, говорил, срочно нужна надёжная рация. А надежно сейчас работает только ламповая техника. Вот лампами и занимайтесь".
          Тут финская война началась. В армии новый мощный танк появился - КВ. В Физтехе для таких танков рацию сделали. Я там самый молодой был, спортом основательно занимался - вот меня и отрядили на испытания. Я в этом КВ тогда обжился как дома. Но полигон-полигоном, а надо в тяжёлых боевых условиях проверить. Ну и нас на фронт. Танк мощный, надёжный, ему никакая финская пушка ничего сделать не может, так что катались мы, как хотели.
          Да только ведь зима - снег двухметровый, под снегом камни, ямы. Вот и влетели мы однажды в такую яму. Траками об скалы скребёмся - но ни вперёд, ни назад, ни вбок. Наша пехота пыталась к нам пробиться, да финны такой огонь подняли! С деревьев бьют, из-за валунов бьют, пулемётов натащили - головы не поднять. А темнеет уже. Нам по радио приказ: боезапас расстрелять, оборудование, что можно, снять, танк бросить (всё равно они его не вытащат), выходить к своим, рацию во что бы то ни стало принести.
          И так мы удачно из танка вылезли! Снег повалил, темень - не заметили нас. Но надо же - почти у своих уже на наше минное поле напоролись. Одна мина рванула, и финны начали по этому месту из пушек бить. Их снаряды рвутся, наши мины - такое творилось! Все наши полегли. Меня осколком ранило вот сюда.
         Она прикоснулась к рубцу возле шеи:
         - Тут же артерия, - сказала тихо.
         - Мороз был за сорок, кровь, видно, сразу замёрзла, закрыла рану. Но всё равно я сознание потерял. Очнулся - ночь. Ну думаю - ничего, раз так быстро в себя пришёл. Сперва пополз, а потом встал, палку какую-то подобрал, побрёл потихоньку, к своим вышел и рацию принёс.
         - Да ты же такой сильный! Могучий такой! - погладила она его по мускулам на груди.
         Он засмеялся:
         - Ты не поверишь: оказалось, что я там остаток первой ночи пролежал, потом весь день и ещё кусок следующей ночи.
         - Ну да! Это, Вовчик, ты уж слишком. Я ж всё-таки медик, понимаю, что такое невозможно. Так что не хвастай сильно-то.
         - Вот. И врачи тогда так же говорили: "Быть такого не может".
         
          Не знал Владимир Землянин, что тогда вокруг него очень серьёзные дела заворачивались. Один  бдительный комиссар рапорт настрочил, что не мог человек в сорокаградусный мороз сутки в снегу пролежать да ещё и с такой серьёзной раной, а потом сам прийти в наше расположение. Поэтому скорее всего захватили его белофинны, рацию разобрали, все секреты поняли, потом рацию собрали, а этого Землянина назад отправили, будто сам пришёл, чтобы он потом на них работал и все наши достижения в радиотехнике им передавал. И уже хотели взять парня в оборот, но тут с двух сторон другие мнения поступили.
          Профессор-медик, который с полярниками работал, сказал, что мы не знаем всех возможностей человеческого организма и что в его практике были случаи, когда люди выживали в ещё более тяжёлых условиях.
          Да вот, говорит, когда Распутина убивали, то дали ему порцию яда, рассчитанную на пять человек, потом, когда яд не подействовал, вогнали в него в упор несколько пуль, а когда и этого не хватило, то сбросили  в прорубь. Так на вскрытии оказалось, что у него в лёгких вода - то есть, жив ещё был, и если б не лёд, то, возможно, вынырнул бы. А у этого, говорит, Землянина организм богатырский - молодой, здоровый, тренированный, ни алкоголем, ни куревом не загаженный. Так что ничего удивительного, что выжил и поправляется просто на глазах.
         А специалист по радиотехнике объяснил, что воровать наши секреты финнам ни к чему, потому что их немцы своей радиотехникой обеспечили, которая, к сожалению, лучше нашей.
          Однако всё же отодвинули Володю от радиодел. Когда он из госпиталя вышел, то узнал, что тему по кристаллам закрыли, лосевскую лабораторию тоже. Лосев кое-какое оборудование к себе в квартиру перетащил, и там они с Земляниным продолжали колдовать над кристаллами.

                СТРЕКОЗА

          Но было кое-что такое, чего не знал ни Володя, ни профессор-медик, ни специалист-радиотехник, и вообще никто, кроме одного финна, да и тот никому об этом не рассказывал.
         Ранним утром отряд финских лыжников вышел к тому месту, по которому ночью били их пушки. Командир остановил отряд на опушке и стал в бинокль рассматривать местность. По взрывам и трупам понял, что там минное поле и собрался уже уводить отряд, как в бинокле мелькнул ближайший к нему чёрный полузасыпанный снегом труп.
          Финн стал вертеть колёсико бинокля, стараясь улучшить резкость, и глазам своим не верил: возле шеи у трупа на буро-красной ледяшке сидела и вертела крылышками стрекоза! Что-то она там копошилась, вроде сверкнула тонко иголка... Да ну - какая стрекоза? Зима ведь. Мороз. Обмахнул окуляры - может, снежинка упала? Да нет, точно: вон она поднялась и чирк - мелькнула вбок, и нет её.
          Он оглянулся обалдело на своих, чуть было не сказал про стрекозу, но поймал себя за язык - ведь на смех поднимут, или подумают ещё, что у него глюки. Нахмурился и махнул рукой - уходить отсюда.

          Володя ничего этого не видел, но очнувшись, удивился приливу сил, и когда по минному полю брёл, то оказалось, что видит ночью и вроде как мины чувствует. Будто подталкивает кто - туда наступить, туда не наступать.
         Не стал он обо всём этом Свете рассказывать - уже и так она думает, что он привирает. Поэтому сказал, что поправился, призвали его в армию, там попал в десантники, где его капитан усмотрел и к себе в спецотряд забрал.
         - А как же ты этот свой, ну, аппарат-то смастерил? - показала она на коробку.
         - Да многое ещё с Лосевым сделали, а потом в учебке нашей, в Саратове, ты же знаешь - там у капитана все его дружки - там на радиозаводе всё, что мне нужно было достать, что сделать, он всё устраивал. Так что я успел техническую часть закончить, а сейчас вот только настройкой занимаюсь.   
         - Вовик! - ахнула она. - Это ты такой умный?
         - А ты думала - я просто валенок, - засмеялся он.
         Она смутилась:
         - Нет, ну я знала, что ты в радиотехнике силён. Капитан вон всё боялся, что тебя заберут куда повыше. Ой, - обняла она его, - как хорошо, что не забрали! Но ты же молчал всё больше, никому ничего не рассказывал.
         - Теперь понимаешь, почему? И понимаешь, что и не будем мы никому ничего рассказывать. Капитан ведь тоже толком ничего не знал, думал, что я просто какую-то хитрую рацию мастерю.
         - Ну да, - горячо заговорила она. - Никто не должен знать. Такое дать командирам! Срочно надо к своим выходить.
         - Срочно, Светочка, не получится.
         - Почему?
         - Смотри.
         Он опять включил экран, стал водить пальцами по стеклу, и Свете показалось, что они летят низко над землёй в самолёте и смотрят вниз. Вот проплыла станция, вся разбитая, чёрная. Немцы снимали там с платформ наши танки. "Самолёт" набрал скорость и на всём пространстве были видны двигающиеся на восток бесконечные обозы, в основном лошадиные. Потом стали чаще попадаться грузовики, летели внизу немецкие самолёты, тягячи тащили пушки, и наконец запылили по дорогам колонны немецких танков.
          - Где же наши? - с отчаянием в голосе проговорила Света.
          - А вот они, - он резко сдвинул картинку, - вот они, наши танки. Огромная сила! Больше, чем у немцев. Только совсем в другую сторону пылят. Они явно не видят эти немецкие колонны, не знают о них. Эх, нет у них моей коробочки!
         - А немцы что же как на параде прут? Они что же - знают, что нет там наших войск? Или у них такая коробочка есть?
         - Не знаю, Света. Не знаю. Когда ещё с Германией дружба была, так к Лосеву в лабораторию немцы приезжали. Работали там, на конференциях доклады делали. Они кристаллами очень интересовались. Так что - кто знает. И если, представь себе, у их командиров такая техника есть, а у наших нет, то ведь это как один боксёр зрячий, а другой слепой. Угадай, кто победит.
         - Вот и говорю, - снова вскинулась она, - быстрее надо к нашим.
         - Фронт уже не догоним. Видела, куда он укатился? И всё дальше катится без остановок.
         - И что же делать? Что делать-то?
         - Ну вот, давай сюда посмотрим, - он стремительно двинул картинку назад, а потом вверх, на север. - Видишь, здесь везде наши войска. Смотри, сколько танков, пушек. Но тычутся в разные стороны, не видят, что их и с севера и с юга обходят. Вот к ним мы можем пройти.
         - Значит, надо к ним.
         - Днём-то мы отсюда никуда высунуться не можем, а вот стемнеет - и пойдём.
         - А майор с Гретой?
         - Да, - вздохнул он. - Грета особенно. Как с ней быть?
         - Что значит "как с ней быть"? - насторожилась Света.
         - Да нет, - смутившись заторопился он, - я не в том смысле. Просто как она в туфельках-то пойдёт? А с другой стороны - ведь она в таком штабе работала. Наверняка знает много чего нашему командованию нужного. А? Ну и если самолет где повезёт угнать, то тут уж майор нам нужен.
         - Ну да, конечно, - обрадованно сказала она. Идём к ним.

         Они отыскали свою немного просохшую одежду, и представилось им просто нелепым натягивать на свои прекрасные тела это влажное неказистое облачение. Он с даже с каким-то недоумением смотрел, как исчезает под грязно-зелёным с коричневыми разводами комбинезоном всё то, что поднимало и бросало его в совсем другой - непередаваемо восторженный мир. Тряхнул головой, сказал виновато:
          - Светочка, мне надо сбегать туда, на КП, здесь ведь недалеко.
          - Пошли, - сказала она и чмокнула его в щёку. - Теперь уж я с тобой, а ты со мной, - и легонько подтолкнула его в спину.
          На КП уже всё было прошарено. Ни оружия, ни патронов, только развороченный блиндаж и осыпавшаяся траншея. Нашёлся и тот плоский камень, о котором говорил лейтенант, однако же и в норе под камнем - ничего. Пошли назад, как вдруг сержант шагнул в сторону, нагнулся, пошарил в траве под небольшим откосом и показал Свете ребристую лимонку:
         - Во! И со взрывателем! Уже кое-что.
         - О! - откликнулась она, - я тоже кое-что нашла. Смотри - борщовки!
         Он взлянул в лощинку, и точно - вся заросла высокими толстыми, как у сельдерея, стеблями. Нарезал целую охапку, завернул в простыню, и пошли, хрустя сочной травой: длинный стебель съел - как стакан воды выпил.
        Утреннее солнце пробивалось сквозь подвижную листву деревьев и Свете казалось, что всё вокруг покачивается, подрагивает, вспыхивает расплывающимися красками.
        - Володь, вот смешно - у меня после этих полётов на твоём аппарате вроде как голова кружится. Что же я - на самолётах не летала?
        - Свет, да у меня тоже вроде как изменилось всё - ярче стало что ли? И в то же время как, похоже, прозрачное всё. Будто нереальное. Да я-то знаю почему, - он засмеялся счастливо, - потому что теперь ты у меня есть! Вот и изменился мир, волщебным стал - всё понятно.
       Она прижалась к нему:
      - Ну тогда и я знаю, почему всё так необыкновенно - потому что ты у меня есть.

                СНОВА В НОРЕ

        В их убежище пробивалось сквозь корни солнце, и вид там был вполне обжитой. Майор и Грета сидели закутанные в простани, прижимаясь друг к другу, и майор так весь сиял от счастья, что казалось - сейчас воспарит от одеял. Сержант и Света, между прочим, этому бы не удивились - сами были в таком же состоянии.
         - Вот, товарищ майор, ваши соболя, - улыбнулся сержант. - Ну, не высохли, конечно. А всё же посуше.
         - Спасибо, пусть лежат, проветриваются. А водички там нигде не попалось? Пить охота.
         - А вот и водичка, - засмеялась Света, разворачивая свёрток. - Дикий сельдерей. Мы назаваем борщовки. Это ж как вода консервированная.
         - Ну тогда и другие консервы открываем, - сержант вынул нож.
         Тушонка и без борщовок шла на ура, а уж с ними-то вообще пир горой.
         - Как и нет никакой войны, - рассуждал майор. - Тишина, птицы вон разливаются. Даже их самолёты над нами не летают. Видно, на восток, на наши аэродромы перебазировались. Неужели фронт так далеко ушёл? Ну понятно: пограничные части неожиданным ударом разбили, но нарвутся ведь на основные силы.
         Майор, похоже, старался убедить всех, особенно Грету, да и самого себя, что вот-вот начнётся наше наступление, однако точил червячок в душе, точил - уж слишком легко и быстро ушли немцы вперёд.
          Он ведь на войне не впервые. И в Финляндии пришлось и особенно в Испании. Понимал, что не так здесь пошло, сбой какой-то, или ошибка. Готовились-то как? Если враг нападёт, то ответим мощным ударом, наступлением ответим. И будем воевать на территории противника. Для этого на учениях отрабатывали наступательные операции, для этого войска, технику, аэродромы - всё придвинули к самой границе. И правильно - чтобы сразу через границу на врага, и вперёд!
          Однако неясным оставалось вот что: прежде чем наступать, надо удар врага отразить. А на этот счёт никаких учений не проводилось, никаких планов или инструкций не было. Если же в обсуждениях такой вопрос поднимался, начальство объясняло, что когда надо будет - всё скажут. Да вот - не сказали. Одно твердили: не поддаваться на провокации. А что это значит? А это значит, что ничего не делать. Вот и не делали.
 
         - Погодите-ка, что это там? - Он схватил капитанский бинокль, пододвинулся к самому краю и застыл, боясь поверить в то, что видел.         
          Из леса на дороге, которая шла от станции, показалась странная колонна. Впереди ехал на лошади немец с автоматом на груди. По бокам редкой цепочкой неспешно шагали немецкие солдаты с карабинами наизготовку, некоторые из них вели овчарок. А по дороге плотной массой понуро двигались люди - кто в гимнастёрках, кто в нижних рубашках, в пилотках и без, были и в танковых шлемах, кое-кто босиком, все без ремней. Колонна шла к мосту и всё тянулась и тянулась из леса бесконечной лентой. Над ней поднималась пыль, просвечивая на солнце. Майор до боли сжал зубы. "Вот они - основные силы" - зло застучало в висках.
        - Что там? Что? - Грета тронула его за плечо.
        Света быстро достала стереотрубу, приладила её между корней, прижалась к резиновым наглазникам и затихла потрясённая. Она видела, как двое пленных вдруг упали, и движение колонны сбилось. Конвоиры остановились, вся колонна, видимо по команде, села на дорогу. Несколько пленных, повинуясь взмахам карабинов встали, оттащили в кювет двух упавших и вернулись на место. Слабо протрещали над кюветом выстрелы. Подъехала телега с уже лежащими на ней трупами, несколько пленных разобрали с телеги лопаты и стали копать в кювете яму. В неё свалили трупы с телеги, сбросили туда и тех двоих, стали вытаскивать из обгорелой "Эмки"... "Это ж Вася!", - чуть не закричала Света, оторвалась от окуляров, отползла к Володе, который сидел, забившись в дальний угол со своей коробкой, и прижалась к его плечу.
         - Я видел, - шепнул он ей прямо в ухо. - Наших там нет.
         Грета тоже посмотрела в стереотрубу, потом села и сказала тихо:
         - Да, наш..., ну офицеры в штабе говорили, что много пленных.
         - А ты вот возьми, посмотри на поле, - майор протянул ей бинокль.
         - Да видела я, - она отвела его руку.
         - Не то ты видела. Ты посмотри, сколько нем... фашистских танков разбито и сколько наших. У них десяток - у нас два. А штаб разгромили! Один танк, всего один и не самый сильный, а что натворил. И не один же танк у Красной Армии. Ты, Грета, даже не представляешь. А я в учениях участвовал, видел сверху такие танковые армии, что и сосчитать не мог. Тысячи их шли. На одном только учении. И когда все они на фашистов двинутся - вообрази, что будет.
         - Конечно, да, конечно, - торопливо заговорила Грета. - Так зачем же они сдаются? И теперь ещё - их вон сколько, а охраны всего ничего. Бросились бы на охрану. Они ж солдаты.
         - Не солдаты уже. Толпа, стадо, - махнул рукой майор.
         - Мы их видели на станции, - заговорила Света. - Вон там среди пленных танкистов много. А ведь их танки на платформах стояли. Ни снарядов, ни патронов нет. Танкистам наверняка ещё и личное оружие не выдали. Чем они будут обороняться? Сапёров много было, железнодорожные войска. У тех тоже по мирному времени оружия нет. И что им делать? Даже застрелиться не из чего.
        Вдруг её ожгло: "Как и мы сейчас". Та же горькая мысль, похоже, и майора дёрнула. "Чем мы лучше этих пленных, - подумал он. - Сидим тут. Устроились!" И сказал громко:
        - Уходить надо. Выходить к своим. Сержант Землянин!
        - Я, - поднял он голову и закрыл коробку.
        - Надо выходить к своим. Нельзя здесь больше сидеть.
        - Конечно, - спокойно сказал сержант. - Днём не пройдём, а вот стемнеет - и двинемся. Кстати, Света, прибери стереотрубу. Там хоть и бленды, да вдруг сверкнёт.
        - Как мыши тут прячемся, - сквозь зубы прошипел майор. - Как думаете, сержант, за одну ночь выйдем?
        - За одну ночь нет. А за две, да ещё и если днём, где повезёт, прихватим, то может и получится.
         - Надо всё продумать. Вы ж со Светой разведчики. Куда идти, знаете?
         - Товарищ майор, - серьёзно начала Света, - вы правильно сказали, что мы разведчики. А сержант Землянин - разведчик особый. Он и в темноте, как вы убедились, ориентируется и местность эту внимательно изучил. Так что хоть мы с вами и офицеры, но в этой ситуации должны подчиняться ему. Причём точно и беспрекословно. В разведке нет времени на обсуждение действий.
         - Ну что ж, верно. Я-то эти места только с самолёта видел. Тут ведь лесов много, лесами надо идти.
         - Где можно, лесами и пойдём, - кивнул сержант. - Здесь вот только, вокруг горушки  нашей, везде открытые места. И разная тыловая шушера везде бродит. Мы вон со Светой чуть не напоролись. Они же, Света, не по-немецки говорили?
          - Не по-немецки. Язык какой-то... Венгры что ли или голладцы какие.
          - Да уж, - майор закивал головой, - всегда так: как только найдётся сумасброд на Россию напасть, тут же к нему шелупонь всякая в прилипалы - как бы и им чего урвать. И что интересно: бьём их всех каждый раз, но нет - всё равно лезут. Помяните моё слово - опять так же будет. Все получат, обязательно получат, а слюнки у них течь всё равно не перестанут. Никогда наверно не поймут, что никому не проглотить такой кусок, как рты ни разевай.
        - Получат отпор, это ясно, - поддержала Света. - Просто врасплох застали. Как нас в той "Эмке".
        - В общем, - заключил майор, - надо выходить к своим. Командуй, сержант.
        - Обидно сидеть здесь, но до темна придётся. Так что, - улыбнулся сержант, - используем последний курортный день по полной. Отъедаемся, отсыпаемся, сил набираемся. Мы со Светой наверх, я там всем посохи вырежу, пригодятся.

                К СВОИМ

         Ближе к вечеру сделали из одеял скатки, майор взял бинокль и немецкий автомат, Землянин свой ППШ и неразлучную коробку, Грета - налегке с посохом. Остатки консервов - по карманам.
         - Идём так, - распоряжался Землянин: - мы со Светой впереди, товарищ майор и Грета - строго за нами. Держать дистанцию, но из вида не терять. Ни в коем случае не разговаривать. Даже шёпотом. Не спешить, идти настильным шагом, то есть не топать - ногу вперёд, подтягиваем тело, опираясь на посох. Я покажу. Где можно быстрее - пройдём быстрее, где можно пробежать - пробежим. Всё повторять за мной. Простые сигналы: я поднял вверх ладонь - замри на месте, пригнулся - пригнись, махнул вниз - медленно ложись, вытянул руку вперёд - пошли. Если что-то случилось и не можете идти - не кричать. Поднять посох вверх и стоять на месте. Мы подойдём.

          Хоть летняя ночь и коротка, успели всё же пройти все открытые места и на рассвете уже вошли в спасительный лес, где можно было идти и днём. Шли весь день и всю следующую ночь, выбирая места поглуше, посложнее. Для десантников-разведчиков такой марш-бросок - дело привычное, майор тоже держался хорошо, да ещё и Грету, которой, понятно, было тяжело, нёс на руках, где в туфельках да платьице совсем уж не пройти - по влажным бочажкам, по бурелому, по зарослям ежевики. Сержант это понимал, поэтому почаще делал остановки.
         И всё равно к исходу второй ночи и Грета и майор еле брели, совсем из сил выбились. Видел сержант - нужен привал, хоть и время сильно поджимало. Он рассчитывал за эту ночь перейти ещё одно открытое место до следующего лесного массива, иначе весь следующий день будет потерян - здесь придётся отсиживаться. Но и дальше майор с Гретой толком идти не смогут.
         Делать нечего - заглянул сержант в свой ящичек и свернул в сторону. Спустились под горку, продрались сквозь заросли кустов и застыли, задохнувшись от восторга. Перед ними под луной блестело гладким стеклом лесное озерцо с застывшими на круглых тёмных листьях белыми светящимися лилиями.
         - Купаемся, - шепнул сержант. - Только тихо.

         Если нужно объяснять, что такое блаженство, то вот это оно и было! Купались, ныряли, стараясь не плескаться, лежали, держа гудящие ноги в воде и чувствуя, как к ним приливает кровь, возвращая силы.  Смылась с тела усталость, двинулись дальше веселее.
          Купанье подбодрило, но и задержало немного, поэтому вышли  к опушке чуть позднее, чем рассчитывал сержант. Дальше было большое картофельное поле, которое никак не обойти - с одной стороны деревня, с другой дорога. За полем - лес, где можно опять идти днём, а сидеть весь день здесь в кустиках не было смысла. Нет, надо идти через поле, хоть и светло уже совсем. Сержант и Света двинутся бегом первыми, майор и Грета затаятся в кустах, и как только десентники нырнут в лес, сразу же следом за ними и как можно быстрее.
          Первая пара уже добежала до середины поля, как вдруг сержант пригнул Свету и они быстро залегли в борозду между картофельной ботвой. Вскоре из-за пригорка вывернулся на дорогу броневик с чёрным крестом на борту и за ним крытый грузовик, который дёрнулся, дал пару гудков и остановился. Шофёр вылез из кабины, поднял капот и стал копаться в моторе. Остановился и броневик. Из него вылез офицер, закурил. Из кузова грузовика попрыгали шестеро солдат, бегали к кювету по нужде, курили, разминали ноги.
         Шофёр захлопнул капот, офицер махнул рукой солдатам и уже направился к броневику, как вдруг из кустиков выскочила Грета и крича по-немецки "Я немка! Спасите! Я немка!" побежала к офицеру.
         - Мерзавка, - сквозь зубы прошипела Света, и обомлев увидела, что майор тоже выскочил из кустов и с криком "Грета! Грета!" бросился за ней.
         Офицер выхватил пистолет, выстрелил, солдаты застрочили из автоматов, и майор упал, вытянув руки вперёд.
         Грета подбежала к офицеру, что-то быстро говорила, показывая рукой в сторону вжавшихся в борозду десантников. Офицер отдал приказ, двое солдат потащили к грузовику тело майора, а четверо направились с автоматами наизготовку к десантникам, обходя их с двух сторон.
         Света увидела, как Володя пристроил к груди свою коробку, а к ней прижал лимонку. Она крепко обняла его, почувствовала, как он взялся за кольцо, закрыла глаза, и раздавшийся над головой грохот будто бросил её из люка самолёта в ночной затяжной прыжок. Но как рывок раскрывшегося парашюта, встряхнул её володин крик: "Наши! ППШ бьют! Наши!"
         Она увидела как один из немцев упал, как остальные открыли ответный огонь, как повернулась башня броневика и по лесу ударил его тяжёлый пулемёт. Володя повернулся на бок, вырвал чеку и лёжа бросил гранату. Взрыв прогремел с недолётом, но помощь всё же оказал: офицер закричал, махнул рукой, немцы пригибаясь бросились к машине, подобрав своего упавшего. Офицер с Гретой нырнули в броневик, солдаты вскарабкались в грузовик, и машины, набирая скорость, скрылись в облаке дорожной пыли.

                НАКОНЕЦ СВОИ

         Десантники вскочили и опрометью бросились к лесу. Там вышли из-за деревьев с десяток бойцов под командой молоденького лейтенанта, который, стараясь говорить баском, спросил сурово:
        - Кто такие? Что здесь произошло?
        - Младший лейтенант Богданова, сержант Землянин, - отрапортовала Света. - Разведчики десантного отряда особого назначения. Попали в переплёт. Спасибо, выручили нас.
         - Почему не стреляли? - грозно нахмурился лейтенант.
         - Патронов нет, - ответила Света.
         - Одна лимонка только и была, - добавил сержант.
         - Боец Колабанов! - распорядился лейтенант. - Проверьте у них оружие.
         - Точно, патронов нет, - доложил тот.
         - Товарищ лейтенант, - с нажимом сказала Света, - у нас сведения чрезвычайной важности. Прошу незамедлительно доставить нас к вашему командованию.
        - Да, конечно, - отозвался тот. - Вы, товарищ младший лейтенант со мной, товарищ сержант с отрядом. Уходим отсюда.

         Шагая впереди с красивой девушкой лейтенант оставил суровый тон:
         - А мы слышим - стрельба, - блестя глазами говорил он. - Мы туда. Видим - вы лежите в картошке, а на вас немцы идут. Ну я скомандовал "Огонь!" Одного срезали. Жалко, всех не положили. Далековато было. А вы что - у немцев по тылам ходили? Много у них там войск?
        - Да уж серьёзных-то войск нет. Одни телеги, - усмехнулась она.
        - Какие телеги? - опешил лейтенант.
        - Ну какие? Обозы лошадиные, - веселилась Света. - Техника у них вся вперёд ушла. А тут вся техника - мотоциклы да велосипеды.
        - Велосипеды? - недоверчиво взглянул он, боясь подвоха. - Ну, я понимаю, что вы шутите.
       - Есть тут у них, конечно, и машины и броневики. Вы сами видели. Самолётов у них много. Это да. Но и, точно говорю, целые роты на велосипедах.
         - Да как же они на наших дорогах с велосипедами-то? - обескураженно проговорил лейтенант. - Здесь же не Франция.
         Света засмеялась:
         - Скоро поймут, что здесь не Франция.
         - А что, - оживился лейтенант, - наше наступление скоро? Как вы думаете?
         - Скоро, скоро.
         - Скорей бы! А то, - замялся он, - по правде говоря, мы еще ни в одном серьёзном бою не были. Всё передислокации, переходы... Только мелкие стычки. Как вот эта. Сидим тут в лесах. Немцы леса боятся, по дорогам идут, нас особо не трогают.
         - Ясное дело, - она улыбнулась, - уж по лесу на велосипедах никак не проехать. Так что не горюйте.
         - А мы и не горюем. Когда начнётся наше наступление, мы так ударим.

          За разговорами незаметно дошли до блиндажей и землянок в лесу. Лейтенант представил десантников капитану, тот порасспрашивал их и сказал лейтенанту:
         - Раз они разведчики, то и веди их к разведчикам, они быстрей разберутся.
         Лейтенант привёл их к солидному под несколькими накатами блиндажу, спустился вниз доложить, и Света услышала показавшийся ей знакомым голос:
         - Десантники-разведчики, говорите? Давайте их сюда.
         В просторном помещении с дощатыми стенами стоял на земляном полу большой стол с вычурными резными ножками, вокруг на старинных резных стульях с бархатной обивкой сидели офицеры, а во главе стола в роскошном кресле - подтянутый полковник с короткой седой стрижкой.
          - Товарищ полковник! - с порога звонко доложила Света. - Младший лейтенант Богданова и сержант Землянин прибыли в ваше рапоряжение. -  И добавила тише, - мы, товарищ Блогин, из отряда особого назначения капитана Гвоздева.
         Полковник даже привстал:
         - Погоди, погоди. Богданова? Чемпион по затяжным прыжкам. А где же твои косы? Твой портрет с косами тогда по всем частям из газет да журналов вырезали и на стенки вешали. Небось, и сейчас хранят да любуются.
         Офицеры заулыбались.
        - Отрезала, - вздохнула она. - Война ведь.
        - Где капитан? Где отряд? - уже серьёзно спросил полковник. - Давай-ка вот садись. Видишь, в какой мы роскоши живём? Тут недалеко поместье было, немец его разбомбил, так ребята оттуда вот натащили. Так что вот тебе кресло, рассказывай. А вы, товарищ сержант, подождите пока наверху.
         - Товарищ полковник, разрешите? - сказала Света.
         - Что?
         - У сержанта Землянина срочные сведения чрезвычайной важности. Особо секретные.
         - Что значит - у сержанта? А вы, младший лейтенант, офицер - приложение что ли? - нахмурился полковник.
         - Товарищ полковник, - упрямо и твёрдо сказала Света, - можем доложить только вам. Вы сами увидите.
         Полковник встал и, почувствовав в тоне Светы непреклонность, перевёл разговор на шутливый лад:
         - Ну как откажешь такой красавице? Что ж, пойдемте в мой кабинет. Товарищи офицеры! Перерыв на обед. В четырнадцать ноль-ноль продолжим совещание.
        По дороге Света кратко рассказала полковнику все их приключения. Тот помрачнел, услышав про капитана и отряд. "Лучших из лучших отбирали, - стучало в голове. - Сколько обучали, готовили, тренировали. И вот - в первые часы войны все погибли. Разве ж мы такого ждали?" Сказал, чтоб перебить тяжёлые мысли:
         - Что ж поделаешь? Война. А вы, значит, "Эмку" к нам в штаб не довезли, да ещё и штаб наш разгромили. Вот прогоним немца - где штаб располагать? Там-то так всё удобно было.
         - Уж извините, товарищ полковник, - поддержала Света шутливый тон. - Машину придётся у немцев захватить, а штаб уже на их территории расположите.

        Кабинет полковника оказался землянкой. Чистой, но уже без роскоши. Топчан из досок, сейф, да стол с телефоном.
         - Ну, как говорится, милости прошу, - полковник сел и показал широким жестом на топчан. - Устраивайтесь, рассказывайте, что там у вас за секреты "чрезвычайной важности", - и прищурился на Свету.
         - Товарищ сержант, показывайте, - сказала она.
         Сержант поставил на стол свою коробку, открыл крышку, включил экран и положил на него пальцы. Стекло засветилось и на нём проступила картинка.
         - Что это такое? - спросил полковник и посмотрел на сержанта.
         - Это, товарищ полковник, - ответил тот, - как бы радиоприёмник, но он переводит радиоволны не в звук, а в изображение. Ну, радиовидение что ли. Так что можно назвать такой прибор радиовизором.
        - Что, у немцев увели?
        - Нет. Своя разработка. Ещё в Ленинграде занимались, а этот аппарат я уже здесь закончил. Два дня назад. Ещё настраивать надо, а то видите - рябит иногда, расплывается. Но в общем - работает. Смотрите.
         Он повёл пальцами по экрану, картинка сдвинулась, поплыла. Полковник впился в экран:
          - Откуда это передаётся? С самолёта? Кто показывает?
          - Радиоволны показывают. Вот мы и есть самолёт. Можем туда, можем сюда, выше можем или ниже - водил он пальцами по экрану и подкручивал какие-то колёсики, рычажки передвигал.         
          Полковник как будто действительно летел на самолёте над лесом. Вот показалось то разбитое поместье, откуда мебель притащили, дальше поле, аэродром наш весь в воронках, резко опустились вниз - там немцы возились вокруг наших разбитых самолётов.
          - А если вот сюда, - показывал полковник направление и сержант передвигал картинку.
          Вдруг подковник замер, впился в экран, молча показывал, куда двигаться. Сомнений не было - здесь шли немецкие танковые колонны. Откуда они здесь? Как моя разведка их просмотрела? А наших войск здесь вообще нет. Но это же немыслимо!
          - Сюда, сюда, - нетерпеливо тыкал он пальцем.
          Но картинка потускнела, расплылась и исчезла совсем.
          Полковник вскинул голову, приходя в себя как со сна:
          - Что такое? В чём дело?
          - Да вот, товарищ полковник, - виновато развёл руками сержант. - Я и сам многое не могу понять. А только заметил - как только устаю малость, так она хуже работает. Мы не спали пару суток, шли. Мне-то это ничего, но, видно, в пальцах энергии что ли нет, не знаю. Света!.. Товарищ младший сержант, помогайте. Когда она меня за руку берёт, - смущённо объяснил он, - то картинка ярче.
          Но Света сидела, как в полудрёме, и когда взяла сержанта за руку, то экран хоть и посветлел, картинка не появилась.
         - А если я? - спросил полковник.
         - Попробуем, - согласился сержант. - Вот сюда пальцы, товарищ полковник... Нет, ничего не получается.
         - Ну что ж, - хмуро кивнул полковник. -  Поесть вам надо, поспать.
         - Насчёт поесть, это не к спеху, - засмеялась Света. - Нас Землянин всю дорогу вашими запасами, товарищ подковник, кормил.
         - Как так? - опешил полковник.
         Света рассказала про консервы со склада. Полковник улыбнулся, но его грызла тревога: он отлично понимал, что значит такой прорыв танковых клиньев.
         - Так! - поднялся он. - Пойдёмте. У нас есть санитарная машина, там лавки по бокам, поспать можно. Возьмём сухие пайки и немедленно поедем. Надо срочно доложить командованию. Как думаете, товарищ сержант, если выспитесь, аппарат заработает?
         - Надеюсь, товарищ полковник.
         - Ладно. Поехали.

         Разъезжать днём, конечно, опасно - Юнкерсы охотились. Но по лесным просёлкам, где поглуше, можно было. К тому же и немцев в небе поубавилось. Похоже, на востоке все - своё наступление поддерживают.
         Трясясь в кабине, полковник размышлял. Он ведь не только Свету с её косами вспомнил. Он вспомнил и фамилию "Землянин". Не потому, что редкая, а потому, что занимался этим парнем.  Когда капитан Гвоздев предложил взять Землянина в десантно-разведывательный спецотряд, полковник поднял документы о нём. Видел, какой это классный специалист. Но в то же время, в лаборатории Лосева немецкие специалисты толклись, сам Лосев в Германию ездил, с докладами на конференциях выступал. Ну да, дружба тогда была с Германией. Однако, дружба дружбой, а разведка всегда и везде работает.
          Потом эта мутная финская история. В общем, Землянину, как специалисту с высшим образованием положена была офицерская должность и звание, но решили подождать, присмотреться. И вот опять. Опять он оказался на вражеской территории. Снова случайность? А бой у штаба? Куда  и зачем он там лазил? Вот слазил, и у него этот аппарат заработал. Ещё случайность? Тоже Грета. Грета эта. К ним прибежала, от них убежала. Не много ли случайностей?
         А если всё это не случайности, то картина получается вот какая. Завербовали немцы этого парня ешё у Лосева. Потом он передал им сведения через финнов. Сейчас вот получил инструкции во время того боя. А Грета - связная. И проводят немцы через аппаратуру, которую мне тут Землянин показывает, мощнейшую операцию. В аппарате этом заложен как бы кинофильм, где показаны танковые удары и прорывы, а их на самом деле нет. Мы двигаем туда все наши оставшиеся силы, а там нам приготовлена ловушка, где нас окружают и окончательно перемалывают.
          Возможно такое? А почему бы и нет? Недарам сержант показывает всё только сам. А если что-то показать не хочет, то вот, видете ли, не выспался он. Смешно. Да и что это за техника такая, что у него под пальцами работает, а у других нет? Света, понятно, ни о чём не догадывается. Ясное дело - влюбилась без памяти, ничего не видит, не замечает.
         С другой стороны, если те танковые прорывы действительны, то это тоже ловушка, да ещё и пострашнее. Здесь тогда и моя вина, что разведка просмотрела. Ну да, разведавиация в первые часы была на земле перебита. Ну да, всё наше внимание забрал мощный удар севернее, где Грот на Алитус да на Гродно двинул. Только слабые это оправдания. Что если действительно прошмыгнул Гудриан мимо нас вдоль болот и прёт теперь, считай, без сопротивления? Представить такое страшно.
          И в любом случае, немедленно, немедленно должен об этом знать Командующий. Именно он. Это его уровень принятия решений. Безусловно, все свои сомнения насчёт Землянина ему представлю. Мы же с ним ещё с Гражданской. Так что общий язык найдём.
         
В ТУПИКЕ

          У Командующего фронтом шло совещание. Командующий, генерал армии Дмитрий Григорьевич Палов, сидел, положив кулаки на расстеленную на столе карту. Вид у него был обескураженный, глаза бегали по карте. Начальник штаба генерал-майор Владимир Ефимович Климовский растерянно перебирал и раскладывал на столе бумаги. Начальник  артиллерии генерал-лейтенант Николай Александрович Крич сосредоточенно писал на листке цифры и что-то высчитывал. Командующий авиацией Иван Иванович Корпец сидел безучастно, с опущенной головой.
         - Так вот что они задумали, - говорил Командующий, резко двигая кулаки вперёд по карте, - удары на такую глубину!
         - Не реально это, - покачал головой начальник штаба. - Что же они - по сто километров в сутки идут что ли? Марш-бросками что ли, как на учениях? Войска с техникой тянуть? Тут даже если никакого сопротивления нет, и то такое не выйдет.  Да и не хватит у них сил весь фронт окружить. На карте стрелы рисовать, оно, конечно, можно. Мы ведь тоже вон какие красивые рисовали. А что вышло?
         Все молчали, и даже Командующий не одёрнул своего начштаба. Знал ведь - правду тот говорит про наши красивые стрелы. Жестокую, обидную правду. Начштаба постарался смягчить ситуацию, сказал ухмыляясь:
        - Подбросили они, небось, нам эту карту?
        - Нет, - хмуро сказал Палов, - в бою её взяли. Да и видно - их штабная карта. Зачем бы они нам всё это показывали? Многое с этой карты уже подтверждается. Вот к северу от нас, где Грот наступает, наша воздушная разведка такую же обстановку даёт. Правильно, товарищ Корпец?
        - Так точно, товарищ Командующий, - встрепенулся Корпец, - всё сходится с этой картой.
        - А если и по югу действительно Гудриан так далеко прорвался? Что тогда? Неужели мы могли его так проморгать?
        - Это уж совсем ни в какие ворота, - решительно взмахнул рукой начальник штаба. - Таким узким клином, на такую глубину, вдоль таких наших сил. Он же не идиот, на дурную авантюру идти!
         - Кто идиот, разбираться не будем, - нахмурился Командующий, - а вот если мы действительно его рывок прошляпили, то мы уже в мешке.
         Начальник штаба упрямо гнул свою линию:
         - Сил у нас ещё много. Огромные силы. Танки почти все целы. С артиллерией похуже. Так, товарищ Крич?
         - Так, - вздохнул тот. - Особенно с тяжёлой артиллерией. Много у границы было, а тягачей нехватка. Не успели оттянуть. Что полегче - машинами, лошадьми, на руках даже оттащили.
         - Авиация - вот что нас подвело. Придавило нас. Бьют нас сверху, как котят и как хотят. А чем мы ответим? - начштаба повернулся к начальнику авиации.
         Тот вспыхнул краской, шлёпнул двумя руками по столу, срывающимся в истерику голосом заговорил быстро:
         - Конечно, все теперь на меня - авиация. А мне каково? В первые часы почти всё потерять! И на земле! Я что ли аэродромы на границе строил? Я что ли все самолёты сюда согнал? Перед войной летал вдоль границы, всё сверху видел, всё докладывал. А мне что? Не поднимай панику! Вот теперь Корпец виноват. Что мне теперь - стреляться что ли?
         Повисла напряжённая тишина. Такие выходки на совещании такого уровня не прощаются. Офицеры сидели, глядя в стол и ожидая грозной реакции Командующего. Тот было набычился, но потом обмяк. Сам ведь был в таком же положении. Чуть не каждый день в Москву докладывал, что немцы готовятся к удару, а оттуда: "Нам всё известно, все под контролем, никакого нападения не будет. Возможны провокации, на них не поддаваться".
          Он вздохнул:
         - Виноватых искать не будем. Нам их найдут. А стреляться - дело не хитрое. Пальцем шевельнул - и нет буквы Р в твоей фамилии, Корпец. Пусть другие воюют. Нет, товарищи офицеры, не пальцами надо шевелить, а мозгами. Наломали дров - самим и расчищать. Правильно начштаба говорит: силы у нас огромные. Только правильно ими распорядиться надо.
        - У нас приказ - нанести удар на Сувалки, - напомнил начальник штаба.
        Палов помолчал, потом сказал тихо:
        - Сувалки. Сувалки. Удар на Сувалки надо было наносить двадцать первого июня в три часа утра. Да не готовы мы были к такому удару. А теперь где они - эти Сувалки?
         - За невыполнение приказа.., - начал было начштаба, но Командующий резко перебил:
         - И за выполнение, и за невыполнение нам с вами то же самое будет. Только если попытаемся выполнить - зря войска погубим. Вот группу Болдина на Гродно бросили. Зачем? Опять ошибка. Видим ведь теперь - не на север надо было бить, а на юг. Если Гудриан там прошёл - отрезать его, если не прошёл - не дать пройти.
          Товарищ Климовский, - повысил он голос, - немедленно верните группу Болдина форсированным маршем в район Белостока. Там экипажи накормить, дать отдых, техникам заняться танками. Заготовить горючее, снаряды. Выполняйте! И вот ещё что - вызовите ко мне полковника Блогина Семёна Васильевича. Он сейчас как раз в тех местах, поможет разобраться.
         Начштаба вышел, Командующий продолжал:
         - Остальным, каждый на своём участке командования - все силы собирать на линию Белосток - Волковыск. Давайте подумаем, что мы можем туда стянуть.

        Пока обсуждали детали, вернулся начштаба и только успел сказать, что начальник разведки, ещё утром выехал сюда, как полковник как раз и объявился. Командующий вышел к нему, осунувшийся, круги под глазами. Полковник понял - дела на фронте совсем плохи.
          Да какие там дела? Разгром был на фронте, вот что. Разрезаны были войска фронта, разбросаны, разбиты, окружены. С самой этой злосчастной ночи двадцать второго июня накатило на командование фронта какое-то наваждение. Сначала отупение - сидели и ждали команд из Москвы, потом лихорадочные метания - приказывали, бегали, орали. Но как заколодило - действия Командующего и его штаба не оказывали никакого влияния на фронтовые события. Там всё шло как бы само собой, и изменить что-то в этом движении было никак невозможно. Палову казалось, что всё происходит как в кошмарном сне: он тычет руками в чёрные тени, но руки проходят сквозь них, и чернота неотвратимо надвигается, затыкая подушкой дыхание и отключая сознание.

                ПРОЗРЕНИЕ
         
          - Здравствуй, Семён Василич! - устало поздоровался Командующий. - Хорошо, что прибыл. А то я тебя вызвал, а мне сказали, что ты уже уехал ко мне. Что у тебя?
         Полковник представил разведчиков и начал было рассказывать про радиовизор, но Командующий прервал его, вернулся в комнату совещаний, вышел оттуда с какой-то картой и пригласил всех в кабинет. Там сержант включил аппарат, и полковник с облегчением увидел, что картинка появилась. Командующий понаблюдал немного за движениями картинки, за её уменьшением и увеличением, потом указал место на карте:
         - Вот здесь можем посмотреть?
         - Так точно, можем, товарищ Командующий, - ответил сержант и задвигал пальцами, сверяясь с картой.
         Полковник увидел, что Палова интересует как раз тот южный участок вдоль болот, где прорвались немецкие танковые клинья. Он хотел что-то сказать, объяснить, но Командующий попросил сержанта проследить движение танков на восток, и полковника бросило в озноб: танки уже обходили с юга Минск.
         - Всё точно, - мрачно кивнул головой Командующий. - Всё точно, Семён Васильевич, - он посмотрел на полковника. - Наши отбили в бою вот эту карту. На ней нанесены удары немцев. Видишь? Вот и на аппарате этом те же удары уже вживую наблюдаем. Понимаешь, что это значит?
         - Понимаю, - подавленно проговорил полковник. - Мешок это.
         - Мешок, - тихо сказал Командующий. - Мешок. И вот тут, - он показал восточнее Минска, - они его хотят завязать.
         Сгущалось тяжёлое молчание. Вдруг сержант встал, повернулся к Свете:
         - Товарищ младший лейтенант, разрешите обратиться к товарищу полковнику!
         Света оторопело пробормотала:
         - Да-да, разрешаю, обращайтесь.
         Сержант лихо повернулся к полковнику:
         - Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу Командующему!
         Тот уставился на сержанта, а Командующий махнул рукой:
         - Обращайтесь, обращайтесь. Что у вас?
         - Товарищ Командующий, вот здесь. Посмотрите.
         Все склонились над светящимся экраном, на котором появилась картинка крепости. Сержант увеличил её, и все застыли, не веря глазам.
         - Это же, - начал Командующий, - это же Брестская крепость.
         - Брестская крепость, - эхом повторил полковник. - Да там бой идёт!
        - Бой идёт! Точно, бой! Это что же? Неужели ещё держатся наши? Держатся? - не верил себе Командующий.
        - Держатся! - радостно кивнул сержант.
        Он не добавил положенного "товарищ Командующий", но никто не обратил на это внимания.
         - А дальше на север ещё и у Семятичей в пограничных укреплениях ребята сражаются, - сержант подвёл туда картинку. - Здесь, - быстро передвинулся он на юг, к болотам, - наши части в окружении. Вот и вот ещё побольше. А тут, - подвигал он туда-сюда картинку, - самое узкое место прорыва. И немецкие танковые колонны уже далеко на восток ушли.
         
          Командующий оторвался от экрана, посмотрел на возбуждённого сержанта, и показалось ему, что лицо парня, освещённое зеленоватым светом, нереально. Как бы прозрачно оно, призрачно. Он тряхнул головой, сбрасывая с себя морок, и спросил:
         - Как тебя зовут-то, сержант?
         - Володя, - растерялся он, - Владимир.
         - А по-батюшке?
         - Андреевич.
         - Вот что, Владим Андреич, какой ты, к лешему, сержант? У тебя с этой аппаратурой такие возможности, каких ни у одного маршала нет. Я же понимаю, на что ты намекаешь, куда меня подталкиваешь, только сержанту не положено давать советы генералу армии. А у нас нет сейчас времени на всякие "разрешите обратиться к тому, да разрешите к этому". У вас какая гражданская специальность?
        - Инженер-конструктор.
        - Как же в сержантах оказались? С такой квалификацией?
        Полковник торопливо вставил:
        - Я потом объясню.
        - Хорошо, - Командующий кивнул. - С вашим воинским званием мы после определимся. А сейчас вы у нас, Владимир Андреевич, не сержантом будете, а инженером-конструктором, для краткости инженером Земляниным. А мы для вас: я вот Дмитрий Григорьевич Палов, он - Семён Васильевич Блогин, ну а с ней, - он повернулся к  Свете, - сами разберётесь.
         - Ясно, - Землянин улыбнулся.
         - Вот и говори, без чинов и формальностей, что обстановка такое решение нам подсказывает: наносить удар вот в этот узкий перешеек движения Гудриана. Я уже об этом думал и уже распоряжения дал стягивать сюда силы. Только о Бресте и об окружённых частях не знал. Теперь у нас полная картина. Можем действовать. Техники достаточно осталось. Людей вот много потеряли.
         - Дмитрий Григорьевич, - Землянин показал на экран, - вот здесь, здесь и тут вот, я пониже спущусь, смотрите.
        - Это что? Это же... Наши пленные? Столько пленных? - Командующий опустил голову, сник. Видно было, что он смертельно устал.
        - Типа сборные пункты, - пояснил Землянин. - Возле Бреста собирают, на запад отправлять. Прямо в поле. И охраны толком нет.
        - Дак тут на Брест ударить, - встрепенулся полковник и тронул Командующего за рукав. - Дмитрий Григорич, по пути здесь и здесь пройти, пленных освободить, оружие им раздать.
       Командующий будто очнулся:
       - А в Брестской крепости запасов много. Там и оружие, и боеприпасы, и продовольствие. Туда прорваться. Да-да, это верно. Верно. Авиация вот только у них... Может быть, ночной удар?
         - Ночью тоже можно наблюдать, - вставил Землянин.
         - Ну да? - вскинул голову Командующий. - Неужели?
         - Не так хорошо, как днём, но видно.
         - Вот это уже совсем хорошо, - обрадовался Командующий. - Вы вот что, Семён Василич, Владимир Андреич, вы покрутитесь в этих двух местах - на перешейке и возле Бреста - просмотрите всё внимательно - наши силы, их силы, расположение. А я совещание закончу, сюда вернусь. Да, Землянин, кто ещё про аппаратуру знает?
      - Только вот мы, кто здесь.
      - Отлично. И больше никто ни сном, ни духом знать не должен. А у немца может быть такое?
      - Не знаю. Но едва ли.
      Командующий покачал головой:
      - Больно уж он обходит нас везде. Как будто видит. Ну что ж, если даже у него и есть, то у нас теперь тоже есть. Так что будем на равных, - он распрямился, к нему на глазах возвращалась энергия. - Это уже другой расклад. А то вслепую дёргались... Так. Вы все располагаетесь здесь: вот этот зал, там спальня, здесь кухня небольшая, там санузел, душ даже есть. Еду будут доставлять сюда. Ну а  вот хозяйка всё организует, - он улыбнулся Свете. Действуйте.

                БРЕСТСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

          Командующий вышел, а полковник, обрадованный тем, что все его подозрения относительно сержанта развеялись, даже как-то ласково сказал:
          - Давай, Володя, вот здесь повнимательнее посмотрим, вдоль Щары. Они, вроде, нацелились весь наш фронт надвое здесь разрезать. Грот-то вон уже где!
          - Точно, Семён Васильевич, точно. Если немедленно Гудриана здесь не отрезать - они наверняка соединятся, и тогда нам будет совсем туго.
          - Покажем Дмитрию Григорьичу, а сами давай займёмся Брестом. У меня тут есть заначка - особая группа, которую я только в самых важных делах задействую. Такая же, как отряд вашего капитана Гвоздева, тоже десантники-разведчики. Хорошо бы их в брестскую операцию включить.
         Там вот с юга, давай-ка, Володя, здесь пошарим, там у немцев боевых сил не видно. Одни обозы. А здесь - ну-ка ближе к Бресту - здесь большой лагерь наших пленных. Бросить туда ночью десантников, они охрану снимут, и с юга прорваться в крепость.
          - Я смотрел, Семён Васильевич. Там пленные на плотине работают. То ли плотину укрепляют, то ли дорогу. Вот ночью плотину рвануть, вода хлынет, и под защитой этого потока легче будет с пленными уйти.
          Полковник оторвался от экрана, подумал, прихлопнул ладонью по столу:
          - Сделаем так. Я вызову сюда командира группы. Он эту местность хорошо знает. Главное - показать ему расположение всех немецких войск, лагерь пленных и расположение наших окруженцев. Радиовизор твой показывать нельзя, так что зарисовать всё подробно с экрана на бумаге.
          - Я могу зарисовать, - вызвалась Света.
          - Хорошо. Покажешь ему, Володя. Растолкуешь. А я потом поставлю ему задачу.
         
          Вошёл молодцеватый майор, командир группы, рослый, подтянутый красавец. Лихо козырнул, щелкнув каблуками, но вдруг замер, уставившись на Свету. Та вспыхнула, растерянно взлянула на Землянина, потом торопливо сказала:
          -  Витя! Жив-здоров. И уже майор. Поздравляю!
          Майор хотел что-то сказать, но полковник, окинув всех троих взглядом перебил:
          - Вы что, знакомы?
          - Так точно, товарищ полковник, - ответили оба сразу.
          - Разрешите, - начал было майор, но полковник выставил в его сторону ладонь:
          - Разрешу, но не сейчас. Потом, потом. Сейчас каждая минута дорога.
          Он встал, подошёл к майору, загаворил негромко:
          - Важное задание, Виктор. Ты знаешь - на другие и не посылаю, но это совсем особое. От его выполнения очень многое зависит. Очень.
          Повернувщись к столу, где в некотором смущении сидела Света и вертящий головой то на Свету, то на майора Володя, полковник продолжал уже другим, командирским тоном:
          - Инженер Землянин подробно изложит вам, товарищ майор Казаков, обстановку. Местность вам хорошо знакома. Главное - запомнить детально расположение вражеских войск на этой местности. Со всеми возможными подробностями. Товарищ Землянин тоже разведчик-десантник, так что найдёте общий язык. Всё уяснить, задать все вопросы, которые возникнут. Идите в ту комнату, работайте.
          - Есть! - чётко ответил майор, а Землянин просто кивнул головой.
          Они вышли, а полковник сказал Свете:
          - Я к Командующему, а ты похозяйничай там на кухне. Перекусить что-нибудь. Аппарат этот с собой возьми. Когда они выйдут, сразу позови меня. Хорошо?
          - Хорошо, товарищ полковник, - ответила она не вполне по уставу.

          Пока Землянин раскладывал на маленьком столике листочки, майор разглядывал его неприязненно: ишь ты - здоровый лось, полковник сказал - десантник, а вот пристроился тут при штабе бумажки перекладывать. И со Светой переглядывается.
          Конечно, когда майор был ещё просто Витей, со Светой ох как глупо получилось! Эти шустрячки - Тонька с Нинкой - закрутили его в своей развесёлой компании. А он, дурак, и рад был куролесить. Ну ничего. Вот вернётся с задания - всё со Светой наладит. Ведь было же у них сперва так душевно, так весело!
         Землянин начал рассказывать и показывать на листочках, и майор сразу понял, что этот парень не простак. Может даже, он оттуда, и сам всё там пролазил-просмотрел-пронюхал. Не удержался, спросил:
          - Ты что, сам там был?
          Землянин посмотрел на него прищурившись, и майор махнул рукой:
         - Ладно. Знаю, что не положено. Просто очень уж подробности такие... В общем, я всё уяснил, пошли к полковнику. Хочу только сказать - пока я на задании, ты здесь к Свете не подкатывайся. Она моя девушка давно уже.
          - Как это - твоя? Она что - фуражка что ли? А с кем ей быть - она сама решит.
          - Что-о-о? - майор встал. - Нечего тут решать. Говорю тебе - не лезь. Вернусь с задания - разберусь, - и как-то даже неожиданно для себя ляпнул: если ты мне тут всё правильно нарисовал. - Хотел чтоб вроде как с шуточкой, но получилось, конечно, нелепо.
          Землянин даже задохнулся от возмущения, привстал:
         - Что ты сказал? Ты что сказал?
         - Ой, ой, раскипятился! Сиди, сиди, - и майор протянул руку к плечу Землянина.
         Надо было Землянину сесть и прекратить как-то этот глупый разговор, но сработал рефлекс - он отбил руку. Майор тут же рубанул левой, но Землянин рванул его руку на себя, проводя бросок через спину. Стул упал, грохнув спинкой, и в двери возник полковник.
         Взглянув на вытянувшихся и одёргивающих одежду парней, покосившись на упавший стул, он грозно спросил:
          - Что здесь происходит?
          - Извините, товарищ полковник, - виновато проговорил Землянин, - я один новый приём товарищу майору показывал. Ему же на задание идти, а приём хороший - может пригодиться, Да малость не рассчитал - стул вот мы уронили.
          Ясное дело, понял полковник сразу - подрались петухи. Из-за Светы подрались. Точно. Но и знал, что теперь они оба, хоть режь их, хоть ешь, будут стоять на своём и не сдадут друг друга, а ведь только что готовы были всерьёз сцепиться. Да и не время сейчас для разборок. Потому сделал вид, что поверил этому смехотворному, наспех придуманному объяснению. Да и профессиональный интерес возник:
          - Это что же за приём такой, которого мой десентник, мой разведчик не знает?
          - Нас капитан Гвоздев научил. В вашем наставлении, товарищ полковник, когда противник проводит рывок руки и бросок через спину, то ты выставляешь колено и он нарывается на колено челюстью.
          Капитан Гвоздев развил дальше: тот, кто проводит рывок, уклоняется от колена вниз и в сторону, а с другой стороны выставляет прямую ногу, тот коленом врезается в ногу и падает. Вот я товарищу майору показал, но он чётко ушёл через мою ногу на кувырок и опять на ногах. Стул только свалился.
          Полковник еле скрыл усмешку, но приёмом заинтересовался:
          - Ну-ка, ну-ка покажите.
          Они проделали всё старательно, в медленном темпе, а потом всё же провели приём всерьёз, без скидок, и было видно: не только спортивная злость их заводит. Полковник, сам большой мастер рукопашного боя, с тренерским удовольствием наблюдал, как красиво, чётко, профессионально работают его питомцы, и он даже затруднялся решить, кто из них сильнее в схватке - здоровенный Землянин или увёртливый, пружинистый майор.
 
          Однако, время поджимало. Полковник отпустил Землянина и поставил майору боевую задачу:
          - В одиннадцать ноль-ноль вылетаете всей группой двумя планерами. С собой берёте взрывчатку, каждый - два комплекта автоматов и дисков, гранат - сколько получится по расчётному весу. Посчитаете с лётчиками. Садитесь на ту поляну, где мы учения проводили. Немцев там сейчас нет. Потом по этой лощинке выходите к реке. Мы это тоже отрабатывали. Здесь наши пленные на плотине работают. Охрана слабая, ночью охранники в бараках спят, а вокруг пленных только часовые.
          Часовых снять, пленным раздать оружие, бараки забросать гранатами, потом перейти плотину и за собой её взорвать. Вода хлынет, отрежет вас от немцев. С охранными частями в бой не ввязываться. Уходить от них, отрываться. Всем как можно быстрее прорываться вот сюда, где в окружении наш стрелковый корпус.
          Прорвётесь к нашим, скажете, что Брестская крепость держится и что начинается наше наступление. Нужно пробиться к Бресту и поддержать наше наступление оттуда. Всё ясно?
          - Товарищ полковник, разрешите вопрос.
          - Спрашивайте.
          - Нельзя ли нам придать Землянина? Он там всё так знает, как будто только что там был. Да и парень он боевой. Нам была бы помощь.
         Полковник прищурился хитровато:
         - Во-первых, ты и сам там каждую кочку знаешь. Расположение немецких войск топерь тебе тоже подробно известно. А во-вторых, Виктор, большие дела намечаются. И нам инженер Землянин очень нужен здесь. Очень нужен. Потом узнаешь, почему.
         - Разрешите ещё вопрос, товарищ полковник?
         - Ну давай.
         - Можно мне с младшим сержантом Богдановой поговорить?
         Полковник улыбнулся, положил руку майору на плечо:
         - Вот вернёшься с задания и обязательно поговоришь. Поэтому действуйте там решительно, но осторожно. Никакого лихачества. Вы мне все живые нужны. Понял?
         - Так точно!
         - В одиннадцать ноль-ноль буду на аэродроме, всё ещё раз уточним. А сейчас людей хорошо накормить и пусть поспят. Выполняйте, товарищ майор! 

                НАПРАВЛЕНИЯ УДАРОВ

            Тем временем Командующий вернулся в комнату совещаний, приказал собрать командиров всех основных подразделений, и с таким бодрым видом водил карандашом по карте, что все уставились на него с мелькнувшей в глазах надеждой: может, врёт эта карта? Но Палов чуть не весело объявил:
         - Они идут точно по карте. И с севера, и с юга уже к Минску подошли. Двумя клешнями взяли нас в мешок, и вот здесь, восточнее Минска, нацелились клешни сомкнуть.
          "Чего же он радуется?" - мелькнуло в голове начштаба, и он быстро заговорил:
         - Так выходить надо из мешка. Срочно, быстро всем отступать, вырваться, пока мешок не завязали! Счёт на часы идёт, а может, и на минуты.
         - И вы считаете, - прищурился на него Палов, - что за эти часы и минуты мы всю махину наших войск успеем от Белостока за Минск увести? Что же - всю технику побросать? Да и без техники не успеть уже. Мы, конечно, вот штаб наш, мы можем бросить войска - и в Москву. Мы успеем. Но, как вы думаете, что нас там ждёт?... Правильно думаете.
         Все недоуменно молчали, не понимая, куда клонит Командующий. А тот бодро продолжал:
         - Обстановка сложилась так, что у нас образовалось две группы войск: западнее реки Щара - там почти все танки и артиллерия - и восточнее, от Щары до Минска - там в основном пехота. С севера обе эти группы обходит Грот. Его клешня широкая, с хорошо защищёнными флангами. Нам её не перекусить. Против него будем стягивать к Минску все части нашей восточной группировки. А вот с юга вдоль болот прорвался Гудриан. В районе Волковыск - Слоним клешня у него узкая, и все танки у него уже далеко на востоке, а у нас тут много сил. Здесь наш единственный и последний шанс: острым клином, кинжальным ударом всех сил нашей западной группировки перерезать эту клешню до самых болот. Прогрызть мешок там, где он тонок!
         - Юнкерсы задавят, лаптёжники эти, - буркнул Климовский, - в небе-то они хозяева.
         - Поэтому нанесём ночной удар.
         Все как по команде вскинули головы, а Командующий продолжал:
         - Эти места мы все исходили излазили. Сколько учений здесь провели! Потому и ночью пройдём. А немец на чужой земле, он в темноте воевать не может. С рассветом до болот дойдём, развернёмся на фланги, окопаемся. Там леса везде, укроемся как-то от лаптёжников.

         Надо признать - с этим Ю-87 у командования Красной армии случился просчёт. Самолёт довольно старый, скорость малая, маневренность слабая, вооружение так себе. Броневой защиты пилота и стрелка нет. Вот и не считали его опасным. Любой истребитель сшибёт его играючи. Не учли, однако, силу его психологического воздействия на противника. А она оказалась решающей, особенно в начале войны.
         Пикирующий бомбардировщик и так-то грозен своим прицельным бомбометанием - входя в глубокое пике, точно в танк попадает - так этот самолёт ещё и устрашающе выл при пикировании. Немцы правильно оценили это психологическое вооружение и ещё усилили его - установили на самолёт мощную сирену. И когда чёрный снаряд со своими ломаными крыльями и с неубирающимися шасси в колпаках, как с хищно вытянутыми вперёд когтистыми лапами, падал сверху с жутким завыванием - кровь стыла в жилах, животный ужас вгонял в безумную панику.
         Наших солдат к этому не готовили, и были случаи, когда Юнкерс, сбросив бомбы и расстреляв боезапас, просто пикировал с воем на наши позиции - люди в смертельном страхе выскакивали из укрытий и бежали куда глаза глядят, а немецкая пехота била их пулемётами.

         Поэтому и на совещании офицеры за столом сомнительно качали головами - как от этого стервятника укроешься?
         Но тут неожиданно заговорил сидевший уныло Корпец:
         - Самолётов у нас осталось мало, но всё же есть кое-что. Немцы в небе обнаглели - пускают Юнкерсов без прикрытия, и в таком случае даже пара наших истребителей может целую стаю этих наглецов разогнать. А уж пару-другую истребителей обеспечим. И вот ещё, - заторопился он, - сегодня утром донесли: в одном бою три Юнкерса сбили.
        - Истребители? - повернулся к нему начштаба.
        - Нет. С земли, - и, видя всеобщий интерес, Корпец продолжал увереннее. - С наших бомбардировщиков, которые были на земле побиты, мы кое-где успели снять пушки и пулемёты. Механики установили их на автомашины. Так вот с этих машин наши стрелки (они же на самолётах обучены были по летящим целям стрелять) Юнкерсов и сбили. Две автомашины с разных позиций перекрёстным огнём. А ещё одного пехотный взвод залповым огнём из винтовок сшиб. После этого Юнкерсы атаку прекратили.
         - Ну вот, - оживился Командующий, - значит, можно с ними бороться? Владимир Ефимович, - обратился он к начальнику штаба, - подготовьте представление к орденам для стрелков с автомашин, командиру пехотного взвода тоже орден, бойцам взвода - медали. Объявите приказ во всех частях.
         Крич, глядя в свои листочки с цифрами, сказал:
         - Вот докладывают, что у нас сохранились почти все установки счетверённых пулемётов на автомашинах. Можно их подключить. Разбить по парам, чтобы обеспечить перекрёстный огонь.
         - Только , - подхватил Карпец, - счетверёнки эффективны лишь от километра по высоте и ниже. Поэтому огонь надо открывать, когда немец в пике войдёт. Тут, конечно, нервы у пулемётчиков нужны. А вот когда он из пикирования выходит - и пилот и стрелок в полусознании от перегрузок , а то и вообще в отключке. Самолёт выходит на автомате. В этот момент немец безопасен, ни стрелять, ни маневрировать не может. Спокойно можно по нему работать.
         - Конечно, - отозвался Крич, - пулемётчиков этому обучали, но нелишне ещё освежить на примере ваших авиационных стрелков.

         Штабисты приободрились, а Командующий совсем повеселел:
         - Ну что ж, отлично получается. Танков у нас полторы тысячи наберётся. Силища! Шестой мехкорпус - наша краса и гордость - толком и не воевал ещё. А у него одних КВ и тридцатьчетвёрок почти триста машин. На остриё удара ставим все КВ, их немцу остановить вообще нечем. По флангам - тридцатьчетвёрки, по центру - лёгкие танки. Кинжальный удар обоюдоострым клинком!
          Не только острие, но и оба лезвия должны быть острыми. То есть, флангам особое внимание. Чтоб не переломил он наш кинжал. Что очень важно - танкам действовать только вместе с пехотой. Танкам не отрываться, пехоте не отставать. Следить за этим строго. Пехоте подтягивать за собой миномёты. И никаких атак на немецкие пулемёты! Пулемётные гнёзда и пушки уничтожать огнём танков, пехоту противника давить миномётами. И так продвигаться, расчищая предварительно путь. Людей беречь! Это главное.
          И вот что. Связь. Генерал-майор Григоров! Андрей Терентьевич, мне нужна постоянная надёжная связь. Телефоны, радио - всё задействовать в полную силу! От этого зависит весь успех операции. Лично отвечаете. Вам ясно?
          - Так точно, товарищ Командующий!

          Начальник штаба влядывался в карту:
          - Вобьём клин до болот, потом что - расширять клин?
          Командующий сел, отвалился на спинку стула:
          - Подумаем, какие ответные действия противника наиболее вероятны. Грот продвинулся к Минску дальше, чем Гудриан. А Гудриан отставать не захочет, он парень нотный. Будет гнать вперёд.
         Но от своей пехоты сильно оторвался. Это его ошибка. От нас ему отмахнуться нечем, а танки свои он назад ни за что не повернёт. Потому что тогда ему конец. У него будет один выход - соединиться возле Минска с Гротом. А мы будем его с хвоста поджимать. С юга у него наш союзник - болото. Оттуда ему помощи нет. С севера вдоль всего его движения - наши войска. Так что все пути снабжения мы ему перережем, и сил у него поубавится.
          А Гроту одной клешнёй мешок завязывать будет гораздо сложнее, да и мы всей нашей восточной группировкой будем ему в этом мешать. Ну и в Москве-то увидят, что мы одну клешню перерезали - сразу поддержат, ударят в стык Гроту и Гудриану. Это ж ясно.
          Начштаба, проведя ладонью по карте, сказал с сомнением:
          - На востоке, у нас, пожалуй, получается. А с запада? Они что - будут спокойно смотреть, как мы гудрианову клешню перегрызаем? Ведь наверняка с запада нажмут. И нажмут крепко.
         Командующий даже заулыбался:
         - Тут у нас, тут есть у нас золотой ключик успеха, - он выдержал паузу, обводя всех глазами, и будто выстрелил: - Брест! - и повёл карандашом по карте. -  В Брестской крепости и под Семятичами наши ещё держатся. Держатся! Бои ведут! Ударить туда ночью от Волковыска. Там по пути много наших разрозненных частей, большие лагеря наших пленных. По ходу всё вбирать в себя, пленных вооружать, распределять по частям.
         - Пленным оружие? - вскинулся Крич. - Один раз бросили, бросят и второй.
         Командующий вздохнул:
         - Горько об этом говорить, но давайте честно: не они сдались, это мы их сдали. Мы ими командовали так, что они не знали, что делать. Мы их подготовили так, что артиллеристы без снарядов, танки без горючего, летчики без самолётов. А сапёры, а строители? Те вообще без оружия. Что толку призывать: "Действуйте по-боевому"? Как и чем они будут действовать?
          Вот что, - он повысил голос, - никаких разговоров о трусости и предательстве! Это наши бойцы, которыми мы не смогли управлять. Я уверен, что побывав в плену, они уж лучше погибнут в бою, чем снова там оказаться. Получат оружие - будут драться насмерть. А если и есть там предатели, то в плену они уже проявились, и с ними бойцы сами разберутся.
         В общем так: времени у нас в обрез. Половина сегодняшнего дня, ночь и двадцать шестое июня. В эти сроки необходимо уложиться: на юге дойти до болот, на юго-западе до Бреста. Войска собирать нам особо не надо - тут нам немец помог, - он усмехнулся: - сдавил нас в мешке так, что мы сконцентрированы - дальше некуда. Так что на подготовку времени хватит. Каждому на своём участке проработать детали операций, отдать распоряжения, всё контролировать. Собираемся здесь в час ночи. Начало операций в два ноль-ноль.

                НАСТУПЛЕНИЕ

          В час ночи собрались командиры основных подразделений. Весь вид их резко изменился: это были бодрые, активные, решительные люди. Каждый понимал задачу, каждый знал, что ему делать, каждый был готов действовать.
          Командующий отдал последние распоряжения:
          - Итак, сейчас началась спецоперация возле Бреста. В два ноль-ноль наносим главный удар с линии Волковыск - Слоним в общем направлении на Пинск. Там ещё держатся наши разрозненные войска. По пути соединяемся с ними.
          Немцы поймут, что под Брестом мы проводим отвлекающую операцию, увидят реальную опасность нашего главного удара и начнут стягивать всё, что у них здесь есть, скорее всего вот сюда, к Берёзе Картуской , поскольку у них тут и железная и шоссейная дороги.
          В три ноль-ноль мы наносим ещё один удар от Волковыска на Брест. Здесь у нас на выступе конный корпус, дальше в окружении стрелковая и танковая дивизии. Кавалеристам дороги не нужны, они пойдут между дорог, где можно лесами, там их лаптёжники не достанут. За конниками пойдут лёгкие танки с пехотой. Где дороги захватим, по ним пустить все броневики. Их до трёхсот будет, и все без толку стоят. А ведь там только пушечных - это, считай, танк - больше двухсот. В Брест ворвёмся - броневички в городе ох как пригодятся.
          Наша общая задача - перерезать клешню Гудриана до болот и стараться выстроить дугу наших войск от Пинска до Бреста и Семятичей.
          Все по местам. Штаб остаётся здесь. Я нахожусь в соседнем помещении, буду передавать оттуда распоряжения.

          Полковник, Землянин и Света склонились над экраном аппарата, затаив дыхание наблюдая за действиями отряда Казакова.
          - Ну что там? - с порога спросил Командующий, входя в комнату.
          - Казаков не подведёт, - оживлённо ответил полковник. - Чётко работает. Гоняет немцев.
          - Ну-ка, ну-ка, - сел к экрану Командующий.
          Землянин предупредил:
          - Ночью, конечно, плохо видно. Но немцы помогают - осветительными ракетами палят. Знали бы они, - засмеялся он, - какую услугу нам оказывают. Вы, Дмитрий Григорьевич, на эти светлые пятна смотрите, - показал он Командующему на экране. - Вот люди бегают. Даже собак было видно, но наши их всех перестреляли. Где наши, где немцы - отличить, правда, трудно. Когда здесь бой был, вообще понять ничего было нельзя. Но когда плотину рванули...
          - Взорвали плотину? - вскинул голову Командующий.
          - Взорвали, - ответил полковник, - людей на ту сторону перевели и взорвали. Теперь вот хорошо видно: наши всей массой от речки уходят к окруженцам.
          - Отлично! Отлично, - проговорил Командующий. - Теперь, Владимир Андреевич, - давайте вдоль Щары посмотрим. А до Минска ваш аппарат достанет?
          - До Щары нормально будет, а возле Минска плоховато видно.

          По указаниям Командующего парил Землянин над этим новым театром военных действий, то опускаясь чуть не до земли, то взмывая вверх, то медленно кружа над кипевшим внизу сражением, то на немыслимой скорости перелетая на другой участок фронта.
         Палов смотрел на мерцающий экран и никак не мог представить себе реальное поле боя. Сплошные неудачи первых дней войны убили в нём уверенность в том, что его распоряжения преврашаются в боевые действия, и сейчас ему представлялось, что он смотрит кино, не имеющее никакого отношения к действительности.
         И только когда стали поступать первые донесения о действиях войск, он постепенно убеждался, что на экране видит то, что происходит на самом деле, и с него постепенно стало спадать страшное, граничащее с нервным срывом, напряжение последних дней.
          Он стал по ходу наблюдений отдавать распоряжения, полковник оформлял их в приказы, Света с пулемётной скоростью стучала на пишущей машинке и передавала приказы в штабную комнату.
          Когда рассвело, стало ясно, что все намеченные операции развиваются успешно. На экране было хорошо видно, что острие кинжала, смещаясь на восток к Щаре, уже выходит к отжатым в болота остаткам нашего четырнадцатого мехкорпуса, и наши, поняв, что происходит, отчаянно бросились навстречу на соединение со своими.
          К Бресту тоже и с юга, и с востока наши части продвигались даже быстрее, чем предполагалось.
          Красноармейские войска, угнетённые отступлениями, окружениями, неопределённостью, теперь, воспрянув духом в наступлении, почувствовали вкус успеха и неостановимо рвались вперёд.
           Так уж получается в войнах, что успешно наступающим ещё и удача в спину дует. Когда немцы бодро наступали, то вдруг оказывалось, что мосты не взорваны - катись, немчура, спокойно, с ветерком! А склад наш огромный, наоборот, какой-то перепуганный интендант взорвал, оставив свои танки без горючего и снарядов.
           Теперь вот, при нашем наступлении, удача нам заулыбалась. Заметались немцы. Сначала стягивали силы к югу от Бреста, потом спешно стали перебрасывать войска к Слониму, и вдруг обнаружился прорыв у Пружан. Метнулись туда, а на востоке уже случилось самое для них страшное - клешня Гудриана была перекушена. Перерезаны железная и шоссейная дороги от Бреста на Минск, отрезаны все линии снабжения гудриановских танков, и теперь уже не Гудриан окружал советские войска, а сам оказался в полном и плотном окружении.

          Землянин по указаниям Командующего кружил теперь восточнее Минска. Здесь, как и ожидалось, Гудриан, почувствовав, что ему прижгли хвост, рванулся на смычку с Гротом. Но Командующий, зная все передвижения немцев, успешно маневрировал своими войсками, чтобы ни в коем случае не допустить соединения Второй и Третьей танковых групп немцев. И тогда Гудриан будет добит в окружении, а Гроту - бегом бежать назад, иначе ведь и его клешню перекусят.
          Основное внимание Командующий сосредоточил сейчас на маленьком участке фронта возле Смолевичей, где можно положить конец всему немецкому наступлению на Западном фронте и погнать захватчиков назад, к границе.
          К району Бреста на экране пока не возвращались и не знали о том, что там произошло.

                ПОД ОТКОС
 
          А там майор Казаков провёл операцию чётко. Пленных освободили, охрану перебили, с окруженцами соединились и те на юге от Бреста завязали боевые действия.
          По пути к ним выходили из лесов наши бойцы - большими и малыми группами, даже по двое, а то и в одиночку. И уже возле самого Бреста вышли к группе Казакова двое сапёров-железнодорожников. Они перед войной работали в Бресте на железной дороге, а когда город заняли немцы, прятались по подвалам. Вот услышали стрельбу и пробрались к своим.
         Рассказали они майору, что видели, как в Бресте грузят на платформы наши новенькие семьдесятшестёрки. Видно, артиллерийский склад захватили. Целый состав набирается. Собираются на восток везти.
          Услышав такое, майор сразу решил заняться этим составом.   Ведь семьдесятшестёрка - это ж против танков - всем пушкам пушка. Для тридцатьчетвёрок и даже для кэвэшек очень опасная. Если немцы против наших наступающих танков сотню таких пушек подгонят - большая будет беда. Во что бы то ни стало надо этого не допустить.
          Порассуждали с сапёрами, что придумать. В Брест не прорваться - сил для этого недостаточно. А вот под откос состав пустить, пожалуй, можно. Тут одно место есть - состав пойдёт по высокой насыпи между болот. Рвануть одну закладку под составом, свалить пушки в болото, а другую закладку сзади, чтоб не подъехать туда - надолго дорогу заклинит. Потом, глядишь, и наши подоспеют.
          Взрывчатка у окруженцев есть. Только вот сапёры это место болотистое по железной дороге найти могли, а как отсюда, да ещё ночью...  Но майору всё тут было хорошо известно. Решили так: большим отрядом не пройти, надо двумя группами по два человека в каждой - сапёр и разведчик. Двое-то ночью везде пролезут. Болотный участок взять в вилку. Одна пара заложит взрывчатку в начале болот. Когда увидят, что прошёл именно этот состав с пушками, рванут сзади рельсы. Это будет сигнал другой - головной - паре, и она уже пустит состав под откос.

          Майор шёл в головной паре. До насыпи пробрались спокойно, но ещё не дошли немного, как увидели - полыхнуло в темноте и грохнул взрыв. Идёт состав. Скорее надо! Бросились к насыпи, бешенно копали под шпалами, заложили заряд, и вот уже фары паровоза стремительно надвигаются. Сапёр прилаживал запал, а паровоз уже налетел, и вдруг с платформы застучали выстрелы. Сапёр упал. Майор поднял автомат и в упор дал очередь по взрывчатке. В пламени и грохоте вздыбились платформы и вагоны, летели в болото пушки, груда искарёженного металла занялась огнём и дымом.

          Полковник Блогин узнал об этом, когда уже взяли Брест. Тяжела была для него потеря. Самые лучшие у него погибли. Капитан Гвоздев и вот теперь ёще и майор Казаков. Нету больше Вити Казакова. Молодой, красивый, сильный, отважный парень. Ему бы жить да жить.  Фашист проклятущий! Таких людей губит! Цвет народа.
          Да, конечно - такое дело Витя совершил, так помог успеху наступления! Мог полковник гордиться своими ребятами. Мог. Командующий майора к герою представил. Но ведь посмертно.
          Война, война. Сколько ещё молодых парней, да и девушек поляжет! Кто же будет жизнь народа продолжать?
          Среди личных вещей майора увидел полковник толстую тетрадь в клеёнчатом переплёте. Тогда у многих молодых офицеров были такие тетрадки, куда они переписывали полюбившиеся стихи и песни, а кто-то и сам стихи сочинял.
          У Виктора тоже вся тетрадь была исписана, и видно: не глупый был парень - стихи и песни отбирал стоящие, не мусор какой-то. Были у него вклеены и разные фотографии, открытки. Среди них попалась полковнику та вырезка из журнала - Света с косами и с радостной "довоенной" улыбкой. Посмотрел полковник на счастливое лицо девушки, повздыхал и закрыл тетрадку. Зачем Свете показывать? Зачем ворошить? Судьба сама за неё всё решила.

                РАЗГРОМ

          Ночью и весь день двадцать шестого июня шли ожесточённые свирепые, кровавые бои. Большие были у нас портери. Но так во всех войнах бывает: в отступающих войсках потери вызывают панику, страх, отчаяние, а наступающих жертвы только распаляют - как правильно в песне поётся, ярость вскипает, ещё грознее, ещё решительнее, ещё стремительнее идёт порыв вперёд, ешё беспошаднее становится битва, сокрушая, громя бегущего в ужасе врага. В лепёшку расплющили немца, в блин раскатали!
          Брест был взят стремительно. Оно и понятно: боевые силы немцы оставили только вокруг крепости, чтобы держать её в окружении, а дальше-то серьёзных войск не было - все они ушли на восток. Да ещё и штурмовали Брест сразу с трёх направлений - с юга вели бои окруженцы, из крепости не давали врагам покоя осаждённые, а с востока двигалась плотная масса наших войск. К тому же взрывы на железной дороге резко снизили возможности немцев перебрасывать подкрепления на угрожающие участки сражений.
          С клешнёй Гудриана было сложнее. Отчаянно фашисты сопротивлялись - понимали, чем там пахнет. Но бои под Брестом, взрыв железной дороги, а потом ещё и под Минском запылало - всё это сломало Вермахт: у него просто не хватало сил гасить столько пожаров. Даже их хвалёные "лаптёжники" не особенно донимали - их у немцев было не так уж много, не успевали они метаться на всём этом огромном пространства. Так что в ночь на двадцать седьмое июня клешню перерезали полностью, и судьба второй немецкой танковой группы была решена.
         
          В этот переплёт попала и Грета. После побега она нашла свой штаб и своего любимого Отто на новом месте. Но в ходе русского наступления злосчастный штаб опять попал под прямой танковый удар. И снова глубокой ночью. Мощные КВ разнесли штаб вдребезги. Опять всё рвалось и грело, опять бегали полуодетые люди, но Грета теперь уже действовала более хладнокровно: они с Отто успели одеться, взять оружие, даже консервы прихватили и в общей сумятице, в пожаре и грохоте ушли в темноту подальше от боя.
          Остаток ночи шли на запад, но с рассветом увидели, что уже везде русские войска. Пришлось днём отлёживаться по кустам, лесам, оврагам, а ночами  пробираться осторожно, надеясь всё же выйти к своим.
          Пока везло, и через несколько дней (вернее, ночей) они оказались в тех местах, где был их первый штаб. Здесь-то всё было хорошо знакомо, и казалось:  ещё один рывок - и вот она, граница. А там - через речку переплыть, и они спасены. Однако здесь всё было так забито русскими, что даже ночью шагу не шагнуть. В любой момент могли их обнаружить. И спрятаться особо негде.
          В отчаянии решила Грета пробраться к той норе, где она была то ли как пленная, то ли как подруга Светы, то ли как любовница майора. И снова повезло: в нору проползли ночью незаметно, а там ещё лежали одеяла и простыни, даже стереотруба сохранилась - явно на это убежище никто пока не наткнулся.
          Увидела Грета и Светину сумку. Даже вроде как совесть кольнула: вспомнила платье и туфельки, вспомнила, как душевно приняли её русские... А она их выдала. Может быть их там убили. Такая стрельба была... Но война есть война. Враги это были. Значит, и жалеть нечего!            
         Как быть дальше - непонятно. Отто уверял, что это у русских здесь временный локальный успех, так на войне бывает, но ведь мы, Грета, знаем, что немецкие войска уже до Минска дошли, теперь уж наверняка Минск взяли и продвигаются дальше. Вот-вот и здесь начнут наступление и ликвидируют прорыв русских. Подождём денёк-другой.
          С рассветом осторожно смотрели, что происходит вокруг, но всё было спокойно, только русские войска всё двигались и двигались к границе без всяких боевых действий, даже стрельбы не слышно. Отто говорил, да она и сама по опыту работы в штабе знала, что перед большим наступлением всегда наступает затишье. Наверняка собирает немецкое командование силы за рекой, снова, как двадцать второго, ударят внезапно на рассвете, и уже через час их пещера опять окажется в тылу наступающих войск.
          - Так что не горюй, Грета, - шептал Отто, - обнимая её. Найдём мы свой штаб где-нибудь под Смоленском. Главное - на парад в Москву не опоздать. Ты же Москву знаешь. Будешь моим гидом.
          Вдруг он приложил палец к губам, тихонько подтянул свой автомат и пододвинулся к лазу.

                ФИНАЛ

          Тем временем в окружении дожали Гудриана.  Войска Грота метались в панике, бросали технику, драпали назад, стараясь вырваться из мешка. Их крошили на дорогах наши Илы, грозные штурмовики. На восток тянулись колонны оборванных немецких пленных.
         К шестому июля с немецким нашествием было покончено. Красная армия, закалённая в боях, окрепшая, воодушевлённая победами, вышла с своим границам.               

          Командующий Западным фронтом генерал армии Палов собрал своих командиров в Брестской крепости, где въявь, ощутимо, осязаемо стоял дух стойкости, упорства, непобедимости, который охватывал каждого, кто находился здесь, и волнами расходился отсюда по всей стране.
         - Вот теперь, - загремел Палов своим мощным командирским голосом, - мы можем выполнить тот приказ - ударить на Сувалки. И на Сувалки можем, и на Варшаву, и до самого Берлина! Но это не нам решать. Мы свою задачу выполнили - всю нашу территорию от фашистов очистили и вышли на государственную границу. За это всех благодарю! И офицерский состав, и младших командиров, и особенно солдат, конечно. Наградные списки составляем, всех отметим по достоинству. Но расслабляться не время. Всем войскам находиться в постоянной боевой готовности! А дальше - как Москва скажет.
          После совещания зашёл Командующий к своей, как он их называл, "троице".
          - Ну что ж, - загаворил он весело, - всё получилось! А? Так во-время ты, Владимир Андреич, подоспел! Так во-время! Ещё бы пару дней - и никакая аппаратура бы не помогла. Как с неба ты к нам, свалился!
          - Как учили, - улыбнулся Землянин. - Я ж десантник.
          - А-а, ну да, - заулыбался и Командующий. - Твоя школа, Семён Василич.
          Полковник приободрился:
         - Стараемся, Дмитрий Григорьевич.
          Командующий подошёл к Землянину, положил руку ему на плечо:
          - Эх, жалко такие кадры отдавать! Сил нет как жалко! А надо.
Ты теперь другого полёта птица, Володя. Высокого полёта. В Москву теперь твой путь.
          Тут у нас, безусловно, участок важный. Взял я грех на душу - не отправил тебя сразу в Москву. Но ведь в те дни судьба всего фронта, а может, и всей войны именно здесь решалась. И за то, что вот так она решилась, тебе особая, глубокая благодарность.
          Теперь ты в самом главном штабе нужен, откуда весь фронт виден, вся война. Там тебе место. Я так думаю, что сам Хозяин тебя к себе приберёт, когда в твоё стеклянное окошечко заглянет.
          Ну ладно. Сейчас готовим спецпоезд. Меня со штабом в Москву вызывают. Поедешь с нами. Завтра утром отправляемся.
          Он довольно улыбнулся: понятное дело - за наградами вызывают.
          - А Богданова? - Землянин с тревогой посмотрел на Свету. Та стояла бледная, вытянувшись по стойке "смирно".
          - Да объяснил я Москве, объяснил, что она для тебя вроде как аккумулятор, - засмеялся Командующий. - Согласились. Там её уже отец ждёт не дождётся.
          - Спасибо, товарищ генерал армии, спасибо! - горячо выпалила Света.
          - Да чего уж там, - Командующий махнул рукой. - Это вам, ребята, спасибо.
          Командующий ушёл, полковник тоже встал:
          - Я вас утром сам провожу. Сейчас отдыхайте, собирайтесь в дорогу, а я тут посмотреть хочу. Мы ведь сейчас как раз там, где был мой штаб, который вы разгромили. Погляжу, может, опять там обосноваться. И для НП там место - лучше не найти.
         - Това-а-рищ полковник, - взмолилась Света, - возьмите нас с собой! Мы уж сколько времени взаперти сидели, света белого не видели. Возьмите!
         "Действительно, - подумал полковник, - отдохнуть им надо, проветриться. Они же работали не разгибаясь".
         - Ладно, - сказал, - пошли. Взвод своих ребят возьму. Охрану.

        День был чудесный. Солнце, тепло, цветы цветут, бабочки летают. Не верится, что такое бывает. Может, кончилась война? А что: захватчиков прогнали, границу восстановили. Теперь уж точно никто не сунется.
         Вольно шли по тем местам, где совсем недавно пробирались ночами украдкой, боясь громко слово сказать.
          Штаб, пожалуй, можно было восстановить. Немцы там успели всё прибрать, кое-что подправить. Полковник был доволен, решил наведаться и туда, где НП тогда не достроили.
          - А мы нашу нору покажем, - засмеялась Света.
          - Точно, - поддержал Землянин, - я уверен, что никто её не заметил. Небось, там ещё и стереотруба лежит. Новенькая. Подарок для нового НП.
          Стереотруба была хорошим предлогом, но, похоже, обоих тянуло взглянуть на то убежище, где столько было пережито, где обожгла война, где зародилась любовь.
          - Вон она, нора наша, - вытянул Землянин палец.
          - Где? - вглядывался полковник.
          - Вон дерево поваленное, и карни свисают. Там она, под корнями. Не заметить ни снизу, ни сверху. Сейчас трубу принесу. Точно.
          - Я с тобой, -  шагнула вперёд Света.
          Они подошли со стороны пологого лаза, и вдруг Землянин резко рванулся вперёд, прикрыв собой Свету. В тот же миг засверкало, загрохотало из темноты норы, Землянин пошатнулся, Света рефлекторно выхватила пистолет, мелькнуло перед ней бледное лицо Греты,  высадила в неё Света всю обойму и сама упала, сбитая длинной автоматной очередью.
         Подбежал полковник с охраной, открыли огонь по норе, и когда там стихло, вытащили трупы мужчины и женщины в немецкой офицерской форме.
         Полковник бросился к лежащему Землянину, с ужасом понял, что тот убит и с ещё большим ужасом увидел свисающую с него на ремне размолоченную пулями в мелкие осколки бесценную чудо-коробку.
         Сзади раздались какие-то крики, полковник оглянулся: на них из леска бежал отряд немцев с автоматами наизготовку.
          - К ручью! - показал полковник рукой, и они, отстреливаясь, бросились вниз с холма.

          Командующего Западным фронтом генерала армии Дмитрия Григорьевича Павлова вместе с его штабом срочно вызвали в Москву. Недалеко грохотала кононада, летчики торопили.
          Что-то сместилось в голове Командующего - что происходит? где идут бои?
         - Так, - оглядывал он собравшихся, - Климовских здесь, Клич здесь, Григорьев, Оборин, Коробков... Где Копец?
         - Застрелился Копец, - мрачно буркнул начштаба.
         - Что-о-о! Застрелился? Почему?
         - У него уже не спросишь.
         - Ничего не понимаю! - Командующий крутил головой. - Где полковник Блохин Василий Семёнович? Землянин где? Богданова?
         Начштаба кивнул головой на дверь соседнего кабанета:
          - Они там с вами всё время были. В той комнате.
         - Да нет их там! Где они? Куда делись? Начальника охраны ко мне!
         Начальник охраны доложил, что ушли с полковником к старому штабу, который разгромлен. Взвод охраны взяли.
         - Так найти их немедленно! Сюда доставить. Срочно!
         - Невозможно это, - развёл руками начальник охраны, - там везде немцы.
         - Какие немцы?! Откуда немцы?
         Командующий недоуменно озирался. Все молчали, опустив головы.
          Вошёл командир летчиков:
          - Товарищ Командующий, пора. Если будет налёт - последние самолёты потеряем. Скоро уже их артиллерия сюда доставать будет. Не улетим!

         В Москве сказали, что вызвал сам Хозяин, но пока предложили объяснить, как товарищ Павлов при подавляющем преимуществе перед противником в танках, при существенном преимуществе в артиллерии и при равенстве в других вооружениях допустил оставление Минска и окружение вверенных ему войск фронта.
         - Какое оставление? Какое окружение? - ошеломдённо твердил Павлов. - Мы же отрезали Гудериана, освободили Брест, прогнали Гота, восстановили государственную границу.
         - Эх, товарищ Павлов, - было сказано ему, - если бы вы так действовали. Если бы так! Страну тогда ждала бы совсем другая судьба, а вас ждали бы маршальские звёзды, а не то, что ждёт страну теперь и что всех вас здесь ждёт.

                ЗАКЛЮЧЕНИЕ КООРДИНАТОРА         

          Эсперимент по активации альтернативной реальности можно считать в целом успешным.
          Главное: оказалась вполне возможным при небольшом изменении вводных направить течение событий на данном отрезке времени по альтернативному пути. Причём, мы не вмешивались в материал, а лишь несколько расширили информационное поле, что привело к кардинальному изменению вектора мышления участников событий, и они сами изменили направление своих действий.
          Оказалось также, что при сбое в эксперименте (как в нашем случае - по причине гибели актора) альтернативная реальность просто выключается, сворачивается, открывая первоначальную действительность, которая всё это время развивалась параллельно.
          Ещё один вывод: активизировать можно только ту альтернативу, которая входила в число вероятных векторов развития событий, то есть она в принципе была возможна.
          Кроме того, через вживлённый в актора чип мы смогли информационно корректировать события, а также получить зримую картину их жизни в реальном времени, что позволяет нам полнее представлять работу их биомозга.
          Мы знаем, как уязвим, как незащищён биоразум. Мало того, что его легко могут уничтожить различные природные катаклизмы, да ещё и по непонятным для нас причинам биоразум тяготеет к самоуничтожению. Его носители, в случае расхождения векторов мышления, вместо их координации и сближения уничтожают друг друга, таким иррациональным способом "разрешая" противоречия.
          Более того, все силы своего незрелого разума они направляют на разработку специальной техники для взаимного истребления, в чём они, как мы могли наблюдать в нашем эксперименте, достигли крайне опасного уровня. А если по этому пагубному пути они дойдут до расщепление атомного ядра, термоядерной, квантовой, химической, биологической техники, не говоря уж о климатической и гравитационной, то  смогут сами полностью уничтожить свой биоразум на этой планете.
          Нам ещё неясно, возможен ли в принципе интеллект высокого уровня на основе по сути дела животного биомозга, поскольку биоразум, в отличие от нашего кристаллического, изначально как бы "загрязнён" не совсем понятным нам явлением, которое они называют "чувствами". С одной стороны это ослабляет разум, заставляет его носителей совершать абсолютно неразумные поступки, но с другой - активизирует их деятельность, добавляет ей некие нюансы, придающие, как кажется, особый, не ясный для нас смысл самому существованию их бытия.
          В наших экспериментах нужно учитывать это обстоятельство, иначе неизбежны грубые ошибки. Например, вживлённый нами в актора чип был запрограммирован на всесторонюю самозащиту, но в критической ситуации актор защитил не себя, а иную особь, к которой он испытывал как раз те самые очень сильные чувства. Нам предусмотреть такое его поведение было сложно, поскольку оно логически необъяснимо. Разумно было бы актору не её прикрывать, а ею прикрыться. Ведь он понимал, что ценность его радиовизора и его самого несравненно выше её.
          А в результате его непонятного поступка эсперимент не был доведён до конца, и события вместо более равновесного альтернативного сценария пошли по действительному, чрезвычайно трагическому пути.
          Бессмысленное действие. Она всё равно погибла, и мы актора утратили. А он был выбран и зачипован вполне удачно. Во многом благодаря его эффективным действиям альтернативная реальность развивалась так успешно, а мы получили большое количество ценной информации о рациональной и иррациональной сторонах биологического бытия.
          К недочётам эксперимента можно отнести также и то, что активировали мы нашего актора несколько поздновато. Сделай мы это хотя бы на два дня раньше - наиболее вероятной стала бы иная альтернатива, гораздо более гуманная.
          Учтём ошибки и  будем продолжать исследования. Нам надо убедиться, что при завершении альтернативного "объезда" события плавно входят в нормальную колею, не оставляя негативных последствий. 
          Будем также продолжать наблюдения за пока для нас логически необъяснимыми проявлениями "чувственной" деятельности биосуществ.
          С учётом полученной нами информации ищите и готовьте к чипованию другого актора. Аппаратура на орбите планеты останется, чтобы в случае крайней необходимости мы смогли быстро провести "обходной маневр" и миновать опасный для биоразума временной участок. Сами-то они не ведают, что творят, так что придётся иногда корректировать их неразумные действия - нам всё же любопытно наблюдать за развитием этого странного типа цивилизации.