Веня – так его звали родные и близкие, а для прочих он был Вениамином Павловичем - был полон сил, надежд и желаний – они не покидали его даже ночью. Просыпаясь – в доме ли, в поле, он начинал лихорадочно соображать: «Как надо лучше, правильнее, выгоднее и краше…» Правда, «краше», у него почти никогда не получалось – нет, нет, да и услышит за спиной досадный упрек, косой и завистливый взгляд. После того, как однажды на «зебре», он чуть не наехал на своем внедорожнике на почтительного и важного старика – и тот, в гневе, ударил своей тростью по крыше его машины… он хотел было выйти, но сзади засигналили – и он передумал. Но мысли о несовершенстве «Рая на Земле» начали уже приобретать вполне реальные очертания. Он пробовал уже класть на панель милицейскую фуражку, у заднего стекла у него уже давно лежала, не только бита, но и футбольный мяч. Всё это помогало, но не вполне, как и пятитысячные купюры, которые всегда были под рукой.
Плохо выручали и поездки в теплые края – он даже один раз уехал на несколько месяцев в Таиланд. Пытаясь, хоть как-то вознаградить себя за все те неучтивости со стороны неблагодарных сограждан, которые он испытывал на родине, он развил бурную барскую жизнь – одной «рабыни» ему показалось мало и он, то и дело пополнял ими свой «гарем». Но, вскоре ему и это надоело – он начал понимал всю эту тщедушность и покупаемость подобного барства, а ему хотелось искреннего уважения и почитания, за все его труды и таланты. Да и скука сделала своё дело - он не был, ни спортсменом, ни блогером, ни охотником ни даже рыболовом. Он был человеком дела – и дело призвало его назад, к его обычным делам, суете и борьбе с соперниками по бизнесу. В политику он не лез, понимая, что для этого ему потребуется то, чего у него не было, ни в душе, ни в характере.
Построив несколько детских площадок и взяв шефство над домом инвалидов – он и здесь не нашел, не почувствовал того удовольствия, которого ожидал. Кожей учуял, то косые и недоуменные взгляды сотоварищей, ту ложную учтивость и благодарность, замешанную на том, что он «отмаливает свой грех», отсыпая положенную толику от того, что «поимел» и поимел якобы незаслуженно. Подчиненные тоже не высказывали искреннего почтения перед его заслугами и талантами – да и кто поймет – что у них на душе, на самом деле. Потом он решил, что так было всегда – и князей, и даже царей почитали лишь всуе, а за глаза роптали и не любили. На этом он и успокоился – но лишь на некоторое время. Пока за его, так усиленно создаваемым раем, не запахло адом. Грянули новые порядки, новые законы и хозяева. Помощники оказались не надежными и захватив, то, что они посчитали закономерно принадлежащим им, оставили его у разбитого корыта.
Но, это его не сильно опечалило – сказав себе: «Какой же рай бывает без ада», он вновь засучил рукава и взялся за дело, благо голова и опыт позволяли. Прошло несколько лет – опять замелькали в его счетах многочисленные нули, после значимых цифр и символов. И теперь он окунулся с головой в зарубежные поездки, деловые связи, контракты, обзавелся собственным небольшим самолетом и даже причалом, у которого качалась его скромная яхта. Теперь он мог позволить себе полежать пузечком вверх, где-нибудь подальше от берега с его косыми, уже не столько завистливыми, сколько оценивающими взглядами женщин – но уже, не таких, как в Таиланде. Эти уже сами желали взять в рабство, закабалить мишурой любви и увлечений – только вот, Вениамин отчетливо понимал, что за спиной у каждой из них, дремлет и ждет своего часа Змей.
Именно так он и думал, прислушиваясь к плеску волн о борт его яхты. Он не понимал смысла своего существования – высокого смысла – ради которого он и пришел в эту жизнь. Иногда даже его посещала мысль, что он зря, тогда – там в Раю, не остался навсегда. Зачем он поторопился, зачем упросил стражника отпустить его одного. Может быть та Дева, которая протянула ему яблоко, сорванное с Древа Жизни и была его настоящей судьбой? Может быть, именно с ней он бы и почувствовал настоящий вкус жизни – именно тот, который остался в каждом уголочке его памяти о Рае, том Рае. Здесь на земле он так и не ощутил ни разу такого чувства. Горечь его рассуждений и потерь смешивалась со сладостью воспоминаний – и он сладко, убаюканный океаном, засыпал, чтобы увидеть снова и снова то Древо, ту Деву, и то яблоко, которое он так и не захотел вкусить – вкусить именно с нею!!!