Сверчок
Часть 1
На царских харчах
56
19 октября
Кому какое дело до дат?
Их столько, что никто никогда не может их переварить.
19 октября!
Это торжественное открытие Лицея!
Царскосельского Лицея!
Ну и намучились мы с этим днем!
Министр народного просвещения Алексей Кириллович Разумовский, образованец хренов, совсем нас изнасиловал. Он достал нас бесконечными репетициями, церемониалом, порядком вхождения в залу, порядком стояния, там, где будет царь.
Чтоб у него так член стоял, как мы стояли!
И мы, чертыхаясь, отвешивали поклоны, в то место, где будет сидеть император, наш царь – батюшка, и вся высочайшая фамилия. Вот тогда нас достали парадные мундиры. Все были в сумасшествии, когда день настал и час пробил!
Но кто может изменить порядок вещей!?
Император, обе императрицы, знатные вельможи, министры, члены Государственного Совета, все – изволили пожаловать на церемонию.
А куда они денутся!?
Торжества начались в придворной церкви, где отслужили литургию и молебен с водосвятием.
Пел хор.
Все было торжественно!
После торжественной службы священники прошествовали по залам Лицея, окропляя водою и стены и тех, кому предстояло в них учиться, то есть нас, грешных.
Затем мы все почухали в Большой зал Лицея.
Белый зал с золотой отделкой. Торжественный и красивый.
Дорические колонны, лавровые венки, фрески с античными темами.
Все в жилу и к месту!
В центре стоял стол, покрытый красным сукном с золотой бахромой. По правую сторону стола поставили нас, лицеистов, молодых кобельков, и в задницу мы глядели нашим гувернерам, инспекторам и самому директору Лицея Малиновскому. Слева теснились профессора, и другие чиновники лицейского управления. Остальное пространство Большого зала было установлено рядами кресел для публики.
Когда мы все так скучковались, тут министр Разумовский, пухлый, сбледнувший, с завитыми кудрями – приказал открыть двери для августейших особ. Парад – алле!
Но не государь меня потряс своим видом. А Лиза, его жена, как у нас принято говорить, царствующая императрица.
Я просто осатанел!
Я увидел красоту и больше ничего не видел!
На хрен мне такой коловорот мундиров, орденов, золоченных галунов, лорнетов, в общем рож и рыл озаренных благим просвещением. И что, все это блудодействие ради нас? Да вроде и ради нас. Мартынов, директор департамента министерства народного просвещения, дребезжащим голосом зачитал нам Манифест об учреждении Лицея:
«Приняв от Источника Премудрости скипетр, мы удостоверены были, что бессмертным светом сиять он будет тогда токмо, когда в пределах Державы Нашей исчезнет мрак невежества…»
Мартынов читал важно и солидно, как подобает министерскому чиновнику.
А затем выступил наш Василий Федорович Малиновский.
Мы, лицеисты, уже давно поняли, что это был добрый, простодушный и вместе с тем слабый человек. Он выступил на своих длинных тощих ножках, наклонив грудь вперед. Лицо его было бледным, как смерть. Казалось, что этого доброго, робкого человека пригнули к земле награды и заслуги аудитории. Листки, на которых была записана речь, так и плясали в его пальцах. Его растерянный взгляд искал сосредоточенного взгляда голубых глаз императора. Я только и слышал: «Вася Величество, Вася Величество» и далее «Лицей будут воскрылять молодые таланты к приобретению славы истинных сынов отечества и верных сынов престола…» А потом опять: «Вася Величество!» Малиновский трясся всеми членами! А мы все ждали, когда он умолкнет.
Но зато потом, все отмазал Куницын.
Александр Петрович Куницын!
Он произнес речь об обязанностях гражданина и воина, причем ни разу во всей речи не упомянул царя! Это отсутствие холопства, очень понравилось императору, который тогда играл в либералы. Но Куницын был громогласен, торжественен и прекрасен, произнося свою речь.
Звуки его речи булькали и кипели словно пунш варящийся в кастрюле!
И в моем сознании это варево бессмысленно шершавилось, сипело и булькало!
Глас…с…ссс… Отечества!
Граж…ж …ж … жжж…данские обязанности!
Вои…и… и… и… н…с… с…ское ис…с…с…кус…с… тво!
Гос …с…с… человек и вои… и… и… н!
Ваш…ш… ш… руководитель – любо…о…о …вь и с…с…с…лава От…т…т…е ч…ч…чч… ес… тву!