6.
Забрался с этюдником на опушку леса. Солнце ярко освещает выводок берёз на лугу и высокий противоположный берег реки. Здесь на пологом берегу отдыхают люди, слышен смех детей и шумные игры купающихся. Вдали раскинулись красные крыши дачных домиков, утопающих в зелени. Пишется легко и весело. Люблю, когда получается задуманное. Моё одиночество прерывает тонкий голосок.
- Ой, да это же наша река! Вот и наш домик. - Две подружки заворожено смотрят на мои труды. Девочкам лет по десять. Тот же голосок одной из них.
- А вы можете меня нарисовать!
- Могу, хочешь?
- Да, а можно сейчас?
- Нет, милая моя. Как-нибудь в другой раз. Я часто бываю здесь, вот приходи, тогда нарисую тебя.
- Хорошо, обязательно приду, - и они убегают.
Смотрю на часы. Надо возвращаться домой, Ирина будет волноваться. Довольный, убираю планшет, собираю свои мелки и всё это кладу в сумку. Туда же зонт, складываю стул и, захватив папку, иду домой. За опушкой леса раскинулся широкий луг, за ним у посадки поле с высокой рожью, через которое я иду по узенькой, вытоптанной тропинке. А вот и наши Стрижи. Навстречу мне бежит моя Злата.
- Деда, мама ждёт уже, пора обедать!
- Иду, иду, золотце моё! - И мы вместе входим в комнату.
- Папа, будем обедать. Глеба, видимо, ждать не будем, сегодня он не придёт.
— Жаль дочка, - говорю Ирине, понимаю, что и ей, ох, как жаль!
После обеда работаю в мастерской, дописываю утреннюю работу. Среди мадридских этюдов она, что ленивая полноводная река, среди бурных, пенистых водопадов. Средняя полоса России, широкие, спокойные просторы, голубое небо, тихие воды медленной реки, деревенская идиллия карминных крыш среди зелени русского леса. Могучие ели, точно великаны, сторожат этот покой. Белое облачко затерялось над лесом, и только глубокая заводь чёрным зеркалом отразила в лёгкой зыби золотистые стволы. Они просто плывут по этой глади! Боже, как хорошо! Нехотя отрываюсь от своих мыслей и подхожу к ожившему телефону. Кто это может быть? Днём! Что-то случилось?
- Александр, это я, Гера! - от неожиданности молчу! Да, случилось! Слу-чи-лось!
- Шура, это я, Кира!
- Слышу! Как я тебя долго ждал! Ещё повтори.
- Шура, прости, что не звонила. Только что приехала, была у мамы в Барселоне и, вот, прослушала твоё сообщение и сразу позвонила. Я так рада!
- И я рад, Гера, - говорю дрожащим голосом.
- Ты что, Шурик, всё хорошо! Ты же всё-таки нашёл меня! Хочешь меня видеть в Москве?
- А это реально?
- Вполне! Я должна в начале августа вести переговоры о выставке. Встретишь меня?
- Конечно, Гера! Позвони мне и уточни день.
- Хорошо! До встречи! Я позвоню через пару дней.
- Жду тебя, - кладу трубку, ещё не веря в реальность случая. Так это всё, правда!
- Папа, дождались всё-таки? - встречает меня вопросом Ирина, когда я спустился на веранду. Её глаза радостно сияют.
- Заметно, да?
- Да! Очень. Я так рада, - и она обнимает и целует меня.
- Ты знаешь, милая моя, как необычно возвращаться в своё отрочество, так вот неожиданно, случайно! После долгих лет жизни. Больше сорока!
- Это же здорово, папа! Она красивая?
- Она прекрасная. Вот увидишь! Она приезжает в первых числах в Москву.
- Как хорошо! Как здорово! Настоящая испанка?
- Более чем, с русскими корнями.
И время неторопливо потекло к началу августа.
Всё также элегантна, Гера появляется с небольшой сумкой через плечо и проходит по "зелёному коридору" аэровокзала. Я с букетом алых роз встречаю её у стойки в толпе таких же нетерпеливых встречающих. Гера, увидев меня, машет рукой и широко улыбается.
- С приездом, Гера! - протягиваю ей руку.
- Здравствуй! - Гера обнимает меня свободной рукой и целует в щёку.
Беру у неё сумку, и мы направляемся к машине. Она прижимается ко мне и спрашивает:
- Ты думал о нашей встрече?
- Да, Гера, думал.
- А я, не поверишь, как девчонка, считала дни.
- А я просто подгонял их! Уж больно медленно они шли.
Прямо на меня, в зеркальной витрине, идёт немолодой человек с дурацки счастливым выражением лица, под руку с прекрасной, молодой, красивой и элегантной дамой, которая прижимается к нему и что-то говорит, улыбаясь и смотря в его глаза. Боже,
да это же я с Герой, мелькнула мысль. Ну, надо же! Потом мы едем ко мне домой, и Гера восторгается летней Москвой, в которой не была уже много лет.
- Посмотри, Москва-то прекрасна! Как много нового! Я люблю этот город.
— Да, ты права. Это замечательный город, Гера!
Уже давно в нашем доме не накрывали праздничный стол. Сидим и не можем наговориться. Гера ходит по комнате, заходит в мастерскую.
- У тебя много работ! А где же мадридские?
- В Стрижах, Гера. Там моя летняя мастерская. Ты садись, расскажи мне о себе. Я ничего не знаю о тебе. Помню только, как расстались, маленькую девчонку.
- О, целая жизнь прошла. Но я всё помнила.
- А что, Гера? Ведь было то всего ничего.
- Ты не прав. Это на всю жизнь. Поверь мне. Это чувство живо во мне.
- А что потом было, после отъезда?
- Подожди, Шура. Скажи мне, что это за портрет висит? Твоей жены?
- Да, Гера, это портрет Беллы. Она умерла пять лет тому назад.
- Прости, я не знала. Я тоже ничего о тебе не знаю.
- Вот и давай узнавать, снова узнавать!
И Гера поведала о том, как Константин Иванович и Юра служили на Кубе. О Лёле, Виктории и о многом другом:
- О том, что Юра мой отец, я узнала, когда пошла в школу. Юра был одним из лучших офицеров части. Константин Иванович продолжал выделять его. Жизнь преподносила много интересного. Лёля вела свой образ жизни и постоянно увлекалась новыми связями. Юра, конечно, страдал, но вида не показывал. Когда мне было десять лет, Лёля влюбилась в
испанского дипломата, второго секретаря посольства Испании. Юра, узнав об этом, устроил домашний скандал и вызвал дипломата на дуэль. Это в духе Юры! Стрелялись до первой крови. Дипломат прострелил Юре плечо, а тот просто выстрелил в воздух. Скандал был страшный, но Константин Иванович, к тому времени уже генерал, как обычно, защитил Юру. Он добился его перевода к Че Геваре. Юра к тому времени хорошо говорил по-испански, ну а то, что он блондин, его не смущало. И так вот, вместе с командоре, он был до последнего. Потом, получив генеральскую должность, уехал в Москву. Мама, Лёля, понятно, осталась с дипломатом и через десять лет пребывания на Кубе, мы все уехали в Испанию, когда дипломата перевели на другую работу. Тебе интересно?
- Да, Гера, очень, просто и романтично!
- Ну, так вот. Константин Иванович с Викторией, по окончании службы, через два года приехал к нам в Барселону. Педро хорошо относился ко мне, а Лёля родила ему ещё двоих детей, моих брата и сестру. Все сейчас живут в Барселоне. Это я была три недели у Лёли, по делам. Кстати, я говорила и о тебе. Она пришла в восторг! Ты её знаешь.
- Знаю, Гера, знаю ...
- Тебе по-прежнему интересно?
- Да, да продолжай!
- Потом учёба в Севильи, в университете, потом вышла замуж, снова дипломат. Переехала в Мадрид, родила дочку. Она у меня очень хорошая и добрая девочка! Потом мы разошлись с мужем, но продолжаем дружить, у нас общая дочь, она живёт рядом со мной, а муж вернулся в Барселону. Чем я сейчас занимаюсь, ты знаешь.
- Гера, ты помнишь наш двор?
- Конечно! Ты прибегал всегда после футбола, брал меня на руки, и я утыкалась тебе в шею носом.
Боже, как я любила этот запах твоего тела! А ты любил целовать мои два пальца, которые я продолжала и продолжала сосать во сне.
Я беру эту руку и снова целую, и Гера целует меня в макушку, и её рука снова дрожит.
- А помнишь маму?
- Да, когда они с Викторией пели вместе, а мы сидели рядом и слушали. А твои картины, запах красок! Вот и сейчас такой же в твоей мастерской.
— Боже, Гера, прошла целая жизнь!
- А как ты жил всё это время? Расскажи.
- Если вкратце, Гера. После вашего переезда мы тоже тронулись, но в Сибирь. Я уже позднее узнал причину нашего бегства. Всё было просто, как табуретка. Мамой заинтересовались органы, стали давить на папу, и ему пришлось просто с семьёй уехать подальше. Но и там нашли. Потом, после Сибири, потеря работы, случайные заработки, нелёгкая жизнь, и если бы не оптимизм мамы, пришлось совсем туго. Когда-то давно, старший мамин брат был послан в командировку во Францию и остался там. Поменял фамилию, был одним из руководителей Иностранного легиона, работал с де Голлем, дослужился до бригадного генерала. И всё время разыскивал маму. Она была по фамилии отца, поэтому разыскал он её поздно. Понимая, что их общение невозможно, стал посылать маленькие вещевые посылки через третьих лиц. Те, по дурости, или ещё почему-то, раскрыли эту связь, о которой даже мама не знала. Дядя очень любил маму, она была младшей сестрой, и осталась с родителями, которых до последних дней не бросала и ухаживала. Возможно, поэтому она и не могла поехать с братом. И потом всю оставшуюся жизнь терпела несправедливость. Мы мотались по стране за отцом, а его кидали в любые дыры. Мне пришлось начать работать, школу окончил, работая. Затем училище и снова работа, работа. Потом женил-
ся, пошли дети. У меня двое сыновей, тоже хорошие ребята, две невестки, внучка Злата, моя любимица. В общем, всё как у людей.
- О, ты богатый человек! Такая семья, - воскликнула Гера.
- Гера, ты ничего не кушаешь, ты на диете?
- Нет, просто я слушаю тебя. Давай выпьем за нашу встречу.
Мы выпиваем лёгкое вино и снова говорим, говорим! День склонился к вечеру, но мы этого не замечаем. Вся наша прошлая жизнь проходит перед нами, и мы снова входим в эту реку, полную воспоминаний о далёких днях и родных людях, так много сделавших нам в этой жизни.
- Пройдёмся Гера, погода хорошая.
- Да, с удовольствием, - восклицает Гера, и мы долго бродим по тихим улицам, наслаждаясь прохладой летнего вечера.
Возвращаемся домой, и снова говорим о прошлом. Уже поздно ночью, замечаю.
- Гера, пора и спать!
- Да? Время пролетело быстро и незаметно.
- Я тебе постелю в спальне, там широкая кровать, а себе в кабинете.
Гера лукаво замечает.
- Что-то мы всё о прошлом! А настоящее? А будущее?
- Ты о чём Гера?
- Хочу с тобой. Я всю жизнь подсознательно желала этого!
- Гера, - отшучиваюсь я, - ну зачем тебе, такой молодой и красивой, седой и старый художник. Что он может тебе нарисовать? Настоящее? Будущее? Он хорошо знает прошлое, и только.
- Я сама тебе нарисую и настоящее, и будущее, Шура!
- Хотелось бы, Гера! Ох, как хотелось бы.
- Так и будет, поверь мне! - Что иное могла сказать эта восхитительная женщина. Молодая стать и темперамент Лёли властвовали сейчас над нами.
Эта удивительная ночь нашей первой любви! Я снова в отроческих садах, когда всё прекрасно, и пытливая интуиция, лишённая какого-либо опыта жизни, смело толкает меня в эти неизведанные уголки чувств, проявляющихся спонтанно и весело, без оглядки и расчёта. Что может быть интересней неизведанного? Неизведанной доселе страсти зрелой женщины, повидавшей немало, но продолжающей сохранять в себе чувство, то платоническое чувство своего приближения к сладкой тайне. Как пленительны те далёкие мечты, оставшиеся в робком сознании ребёнка, но чётко зафиксированные в памяти. Стереть это невозможно. Только я могу это сделать, разрушив этот воображаемый храм обожания и восторга. Но как? И зачем? Разве возращение к истокам не есть дар божий? Разве часто бывает такое? Нет, нет! Только бы не нарушить эту гармонию ожидания. Как тонка эта грань между тогда и сейчас. Лёгкие переливы робкого света уличных фонарей, проникающих в открытое окно, блуждающих на груди и бёдрах Геры, так естественно лежащей, облокотясь на подушки, и загадочная улыбка трогает её выразительные губы. Где-то я уже видел это. Да! Точно! Маха обнажённая! Она знает это и понимает влекущую силу своих чар. Её рука касается моей щеки, скользит по шее и, минуя грудь, останавливается в непроизвольном дрожании на бедре.
- Хочу тебя! Всего! - голос самой страсти.
Я обнимаю её, и долгий поцелуй лишает нас голосового общения, и только стоны сопровождают резвую игру рук, блуждающих алчно и откровенно. Как пахнет её тело! Тот же далёкий запах молока, и чего-то сладкого, смешанного с ароматами тонких духов. Как сладко целовать её, то убегающую далеко-далеко,
то реальную, податливую, страстно желающую любви и ласки, откровенную в своих желаниях бесстыдную гетеру, и одновременно робкую девчонку с дрожащими руками. О, это уже не Кира, это - Гера, знающая цену любви, умеющая наслаждать в той неспешной, размеренной амплитуде восторга, полностью подвластного ей. Полыхающий огонь её страсти полностью овладел и мной. Гибкий стан изогнулся и увлёк меня в эту пучину сладкого восхитительного пути наслаждения. Руки в такт бёдрам ускоряли и ускоряли безумное движение наших тел, глаза не хотели видеть этого, а чуткий слух ловил порывистое дыхание и искренние звуки, слетавшие с наших губ между долгими поцелуями. И когда священная лава затопила всё, только крики восторга обнаруживали, что мы ещё живы и здесь, и во плоти, и райские высоты только пригрезились нам.
- Боже, как хорошо! - шептала Гера и целовала меня.
- Ты восхитительна, моя испанка! - признавался я и продолжал целовать эту божественную грудь.
- Твои груши так и не поспели?
- Дурачок, это и есть, что тебе нужно, - смеялась Гера, - в этом сезоне это модно! А ты не обманул меня, хороший мой. Я так давно об этом мечтала.
- Ещё не забыл, а?
- Нет, всё знаешь, и всё умеешь! - шутила Гера.
И всё повторилось, и продолжалось, пока утро не обнаружило нас первыми лучами раннего солнца, два существа, упавших от бессилия вседозволенного, на ложе любви и восторга.
Смотрю на Геру, распластавшуюся на постели. Щёки порозовели, матовое тело в лучах солнца светится и играет красками. Надо запомнить! Потом постараюсь написать сон.
- Ты за чем подсматриваешь? За мной или за моделью? - Гера открывает глаза.
- За моделью, профессиональная привычка, прости.
- И как?
- Хочу написать тебя, вот так!
- Хорошо, я думаю, будет ещё время. Лучше иди ко мне.
Всё, всё продолжается снова и снова, Гера неутомима!
- Замучила тебя, да?
- Да, но это сладкая мука!
Лежим в постели, в блаженном забытье.
- А мне нужно и на службу попасть, - вдруг говорит Гера.
- Я тебя отвезу. Скажи куда?
- На Крымский вал, в Дом художника. Там у меня встреча и предварительный отбор экспозиции.
- А когда?
- В одиннадцать.
Я смотрю на часы. Время ещё есть, но надо бы уже собираться.
После лёгкого завтрака я отвёз Геру в Дом художника.
- Хочешь пойти со мной?
- Гера, мне не очень удобно. Там мои товарищи, многих я знаю, дружу. Не хочу влиять на твоё мнение.
- А ты не повлияешь. Прошу тебя, пойдём, мне будет увереннее, спокойнее, - просит Гера. Пришлось пойти и мне. В просмотровом зале почти все знакомы. Недоуменье по поводу моего присутствия. Гера весьма профессионально и точно ведёт переговоры. Отметила два десятка работ, просила приготовить ещё столько же. Часа через два сделали перерыв.
- Пойдём, посидим в ресторане. Я видела на первом этаже. Проголодалась.
- Идём, моя повелительница, - шучу я, - долги надо отдавать.
- Вот, вот! Хорошо, что помнишь.
Ресторан ничего. За столиком одни. Заказали фирменное блюдо и бутылочку вина. Пригубили вина.
- Что скажешь о моём выборе?
- Крепкие работы. Ты что хочешь показать испанцам?
- Современную живопись России.
- Самый раз. Художники отличные.
- А ты не хотел бы персональную?
- Так я недавно, как ты знаешь, уже был.
- Я не о том. Видела я в мастерской отличные работы. Почему их не привёз?
- Нельзя всё привезти, Гера.
- А ты подумай и воспользуйся моим хорошим отношением к твоему творчеству, - смеётся Гера.
- Ко мне? Или творчеству?
- И к тебе тоже, - и Гера многозначительно смотрит на меня.
Принесли блюдо и закуски. Молча продолжаем трапезу. После ресторана прошли по антресоли, посмотрели выставку молодых художников.
- Что скажешь, Гера?
- Есть любопытные работы! Однако вернёмся к делу.
И снова два часа переговоров, осмотра, выбора. Затем Гера исчезает с официальными лицами и только через час возвращается.
- Поздравь, контракт подписан. Будем в сентябре делать выставку в Мадриде. Так что мои дела завершены! Транспортные агенты доделают остальное.
- Гера, махнём в Стрижи, а? Ребята ждут.
- Милый, хороший мой, боюсь! Ну, кто я тебе?
Это знаем только мы. Что скажут твои дети?
- Ничего! У меня современные дети. Они всё поймут.
- Ты меня не обманываешь?
- Гера! Мы взрослые люди. Ну, ты как девочка!
- Да, ты прав. А ты очень хочешь?
- Хочу познакомить тебя. Соглашайся.
- Ладно. Только заедем домой, я переоденусь. Хорошо?
- Хорошо. А я позвоню и обрадую их.
Ах, Гера, Гера. И всё она предусмотрела! Конечно, знала, что придётся знакомиться. Захватила свою сумку, как оказалось, полную подарков. Приехали через два часа. Вся семья в сборе. Глеб уже дома, Денис с Валерией опоздали на полчаса, Ирина приготовила стол на лужайке. Злата висит на воротах уже больше часа и высматривает нас. Мангал пылает, угли созревают, а шашлык в маринаде, ждёт своего часа. В общем, большой сбор! Гера в очаровательном наряде, в своей знаменитой шляпе, предстаёт перед публикой! Я просто балдею от этого спектакля. Мои прелестные невестки в лёгком шоке, парни в любопытстве. Гера здоровается с каждым, начиная с женщин, позволяет поцеловать свою руку мужчинам, обнимает заворожённую Злату и целует её. Та онемела, и не отпускает руку Геры.
- Ира, покажи Гере наши владения, - прошу Ирину, чтобы несколько разрядить обстановку. Ирина принимает мою подачу и уже не отходит от Геры.
- Ну, как дела, Денис? Как проект?
- Хорошо, папа! Есть проблемы, но справляюсь.
- А у тебя, как, Глеб? Что-то ты после Греции очень занят?
- Дела, папа, но, вот видишь, приехал пораньше.
- Вижу, спасибо, сынок!
- Валерия, Гера специалист по искусству. Делает выставки. У тебя есть возможность узнать, что думают о твоём деле в Испании.
- Обязательно узнаю, папа, спасибо!
- Ребята! Прошу вас, расслабьтесь! Всё хорошо! Ну! - все рассмеялись, и атмосфера потеплела.
Наши прекрасные вечера в подмосковных садах! Куда делось то напряжение, так сковывавшее всех в начале вечера? За обильным русским столом тёплая компания друзей. Весёлая, непринуждённая беседа, смех, радостные тосты, добрые взгляды. И в центре всего - Гера! Где робость? Её нет! А это действо с подарками. Всех ублажила, особенно женщин, и Злату, которая просто не отходит от Геры. Нет! У неё талант. Боже, как я рад этому!
- Пап! - подходит к мангалу, где я готовлю очередную порцию, Глеб, - она просто хороша! Ты недаром ездил в Мадрид.
- Сынок, спасибо, но я её знаю давно. Вот только не виделись почти сорок лет.
- Ты шутишь, пап? Не может быть! Ей нет и тридцати.
- Ценю твою галантность, сынок. Об этом скажи ей сам.
Подношу очередную порцию.
- Друзья, предлагаю тост, - встаёт Денис, - за очаровательную гостью Геру, и за нашу дружбу!
- За всех наших женщин, - подхватываю я, - и за добро в нашей большой семье!
Спустился вечер. Мы перешли на веранду. Пили чай, шутили. Ирина пошла укладывать Злату.
- Хочу с Герой, - ныла Злата, избалованная чрезмерным вниманием.
И Гера пошла. Ирина всё посматривала на дверь спальни, пока не вышла Гера, и успокоила её.
- Уже спит ваше золотце! Хороший ребёнок.
Ещё долго сидели, разговорам не было конца, потом пошли гулять по дороге, среди спящего леса и шорохов ночной листвы. Вечер удался! Наконец, разошлись спать, договорившись рано собраться на завтрак, так как ребятам нужно было уезжать на работу.
- Ты был прав, у тебя хорошая семья, - задумчиво говорила мне Гера, когда мы поднялись ко мне, - как я рада, что всё так получилось! - Я обнимаю Геру, я тоже рад всему.
- Покажи мне твои работы.
- Гера уже поздно.
- Покажи, - настаивает она.
Мы проходим в мастерскую, и я включаю свет. Гера замирает от удивления. На неё с большой групповой картины, окружённая многочисленными участниками событий, смотрит моя мама.
- Боже, так это же твоя мама! Правда?
- Да, Гера!
- А это Константин Иванович, Виктория, твой отец, а вот Лёля, а вот Лёва, Сара, а это кто?
- Это ты.
- Да! точно. Господи, здесь вся жизнь! Твоя семья, Злата, а вот Белла. Ты что, давно её пишешь?
- О, да! Забыл, когда начал.
- Здорово!
- Посмотри вот это, - показываю я мадридские пейзажи. Гера восхищается цветовым решением.
- Да у тебя здесь просто залежи. А говоришь, что на персоналку не потянешь!
- Гера, и это ещё не всё. Ещё более сотни ждут своего часа, на Лазурном берегу.
- Ты, я смотрю, плодовит! И не только детьми, - иронизирует Гера, - я тебя люблю, Шура, и не только за картины.
- За что, Гера?
- Просто, люблю и всё, - и Гера целует меня.
- Пора спать, пойдём, - увожу я её в комнату.
Мы спим, обнявшись, и мне снится наш двор, мама и Кира. Просыпаюсь от пения соловьёв, которое вместе со свежим воздухом проникает в комнату. Лежу не шелохнувшись, боясь спугнуть сладкоголосого певца, а может быть сладкий сон Геры. Но Гера уже открывает глаза и прислушивается.
- Это и есть соловьи, да?
- Да. Гера, настоящие соловьи. - Мы молчим, слушая дивные трели наших домашних соловьёв, поселившихся в ветвях боярышника.
- Господи! Как красиво! Я нигде не слышала подобное пение.
- Гера, это у нас круглое лето.
- Теперь буду знать, как поют соловьи. Просто здорово!
Шумный завтрак на веранде завершается. Гера сердечно прощается с отъезжающими - Денисом, Валерией и Глебом.
- Ты что, возвращаешься в Мадрид? - удивлённо спрашиваю Геру. Я думал, что ты ещё побудешь.
- Шура, дела, ты ведь сам знаешь. Завтра у меня самолёт.
Ребята уезжают, а мы продолжаем завтрак.
- Отвези меня к отцу, Юре, - вдруг просит Гера.
- К Юре! А он здесь?
- Да, милый! Юра живёт в Москве, преподаёт в военной академии, боевой генерал.
- Хорошо, Гера, - соглашаюсь я. Отрочество продолжает встречу со мной. Бравый Юра!
Трогательное прощание с Ириной и Златой, даже со слезами.
- Вы нам очень понравились, Гера, - говорит Ирина, обнимая Геру.
- Гера, а можно с вами? - просит Злата. Гера растрогана и обещает:
- Обязательно, Златочка! Приглашаю в Мадрид! И буду ждать тебя там. Хорошо? - Злата смущается.
- Приедем, Гера, - спасаю я, - если приглашаешь, то приедем. Обещаю тебе!
На Фрунзенской набережной, в одном из помпезных домов сталинской эпохи, дверь нам открывает немного пополневший и поседевший, но такой же бравый Юра.
- Гера, душа моя! Рад, очень рад! - они обнимаются, расцеловываются.
- Папа, а это Шурка!
- Да, вижу! Боже, сколько же прошло времени! Ну, давай руку, Шурка. Ты совсем взрослый!
В прихожую входит очень интересная женщина и сразу же обнимается с Герой.
- Гера, я так рада тебе. Ждём уже второй день! Вера Георгиевна, - протягивает мне руку. А вы тот самый Шура, да?
- Да, Вера Георгиевна, тот самый.
- Юра мне рассказывал о вас. Он вас любит и помнит.
Пьём чай. Вспоминаем близких и знакомых.
- Как мама? - спрашивает Геру Юра.
- Папа, всё так же. Ты же знаешь Лёлю.
- О, да! И очень хорошо, - улыбается Юра.
Вера Георгиевна забирает Геру и они уходят на кухню.
— Шурка! - Вдруг обращается ко мне Юра. - Гера моя любимая дочь. Мне очень хочется, чтобы ты любил и жалел её! Не возражай мне. Она прелестна, ты сам видишь. Хорошо, что вы нашли друг друга!
- Юра, поймите, ещё ничего не решено между нами.
- Брось, Шурка! Я знаю Геру. Решено. Ты только посмотри на неё - цветёт, летает, поёт!
Возвращаются женщины, и Юра заговорщицки
прикладывает палец к губам.
- Об этом всё! А вы куда сейчас? А? Подбросите к академии? Моя машина в ремонте. Да?
- Папа, конечно! - радостно согласилась Гера.
Юра ушёл в спальню. Вера Георгиевна стала прощаться. Уже в прихожей появился, действительно, бравый генерал с двумя звёздами на погонах, в золотом сиянии, с бесчисленными орденскими колодками и всеми уставными регалиями.
- Ты просто прелесть, мой генерал! - восторженно восклицает Гера. Мы вышли к машине.
Как хорошо мне с этой удивительной женщиной. Её аура полностью завладела мной. Её душевные порывы чисты и самозабвенны. Раннее утро уже разбудило нас. Мы лежим, тесно прижавшись, и я вдыхаю этот магический аромат её тела, глажу бархатистую кожу её плеч и рук, и смотрю в глаза, полные счастливой тоски и пугливого ожидания долгожданного счастья. Гера о чём-то молчит и только тоненькая жилка на её виске выдаёт волнение.
- Как мне не хочется с тобой расставаться, - признаётся она. Но надо уезжать домой. Приезжай ко мне. Там всё и решим. Поработай в Испании. Ну, хоть пару месяцев! Я всё устрою. Возьми с собой Злату! У нас хорошо. Покажу вам Испанию.
Я нежно обнимаю мою Маху и лёгкая волна восторга уносит меня с ней в этот чудесный край образов Гойи, Веласкеса, Пикассо и Дали!