Я вскоре узнал, что стал сто четвёртым из тех, кто решил делом доказать преданность идее безграничной свободы, перейдя в новый план существования. Начало было более чем приятным: мне и ещё паре девиц тут же вкатили дозу, одна из них, прежде чем улететь в блаженное сияние, успела поинтересоваться, что именно это было.
Я же успел услышать ответ, адресованный, кажется, всем:
— А не всё ли равно, что приносит свободу?
Этот ответ был последнее, что я слышал в своей жизни, о которой с тех пор не жалел.
Теперь мы все — голые, освобождённые от бремени имён, пребываем, словно в райском саду, в прекрасной подземной пещере. Всё, что нужно, мы получаем, плескаясь в отливающем перламутром озере, на отлогих берегах которого мы проводим большую часть времени, и вода кажется нам все прекрасней, являясь постоянно чем-то новым.
Время от времени появляются новые лица. Мне очень повезло иметь номер, столь удобный для общения.
Иногда кто-то уходит исследовать пещеру, ведь все собравшиеся здесь — особенные, любознательные личности, которые никогда не удовлетворятся объяснениями и рано или поздно отправятся увидеть всё собственными глазами. Тем более, никто же не уйдёт надолго, все рано или поздно вернутся к нашему озеру, ведь дальше, за пределами нашей большой пещеры, нет этой прекрасной воды. Она-то и представляет собой самый интересный объект для исследования.
Эта жидкость никогда не бывает одной и той же, включая в себя целые миры, с которыми мы, купаясь, сливаемся. Каждый вдох и выдох приводит в движение материки, определяет траектории планет, порождает и губит жизни.
Мужчины и женщины здесь друг для друга исключительно духовные личности, поэтому мы не испытываем желаний плоти, чтобы они не мешали наслаждаться красотой внутреннего мира окружающих людей. Меня слегка тревожит, что я теряю вкус к человеческому общению. Каждому хватает воды, льющей свет в его собственные глубины.
Такие счастье и чистота вряд ли достигались и в саду эдемском.
Когда появились они, мы не придали этому значения. Их вообще сложно было принимать всерьёз: всего несколько объектов, похожих на подвешенные в воздухе за середину грязные простыни неправильной формы. Они не шли на контакт, не спеша безобидно фланировали, поодиночке или небольшими группами, и вели себя безобидно. Зачем было обращать внимание на них? Правда, у некоторых из вновь прибывших возникал к этим странным сущностям интерес, и они задавали много вопросов, но следует учиться отличать важное от неважного.
Однажды, хотя здесь, где нет ни дней, ни ночей, и уж тем более часов, чтобы ничто не могло указывать нам, как жить, я сидел на берегу перламутрового потока и растягивал предвкушение купания, когда между мной и озером возникло это… сложно назвать это существом. Если тряпка похожа на тряпку, это и есть тряпка, самая безобидная тряпка. Здесь я не боялся ничего. Среди нас есть, конечно, те, для кого раньше было необходимо постоянно утверждаться за счёт других, но теперь такое поведение теряет всякий смысл. Если самый страшный хищник в мире, человек, отказался от своей преступной натуры, то что может угрожать нам здесь?
— Да что же ты, в конце концов, такое? — Вопрос, который я задал сам себе, неожиданно вырвался вслух.
— Не буду иметь ничего против, если вы будете называть меня ангелом.
Этот вежливый ответ поставил меня в тупик. У непонятной штуковины оказался самый прекрасный мужской голос, который мне доводилось слышать, даже лёгкая картавость завораживала. Слово «вы» ангел произнёс так, что я почувствовал себя самым важным человеком за все времена.
— Ангел,.. — по идее мне стоило бы рассмеяться, но куража не было. — И откуда вы такие? Я немного иначе представлял себе ангелов.
— Ангелы бывают разными, приходят отовсюду и,.. — Тут в неотразимом голосе проступила ирония. — Я вот, например, твой ангел.
Я не знал, верить этому или нет, но даже если эти ребята существуют, то уж мой-то не должен выглядеть жалким комком лохмотьев.
Ангел не сразу ответил.
— В любом случае, кажется, я поспешил.
Я мог бы поклясться, что слышал глубокий вздох, когда он неспешно уплывал от меня прочь. Теперь в его движении виделось какое-никакое достоинство, хотя я и сам не понимал почему. В последний момент, пока он отворачивался, я увидел, что в складках существа мелькнули символы, начертанные… кровью?
Несколько человек слишком долго задержались в своих прогулках за пределами пещеры, и это меня коснулось: с одним из этих людей были Пятьдесят Четвёртый, с которым намечалось какое-то подобие дружбы, а также шапочно знакомая мне женщина, названная одним из самых первых номеров.
Мне некого было заподозрить, кроме существ, которых я мысленно всё-таки продолжал называть ангелами. Наше равнодушие к ним постепенно сменялось либо, несмотря на их внешнее безобразие, восторг, либо на неприятие в такой степени, что не желая делить с ними пещеру, люди покидали её и не возвращались больше.
Я же начал следить за ангелами, и однажды стал свидетелем пугающей картины. Ангел беседовал с неизвестным мне пожилым мужчиной, самого разговора я не мог расслышать, кроме последней фразы:
— Я вижу теперь, ты готов,.. — после чего простыня распахнулась, и я успел разглядеть знаки. Это было налившееся красным число «шестьдесят», намалёванное так, будто это сделал малолетка малярной кистью.
Складки ангела протянулись к мужчине и начали с хлопаньем обвиваться вокруг живого тела. Тот даже не пытался спастись, он молча позволял превращать себя в плотный кокон за номером шестьдесят. Выражение лица жертвы я не видел.
Я побежал, я должен был раскрыть остальным глаза на происходящее, но, как в страшном сне споткнулся и полетел на землю. Когда я поднял глаза, то узнал того, кто стоял надо мной, моего ангела.
Он распахнулся, и я увидел своё число.
— Ты, конечно, ещё не готов,.. — печально произнёс он. — Но придётся поспешить.