Потерянные души Глава 1
Возвращение было далеко не триумфальным. Оказаться дома были рады все, и все молились неведомому Богу, что пронесло. Ведь могло окончиться хуже. Похищение могло удаться. Их могли подстрелить. Их могли подставить, и они не добрались бы до Замостина, и застряли бы в греческой полиции, и никакие связи их бы не спасли, и на них вышел бы Интерпол. Или люди Губы. А ведь у себя в Полицах им казалось, что они неуязвимы и полностью изолированы от опасностей.
Оставалось лишь проверить это на практике… Проверили.
По возвращении Елена узнала, что в её отсутствие созрел и осуществился заговор домашних против Виктора Мендеса: Марте и Луису удалось устроить крещение детей. Для этого Марта свела крепкую дружбу с Феодосией и Алевтиной. К её удивлению, Фернандес, от которого её до сих пор передёргивало, охотно согласился помочь.
Крещение состоялось прямо на усадьбе, отец Матони прибыл на «Понтиаке» Мендеса под охраной Фернандеса и Штофа, напоминающей конвой, со всеми полагающимися атрибутами. Его помощники организовали купель.
Марта с улыбкой умиления рассказывала, как маленькие капризники – один за другим – разревелись, когда их начали обрызгивать, хотя на улице стояла жара, и святой душ никак не мог вызвать обиды или испуга – только восторг! Елена слушала, открыв рот. Она досадовала – пропустить такое действо… Она даже обиделась на мать – ну что за дела, действовать так, словно она – враг собственным детям? И как она сообщит об этом Виктору?
- Вик, ты не рассердишься?
- Что за проблема? В чём ты провинилась, егоза?
- Да нет, не то, чтобы провинилась… Мы с мамой окрестили детей, вот оно что…
- Когда это вы успели? – опешил Виктор. – Во сне?
- Да нет, какой сон. Мама и Луис устроили крещение в наше отсутствие. Но я была в курсе, я согласилась! – поспешила заверить Елена. – Знаешь, вдруг теперь всё станет иначе? Бог не может позволить напасть на детей!
Мендес тяжко вздохнул и пожал плечами, но не позволил себе скепсиса и обычной насмешки. Когда это Бог спасал детей? Сколько их умирало на его глазах от генетических заболеваний, отравлений, побоев, голода, лейкемии, рака…
- Если тебе это нужно, если тебя это радует, милая…
Если она в это верит, пусть продолжает верить. А он будет продолжать создавать защиту собственными руками. И посмотрим, чья защита выдюжит, окажется эффективнее – его или Божья!
После поездки – или после похищения? – Елена изменилась.
Она стала нетерпеливей, раздражительней, агрессивней и беспокойней. Зато Мендес стал мягче, нежнее и бережнее.
Она по-прежнему рвалась наружу, в большой мир, который показался ей таким ярко и пёстро разукрашенным боком. И боялась его сокрытой стороны.
Если б не было Мендеса, она стала бы женой Лео, и ей нечего было бы бояться. Жизнь шла бы своим скучным, или совсем даже не скучным, чередом, без богатых даров, но и без досадных провалов и неимоверной боли. Обычная, безмятежная, тихая жизнь. Незаметно проходящая мимо, с маленькими радостями и горестями, изменами, разочарованиями и отрадами. Но – свободная. Ни от кого не надо прятаться, бежать, увёртываться, откручиваться, спасаться. А в нынешней жизни она не могла быть уверена ни в чём. И скучать ей точно не приходилось.
Как бы там ни было, счастливые дни путешествия принесли свои плоды. Елена почувствовала, что опять беременна.
Досады не было, страха тоже – она уже не боялась этого состояния. Она боялась за детей. Но у неё не возникало и мысли, что ребёнок будет лишним. Она была ему рада. Словно он давал ей – пусть и ложное – чувство защиты: ей хотелось верить, что беременную женщину никто не посмеет обидеть, ибо за неё вступится само Небо…
Елена снова и снова вспоминала брата. С Лео всё было куда проще с самого начала.
Он не набрасывался на неё оголтелым насильником, она не «уплывала» с ним в неконтролируемое блаженство, безумие. Она сама направляла, планировала, контролировала, управляла. И – убегала от «сопереживания». Прокол случился лишь один раз – именно он заставил её содрогнуться, подозревая беременность. И в тот раз она была виновата сама. Она просто пожалела Лео, да и период казался не опасным для зачатия. Это «бесчувствие» давало ей свободу, лёгкость, и – печаль от осознания, что она никогда не станет ему любовницей, но – только другом.
Но уберечься от беременности с Виктором? Он, точно ураган, сметал все преграды. Она помнила, какой шок вызвало известие о первой беременности. Её мысли и чувства метались от ужаса и неприязни к смирению и желанию угодить Мендесу, от страха, что ребёнок от Лео – к тайной, неосознаваемой надежде на это.
Теперь будет иначе. Она с самого первого дня любила своё дитя.
Подружка Бет отнеслась к известию скептически, и явно не высказывала ни одобрения, ни недовольства. И это было понятно: с беременностью Елены на неё ложилось больше ответственности.
Чтобы успокоиться, Елена стала часто и помногу гулять по парку, заходя в самые отдалённые, прежде не обследованные уголки. Парк всё время патрулировался охранниками-зомби. После гибели Тили, спасшей от опасности не только её и будущего ребёнка, но и, по существу, всю её семью, отношение хозяйки к слугам изменилось. У Елены появилось двое личных слуг, запрограммированных только на её защиту, и Мендес никуда не отпускал её без них, даже вдоль по аллее. Он бы вообще не выпускал её дальше порога дома, но после поездки это стало невозможно. Он боялся, что новое заточение вызовет вновь депрессию или приступ клаустрофобии.
Однажды Елена решила, что хватит откладывать, и пора посетить доктора.
Штоф продолжал работать в своей клинике при больнице - а куда ж ему теперь было деваться? В знак нерушимого примирения клинику, при поддержке Мендеса, расширили и реконструировали, и она полностью перешла под контроль Штофа, добавив организационных хлопот. Но Штоф, тяжело привыкающий ко всему новому, по-прежнему принимал пациентов в том самом кабинете покойного Кантора, из которого Елена когда-то впервые выпорхнула ему навстречу, чтобы навсегда остаться в его судьбе.
- Куда ты собралась с утра пораньше? – спросил Мендес за завтраком, в пасмурный, моросливый день.
- Хочу обойти парк.
- В такую погоду? В этих туфлях?
- Да. Потом заеду в город в клинику Штофа.
- На машине?
- На машине.
- Зачем?
- Давно не обследовалась.
- И это единственная причина?
- Брось, Вик, неужели ты снова собираешься меня ревновать?
- Ну, что ты, как можно, ведь Бет можно отослать, а Штоф такой милейший и безобиднейший человек… - Мендес стукнул чашкой, выплеснув кофе.
- Это так. И знаешь, я уверена, он по-прежнему влюблён в меня. Хотя ему и придётся в ближайшем будущем принимать у меня роды, - Елена, как ни в чем не бывало, спокойно допила свой шоколад.
Теперь Мендес отшвырнул вилку, и она звякнула о тарелку с бисквитом.
- Что… что это значит?
Елена рассмеялась.
- Вик, ты, кажется, поглупел!
- Ты… Нет, не может быть, как же твой подарок? Ты ведь говорила, что у тебя спираль…
- Увы, подарок не сработал, и я хочу выяснить, почему?
- Безобразие, это просто обман! – вскипел Мендес.
- Ага. И Генрих – вредитель, да? А ты вроде бы недоволен?
Мендес подошёл к ней.
- Милая, а ты довольна?
- Кажется, да. Знаешь, я, наверное, даже счастлива.
- Значит, и я счастлив, - он с облегчением вздохнул. – Просто я очень волнуюсь за тебя. А доктор уже знает, что ты беременна?
- Нет, каким образом? Ведь ты меня никуда не пускаешь, а без обследования это лишь слухи. Я скажу ему сегодня. Всё-таки время идёт. А раньше и суетиться было нечего.
- Почему ты так неосторожна? Тебе нужен особый режим. А вдруг в машине тебе плохо станет?
- Не думаю. Доктор всегда говорил, что у меня на редкость крепкий организм.
- Доктора можно вызвать сюда. О Боги! Вот почему ты ничего не ешь и пропадаешь в парке. Но почему ты сказала мне только сейчас? – он всплеснул руками, не зная, что сказать. В этих ситуациях Мендес почему-то всегда терялся.
- Всё-таки я настаиваю, чтобы ты поела. Детям не нужна истощённая мать. А тем более мальчику…
- Девочка, Виктор, у нас будет девочка.
- Откуда тебе знать, если ты не была у врача?
- Я это чувствую. Вик, милый, не сердись. Мне сейчас совсем не хочется есть. Может быть, я поем в городе. Если позволишь – доктор проводит меня в кафе.
- Вот это уже лишнее, – пробурчал Мендес, неизвестно, что имея в виду: обед в кафе, или компанию Штофа. – Но я категорически настаиваю на всех мерах предосторожности! Не забудь проверить гемоглобин – в первую очередь! И, пожалуйста, возвращайся быстрее, - тихо добавил он, волнуясь.
- Ты можешь поехать со мной. Мы вместе посидим в ресторане – в том самом, у мотеля, как самый первый раз…
- Любимая, увы, у меня запрограммирован процесс – я жду доноров до десяти часов, и везу собравшихся на Войсковую. У меня сегодня тяжёлый день. Мне очень жаль… Но вечером – обещаю – мы непременно отметим эту радость.
Мендес, правда, ещё толком не был уверен, радость ли это, или новое испытание, новая каторга: тревожиться, бояться за жизнь, каждую минуту ждать нападения.
Но беременность Елены говорила Виктору о любви, её любви – а это уже означало радость.
- Вик, проводи меня к машине.
Они медленно прошлись по аллее к стоянке, Елена настояла, чтобы самой сесть за руль своего красавца – тёмно-вишнёвого «Фольксвагена»: ей было до слёз обидно доверять его кому-либо ещё. И Мендес позволил ей прихоть. Она ехала медленно, растягивая удовольствие, наслаждаясь тихим осенним днём, сзади гордо восседали телохранители, важные и монументально-неподвижные, а справа от неё маялся от желания закурить шофёр.
«Ничего, дорога здесь недолгая», - утешала она себя, меняясь местами с шофёром за оградой усадьбы. Бет сегодня была призвана Мендесом для работы в лаборатории, и Елену теперь окружали одни мужчины - Мендес надеялся, что так оно будет надёжнее.
В приёмной Штофа сидела одна-единственная пациентка. После звонка Елены Штоф распределил свой приём по ассистентам, оставив лишь две операции, которые делал только сам.
Пациентка показалась Елене странной: может быть, у неё начинается мания преследования? Пациентка как-то слишком пристально взглянула на неё, и потом сразу отвела взгляд, но Елена могла поклясться, что та продолжает наблюдать за ней. Ну и что ж с того? Елена выглядела стильно и элегантно – вкус к хорошей одежде, подчёркивающей индивидуальность, воспитала в ней мать. И всё равно, ей стало муторно. Женщина была намного старше её, обильно накрашена, в больших, затемнённых очках. Неприятная особа…
…
- В сердце небольшие шумы, ну а в остальном - всё в полном порядке. Твой организм прекрасно справляется с этой работой. Но всё-таки после этой беременности неплохо было бы передохнуть. Я выпишу тебе гомеопатические сердечные средства, и они же помогут тебе лучше спать.
- Это твоя спиралька не сработала! – напомнила ему Елена.
- Случается. Редко – но случается. Виноват. Твой организм очень восприимчив.
- Виноват! Скажи это той несчастной, для которой беременность – как острый нож!
- Елена, утренний приём у меня закончился. Осталась последняя пациентка. Она после инъекции. Ты не прогуляешься со мной?
- Охотно, Генрих. Особенно, если ты меня накормишь.
- Как, ты по-прежнему не ешь по утрам? Эту привычку надо бросать.
Елена вышла в соседнюю комнату и стала просматривать журналы – она знала, что «Салон красоты» он выписывает специально для неё. Она критически оглядывала красоток и моделей, разбирала их по косточкам, издевалась, иногда шариковой ручкой подрисовывала – весьма искусно - особо ненавистным экземплярам усы, бороды, прыщи и бородавки, а в минуты особого вдохновения ещё большие гадости: ослиные уши, кривые зубы и даже мужской член.
Доктор Штоф, застав её однажды за этим занятием, недостойным госпожи, матери семейства, был в шоке. Но потом подумал: а почему бы и нет? Она, по существу, ребёнок. Она просто ещё не успела повзрослеть – ну и не надо.
А Елена тогда даже не заметила его появления, увлечённая процессом сотворения очередного монстра…
…Через полчаса Елена и Штоф уже сидели в машине Штофа, а ещё через полчаса – в знакомом уютном кафе. Кафе навевало странные чувства, но они казались обоим как бы присыпанными нафталином.
Штоф испытывал к Елене бесконечную нежность и благодарность. С того ужасного момента он так и не успел её поблагодарить, потому что Мендес, хоть и пытался загладить вину, но так и не сумел избавиться от ревности. И вполне справедливо: Штоф продолжал любить Елену, и будет продолжать, вопреки всем запретам – пусть рушится мир, он не в состоянии изменить себя. Штоф виноват, да, виноват, он не имел права даже делать попытки ухаживать за ней. Она – жемчужина из чужой коллекции. Остаётся лишь любоваться. На это он хоть имеет право?
- Елена, я не успел поблагодарить тебя. Я твой должник. Только скажи – и я умру за тебя!
- Это лишнее, Генрих. Ты просто живи. Ради меня. Ради моих детей. Договорились?
- Договорились.
Генрих был счастлив, что Елена беременна. Это даст возможность помочь ей, помочь её ребёнку появиться на свет. Это позволит ему видеть её часто, очень часто, позволит касаться её, любоваться совершенными линиями её тела, тонкими, полудетскими чертами лица, чудными волосами, лукавой улыбкой, искрящимся взглядом, ямочками на щеках, летящей походкой… И даже её наливающимся, полнеющим животом. Он знал, он чувствовал – она никогда не постареет, и будет всегда излучать свет.
- Мне было бы спокойнее, если бы я проводил тебя. До самого дома. Но…
Елена рассмеялась невесело: – Но это может вызвать подозрения в покушении на невинность госпожи Живаго. Ничего, Генрих, всё в порядке. У меня много защитников.