Лава капала на асфальт. Асфальт горел синим пламенем, чтобы затем снова возродиться из пепла и снова принимать на себя лаву, как будто ничего, совсем ничего не происходило. Асфальт принимал лаву, принимал ее очень нехотя, но у асфальта и простой земли чаще всего не бывает выбора, как не бывает выбора у многих из нас в различных жизненных ситуациях. Лава капала на асфальт, низвергая на него свой гнев и чувство великой и бесконечной справедливости.
Он стоял и смотрел на это все. Лава текла сверху... с того места, в нашем мире называют «небесами». К небесам (для мира яви это название все же будет привычней) вели продолговатые трубки, в которых и поднималась лава, чтобы затем снова упасть на землю. Трубок была много, все они были толстые и ярко-оранжевые.
Лава поднималась с земли, но на земле в этот момент ее редко кто замечал. Только когда лава падала на землю, она обжигала асфальт, и было слышно, что асфальт стонет от огня.
Кстати, он не мог рассмотреть себя, но чувствовал, что состоял из огня и льда. Такое сочетание было бы противоестественным в нашем, реальном мире, но в мире снов оно вполне имело право на существование.
Трубок к небесам становилось все больше и больше, они росли из земли, как грибы. На его глазах выросла новая трубка.
Они манили к себе...К сожалению (или к большому счастью) он не мог устоять. Он рассматривал эти трубки, до конца не понимая, куда именно они могут его вести, зная только, что это место было гораздо выше того, где он сейчас был...
Он шел дальше. Лавы из земли становилось все больше и больше.
Он осознал. Эта лава символизировала несбывшиеся юношеские желания и мечты молодости, которые были закопаны в землю ядом жизни.
Он шел по асфальту, полагая, что, возможно, он сейчас и идет по некой лаве, которая затем найдет свою трубку, поднимется на небеса и низвергнется оттуда.
Лава просто падала на асфальт, но иная падала на определенных людей, причиняя им при этом невыносимую боль.
Чаще всего эти люди были обывателями, которые не были способны на великие дела. Они очень ругались, когда на них падали чужие желания, доставляя им невыносимую боль. Но страшнее было то, когда эти желания были юношескими стремлениями этих же индивидов в молодости. Они предали свои же стремления, теперь горько за это расплачивались, ведь лава жгла кожу немилосердно.
Он наблюдал, как впереди него шел обыватель и слышал его крики, когда на него упало его же желание молодости. Это был сон, поэтому он знал о том, что это было желание обывателя, хотя его огонь особо не отличался от других.
Однако, здесь эта закопанная лава находила свой выход, и он был рад этому. Быть может, здесь были закопаны и его юношеские мечты и желания, и в скором времени они низвергнуться на него, причиняя ему невыносимую и адскую боль.
Несбыточные мечты.
Он шел все дальше и дальше, видя на горизонте много трубок в небеса, осознавая, что несбыточных юношеских желаний было много, очень много…
Он увидел существо, которое небеса обожгли его собственными желаниями. На нем были бинты и обрубки конечностей, половины головы и вовсе не было. Оно брело в пустоту, отскакивая от любых трубок наверх, так как нахлынувшие и упавшие мечты юности разрушили его жалкий обывательский мир. На него грустно было смотреть.
Даже во сне он ненавидел обывательщину всеми фибрами своей души, и ему было абсолютно не жаль тех, кого обжигал огонь юношеских желаний. С другой стороны, на небесах у него были свои невыполненные желания...
Все же, он испытал сатанинское желание подняться по этим трубкам.
Хоть это и был сон, но это желание было таким ярким, как будто оно и было наяву...
К нему подошло одно существо, которое горело огнем. Огонь был даже на его бровях и губах.
— Меня хотел создать один из земных писателей, но его поглотила серость. Сам Могус хотел, чтобы он был с нами. Не получилось. Теперь я горю огнем — сказало существо, идя к ближайшей трубке для подъема на небеса.
Он пожелал ему удачи, и через миг заметил другое существо изо льда. Он прошло молча мимо него, а впереди с небес падали снова и снова желания, несбыточные желания юности...
Все поглотила серость, безликость и однообразие, и их больше ничего не спасет...Его больше ничего не спасет. А был ли он в реальном мире? Жил ли он по настоящему, или влек жалкое обывательское существование? Есть ли он?
Что есть реальность и что есть сон? Можем ли мы сказать, что мы живы, просто потому, что мы шагаем по земле? Если не можем, то где же начинается та самая, настоящая жизнь?
Настоящая жизнь у каждого своя, он был уверен в этом. Только многие существуют, а не живут. Они существует в серых монотонных жилищах, существуют серой, монотонной жизнью. Однако, для них это есть "жизнь"! Так может, сидеть дома и выходить на улицу только по необходимости и есть жизнь? Слишком много вопросов и мало ответов.
Акеун...он только сейчас вспомнил свое имя, которое казалось сейчас ему безумно чужим. Он не знал, звали ли его так только во сне или это имя он носил в реальности. Акеун хотел, чтобы его звали всегда так.
Акеун снова посмотрел на трубки, безумно желая попасть в одну из них...
Где начинается та самая, настоящая жизнь?
Он был уверен, что ответов на этот вопрос столько, сколько и людей на земле.
Быть может, в мире снов его тоже нет? Он почувствовал дикое желания последовать за этими существами до ближайшей трубки, и ничто его не могло остановить...Ведь только там он найдет ответ...
Ледяное существо из грязного льда и чистой души подошло к нему.
— А кто сказал, что эмоции уходят бесследно? Кто? Все остается на зданиях, на асфальте, на траве. Иначе как объяснить, что одно место такое светлое и радостное, в то время, как от другого так и веет мраком и безысходностью?— сказало иное ледяное существо, направляясь к трубке.
Он прав. Он был совершенно прав.
Конечно же, нужно было последовать за ним.
Акеун чувствовал, что ему нужно поступить также. На него упал снова огонь мечтаний, но он его не почувствовал, так все это в итоге было сном. Однако, как только Акеун об этом подумал, он стал чувствовать дикую боль. Его тело сильно горело, и, скорее всего, он стал человеком с огнем— таким же, как и его новый знакомый. Огонь ласкал Акеуна, говоря, что он поступает абсолютно правильно. Тем более, он дико хотел узнать, что именно будет происходить в небесах, когда он на них попадет.
Огонь будем там. Это было самым главным.
Акеун так этого хотел. Безумно.
Огонь полностью одобрял его действия.
Акеун почувствовал— хотя это было невозможно — что огонь улыбался ему, когда он вплотную приблизился к нему…