Та девушка, которая нравилась мне на первом курсе и мы много общались, перед тем, как она выбрала быть со всеми против меня. Я был отчужден, а она уже и не контактировала со мной никак. На меня смотрела как на прокаженного, а до этого заявляла, что я ненормальный, а они все хорошие. Я не мог ее переубедить. После через пол года я нашел ее страницу, где некий парень выложил видео с ней, где она с наркоманами полуголая веселилась и радовалась. Потом я узнал, что она на чем-то сидела уже. Сейчас она почти полностью разрушилась как личность, а казалось, что я ненормальный. Это доказывало, что что-то совсем не так, да и не со мной, а самими людьми. У них не было того, за что они могли бы ухватиться. Они были предоставлены сами себе и чаще выбирали плохие вещи и опускались. Проблема стоит в том, что большинство людей без ценностей просто не могут и бросаются в саморазрушение, а подарить им ценности или навязать свои просто невозможно за короткое время. Если человек уже всем своим опытом направлен на то, чтобы деградировать, то его сложно остановить. Мозг человека так устроен, что он стремится к любым сильным ощущениям, как к высшим состояниям духа так и к полнейшему разврату, для мозга и то и другое представляет полноту жизни, но разница огромная в том, чтобы быть человеком нравственным и духовным и черпать свои силы из источника идей, а другое это стремиться к гедонистическому и физическому кайфу. В этом огромный пробел современного мира, единицы выбирают сами себе путь своей личности, а огромное большинство не может этого сделать собственноручно.
В моих глазах подобное скатывание было слабостью, поскольку я видел как человек меняется, а это слабость, которую нельзя простить. Можно долго смотреть на то, как окружение прозябает в бессмысленности и нежелании двигаться, а лишь только плыть по течению. Так многим легче, поскольку им не приходится за себя бороться, отвоевывать себя у судьбы и у стечений обстоятельств. Я никогда не думаю о спокойной жизни и всегда готов принять бой, в случае, если судьба подкинет испытания. Такой моя жизнь стала давно. В самые тяжелые проблемы, когда на меня взваливалось огромная мощь, мне приходилось ощущать себя солдатом с пониманием того, что я либо погибну либо выйду из этого боя победителем. Такой ситуацией была клевета на меня. Когда человека, с которым я общался увезли в больницу прямо с учебы, а потом оказалось, что он скушал какое-то колесико, то в этом обвинили меня, сказав, что я плохо влиял и что я наркоман, что было глупостью и ложью. Когда мне угрожал отец этого человека, что посадит меня или убьет, то я понимал, что это в каком-то смысле бой. Я сам звонил этому отцу и всячески ему доказывал, что он не прав, что он жалкий и он ничего мне не сделал. Из-за это на меня пытался напасть человек с учебы, потому что ему нравилась та девушка, которая якобы из-за меня чуть не умерла. Пришлось дать ему отпор возле входа в класс. Я схватил его рукой, а второй хорошенько взбил и многие понимали, что лучше на меня не бросаться. Я сам никогда не начинаю бой первым, но если мне делают вызов, то чаще всего я приму его, даже если противник сильней меня. Тогда я ощущал моральное давление со всех сторон, но внутренняя сила делала меня только благороднее во время сопротивления этим людям. Я не боялся идти против толпы людей. Моим убеждением было всегда, что наша жизнь это биологическая борьба и если себя не отстаивать, то будет только хуже. Все состояния подавленности и рефлексий обычно не приводят ни к чему, кроме того, что становишься еще слабее, чем был.
Любые проявления слабости нужно задавливать в себе, быть жестким по отношению к себе, даже жестоким. Слабость это внутренний враг, который разлагает душу.
Любой личности сложно выжить, если не знать, как себя вести в окружении толпы, которая может разорвать из-за любого домысла. Большинство легко находит себе подобных, тогда как человек личностный полон острых углов, которое не позволят другим прикоснуться к нему. Всегда будет оставаться высокий уровень чуждости, поскольку такую дистанцию масса готова терпеть только с теми, кто стоит на уровень выше и властнее, а равного себе они не будут терпеть, если он отчужден от их жизни и непонятен им.
Я часто пишу о периоде учебы, поскольку он сыграл определенную роль в моей жизни. Сейчас я могу сказать точно, что тот период был и хорошим и плохим одновременно, но в нем была своя прелесть.
Через два года я попал во второй раз в психиатрическую клинику, на этот раз, причиной стал конфликт с родителями, они вызывали полицию и меня отправили к врачам. Сам конфликт я плохо помню, но он был связан с моей нетерпимостью к тому, чтобы мной управляли и указывали мне. Тогда я часто занимался физической подготовкой, чтобы за день себя достаточно сильно измотать. Я отжимался, висел на турнике, постоянно бил кулаками самодельную боксерскую грушу из двух мешков, чтобы не порвался, а набил его песком и опилками. В то время образ жизни был достаточно замкнутый, я ни с кем не контактировал. Свободное время я тратил на просмотр кинофильмов, книги и творчество, но основное время я занимался только укреплением своего тела, связок, посредством тяги ремней до упора, набивал руки и ноги бутылкой с водой, а потом палкой, чтобы они стали крепкие. В остальном, моя жизнь походила на жизнь заключенного в одиночной камере, жил я в другой части дома и с родителями редко пересекался.
Иногда их это выводило и это привело к серьезному конфликту, я показал свою агрессию, а они свою. В итоге, меня повезли в закрытую дурку. Со мной сидели два санитара и грозно на меня смотрели, а я в свою очередь грозно смотрел на них и молчал.
За два года я изменился и уже не был тем парнем, который мог испугаться чужих кулаков или драк, хотя и до этого у меня был некий спортивный багаж, но вырос максимально в физическом и духовном плане, видя почти отшельнический образ жизни. Тогда я изучал путь воина и часто готовил себя к смерти, к боли, научился отделять себя от своих внешних чувств и страданий. Когда у меня были приступы одиночества и агрессии, то я старался отделить это от себя, обозначив это скорее налипшим на меня слоем грязи, который пытается управлять моими жизненными силами.
В этом достаточно быстро можно достичь успеха, если внешнее давление очень сильное. Такой принцип, что если внешнее давление сильно то и меняешься сильно, а в какую сторону решаешь уже сам и возможности собственной воли. Вырасти или упасть. Иногда я падал, но чаще рос. Мне никто не был нужен, потому что я еще должен был определить свой собственный путь. Я знал, что истинный я это некая бесконечность, которая превосходит по своей силе мою, а после физической смерти я попаду совсем в иные измерения, тогда я представлял это в языческом свете.
Это были два крепких санитара, возможно спортсмены, но моя внутренняя крепость была экстремальной, поэтому я их не боялся. К боли я привыкал тоже используя разные методики, я вызывал сильную мышечную больше тренировками, но так же я вгонял себе краску под кожу для того, чтобы сделать себе боевую окраску, таким образом окрасить себя перед социумом. Это были не те татуировки, которые бьет себе каждый первый. Мои татуировки говорили обо мне, что суваться ко мне не стоит, иначе можно пострадать. Кто в это не верил, обычно за это расплачивался. Однажды ко мне подошел парень и стал клянчить деньги, когда я ему отказал, то он меня обозвал и замахнулся, а я инстинктивно вкатил ему удар ногой по колену, а когда его подкосило, то вторым ударом положил его на землю. Тогда я удивился, что тренировки со столбом дали результат. Я часто бил по столбу, стараясь попасть именно в нужную точку, а так же представлял себе противника мысленно, потому что настоящего не было, но этот метод работает почти также. Со временем ты уже не сам представляешь удары, а это на автоматизме, тебе кажется, что они летят со всех сторон. Ощущение похоже на игру в лаву, когда все бегут на диваны и стулья и не наступают на выдуманную лаву, я имею ввиду момент присутствия.
Поэтому, санитаров я не боялся, хотя знал, что они любят запрещенные приемы. Меня привезли и высадили у забора, дальше повели по небольшой улочке, на территории больницы. Это была больница с двумя большими зданиями, которые были соединены переходом на колоннах. Когда меня завели, то меня встретила старая и злостная врачиха. Она попросила меня снять обувь и вытащить шнурки, я это сделал. С собой у меня ничего не было, мне выдали белье, а мою одежду забрали и положили в черный пакет для мусора, я зашел в палату и мне тут же поставили капельницу, выдирать я ее не стал, это были транквилизаторы, чтобы я заснул. На утро я встретил в своей палате еще человек семь, они копошились, я не обращал на них внимания, просто сурово поглядывая по сторонам. Ко мне подошел упитанный жирный парень с лицом дебила и потребовал сигарет, угрожая мне тем, что иначе меня задушит. Ничего ему не говоря, я пробил с кулака по его пузу и он загнулся и захрипел. Я оттолкнул ногой его, сидя на кровати и он отполз. Больше ко мне вопросов не было, но иногда они побаивались меня. Смотрели в мою сторону.
Иногда ко мне подходили пообщаться, но я всячески пресекал это. Это были не те, с кем мне нужно было общаться. Я не читал книг, вел себя достаточно прилично, так прошел месяц. Я узнал от врача, что меня подержат еще и сорвался. Несмотря на колеса, которые мне давали я умудрялся немного отжиматься и приседать. Когда я сорвался, то оттолкнул врача, он тут же рванулся и убежал, пришли санитары и стали меня бить, а я пытался уклоняться и выходило, что били они меня по блокам, которые как камень и сами себя ранили, я несколько раз их ударил по разным местам, но прибежал еще один и меня скрутили. Выходка мне не прошла даром, почти неделю я пролежал на вязках, а потом стало действительно тяжело. Таблеток было очень много, я старался их не есть. Рот проверяли, заставляли раскрывать, но таблетки я обычно успевал вдохнуть в носоглотку, это как блевотина, которая нос забивает. Они ничего не находили и уходили с мерзкими улыбками, а я выплевывал колеса в унитаз. Таким образом я сохранил свое физическое состояние, но иногда они делали капельницы и было все же тяжело. Кормежка была плохая, но физические упражнения делали свое дело и я выживал. Я подумывал как оттуда убежать, а дальше было не так важно. В любом месте я бы радовался больше, чем оставаться в этом обоссаном свинарнике. Для других психов я выглядел еще большим психом, все мое поведение вселяло в них страх. Иногда я старался уходить в медитативное состояние сосредоточения, которым часто занимался на природе. Иногда я делал это на огонь, зажигая факел у реки, где был только я один и никого. Со мной были скандинавские боги, со мной был Один и я чувствовал, что это все часть меня и моего мира, а мир, который был вне этого я считал ложным, неприемлемым для себя, хаотичным и пустым. Человечество создало много хорошего, например танки, оружия массового поражения и разные автоматы, но идеи за этим не стояло, кроме шкурное интереса отдельных личностей. Мне нравилось вооружение и отчасти я был милитарист. Отсутствие армии я компенсировал еще большей и жесткой дисциплиной, с упорством занимался стрельбой, бегом и рукопашным боем, изучая разные приемы.
Иногда я заставлял себя длительно не пить воду или оставаться без еды и сна, чтобы закалять свое тело к возможным подобным испытаниям. В дурке мне помогли такие вещи. Я подумывал о том, как вырубить санитаров и скрыться, но я понимал, что против троих будет сложно, я выжидал. Но к моему удивлению, меня выписали через месяц, когда я уже привык к общей атмосфере. Выйдя из психушки меня не встретила мать и я сам ощущал холод на душе и чуждость, винил родителей в том, что они меня предали таким образом, но был рад такому опыту. Человеку склонно говорить о тех вещах, которые были тяжелые для него, но уже прошли.
Первым делом я хотел пойти к старой знакомой. Я пришел к ней без предупреждений, благо она была дома одна. очень удивилась моему внешнему виду, сказала что я бледный и улыбнулась и попросила зайти на кухню. Когда я рассказал ей всю историю, то она была удивлена и сказала, что я сильно поменялся, стал проволочным. Так и сказала, что я как будто из ключей проволоки. Я пожал плечами. Мы пили чай и я отвлекся ее беседами на разные темы. Она была одной из немногих, с кем я достаточно редко, но поддерживал связь. Она была рада, что я пришел, я был рад уже этому.
Женского внимания мне не хватало, не любви, а скорее желания забыться в ласках девушки, перестать мыслить о том, о чем я думал постоянно, о своем предназначении. Тогда я видел, что моя живопись и поэзия перетекают в желание борьбы, борьбы постоянной и бесконечной, в которой я чувствовал бы себя задействованным. Живопись тоже некого рода борьба с действительностью, ей я занимался затем, что желал выразить то, что в мире я не находил. Я родился в достаточно спокойное время, на моих глазах появилась эра техники, стали разъезжать на электрических колесиках, сувать в себя всякую дрянь и одеваться так стильно, будто жизнь это праздник, но их праздник я не разделял. Моя знакомая хоть и понимала меня, но тянуло ее к своему времени, в котором я был вычеркнул и я желал изменить это, направить свою волю на мир и исправить, создать для себя место, которое бы подходило бы мне. Иногда оно выходило, когда во всей грязи я находил разломы и ощущал силу иного, грязь трескается и осыпается и за ней виден просвет, но часто новые и свежие куски грязи заливают эти просветы. Борьба уже заключается в том, чтобы постоянно что-то привносить, несмотря на то, что это будет рушиться. Главное это вечность, а не отдельная его часть. Я был не против мудрого порядка, а против энтропии, замкнутости и упорядоченности чего угодно, но не пропускающего в себя нечто, что может его шатнуть.
Иногда мне нетерпелось вступить в схватку с превратностями судьбы, но часто я видел вокруг себя скуку и серость, выкрашенную в разные цвета, но сути своей не меняющей. Тогда я думал о том, что нужно написать сборник стихов. Я думал, что это возможно меня отвлекает. Когда я писал его, то иногда делился стихами с той знакомой. Однажды, я перестал с ней общаться и поддерживать контакт, когда она стала изливать слезы, как ее бросил парень, о котором я мало знал, его фотография показалась мне неприятной, а тем и она сама. Я не особо думал о романтических отношениях, но тогда понимал, что мне нужна женская поддержка, чтобы с катушек не слететь, а она в это время восхищалась посредственностью. Я ей казался слишком жестким, иногда безумным. Я был огорчен, но тут же просто решил не тратить свое время и погрузился в героические образы собственных стихов. Когда я дописал запланированное количество стихов, то отложил их в ящик. На публику вытаскивать этого не хотелось. Мать заговаривала о работе, а я ей говорил, что слугой капитала быть не желаю. Я старался всячески ограничить пользование деньгами. тратил только на необходимое. Внешняя система мира, подчиненная капиталу мне не нравилось. Я понимал, что капитал это огромная мощь, которая подчиняет себе любые иные ценности. А я даже смерти физической не боялся, поскольку не видел в физической жизни конец, тем более не смотрел на этот этап своего бытия как на жизнь.
Я строго был утвержден в том, что после смерти мой путь не закончится, поэтому не мыслил себя в рамках короткой человеческой жизни.
Моя жизнь должна быть героической, а не спокойной, я должен быть воином или рыцарем, как в старые времена, но никак не обычным подчиненным. Современное понимание войны и армии мне не подходило, мне больше нравились старые древние ордены, тевтонские или крестоносцы, в этом я видел некую духовную войну, а не просто войну на физическом плане.
Физический план всего лишь отражение духовной реальности, а мир прибывает в глубоком забвении, нечувствительности этих факторов. Понимание того, что такое культура у меня сильно отличалось оттого, что в этом видели другие. Современная культура была культом низменных и сиюминутных вещей, но никак не культурой подлинных ценностей. Я хотел принадлежать чему-то большему и я стал принадлежать идеям, которые за мной стояли, в них я видел продолжение и жизнь, которая была мне необходимо. Я имел столько мощи, что без таких взглядов я бы просто разрушал все вокруг себя и разрушил бы себя без остатка. Я сталкивался с этим и мне пришлось бороться.
Иногда я бродил по улицам целыми часами или ездил в трамвае, это были отдельные периоды, которые отличались моим отношением к действительности. Я был настолько отрешен от внешнего, что меня вполне устраивало все, что происходило на моих глазах. Я выходил на дальних остановках и мог идти в одну сторону множество часов, а после возвращался домой уже пешком за утро. Я не знаю, что меня вело, я был будто бы лихой. Иногда мне приходилось драться с кем-нибудь, но я обычно очень быстро выламывал все силы из противников или мне даже не нужно было их бить, чтобы напугать. Вся сущность этого мира казалась мне сквозящей пустотой, а то что происходило, было иллюзией в моих глазах. Иногда я видел просветы, божественную силу, которая меня влекла, я чувствовал это всем сердцем и телом.
Часто я наблюдал за окнами многоэтажек, ближе к вечеру в них загорались окна, люди шли с работы, это было для меня экзотикой. Часто они шли с пакетами, набитыми всякой отравой или разливным пивом, от которого меня воротило. Кушал я достаточно простенько. В основном ел каши, яйца и иногда мясо, но старался не переедать. Если я и пил алкоголь, то только собственного приготовления, в тот момент не покупал. Иногда брал его в холодные времена с собой в лес. Там, где я живу температура зимой часто падает до минус сорока, что тяжело выдержать, но я чувствовал себя хорошо, когда было достаточно морозно и я чувствовал себя хорошо даже в пургу, когда мое лицо замерзало и на усах появлялся лед. Зимой и осенью я чувствую себя более спокойно, чем весной или летом. Лето я люблю за природу, но в городе находиться практически невозможно, повсюду буйство, которое часто отвлекает и мозолит глаза.
Того, кого влечет к подчинению не исправит физическая власть, случайно попавшая в руки. Рабство сильнее всего, если оно духовное. Для духовной власти любое влияние и мощь внешнего плана это проекция внутреннего. В мире в свои руки может взять только тот, кто сможет и удержать. Удержать духовно и мудро. Самая истинная власть это власть над умами.
Родители не вытерпели в очередной раз, что я живу не так как они. Стали говорить, что я жгу много света, чтобы поругаться. Я был жестким, но спокойным. Видя мое спокойствие, они стали придумывать истории о том, что я наркоман и закатили ругать. Сказали, что отрубят мне свет и перестанут кормить, хотя я тогда питался очень мало и за свои деньги, которые у меня время от времени появлялись разными способами. Тогда я решил уйти из дома, собрал рюкзак, теплые вещи, деньги, топор и пошел в вечер на трассу, по дороге затарился тушенкой, водой и кашей. Брел я до утра, иногда проезжали машины, но я шел чуть дальше, чтобы не попадаться никому на глаза. Зайдя в лес, я дошел до небольшого озера. Недалеко была деревня с магазином. Деньги я откладывал несколько месяцев на черный случай. После чего я нашел неплохое место, в котором решил обустроиться. Наломал веток топором, выбирал сухие, и сделал себе небольшой шалаш, в который мог пролезть через вход, а потом закрыть его ветками, меня он устраивал. Конечно, это была не палатка, но было неплохо. К вечеру я разжег костер и закинул в него тушенку.
Открыв ее я хорошо наелся, потому что не ел целый день. После этого я заснул, потому что долго шел и устали ноги, а сам я был спокоен. Природа меня умиротворяла. С ней я чувствовал себя куда лучше, чем дома или в городе. Проснулся я ночью от странного звука, казалось, что это животные поблизости. Звук был достаточно мистический, а возможно это сама ночь создавала такой эффект, что мне все казалось мистическим. Я вышел из шалаша и прошелся до реки. Луна освещала ее и река блестела. Шум повторился. Он немного напоминал волчий вой и человеческий одновременно, я осмотрел все и решил зайти назад, чтобы доспать еще пару часов до рассвета. Мне снились странные сны, будто я брожу по неизвестной местности и что-то страшное и жуткое надвигается на меня. Такие сны снились мне часто, но на утро в этот раз я чувствовал себя достаточно отдохнувшим.
Так еще прошло два дня. Днем я бродил по лесу, собирал ягоды и грибы, которые знал. Иногда я встречал птиц и натыкался на ежей и зайца, а самое главное, я был свободен и раскрепощен, в отличии оттого, что было до этого. Я не чувствовал тлетворного действия города.
Многие деревни и села еще не выветрились от духа старины, связанного с революцией семнадцатого, войнами и прочим. Эта атмосфера до сих пор остается в советских домах культуры, в степях и лесах.
Когда я вернулся домой, то заметил, что родители стали немного человечнее что ли. Я всегда хотел быть самим собой, искренним со всеми, но обычно это вызывает жесткое непонимание, а ответ могу сказать только, что да я такой и есть. Я чувствовал себя спокойно в те дни. Вообще часто меня волновала проблема, чем себя занять. С этим было тяжело справиться, я начинал одной, а заканчивал другое. Иногда что-то казалось мне очень сильным на эмоциональном уровне, а после теряла всю свою красоту, поэтому мне приходилось всегда заниматься чем-то разным.
Часто было такое, что я терял собственное восприятие мира, будто совсем отслаивался от него, находился в пустой неопределенности. Чем сильней я пытался развиться, кем-то стать большим, чем есть, тем сильнее и жизнь давила на меня, иногда это было невозможно остановить.
В такие моменты я находился в апатии. Лето прошло, оставив после себя горечь и ненависть, с которой пришлось считаться. В начале осени я часто бродил по дворам и просто слушал разную музыку. не всегда хорошего качества. Иногда я выпивал бутылку пива и заходил в какой-нибудь подъезд, забирался на этаж повыше и долго пялился на город снизу вверх. С другой стороны, я был достаточно беззаботен. Так как я не видел смысла в происходящем вообще считал себя лишним в этом времени, то меня мало что заботило, как раньше. Я уже не спешил куда-то. Я познакомился с милой девушкой, как мне показалось, мы стали писать друг другу, это была тогда отдушина, которая мне очень помогала.
Иногда я ездил в ее город, который находился в двадцати километров от моего. Часто бродил там с ней, но у нее всегда было мало времени на общение со мной. Я в общем-то, был тогда сильно одинок и понимал, что у нее нет таких чувств, как у меня к ней. Это были чувства потерянного человека, который хватался за хоть небольшой просвет жизни.
Однажды перед новым годом я взял вина и поехал к ней, мы встретились у супермаркета и пошли во дворы. Она отказалась со мной пить и я пил один, а потом разговорился. Ее лицо было таким, будто я последнее быдло. После этой встречи она отдалилась еще сильней, я ехал домой черный как смерть от грусти, смотрел в окно на заснеженность, в наушниках играла старая песня странные танцы. Я тогда был печален, но в этом была особая возвышенная грусть, ведь любил я так сильно как мог, это единственное было, что мне тогда давало ощущение жизни, а когда я напивался был суицидальным, разглядывал ее фотографии. Потом мы и вовсе расстались. Я стал суицидальным и мрачным, даже записался к психиатру, он прописал мне колеса, тогда они мало помогали, я был такой же депрессивный мрачный, много говорил о смерти. Самое мучительное было в таких чувствах это сны. Девушка после ссоры перестала со мной вообще общаться и вернуть это было нельзя, а когда она снилась, то я просыпался и тут же шел бухать от бессилия и собственной слабости. Я не стесняюсь об этом писать, потому что были вещи, которые могли стать серьезными испытаниями. Тогда все накопилось. Мое творчество мало кого интересовало, я был непризнан даже внимания на меня не обращали, а тут еще и на личном фронте попал в жуткую ситуацию.
После я повзрослел и понял, что она того не стоила, но я тогда ощущал себя очень живым, хоть и за счет негативных эмоций. Это перемешивалось с чувством молодости и свободы, которое я тогда ощущал из-за бессмысленности всего, что меня окружало.
Подавлен я был в те моменты, когда моя почва под ногами в виде стремлений начинала пропадать, я переставал считать некоторые вещи важными и это вело к потери ориентиров. Такие состояния проходили со временем, но иногда затягивались надолго. Я спал по 16 часов, потому что только во снах ощущал себя хорошо. Я часто спрашивал себя зачем мне жизнь, в которой я не могу хотя бы самую малость реализовать. Потом в моей жизни появилась Алина. Мне нравилась ее внешность, она даже стала со мной разговаривать, хотя я был незнакомец. Мог быть кем угодно, я знал ее подругу и поэтому смог ее найти. Она считала меня интересным, но маргиналом, которым можно интересоваться со стороны, но подпускать ближе уже нет. Она вызвалась интересом погулять со мной, я волновался, но пришел, чтобы быть увереннее с ней я выпил. Стал разговорчивым, но пьяным, мы долго гуляли, она мне рассказывала разные вещи, но после прогулки резко остыла ко мне. У меня было множество случаев, когда люди смотрели на меня как на странного и сумасшедшего, лихого человека. А я не был таким в полной мере.
Я не знал, почему мои взгляды так не соответствуют реальности, что ее тянет тошнить от меня. Мне было достаточно спрятать это, вести себя иначе и они меняли отношение ко мне, но быть неискренним я не хотел, меня самого воротило от этого. Дальше моя жизнь шла по пути разрушения и поиска сильных эмоций. В этом была некая романтика, романтика города, алкоголя и грустной музыки. В общем, я был очень одинок, а это были мои друзья. Я писал много стихов, в голове была куча мыслей, отчасти интересных, но пессимистичных. У меня было несколько человек для которых я вел видеодневник и все. Никого не было, кто мог бы разделить мою жизнь. Тогда я ушел от людей еще сильнее, я замкнулся в себе очень глубоко. Меня мало что волновало.
Со временем это состояние прошло, но на его место пришла некая ярость, бескомпромиссность и отчуждение от жизни. Мне нравились такие изменения, поскольку я снова ощутил себя сильным и твердым. В то время меня стали волновать всякие духовные отношения с реальностью, я пытался ощутить нечто такое, чего обычно не ощущал. Ради этого я часто бродил по лесу, слушал подобную психоделическую музыку. Однажды я заявился к психиатру в состоянии помрачнения и он сразу это заметил. Направил меня в дурку, на этот раз я уже был депрессивным и с пустым взглядом. Часто сочинял стихи в голове, иногда мне было себя жалко, я искал некий свет, которого не было нигде. Меня отправили в вонючую палату полную психов, но мне было на них глубоко насрать. Я просто лежал или сидел и смотрел в одну точку. Иногда мне хотелось голову о стену разбить, я молчал. Я чувствовал, что весь мир против меня. Иногда я читал религиозную литературу и она мне нравилась, но чувство тотального нечувствия мира пересиливало все остальные чувства. Мне казалось, что моя жизнь это фильм, который я пересматриваю уже сотни раз. Мне давали сильные колеса, от который я часто спал или находился в забытьи. Тогда я думал, что моя жизнь будет такой уже навсегда. Это меня даже не волновало. Кроме меня там было еще несколько таких парней, им тоже было плохо, они мало с кем общались. После первой недели я стал понемногу ходить, прислушиваться, ощущать. Я чувствовал облегчение и у меня повысился аппетит. Хоть и был до безобразия чужой даже самому себе. Больные часто срали под себя или орали как бешеные, но это меня даже радовало. Я почему-то чувствовал себя хорошо среди сумасшедших, а вот среди нормальных хуже. Они на меня давили своей жизнью, в которой не было ничего, что могло напомнить мне собственную жизнь.
От таблеток я чувствовал себя непонятно, будто таким же как те, кто не страдают подобными вещами. Но когда меня выпустили, то я перестал принимать антидепрессанты и со временем это овощное состояние прошло. там, в дурке, я часто мечтал что вернусь найду людей, девушку, будут радоваться, но когда я вернулся, то понял, что меня никто и не ждал. Всем было плевать, будто меня и не было вообще.
Уже была осень. В это время я любил ходить по рельсам, по местности около жд вокзала, иногда мог так уйти очень далеко, иногда я пил алкоголь в это время. Однажды так вышло, что я достаточно сильно напился и решил пойти в магазин, где продавалась всякая рок атрибутика. Там я встретил девушку, которая что-то рассказывала продавцу. Меня удивил ее внешний вид, она была похожа на готку, но их я уже давно не встречал. По пьяне я влез в разговор и понял, что она вроде как не против. Я перебирал группы, которые слушал и рассказывал ей об этом. Она была достаточно тупой, но пригласила меня на какой-то концерт, который пройдет на днях. Я решил сходить и действительно я пошел туда. Через пару дней я подъехал к нужной остановке, вышел и направился во дворы. Там меня встретила толпа панков или металлистов. Я прошел мимо них и купил билет. Я чувствовал себя немного неуютно, но мне нравилось то, что это было достаточно необычным. Вокруг меня была куча непонятных людей, потом я нашел эту готку и решил держаться вместе с ней. Она рассказала, что ей нравится какой-то парень, который играет в одной из групп. Я думал, что я ее сопровождаю, но вышло так, что она все время бегала за ним, лезла ему на руки. Это был немного стремный парень с длинными, но очень редкими волосами и весил он наверное килограмм 45, но в ее глазах он был очень значимым. Когда он начал играть со своими ребятами, то они стали выдавать шаблонное говно, что мне показалась дикой ***ней, но ей нравилось, ее колбасило. Я выпил пива, которое там купил, оно мне не понравилась и цена была запредельная. Там я встретил нескольких парней, которые больше металлисты, чем панки. мы разговорились о музыке, я был немного пьян и говорил всякий бред, рассказывал о том, что я псих и лежал в дурке, чем их впечатлил, они стали тоже что-то там говорить. Потом подошла та девушка, оказалось, что она их знала и мы все вместе стали держаться на этом концерте. Конечно я понимал, что она тупая и я ей особо не нравлюсь, но несмотря на это мне нравилось то, что сама атмосфера и люди были более терпимы, чем те, кого я встречал ранее. После подошла еще одна девушка, миловидная, она была ее подругой. Я познакомился с ней и даже спросил у нее, что у нее за группа на футболке? Она мне что-то прокричала, но я сделал вид, что все понял. Мы пошли выйти покурить. Я стал ей говорить что-то, спрашивал нравится ли ей здесь? Она ответила, что бывает и лучше. В общем, мне казалось, что я ей даже понравился и про первую я забыл, хотя она немного стала ревновать, возможно на правах той особы, что меня туда привела.
Но я уже точно был со второй, которую звали Катя, я держался с ней. После того, как все отыграли мы еще немного посидели и пошли гулять. Я шел с Катей и решил довести ее до дома. У нее была короткая стрижка, но волосы были уложены и у нее было симпатичное лицо, а мне было этого достаточно, чтобы разбавить свое время в ее компании. С нами была та первая, которую звали Даша кажется и еще один парень ее друг. мы зашли в магазин и купили алкоголь и решили пойти к той первой, чтобы посидеть. В тот момент мне было все равно, какое у меня окружение, меня устраивали те маргиналы.
Мы зашли в примитивную квартиру, каких много и все поперлись в комнату этой Даши. на стенах были плакаты разных говногрупп, я сел на диван, а Катя со мной. Видимо что-то ее во мне привлекало. Я был достаточно разговорчив, хоть и порол разный бред, спрашивал ее про ее музыкальный вкус и про взгляды, но она толком отвечала шутками или несла наивный бред малолетки, тогда это немного настораживало, но курила она романтично. Мы выпили и Даша включила музыку пердежного звучания. Мне было и на это все равно. Я был совсем иным, не таким, но я ничего не говорил и во мне мало что выдавала мою сущность, которая была более жесткой как терка для овощей, они же были наивными. Когда все изрядно напились, а я почти не пил, то решили погулять по вечернему городу. Я был не против и хотел уже пойти домой. Они по дороге встретили еще двух ребят и пошли на скамейке в парк, несли всякий бред о каких-то пьянках, незнакомых мне людях и прочей херне. Катя дала мне телефон, а я ей свой и я пошел домой. Когда я возвращался, то ощущение было такое необычное, ощущение непривычного и нового, которое мне понравилось, но делать это приходилось ценой собственного терпения ко всяким глупостям. Я пришел домой и лег спать, не раздеваясь.
На следующий день, который я хотел посвятить чтению, она мне позвонила. Была пьяна и сказала, что они с Дашей сейчас в парке и что я могу прийти. Я решил, что ладно, не каждый же день зовут. Когда я зашел туда, то увидел, что они сидели вокруг парня с гитарой, который еле как выдавал старые панковские песни. Катя, увидев меня подбежала и обняла, я был немного смущен, но сделал вид, что тоже так рад. Она много говорила мне, часто курила и предложила пойти вместе за сигаретами. ну мы и пошли. Когда мы купили сигарет, то она купила еще алкоголь и сказала, что там все растащат, лучше пошли вдвоем погуляем во дворы. Мне это пришлось по вкусу и мы пошли. Нашли какой-то двор и сели на скамейку. Я достал выпивки и немного отпил. Мы закурили. Она стала рассказывать, что сейчас знает мало интересных людей, а я ей кажусь интересным. Я ответил, что она тоже интересная, хотя интересной она не была. Она выигрывала мое расположение только тем, что не вызывала отвращения.
Она взяла меня за руку. Мы так сидели еще около часа и она предложила пойти на многоэатжку, которую еще не заварили, а старый замок сорвали какие-то панки. ну мы и пошли. Зашли в подъезд и прошли до самого верха. Потом вышли и сели недалеко от края. Она пыталась смотреть мне в глаза, это было забавно, но мне сложно было смотреть в ее глаза.
Я ощущал некую легкость во всем теле, впервые за долгое время. Я не помню о чем мы говорили, но говорили очень много, о кино и музыке, о ее друзьях и она рассказывала разные истории связанные с ее жизнью. Потом начался закат и мы вместе наблюдали на него, после чего она сказала, что ей пора, и мы пошли, когда мы дошли до ее двора, она обняла меня и сказала, что я хороший и ушла.
У меня состояние было очень возбужденное и я решил, что сегодня напьюсь. Я успел зайти в магазин и взял бутылку водки. Дома я рассказал уже знакомым о том, что встретил интересную девушку, с которой у меня много общего. Через какой-то время она снова мне позвонила и рассказывала банальные вещи про то, что ее мать купила печенье, которое она любит и про то, что начала читать книгу какого-то рок музыканта. Мне было все это приятно слушать, когда мы поговорили я уже пьяный вышел на улицу и закурил сигарету. Было ощущение счастья, хотя казалось откуда бы, видимо эта девушка мне его давала.
Прошло пара дней и я сам уже позвал ее гулять. на этот раз мы гуляли у моста, я рассказывал о себе, но в целом я пытался не попасть в неловкое молчание, но особо и не заставлял себя.
На этот раз она поцеловала меня. Я чувствовал себя смущенным, но после этого понял, что могу целовать ее каждый раз как захочу. Домой я возвращался в состоянии эйфории. Когда я вернулся, то мать встретила меня на кухне и закатила скандал. Сказала, что я шатаюсь где попало и прихожу поздно, а я на эмоциях ответил ей, что она задолбала за мной следить и послал ее. Она заорала еще сильней, стала угрожать психушкой. Я решил забить и лег спать, а потом меня разбудили мужчины в халатах. Все, что я думал "и вот за это? сука сука". Я хотел их повалить и убежать, но они были по всюду, сказали, что если я сам не пойду меня поволокут я пошел.
Меня привезли в психушку. Все, о чем я думал это о том, что меня потеряет Катя. Это было единственное, что меня волновало. Когда меня привели к врачу, то я сказал ему что нормальный и просто мать была разозленной и вызвала их. Он осмотрел меня, сказал что разберется и меня повели переодеваться. Мне хотелось вырваться и удрать, но было некуда. Я начал протестовать, говорить санитару, что я не должен тут лежать, он меня поволок, а я вывернулся и ударил ему в лицо, что даже сшиб и побежал, но двери были закрыты меня тут же догнали и заломали и пообещали сладкой жизни. Меня тут же чем-то укололи и отправили спать. Меня быстро вырубило, проснулся я уже переодетый в палате буйных, как я понял. Ко мне тут же стали приставать с вопросами как я сюда попал и есть ли у меня покурить. Я сказал, что нет и меня оставили в покое.
Через какое-то время ко мне подошел парень и представился Василием. Я ответил, что имя редкое сейчас, он посмеялся и дал мне сигарету.
Ты не такой как они, сказал он мне, по тебе видно. В чем же? Спросил его я. Он пожал плечами и еще раз повторил, что не такой. Взгляд другой. Я усмехнулся. Он спросил как я сюда попал, а я ответил ему про мать и рассказал про Катю. Да, тяжело жить с крысами в одном доме, ответил он, чем меня не разозлил, я считал так же и очень был зол. Мы немного поговорили и пришли с раздачей обеда. Это была сопливая жижа, от которой воротило нос, но я съел хлеб и выпил компот. Ко мне пришли санитары и сильно меня заломили, за ними шла медсестра с уколами и тут же мне вставили пару уколов, которые отправили меня в глубокий сон на целые сутки. Проснулся я с ужасным сушняком и не мог встать. Когда я встал и сходил в туалет, то это далось мне очень тяжело. Тот парень сказал мне, что меня неплохо укололи видимо я насолил им. Мне оставалось только кивнуть, потому что говорить я почти не мог. После обеда ситуация повторилась. Меня обкалывали даже когда я спал и я сам понимал, что получаю ударную дозу лекарств. Через неделю я немного привык и даже стал просыпаться вечером и ходить опираясь на стенку, ноги казалось у меня стали ватными как из пластилина и на них было тяжело стоять. Пока я шел меня увидел санитар и с криком не ходить ударил меня ладонью, что меня повело.
Еще через неделю подобных пыток пришел врач и меня перевели в общую палату. Василий тоже там был. Он был рад и сказал, что если бы меня продержали так еще месяц, то я сошел бы с ума по настоящему уже. Я мог только согласиться, потому что ощущения, которые я ощущал были ужасные, меня всего сводило, а в ногах и руках был постоянно электрозаряд, что их хотелось расцарапать до костей.
На общем режиме было попроще, дозу лекарств снизили и я смог больше проводить времени в ясном сознании. Я взял книгу о вампирах и хотел ей заняться. Иногда немного ее читал. В основном я общался с Василием, он казался мне интересным, иногда он говорил вещи, о которых я и сам думал. Ты делаешь все правильно, сказал Василий, но главное будь осторожней. Думаешь я сюда попал по своей воли? Резко ответил психичке, а та вызвала парней. Тоже загребли сюда, но тут лучше вести себя спокойно. У них есть много такого, что может превратить в тебя овоща или сломать, делать так, чтобы ты перегорел. Но ты как и я, о чем я думаю, от этого только сильнее станешь. Не такие мы люди, чтобы нас можно было легко сломать, мы от них как от ударов молота кузнечного, закаляемся и приобретаем форму, но ту, которая нужна нам, они не кузнецы, они играют роль молота и наковальни, а кузнец это нечто иное, как объяснить, это как некая сила потусторонняя, всегда делает так как нужно.
Я внимательно его слушал и соглашался, это дало мне даже некоторой бодрости. Нам раздали лекарства и я вошел в состояние, которое можно назвать помрачением и лег на кровать. В голове доносились разные слова, казалось, что со мной общаются разные люди, что-то мне говорят. Проснулся я уже вечером. Меня разбудили, чтобы дать вечерние колеса. Я их не пил, а спрятал во рту, а потом выплюнул. Ночью я наблюдал за огромной луной, которая сверкала через решетку палаты.
За то время, что я там находился я много общался с Василием и мы были обособлены от остальных. Он рассказывал о том, что живет с бабушкой, иногда рисует картинки, но бабушка у него тоже неуравновешенная и часто его отправляет отдохнуть в дурку. Я рассказал ему, что моя мать такая же и что я хочу уже давно жить отдельно, но пока удача не на моей стороне. Я много думал и рассказывал о том, что когда вернусь все будет по другому, я буду встречаться с Катей и мне больше ничего не нужно, найду себе работенку и будем так выживать. Василий только ухмылялся, он отвечал, что ему никто не нужен в принципе, он любит одинокий образ жизни, но возможно когда-нибудь он найдет свою любовь, во что он конечно не верил.
Так прошло два месяца и выпал снег. Каждую неделю ко мне приходил психиатр и беседовал со мной. Я естественно старался делать вид, что пришел в себя, но он с сомнением к этому относился и разве что менял мне дозировки, иногда увеличивал или сбавлял и записывал что-то в карту.
Так прошел еще месяц. Василия выписали. Я успел прочесть несколько книг сомнительного содержания и иногда играл в шашки с другими больными, которые ко мне уже привыкли. Мне разрешили иногда выходить на территорию психушки и меня это сильно радовало. Там был сад, за которым ухаживали умеренные больные. Все время меня не покидала мысль о Кате, как она там и чем занимается? Мать приходила всего два раза и оба, чтобы просто посмотреть вылечили меня или нет? Она достаточно прохладно на меня смотрела, что не вызывало у меня желания с ней общаться.
Иногда мне казалось, что я могу с катушек слететь. Такое вот состояние меня не покидало. Иногда хотелось убежать, перелезть через ограду и смыться, но я понимал, что в таком случае меня будут искать и старался вести себя хорошо. Как-то я сидел, в руках держал том с поэзией серебряного века, который я иногда читал и ко мне подошел мой психиатр. Он сказал, что скоро меня выписывают и через день меня выпустили с направлением, чтобы я отметился у участкового психиатра. Когда меня выпустили, то я весь загорелся желанием увидеть Катю. Когда я вернулся, то поставил на зарядку свой телефон. Он был разряжен. Там были звонки от Кати и даже Даши, я попытался перезвонить, но все деньги сняли, потому что снимали по 5 рублей каждый день. От досады чуть не разбил его. Потом пришла мать и сказала, что приготовила щи. Я отказался есть, потому что не хотел. Я пошел и закинул деньги. Смог войти в интернет и сразу же написал Кате, но она не ответила, хотя была в онлайн. Тогда я написал Даше и она была рада сказала, что хочет встретиться со мной и что думала, что я погиб. Я посмеялся и сказал, что пускай напишет мне.
Колеса я не пил и испытал синдром отмены, неприятное ощущение во всем теле и мне пришлось принять успокоительное, когда я проспался, то был бодрый и зашел на страницу. Даша сказала, что завтра вечером встретимся в парке. Я сказал, что хорошо, я приду.
Я решил прийти в порядок, лицо было бледное, как и полагалось. Я ощущал себя даже не психом, а отседавшим зэком. Я максимально привел себя в порядок и пошел в нужное место. Это был парк. Когда я пришел, то встретил компанию людей и Дашу. Тогда я испытал странное чувство отвращения, но оно быстро прошло когда мне предложили выпить.
Меня спрашивали, а я отвечал, поведал о дурке. рассказал, что хочу найти Василия. Когда я спросил у Даши где Катя, та ответила, что живет себе с каким-то парнем и они не общаются. Тут я побледней, но постарался не давать виду. Попросил, чтобы мне налили еще, а потом, опрокинув стакан пошел с Дашей за добавкой, купил бутылок пять портвейна. Принес пакет под общие возгласы радости. Я ощутил, что уже достаточно пьяный, изливал Даше свои горести, а ее парень на это иногда косился, но я на это внимания не обращал. Потом я сказал всем, что мне нужно пойти побыть одному и взяв в руки бутылку пошел домой, уже качаясь. Я шел по парку и мне стало так горько и болезненно ощущать, что Катя сейчас с кем-то поживает и радуется, а я здесь один как никому ненужный пес иду с бутылкой портвейна, делая горькие глотки. Тогда я не думал о мужестве, верней мне уже не для чего было быть таким и крепиться, я совсем потерял ориентир в жизни и смотрел на себя как на серое пятно.
От мыслей меня оторвал мужчина, который резко попросил закурить. Он был пьян и я ему отказал, тогда он с дикими глазами кинулся на меня, но я успел своей пьяной головой додуматься отойти и он долбанулся о землю. Я прошелся по нему ногами и пошел дальше, я даже не хотел его добивать, злости совсем не было.
Я так и добрел до дома, уже изрядно пьяный я зашел в интернет. Она ответила, что рада меня читать и что мы поговорим, когда у нее будет время. Я озадаченный вырубился. Проснулся на утро с сушняком и неприятной подавленностью. Умылся и сел на кровать. Потом я поймал себя на том, что смотрю все время в одну точку.
До вечера я находился в таком состоянии, но резко ожил, когда вспомнил о Кате. Я зашел в интернет и прочел, что она может встретится, я предложил сейчас и она согласилась. мы решили встретиться в ее дворе. Когда я пришел, она качалась на качелях и нервно курила сигарету, волосы были покрашены в другой свет. Когда она меня увидела, то подбежала ко мне и попыталась меня обнять, но тут же обратило внимание на мой холод. Спросила знаю ли я уже, что она живет у парня. Я сказал, что знаю. Она заплакала, но тут же стала говорить о том, что думала, что я сам исчез, а у нее были ссоры и поэтому мать вынудила ее уйти и ей пришлось встречаться с тем парнем ради его квартиры. Я пожал плечами и сказал, что был в дурке и оттуда не мог связаться с ней. Я сказал, что ей не стоит оправдываться и это ее выбор. Я докурил сигарету и встал. Она спросила уже ухожу, я сказал, что может еще встретимся и пошел. Она не стала меня держать. Я был черен от своих эмоций. Сердце будто бы разрывалось, но я стиснул зубы и ушел. Василия не было рядом, а он был очень нужен. Я думал о разных вещах, думал о том, чтобы подкопить денег и уехать жить на природу вдали от людей, мне хотелось просто убраться, это был настоящий кризис, который я испытывал. На следующий день в обед я уже давился плохим алкоголем и тут раздался звонок. Это была Даша. Она позвала меня прийти развеяться и сказала, что соскучилась. Я согласился, но трезвый бы скорей отказался. Когда я пришел, то встретил Катю, она была со своим парнем. Ее парень покосился на меня, но я сделал вид очень уверенного и развязанного человека. Я выпил стакан вина и сел, просто начал слушать о чем говорят. Катя подошла ко мне и сказала, что может все изменить. Я сказал, что не знаю, как она это сделает. Она ушла. Ее парень подскочил ко мне, стал махать кулаками и я тут же не сдержался и кинулся на него, сбил его с ног и стал пинать по пузу и голове, он заверещал и ко мне подбежали, чтобы нас разнять. Он угрожал мне и лицо у него было все в крови из носа, он утирался, а Катя кинулась его вытирать, посмотрела на меня и сказала как я так могу? Я пожал плечами и решил уйти. Все было понятно, она не стала меня догонять. С Катей было покончено. Я решил, что любовь это не для меня, а брать силой ее не хотелось. Я испытывал чувство неприятное, она ведь меня не ждала, стала жить с каким-то агрессивным хмырем, это было не для меня.
Юность и наивность
Все, что происходило со мной после окончания средней школы можно назвать двояко. С одной стороны это был шаг во взрослую жизнь, а с другой я с трудом верил в эту сомнительную взрослую жизнь. Я был наивным юношей, который не испытал на себе взаимной любви и всячески хотел выделиться из толпы таких же как я сам. Тогда я не понимал, какое мое призвание в жизни, а самое большое, я не знал тогда, что любое дело требует немыслимого труда, но даже после этого далеко не факт, что что-то из этого выйдет. Так и сложилось, что несколько лет школы вложили в меня множество ложных взглядов в отношении себя, создали меня таким, каким бы я не пожелал стать никому. Я был жалким, наивным и с обостренным чувством справедливости. Горький опыт, который стоил мне очень дорого, я приобрел уже в последующие годы. Общество устроено так, что каждый вынужден себя с чем-то ассоциировать, чем на самом деле он вовсе и не является. Все это происходит случайным образом.
В горьких раздумьях я брел первого числа в мой колледж. Это был мой первый учебный день. Тогда я не знал о мужестве и идейных целях, которыми уже тогда должен был бы быть наполненным, уже тогда начать ориентироваться к здоровой во всех смыслах жизни. Этому меня никто не учил, даже мой отец прекратил этим заниматься, когда я только пошел в школу. Он говорил мне, что нужно давать сдачи обидчикам и я делал это, но он вложил в меня цельную картину мировоззрения, в котором немалую роль играло бы мужество и преодоление себя. Я не чувствовал себя частью своей школы, а мне никто не говорил зачем мне это. Все фразы, которые они говорили действовали наоборот, меня заставляли учить множество предметов, но никто не говорил зачем. Поэтому, мотивацию в своем существовании я искал в безликих миражах собственной жизни. Мне с трудом давалось понимание жизни, скорей всего именно из-за излишней мечтательности, максимализма и преувеличений. За это я не раз набивал себе шишки. И все же, инстинкт самосохранения у меня был больше, чем отравляющее воздействие окружающей среды. Я давал сдачу противникам, стоял за себя, но не видел мотивации за себя сражаться. Поэтому, я стал отдаляться от тех мест, где мог бы получить тумаков и всячески избегал таких конфликтов, не потому что я боялся боли, а потому что просто устал драться с 1 по 9 класс, видел, что мои победы над противником не делали меня более приятным в моем обществе, а скорей наоборот, я не был частью их, в этом и была причина. Давая за себя постоять, я стал для них опасным, но они решили свести это к чудаковатости и дикости, меня стали чураться все, но я стоял на своем. Это был акт неосознанного мужества, гордости не прогибаться под них, не быть как они, не слушать их музыку. Меня тянуло к развитию, познанию жизни и размышлениям о ней. Все это было наивным и немного дико, но в этом была своя красота. Это красота юности, то время, когда мир еще неизведан и тебе хочется его постигать, хочется вбирать в себя жизнь по капле, высасывать из нее все соки. Это казалось мне смыслом моего существования, в противовес мечтательности стоял сильный пробел в реальном понимании действительности. Тогда я уступал каждому своему противнику там. где должен был бы рвать и метать, я брал на себя вину за то, что не мог наладить отношение других к себе. Что нужно защищать себя любыми путями, этого я не понимал. Я занижал себя во всем и другие занижали, я не понимал, что человек должен всячеки за себя бороться, распространять свою волю на окружение, становиться лучшим во многих вещах, которые интересны. Я был набит совершенно другим. Взывание по девушкам, депрессии по поводу своей одинокости и отсутствием признательности. Это только подавляло меня, я пил это горькое вино и пьянел в собственной меланхолии.
Когда я подошел к своей группе, то немного зажался в себе, в прочем, они показались мне хорошими ребятами. Я решил, что на этот раз я покажу себя с хорошей стороны. Я повел себя дружелюбно к ним, со всеми поздоровался и сделал вид, что я один из них. В школьные времена гордость мне не позволила бы так опуститься, но это я считал своей прошлой жизнью изгоя, наблюдателя за жизнями других, безликого зрителя с последней парты. В школе с восьмого класса я стал намного меньше посещать учебу. Наместо этого я занимался только теми предметами, которые казались мне важными и интересными. Я увлекался историей, географией и немецким языком, который привлекал меня своей готичностью и аристократичностью, но как не забавно, тогда я и пары слов не мог связать как и остальные в моей школе дети. Литературу я тоже любил, а уроки литературы терпеть не мог. Хотя бы из-за того, что за мои сочинения мне занижали бал, только потому что я пишу свое мнение, а не то, которое мне говорил учитель. Я плевал на это все, стал читать книги самостоятельно. Мне попалась книга древнего философа Марка Аврелия, читалась она хорошо и очень удивило юнца, которым я тогда был. После художественной литературы, философия казалось мне чем-то, что может возвысить человека над миром, над горестями и собственной судьбой. Точные науки, биологию и остальное я стал понимать уже после, до этого же я мало соотносил свою реальность с законами эволюции и природы. Я был мечтателем. Прочиитав Аврелия, Сенеку и некоторые отрывки и статьи других философов, я зарядился большим зарядом размышлений и начал жить скудной, но духовной жизнью и видел все, через преломление собственных книжных знаний. Тогда я не мог понять, что эмоции и чувства в этой жизни должны идти рука об руку с прагматизмом, а не против него. Все, что человек должен делать, должно быть не разгулом чувствительности и обиды на собственную жизнь и неудачи, а стремлением к собственному совершенству и усилению своей воли. Такая жизнь, что в ней нужно все учитывать, взвешивать. Только так наша жизнь не превращается в безумный хаос, а становится немного подвласна нам. Но с той же степени, прагматизм без идеи к совершенству себя и мира, уходит в пропасть низменной, животной жизни. Наши предки многое понимали в этом, в общинном обществе все было так, как должно было бы быть, чтобы служить пользой собственной общиной. Были войны, мастера в разных вещах, женщины занимались детьми, а когда взрослели, то обучались легендам племени и мужественности. С таким подходом они уж точно понимали куда больше, чем современные психологи и социологи, пространно рассуждающих о человеке и его тонкой психике и не менее тончайшей личности, которую, с какой-то кстати нужно беречь и лелеять. Все это чушь, сейчас все построено иначе в мире, многие функции человека умирают, а на их замену становятся машины. Человек чувствует себя оторванным от жизни, индивидуалистом, в любом случае, он не может найти нужной мотивации и нужных сил, чтобы искать себя в чем-то серьезным, возвыситься над уровнем плебса, стать личностью с большой буквы. Большинство легко встраивается в систему и поживает себе потихоньку, до старости раздувая собственные личностные проблемы как будто они вселенского масштаба. Всегда будет так, но герои должны существовать, целостность должна быть и единство. У человека есть желание социализации, желания единения с другими людьми, но если этого нет, то человек ищет себя в другом, в маргинальных течениях или в саморазрушительном стремлении отдалиться от мира и не сталкиваться ни с кем.
Таким и был я в свое время, когда пришел в колледж и сел за парту. Я испытал сильное желание убежать оттуда, я не чувствовал, что должен сидеть с этими людьми в одном помещении и чувствовать сильную пропасть между мной и ними. Пропасть, создания книжными знаниями, отсутствием собственного мнения и заблуждениями насчет человека. Когда я смотрел в лица собственных будущих одногруппников, то в каждом видел потенциал к развитию и более высокой жизни, чем та. которой они живут. Я был наивен и думал, что поменяю мир к лучшему, если буду проповедовать им стремление к знаниям. Я был глуп, они не то, чтобы меня послушать, а вообще, поставили мне в пример старосту, якобы она мудрая и хорошая. Тогда меня разрывало всего, что выбрали не меня, а какую-то девчонку, которая отличилась своей сговорчивостью с остальными.
Но все же я старался быть им другом, влиться в коллектив, но в первые же дни стал общаться с ними на тему, которые не входят в спектр их существования, чем показал себя в их глазах чудным. Они решили, что я так рассуждаю о философии и книгах, потому что я зачуханый и меня нужно направить в правильное русло. Однажды они позвали меня в курилку, там был парень, роман, тупой до бескрайности, в грязной потной прокуренной спортивки. Они начали показывать его в пример мне, критиковать мою рубашку и брюки за то, что так ходит якобы лохи, это был первый случай, который вывел меня из себя, поставил между ними и собой черту недосягаемости, ушел в себя с чувством печали и горести, поскольку это было сказано при девушке, которая мне тогда нравилась. Она была на их стороне, и поэтому я сделал вид, что принимаю эти советы. Вечером же я не стерпел и добавил ее в социальных сетях, полный адреналина я начал ей вливать в уши, что я с ней не такие как они, что она прекрасная и милая, а они сброд. На это она ответила, что я сам плохой и вообще, что со мной против них она не пойдет, а скорей против меня, но потом смягчилась и сказала, что я должен меняться. И я согласился. После учебы мы шли вместе, я был счастлив, но когда другие прознали про это, то она отказалась со мной гулять и разговаривала не как раньше, когда у нас было много общих тем. а холодно и однозначно. Это был второй удар. Я вернулся домой, взял отцовскую бритву для бриться и побрил налысо свою длинноволосую шевелюру. Пришел я на следующий ден полный раздражения и злости на остальных. Я был не в себе от ненависти, я был взвинчен, но я молчал. Когда я понял, что преподаватели в моем коледже профаны и неудачники, которые не смогли выбрать что-то получше для себя, то я почти перестал посещать занятия и ходил только на уроки фортепьяно. Музыка была отдушиной в моей жизни, не все понимают ту радость, когда своими руками играешь нечто прекрасное, завораживающее и сильное, на подобии тангайзера Вагнера или Бетховена. Они этого не понимали и вскоре я смирился с тем, что с этими субъектами у меня ничего общего нет. Со мной общался один парень Иван, но я общался с ним из жалости Разницей в нашей отстраненности от коллектива было то, что я не стал частью по собственному желанию, а он по собственной глупости, которая была значительно ниже среднего интеллекта. Все он мечтал о автомобиле, о какой-то жизни учителя музыки в селе и прочей несуразицей, которой он жил. Мы иногда выпивали по бутылке пива и рассуждали о разных глупостях. В политике и биологии я тогда не развивался, а руководствовался книжными знаниями, которые кончались на моем максимализме в отношении всего, до чего я дотягивался. Тогда я пристрастился к алкоголю и сигаретам. Отчасти это произошло от скучной жизни, которая меня окружала, мрачная и беспросветная. Если бы я попал в военное училище, то возможно бы был бы доволен собой и гордился бы собой, а тут я мог только деградировать. Бесперспективность, которая была всюду, могла сделать только больного и чахлого обыдлевшего гопника, но никак не воина и тем более героя, а о героической судьбе я мечтал все же даже тогда, но тогда это было желание показать себя в своей среде, а показывать было ровным счетом нечего. Самым смешным оказался факт, что он влюбился в ту же девчонку, что и я, но он тихо любил и молчал, а я уже провалился в ее глазах из-за того, что просто не согласился прогнуться под них и их разлагающую атмосферу, которая видимо их и сплошала. Начитавшись разных книжек, я стал вести себя как жалкий интелегентишка, хотя тогда уже я немного прозревал, что хотел бы видеть себя поэтом, мужественным писателем мореплавателем, который плывет, держа руль в своих стальных руках, но это было далеко оттого, кем я тогда был. Я призирал физический труд, верил в то, что бессмысленное глотание книжек сделает меня лучше во всех смыслах, но вышло лишь то, что я был наполнен разными мнениями, но не имел своего. Ситуация с той девушкой стала поворотным камнем, когда я понял, что все безнадежно, то ушел в себя, а со временем заболел нервной болезнью разума, стал параноиком с навязчивыми мыслями, депрессией и истощенностью, которая пугала меня самого. Для меня это было неожиданным ножом в спину, когда все мои планы порушились и я потерял интерес даже к книгам, потому что и в них уже не находил опоры. Пришлось пройти тяжелые душевные муки и в какой-то момент я уже думал о смерти, но постепенно своим диалогом с навязчивыми мыслями я начал что-то понимать и мыслить самостоятельно. Многое из того, чем раньше была забита моя голова просто напросто исчезло, стало ненужным. Я начал понимать, что стоящее, а что мусор. Я начал жить своим умом, но ценой ужасных душевных мук. Я преодолел со временем это, но иногда все же я боролся с мыслями и подавленностью. Еле как учился, ходил на пары, чтобы просто отметиться, а сам стал читать литературу не для знаний, а для мрачного удовольствия, мне нравились трагедии, депрессивная музыка и такие же мысли, такой же взгляд на окружающие меня вещи. Все казалось мне имело лишь один смысл, сгнить, чтобы родилось нечто нового и себя я видел как того, кто так же сгниет как и весь мир и это неизбежно. В этот момент я начал понемногу заниматься живописью, в начале это были наивные рисунки, но со временем я научился кое как рисовать головы и различать светотень. Я хотел уйти из колледжа, но мне предложили пойти на художественное отделение, куда я и направился. Когда я туда пришел, то был восхищен атмосферой, гипсовыми головами и это захватывало. Учитель попросил меня срисовать ворона с натуры и я еле как смог это сделать. Меня приняли, но практически ничего не изменилось. Я был рад, что у меня появилась возможность рисовать, но и тут меня встретили с холодом и насмешками в мою сторону. Образ умника мне мешал. Я это понял и сбросил этот образ, став грубее и развязнее в отношении остальных. Такая перемена произошла за пару месяцев учебы вместе с ними. Тогда меня сильно расстроил просмотр, то есть экзамен такого рода, где нужно показывать работы. Мне казалось, что я нарисовал лучше всех, я старался, пока другие праздно болтали и делали все еще как, но девочкам поставили пятерки, а мне тройку с плюсом. Я был вне себя от гнева на такую несправедливость и решил меньше рисовать там, а больше для себя. Тогда я был увлечен Ван Гогом, Пикассо и многими другими художниками. Я копировал их работы гуашью, а маслом рисовал тщательно и бережливо, потому что оно всегда быстро заканчивалось. Я был полон вдохновения и радости, но на учебе все равно скучал и был нелюдим. Такова была моя ситуация. Мне и там нравилась одна девушка, но у нее уже был парень. Он был занозливым идиотом, которого считали крутым, а меня считали несерьезным глупым, малолеткой и маменькиным сыночком, но когда я начал хамить, сопротивляться и показывать свое пренебрежение, то мня стали считать мразью и сукой, со мной никто не общался. Но с другой стороны, я понимал, что это не мой круг, мне хотелось послать всех. Тогда я мало разбирался в людях, но увидеть пустого и глухого ко всему прекрасному и интересному человека не так сложно. Я отходил от них, не общался, не контактировал. Разве что, иногда я мог сказать что-то циничное, что портило им настроение и заставляло как-то кидаться на меня, но у них мало что выходило. Все же, быть скрытным было очень тяжело, поскольку я уже тогда был яркой и оригинальной, сравнительно с серым гопником, личностью. Таких серых там было очень много, порой даже слишком. Перепроизводство, я вам скажу, иногда они дохли и им все писали грустные комментарии, которые они бы и при жизни не смогли прочитать не по слогам. В сущности, тогда и я был мало чем хорош. Я был неразборчив в своих взглядах, в информации, которая ко мне поступает и прочее, прочее. Но инстинктивно я шел по какому-то пути, по которому не шли те, кто меня окружали, они и не видели его. В их глазах я был хуже их, но тем не менее они не могли до конца себя в этом убедить, все время что-то мешало, возможно даже были вопросы" а тот ли это парень?". Часто я слышал подобное. Страх это единственная сдерживающая сила, которая мешает быть свободным. Если есть страх или неуверенность в чем-то, то это делает несвободным, а главное неэффективным.
Глава вторая
Эволюция моих взглядов
Я учился, был уже на втором курсе. Все стало обыденным и немного пустым, я стал чаще пропускать занятия, а учился лишь из-за уважения к матери, но и она не хотела, чтобы я стал тем, кем уже был тогда. Длинноволосым патлатым мечтателем, который верит в свою исключительность. Однажды отец сказал мне, что я ничтожество, что другие пацаны наверное меня унижают и в целом считают лохом, это видно. Тогда я неистово разозлился, но ничего не сделал. Что мог сделать я тогда? Все, что угодно, но я не делал ничего внешне, а внутри происходила огромная работа. Я замкнулся еще сильней, насколько это возможно было сделать. Никто со мной не говорил, а моего отсутствующего вида было достаточно, чтобы не донимать меня дальше каких-то официальных вопросов со стороны учителей и вопросов "покушал ли я?" от своей матери.
Спустя несколько месяцев, я семнадцатилетний парень, осознал многие важные вещи, я стал понимать, что в этой жизни важна только воля и ее расширение на остальной мир, только этого мы все и хотим, а сковывающие обстоятельства, являются тем, чем иногда можно и нужно пренебрегать. Я осознал, что бездумное чтение книг вызвало сильнейший кризис, разрушило мое мировоззрение, но тем самым погрузило меня в подвешенное состояние, заставило думать уже своим умом, а не искать в голове разные фразы, которые я где-то слышал. И тем же, я стал замечать это почти у всех, кто меня тогда окружали. Я мыслил, анализировал все уже с четкой позиции. Что на меня влияло в тот момент? Учебник биологии, который я читал, поскольку пропускал уроки биологии в школе, так же история великих людей. Я анализировал исторические личности и пришел к выводу, что все они были рассудительные, их поступки совершались с точным осознанием риска и собственной выгоды.
Примитивность и животный строй психики, который часто отбирает у людей последнее положительное качество, которое они могли бы приобрести в потенциале, заставил меня изменить свое отношение к собственным эмоциям. Я стал жестче и серьезней, возвел социальную броню, но тем не менее, я был уже не так глуп, чтобы показывать свою истинную личность напоказ. Я стал играть роль примитивного паренька, тут же я заметил, что те девушки, которые показывали отвращение ко мне, тут же стали испытывать интерес. Я сохранял нейтралитет, а этим я выигрывал ресурсы для себя. Я ничего толком не делал, но делал вид, что я лентяй, а не тот, кто презирает все, что его окружает, а пришел сюда ради выгоды, в моем случае, оттачивать навыки живописи. Все же, моя личность была заметна, но уже в положительном смысле. Меня стали звать на групповые гулянки, спрашивать разные вещи, иногда пытались заводить разговор, но я сохранял жесткую дистанцию.
Все, что в жизни было важно, было переоценено. Для меня было важно осознание собственной идеи и ее воплощение в жизнь. Я искал истину, которая бы могла оправдать этот мир, а вернее, сделать его целесообразным в моих глазах. Отчасти я понимал, что самое важное это развитие и определенное влияние на мир, а дальше уже будет понятно, что с этим всем делать. Я не ставил точных планов для своего существования. Мне пришлось признать, что большинство подвластно любым внешним влияниям, если эти влияния сильней, чем сопротивление человека, они ведут его за собой и вынуждают вести, если он пытается противиться. Только сильный и расчетливый ум свободен от этого в большей степени, но не всегда полностью. В сущности, даже прекрасные вещи, человек может понять, если на это хватит сил. Единственное, для чего не нужно огромных сил - это для рабства. Быть рабом чего угодно, это естественно для многих и многих. Но быть господином себя, если говорить не о напыщенном бреде, а серьезно, можно в какой-то степени, в которой человек может реализовать свою властность над собой и обстоятельствами, но судьба может повернуться и очень тяжело, испытания и прочие вещи могут часто бить по человеку, заставлять его отступать. Но это и есть жизненный путь, который человек проходит. Это постоянное противодействие было понятно мне уже в семнадцать лет, хотя я мало задумывался об этом. Потом же, иногда читая философию, подобные вещи я встречал у многих людей, которые помогли мне окончательно сформировать мнение на этот счет. Это были философы, известные и не очень. В остальном, я с умением относился к прочитанному, брал нужное, а то, что казалось мне излишней лирикой я выбрасывал, я беспощадно относился к авторитетным личностям прошлых лет и только поэтому и смог вынести пользу из них. После мне уже встречались вдохновленные фанатики, которые пожирали собственных кумиров с дерьмом, преподнося даже глупые вещи, где человек действительно заблуждался. Я смеялся над тем, как они пытаются строить из себя умных, интеллигентов. Я в их глазах был скорее ненормальный, лихой и гордый человек, но мое внутреннее благородство не давало им покоя, поскольку собственного у них не было.
А страх нас уничтожает, а я не боялся их авторитета. Конечно, если я вижу, что обстоятельства мне непонятны, то стараюсь сначала их понять, а потом уже действовать. Воля без ума все равно, что слон в посудной лавке. Я стараюсь писать это достаточно понятным языком, чтобы это мог понять и не самый умный, но достойный в потенциале человек. Такие всегда есть. Полная аморфность к собственной жизни, обычно это последствие плохого воспитания и собственное нежелание человека, менять свою жизнь, прилагая усилия.
Тогда у меня и пропала моя наивность и в период с 18 до 20 лет я разобрался во многом, в чем в последующее время только утверждался. Мы биологичны, но биология это как каркас жизни, в ней играет роль и имеет ценность не сам каркас, а то, как будет все реализовано в итоге. То есть, люди с одинаковой биологической составляющей, могут совсем иначе отнестись к определенной ситуации. Убежденность, напористость и отстаивание себя играют очень важную роль в том, какой человек будет через некоторое время и каким он сформируется в итоге.
Таким образом я решал, какой круг мне выбирать, но из этого мало вышло, меня окружали скорее несознательные товарищи, чем те, кто мыслил так же ясно как и я сам. Я много где искал себе подобных, поскольку испытывал желание делиться своими мыслями и идеями, что наш естественный инстинкт. Я ничего против инстинктов человека не имею, я даже строю свою мораль, учитывая инстинкты каждого человека, и поэтому я никогда не стану упрекать парня или девушку за их инстинкты, даже если они привели их к не очень высокому положению. Я не склонен к этому, поскольку это прерогатива систем, как математических, они не терпят ошибок. Должна быть логика, тогда правильно все, логика маленькая, но подкрепленная необходимостью, иначе система разваливается и надо начинать пример сначала или ломать голову, где что не так.
На меня повлияла античная философия, но я ее не уважаю. Я ничего не уважаю, потому что понимаю, что признательность к высокому лишняя. Ты его либо берешь, либо не можешь взять, а все остальное глупо и это показная лирика, которая не имеет реальной и действительной ценности.
Ценностями в первую очередь, является то, что позволяет человеку реализовать собственную жизнь. Этот вопрос основной, а дальше уже сам решает, как это будет выглядеть. Для некоторых реализация это вообще саморазрушение, потому что у любого саморазрушения конец более простой и легкий, чем конец человека. творившего и умножающего культуру множество лет, встречающего противодействия с разных сторон и испившего много несчастий, как любой цельный человек.
Почему я уже тогда знал, что нужно умножать культуру? Потому что человек и его деятельность это и есть культура, культура это каркас человека, это его жизнь, из культуры человек черпает энергию для того, чтобы продолжать существовать. Оттуда и потребность в определенной социализации, даже вымышленной, поскольку все происходит по закону необходимости и если нужно, то человек должен будет дать то, что ему должное дать другим. В ранние времена и сейчас, культура является тем, чем я живу и живут мои соратники по духу.
В этот период меня привлекали разные ощущения, которые я мог бы назвать мистическими. То есть, я реальность воспринимал под углом сильных и странных ощущений, атмосферы мест и все шло в мешанину с тем, что я слушал, читал или чем я был увлечен. Я был увлечен многими вещами, даже слишком многими, меня волновали абсолютно разные проявления жизни, разные эпохи, состояния, была и депрессия и лирика. Часто мне было этого достаточно, чтобы понять, что духовно я живу и я стал разделять это с тем, где духовно я не живу, а пресмыкаюсь как собака. Поэтому, дух для меня был важен. Если в чем-то его нет, то оно уже мертвое. Но мертвое, не как законченное, например смерть, а как отходы от этой смерти. Например, что-то подохло, а тельце осталось и продолжает гнить, это я и называл мертвым. Этого в нашей жизни очень много, поскольку умирают не только биологически, есть многое, что умирает и культурно и только новый дух, который кто-то внешний вдохнет, может это исправить, но это исправление подобно и естественному исправлению, когда уже разложилось, а осталась биологическая масса, перегной к примеру, он собой и обогащает нечто новое. Поэтому, оно и живет уже другой жизнью, став чем-то большем, то есть, все как раз и наоборот. Не дух входит, а наоборот оно становится частью другого духа, потому что, то, что это раньше было, тем оно не является уже. Взять старую песню и изменить ее или перепеть, попытаться ее оживить, это будет уже другая песня разной степени духовности. Но есть и вечные вещи, которые становятся классикой, их духовная сила имеет сверхпотенциал, что и делает это великим. Поэтому, я мало общаюсь с тем, что умерло, завонялось. Этим займутся санитары леса, а я уж и без этого обойдусь. Поэтому, бескомпромиссно стоит расставаться с тем, что потеряло свою значимость. Не кормить это своими жизненными силами.
Я тогда уже решил, что заниматься популизмом ради выгоды я не буду, верней ради низменной денежной или иной другой выгоды, которая не являлась бы частью моей идеи, то есть, мне это не надо, потому что я осознаю, что таким образом иду вразрез с самим собой. Любые хорошие методы, но не в разрез. Если работаешь по 12 часов ради того, чтобы покупать вкусную еду и обустраивать собственный комфорт, а тем временем для себя полезного ничего не делаешь, то и зачем тогда вообще все это нужно? Теряет свой смысл, свою суть. Я тогда сразу решил, что этого не будет. И этого не стало. Я отучился в колледже, поскольку тогда мне было выгодно там учиться, я рисовал много, мне позволяли делать то, что я хочу, а главное, времени хватало и на себя и на размышления. Я был свободен. Все остальное, что могло с моральной точки зрения меня нервировать, я не трогал, потому что это эмоции, это вкус, а значит и гедонизм чистой воды. Для меня проще, если мне будет плохо, но я не буду уходить от намеченного. Воздействовать своим идеалом на мир. Но нужно отличать это от желания просто контролировать реальность вокруг себя. Это инстинкт, тот же самый, но разница в том, что человек обыкновенно старается создавать иллюзию контроля, вешать ярлыки на непонятные вещи, непонятных людей. Таким образом он думает, что в его жизни все понятно, а на деле он ничего не понял, он ведомый, а не контролирующий. Да и многие ценность своих заявлений переоценивают. Вот думает человек "скажу ему, что он тварь и он подавится, унизится" а видит, что человеку в принципе все равно, а как же так? Другим же не все равно, на них это воздействует. А вот и нет, человек часто думает, что воздействует на других, что может их унизить, возвыситься. Это гедонистическая иллюзия, тоже одна из тех, которые делают человека рабом собственного унылого прозябания из века в другой век.
Дальше я не стал нигде учиться. Причиной были не деньги, а понимание того, что та же школа выпустила меня человеком, полным дерьма, иллюзий в отношении себя и остальных и полнейшим бездействием. Я не ориентировался в жизни, я ничего не знал, но здоровый инстинкт, который и раньше проявлялся, к примеру, когда я в библиотеку ходил по собственной воли и читал разные книги, вытащил меня из этого. Эти иллюзии были сильные и поломались они только за несколько лет, но целиком от этого я долго отходил. Что должна давать школа человеку? Мужественность и дух, а уже с этим и ремесло ему подобрать, чтобы он был полезен. Почему я говорю об общественной пользе? Я не индивидуалист и я понимаю, что положительные или отрицательные действия каждого человека влияют на остальных. Так и на меня влияют. И положительные и отрицательные.
Человек может полноценно жить, если он стоит на прочной здоровой физической основе, а его нравственный принцип отражение здорового инстинкта.
С двадцати лет я стал увлекаться экономикой, политикой и многими иными вещами. Я начал постигать основы общества с разных точек и разных воззрений. Изучал разные экономические школы, включая того же пресловутого Маркса, которого я тогда считал добрым дедушкой, Адама Смита, Риккардо, Локка. По ком -то я пробегался взглядом, а кем-то занимался более основательно. Мне нужна была общая картина, а не эрудированность. Я всегда стоял против эрудированности, которая бесполезна и теоретична. Экономика это живой организм, его здоровье так же как и у биологического организма зависит от влияний на него внешней и внутренней среды. Биологию и культурные общественные мнения нельзя разделять. Человек должен соотносить разные идеи с собственным опытом, с действительностью, иначе он только теоретик и мечтатель и совсем не стоит ему свои мечтания воплощать в жизнь.
Все, что мы наблюдаем, есть выражение действительности, выражение эволюционного хода вещей. Не более. Если хочешь, чтобы вокруг тебя все цвело и пахло духовностью, то позаботься о том, чтобы оно пахло в первую очередь здоровьем.
Я начал делить все на фантазии, причуды сознания и вымысла и серьезные вещи, которые всегда имеют связь с физическим миром. И смеяться нельзя, да и плакать, когда видишь оторванных от всего мечтателей, пытающихся показать свою значимость, которой нигде нет физической опоры. Кто-то думает, что в книгах он найдет все нужные знания, но если у него нет осознания того, что он будет читать, то он получит просто сборник мнений, возможно почувствует себя более значительным в собственных глазах, но значительно в книгах только то, что действует и в жизни.
Благодатный разум везде найдет пользу, даже если она неочевидна.
Для меня важно понимать тот факт, что человек воздействует на окружающих, в любом случае. Я всегда знал способы, как сделать так, чтобы массы обращались ко мне, а порой я обращался к единицам, вопреки массам. Сейчас я много говорю о той основе, которая многим ясна, но они должны понимать, что именно из этой основы исходят многие мои последующие слова. Массы нужны в определенный момент, но не всегда. Создать носителей собственных взглядов, даже если они лихие, очень просто, но нужно сознавать, когда тебе необходимо, чтобы человек понимал тебя в общих чертах и понимал твою идею, а когда ты хочешь действовать с эффективными людьми в тех вещах, где нужна тонкая работа. Всегда важна выгода в этих вещах. Если привлекать внимание к себе, а на деле ничего не делать, то скоро это даст негативный результат для реализации своих планов.
Только трезвый, мужественный и крепкий морально и физически человек может видеть свою идею с многих ракурсов, видеть, плодотворна она для него и остальных или же наоборот, делает хуже и ему и остальным. У меня были случаи, когда из-за собственных экспериментов я приносил себе вред, но эксперименты удавались удачно. Но для меня, как человека, серьезных интересов, важно и то, что заниматься незначительными вещами я не буду, но и пренебрегать ресурсами тоже. Во мне есть умозрительность, но так же я осознаю и то, как это будет на практике. В этом смысле, я стараюсь, чтобы эти инструменты моего существования не конфликтовали друг с другом, а главное, не создавали суеверные бессмысленные вещи вокруг меня и во мне.
Глава 3
Тяжелый труд
Я рос в небогатой семье, которой часто приходилось сводить концы с концами. Из-за этого мои родители быстро огрубели и стали воспринимать жизнь вокруг себя очень односторонне. Когда я хотел поступить в академию живописи, то был удивлен тем, сколько это стоит денег. У родителей просить я ничего не стал, но и поступать в другие места не стал, потому что приоритет был не тот. Все, что я мог, это освободить время для живописи, занимаясь другим трудом ровно столько, сколько этого будет хватать, чтобы позволить мне продолжить самостоятельное обучение. Я много читал, учился и практиковался, но иногда мне приходилось все это бросать. Мне приходилось перебиваться на разных работах и подработках, чтобы купить краски, холсты и просто возможность существовать. Родители настаивали на том, чтобы у меня был постоянный доход и я решил, что возможно это правильно, рисовать я смогу во время свободное от работы, но когда я устроился грузчиком на склад, то все, что мне оставалось это вкалывать. Вкалывать приходилось много, иногда все доходило до седьмого пота, когда я и еще пара грубоватых ребят таскали тяжеленные мешки и загружали их в фуры или наоборот, разгружали фуры с мешками. Это было частное предприятие и у него не было даже погрузчика, но платили мне тогда какие-то четырнадцать тысяч. Если разделить все рабочие дни и выходные, то выходило, что за 12 а иногда и 14 часовой день, то есть с восьми утра начинался рабочий день, а закончиться мог и в одиннадцать, если мы не успевали закончить работу. За это не платили больше, но за отказ можно было получить выговор, штраф или вовсе выпрут. Тогда я осознал, что я не могу совсем ничего, кроме этой работы да и в целом мое мышление изрядно понизилось. Положительным в этом был тот факт, что раньше я делил себя и многих людей, но пожив в среде рабочих, я стал понимать, что они такие же люди и они просто выполняют свою работу. Мое интеллигентское восприятие жизни сильно пострадало, я стал видеть в этих людях людей, а не массовиков, что свойственно людям, которые никогда не занимались тяжелым трудом. Проработав некоторое время, я все же задумался о том, чтобы уйти. Первым был невыносимый труд, а вторым тот факт, что я стал становиться грубее, стал отупленным и пустым, что противоречило моим представлениям о жизни. Это давало мне еду, возможность независимо жить, но эта жизнь была не тем, что было мне нужно и тогда я решил, что так дела не пойдут. Родители были возмущены тем, что я ушел. Много говорили о том, что я должен работать. В их представлениях хорошей работой была та, что официальная, а остальное было не важно. Их не устраивало то, что я перебивался подработками, а все время проводил за своими занятиями. Часто они возмущались, говоря, что если я занимаюсь живописью, то должен ей и зарабатывать, но в сущности предлагали мне пойти фотошопером, который бы обрабатывал фотографии, печатал потом их с фильтрами, будто это нарисовано маслом или вовсе рисовал людей на заказ. Иногда приходилось, но мои взгляды и взгляды заказчиков часто отличались, что было мучительно. Я не мог нарисовать их красивее, чем они есть, если бы рисовал именно их. Когда они получались хорошо и величественно, то это были не они, их это злило и они даже не платили за это. Они хотели, чтобы я нарисовал их в их обывательском представлении, чтобы я их нарисовал яркими и хорошими, но именно теми, кто они есть. Вы наверное видели пухлых женщин с собачками и выражением лица мнительности и презрения ко всему. Вот подобного они и хотели. Что стоит какой-нибудь мужик, который кидает фотку, где он стоит в один трениках ив черных очках и просит его нарисовать за 200 рублей, а потом и вовсе говорит, что их пропил и испаряется. Это я отбросил. Я подрабатывал грузчиком, а когда были деньги, то полностью посвящал себя своему творчеству и своим идеям. Из тяжелого труда я вынес много, а самое главное, что он более правдив, чем труд интеллектуальный. Я не чурался тяжелого труда, а скорей интеллектуального. Я очень не любил лгать только ради того, чтобы просто сводить концы с концами.
Иногда подработок совсем не было и я голодал. Родители мне не помогали и были настроены против меня. Их требования я понимал, но пойти на них я не мог, но с другой стороны, они подкармливали меня, но упреки в сторону того, что я ем их пищу иногда были. Тогда я сбросил вес, чем заставил беспокоиться собственную мать и она все же стала иногда помогать мне с едой. Иногда я занимался бессмысленными вещами, как сейчас вижу. Пробовал себя во многих проектах, некоторые были неплохие, а некоторые ужасны. Это была работа проб и ошибок. Тогда я был все таки наивен, но с другой стороны я был и тверд в том, чем я занимался. Основным занятием была живопись, а поэзия, или съемка на видеокамеру уже больше взаимодействием с другими людьми. Мне нравилось рассказывать о себе, посвящать в свою жизнь других людей. За это время я написал несколько сборников произведений, повесть, и снял множество видео, в которых рассуждал о разных вещах. Интересно это было разве что небольшому количеству людей. Я знал, как привлечь большее количество людей к себе, но не хотел и не задумывался об этом. Я мало общался с людьми просто ради общения, а старался общаться только с теми, кого видел родственными душами. Но и с ними я старался держать дистанцию, поскольку я ценил свое пространство. Один яркий, но негативный период был, когда мне стукнул двадцать один год. Это был кризис. Я не видел будущего, только мрачное будущее, поскольку тогда дела шли еле как, а еще и романтические отношения с девушкой, которые быстро начались и быстро зашли в тупик. Это были яркие отношения, поскольку я был действительно чувствительный. Этого не случалось раньше, с другими девушками, чтобы я настолько бросался в аффективное состояние, забывал о себе и посвящал себя всего ей. Она была наивной, но у нее были здоровые стремления, а я же собирался ее воспитать по собственным воззрениям. Они казались ей жестокими, грубыми, что было правда. Я к тому времени огрубел, поскольку выживал и часто случалось так, что мои планы шли не так, как я хотел. Но я был достаточно наивен, многие вещи тогда я не понимал и в тот период из-за сильных и новых чувств я стал думать только о духовной стороне, совсем не замечая физическую, я старался быть правдивым, но мог бы и врать, что сделало бы меня в ее глазах очень хорошим и даже идеальным. Я этого не хотел. Когда она радовалась хорошему балу по учебе, то я серьезно ей отвечал, что она должна выбирать приоритеты и что знания должны идти в пользу, а то, в чем она видит пользу это оппортунизм. Ее это злило, она достаточно быстро, но уже и по другим причинам, не выдержала меня, а я был разбит и подавлен. Это был первый серьезный удар по моему духовному состоянию и мне пришлось усомниться в себе. Начался кризис, я сомневался в себе, в своих взглядах и в принципах и тогда я был на грани жизни и смерти, поскольку был горд и не мог бы позволить себе быть ничтожеством в собственных глазах. Это был мрачный период, период отрицания, переоценки, но из него я вышел сильней. Я изменил свое отношение к чувствам и вынес, что чувства должны соответствовать действительности, а лирические порывы и такая открытость там, где это не нужно, приводят к плачевному результату. Этот случай я упомянул только по той причине, что это сделало меня более рассудительным и целесообразным. И ясное дело, что поле этого ни одной девушке не удалось меня ранить и я вырос в их глазах, я смотрел на них иначе. Это дополнило мои взгляды на отношения с противоположным полом. Естественно, оно было более здоровым, чем отношение отвергнутых парней, которые на этом застревают и чувствуют себя обделенными, а потом и вовсе совсем все плохо с ними и их взглядами. Они пытаются себя поменять, стать гордыми самцами, востребованными, но на деле ими правит их комплекс, который их не делает настоящими мужчинами, а только эпигонами подобных.
Отношение к материальным вещам у меня всегда было критическое. В моменты потрясений и отчаяния, когда я впадал в неистовство и подавленность, меня не радовало ничто. Поэтому, я осознал, что люди радуются материальным приобретениям только потому, что они очень уверены в собственном комфортном существовании и хотят его умножать. Я не был таким человеком. Мне это было чуждо и даже противно. Я не стал бы зарабатывать больше, чем мне необходимо, хотя бы потому, что я знаю, что в действительности эти вещи ничего не решают. Я шел против комфортной жизни, поскольку она угнетает. На меня с детства действовали разные приключения, в которых люди занимались вещами, которые можно назвать опасными, пираты или рыцари. Это вдохновляет и наполняет жизнь целью, а жизнь комфортного стадного вьючного животного вызывает во мне внутреннее нетерпение и негодование. Именно созидательные свершения, а не разрушительные. В разрушителях и бесцельных злодеях я не видел ничего привлекательного. Порядок может существовать, если он соответствует требованиям жизни, а требования жизни это борьба с препятствиями, сопротивление внешним преградам на своем пути, в этом есть порядок действий, который соответствует эволюционному ходу действительности. Если человек принимает ценности своего времени и считает их правильными и законченными, то он рискует остаться в прошлом вместе с ними, когда мир будет уже совсем иным, этот человек будет негодовать и ностальгировать по старым временам, когда все было идеально и не нужно было думать. Думать люди не любят, многим это противопоказано даже.
В моем понимании, традиционное отношение к жизни должно проходить проверку временем и естественно меняться, когда меняются условия, единственное, что должно оставаться всегда это здоровое в биологическом смысле соотношение традиций и времени. Если традиция это бездумное повторение того, что якобы хорошо и правильно было когда-то, но в данный момент традиция бессильна перед обстоятельствами, то время ее ушло. Это тоже часть эволюции. Это фактор, на который так падок человек, а то есть, желание все контролировать и жить комфортно. Поэтому для меня традиция, которая потеряла всякое отношение к жизни, сама не имеет значения и я не ношусь с фактами, как мы жили в прошлом и что нужно это вернуть, как некоторые люди. Мир изменчив и он не потерпит желания кого-то там остановить этот ход вещей. Нужно всегда быть готовым к обстоятельствам и давать на них нужный ответ, а не тот, который работал ранее. Возможно традиция, это будет только тем камнем, который лег и мешает траве прорасти, а ручью течь.
О школьном и физическом образовании
В школьные времена я занимался спортом. Часто мне приходилось это делать, поскольку этого требовало выживание. Начиная с начальной школы, физическая сила имела решающее значение в отношении к тебе других людей, сверстников. До того, как я пошел в школу я никогда не дрался и был сильно удивлен, что в школе много хаотичных и непонятных детей, которые кидаются друг на друга и готовы рвать в клочья. Потом и мне пришлось защищаться. Часто я давал отпор, поскольку был не совсем уж хиляком, но о физическом состоянии своего тела я задумался. Тогда я вдохновлялся образами воинов, которые развиты физически, имеют крепкую руку и тогда я пошел в секцию по боевым искусствам, но вскоре я понял, что это скорее нечто смешное. Урок физкультуры и немного ударов воздух. Мне быстро это наскучило. Я решил развивать свою физическую силу. Я много отжимался, весел на турниках и не брезговал гантелями. Тогда мой отец был еще бодрым и показывал мне, как правильно бить, как уклоняться и это помогало мне постоять за себя. Иногда я об этом забывал, но каждое лето я занимался физической активностью. Уже в начальной школе было множество драк. Я постоянно дрался с кем-то и за что-то. Во втором классе к нам перевели девочку, которая мне сильно понравилась. Я приударил за ней и мы гуляли за руку, но многим другим ребятам это не нравилось, что мы вместе ходим в столовую и вместе сидим за одной партой и естественно мне приходилось драться с ними. Один раз на меня после учебы напало сразу несколько парней, они сбили меня с ног, а мою шапку забросили на дерева. После этого случая я дрался с ними, как только видел хотя бы одного из них. Это закаляло мой растущий организм намного сильнее, чем физкультура, на которой все бегали прыгали и играли в волейбол. Спортивный интерес в жизни часто мотивирует на то, чтобы совершенствоваться, но в то время мой спортивный интерес был в драках. Когда я перешел в другую школу, то естественно все это продолжилось. Я был новенький и сразу де на меня ополчилась добрая половина класса. Пришлось достигать авторитет силой, но это не делало меня авторитетнее в их глазах, я просто был опасен, но скорее противник. И тогда я узнал, что несколько активный парней и девчонок занимались в секции борьбы, я тут же туда записался и таким образом подружился со своим классом, но самое главное, это меня захватило, сделало мою жизнь немного интереснее. Мне нравилось бороться, но тогда я был наивным ребенком и не знал, что самым главным приоритетом в борьбе является физическая сила, а уже потом приходит и мастерство и техника, но если ты начинаешь этим заниматься и ты хиляк, то твои подсечки и попытки свалить врага потерпят жалкую неудачу. Первое время я не мог выигрывать у тех, кто были физически сильней и технически более подготовленными, чем я. Но со временем я это осознал, начал налегать на физическую подготовку, постоянно висел на турниках, отжимался и разрабатывал сильный хват руки и мне стало проще побеждать тех, кто раньше валил меня. У меня был вдохновляющий мастер. Он внушал и был очень интересным, а главное, он был мастером. Я много ездил на соревнования, часто побеждал, но иногда и проигрывал или была ничья. Зарабатывал разные награды и пояса, но потом мастер уехал, а нас передал другому, который вызывал антипатию, а потом и вовсе стал восприниматься мной негативно. Вокруг себя он собрал самых нахальных, глупых и злых ребят, которые тогда уже во всю пили, курили и были настоящими гопниками. Он сделал их элитой, а тех, кому это не понравилось он вовсе определил в группу к слабым новичкам. Все осложнялось тем, что тогда я согласился перевестись в некую спортивную гимназию и занятия спортом там были обязательны. Мои родители мной гордились, а я собой уже не гордился, я был деморализован, но все равно делал свое дело. Ушел я конечно со скандалом, со всеми, кто хотел, чтобы я остался, но для меня то, что там было стало неприемлемым. Тренер позволял себе грубости в отношении тех, кто ему не нравился, находил поводы для физических наказаний и в целом это выглядело так, будто он некий садист и ему удовольствие доставляет деморализовать подростков, ставить над ними анархичных хулиганов. Моя позиция была не в том, чтобы быть как эти хулиганы. Естественно, хулиганы были более развиты, чем те хиляки, которые получали тумаки. Они уже в таком возрасте понимали принцип силы и создавали сплочение, но они вели откровенно дегенеративный образ жизни, хаотичный и в итоге, часто такие люди с возрастом заканчивают плохо, но так же плохо заканчивает и большинство хиляков, которых те травят.
Для меня тогда и сейчас, что неизменно, важен принцип справедливости и справедливый порядок, где нет места подобным вещам. Я ушел первый. Я показал остальным, что то, что происходит это отвратительно. Своим примером, а я был не последний человек и даже был важен, я показал, что они не правы и от них будут уходить люди, если они продолжат использовать принцип силового подавления в негативных и низменных целях. Для меня такой вид отношений неприемлем, поскольку я был всегда сторонником сплоченности всех, поддержки всех и помощи всем, кто в ней нуждается и кто является частью общего коллектива. Если в коллективе кого-то недолюбливают, то ему либо там не место и он ведет себя неправильно, либо те, кто его недолюбливают позволяют себе вести себя преступно и создают разлад в коллективе, что отравляет здоровые отношения в любой среде. Но такое возможно только тогда, когда каждому будут прививать мужественность и стойкость, прививать желание быть достойным своих товарищей. Поэтому, только дисциплина может положительно воздействовать на хаотичное проявление силы разных ребят. Если говорить о естественности, то многие учебные заведения сами по себе неестественны. Коллектив должен быть дисциплинированным, даже если это школьный класс. Если хочется из этого настоящий толк приобрести, то только такими методами. В первую очередь, здесь стоит вопрос полезности человека, определение его основных качеств, а потом уже профессиональных. Конечно, конфликты всегда остаются, но все приобретет более положительный характер. Нужно, чтобы учителя занимались серьезным нравственным воспитанием, учили детей взаимоуважению, взаимопомощи.
Я могу честно заявить, что говорю это как человек, закончивший педагогическое заведение и около года работавший в школе. Я дисциплинировал детей, помогал им и внушал классам, в которых я учил то, что нужно помогать и поддерживать друг друга, я занимался каждым учеником, чем повышал их производительность и в целом отношение детей ко мне было хорошее. Даже хулиганы на моих уроках занимались, а не маялись, как у других учителей. Завуч той школы просил меня остаться, но к сожалению, практика моя закончилась и я отработал нужное время, а оставаться с маленькой зарплатой я не хотел. Тем более, я понимал, что своей жертвой я ничего не изменю в лучшую сторону и что виноваты даже не дети, а устаревшие системы, старые учебники и старые методы обучения, которые себя не оправдывают и еле как работоспособны.
Когда я был ребенком, то отец с детства пытался воспитать во мне любовь к прекрасному, а мать читала мне вечерами множество литературы, которая даже в том возрасте положила зачатки моего развития в будущем. Детей недооценивают, когда обращаются с ними как умалишенными. дети многое могут понять, если им это объяснять. В детстве вся классическая литература, Одиссея Гомера и история древнего Рима, пересказанная моим отцом рисовала множество прекрасных и величественных образов. Так же, я в целом был воспитан как человек думающий. Со мной часто общались, отец очень доходчиво объяснял многие вещи. Я уже тогда задумывался о разных вещах. В итоге, можно спорить о многом, но не нужно недооценивать потенциал детей. Уже в восемь лет я регулярно читал и даже занимался сочинительством. Бабушка научила меня читать и писать, когда мне было 5 лет и это было прекрасное время. Уже тогда я многое понимал, но естественно, меня мало физически развивали. Я считаю, что тогда больше всего было необходимо, чтобы во мне воспитывали стойкость, настойчивость и серьезность. Да, кто-то бы сказал, что это отняло бы у меня детство, но я считаю, что это только бы обогатило бы его. Да и в будущем трудностей было бы куда меньше. В детстве я научился ценить дружбу, а это было важным вкладом в мою жизнь. Я был разборчивым в тех, кто становился моими друзьями. Я всегда выбирал хороших людей, но их в моем окружении было мало. Если вернуться к теме школы, то я скажу, что от учителей зависит многое. В четвертом классе нам заменили бестолкового учителя на психолога, который очень быстро наладил отношения между всеми и это был пример эффективности, который запомнился мне надолго. Он повысил наш уровень обучения в разы, многие стали понимать математику и лучше писать сочинения, больше понимать литературу и ее целесообразность. Математика тогда стала для нас развлечением, а не мукой. А класс был дружный и эта атмосфера общего энтузиазма была прекрасным примером того, что может быть если этого хотеть. А ведь это серьезный вопрос.
С класса восьмого я попал в тлетворную атмосферу, я перешел в новый коллектив и это был жуткий класс, состоящий из хулиганов, подлиз, трусов, а самое главное - это то, что учителей достойного профессионализма практически не было. Учителя были неудачники, которые не смогли ничего и им пришлось волочить свое существование, работая в какой-нибудь давно увядшей школе, в которой нужно было бы сменить всех учителей на более новых и по-другому обученных, но тогда что было, то было. Я же в свою очередь перестал учиться совсем. Я изучал только то, что мне нравилось самому, что я считал для себя приоритетным. В обучении везде и сразу преуспеть сложно, если действительно хочешь преуспеть и наработать навык, вынести для себя пользу. Огромное количество информации, которая еще и ужасно подается, дает обратный результат. Люди теряют последние положительные знания, если их так обучать. Моей участью было иметь более трезвый взгляд на вещи, чем мои собственные учителя, не могущие связать и пары слов.
Я был обособлен, много читал, практически не посещал занятия. Иногда на меня пытались нападать хулиганы, но я был достаточно силен и они быстро утихли и сделали вид, что меня просто не существует. Было спокойно. На уроках я читал или рисовал, а на замечание учителей вовсе уходил из класса. Меня поставили на учет. Я на него не ходил.
Меня окружало давление со стороны родителей, которых разочаровало то, что я ушел с борьбы, но вместо этого я записался на бокс. К сожалению он был платный, а платить приходилось самому со скопленных обедов или денег, которые я добывал разными путями, вплоть до сдачи метала и бутылок или подработок. Я предлагал людям очистить снег за небольшую плату.
Бокс мне нравился, хоть я и не сразу в него вошел, прозанимался я им около двух лет, но от соревнований отказывался. Занимался для себя. Мне нравились спарринги с остальными, но иногда я или мой противник зашибали носы и было много крови, но несмотря на это мне нравилось. Подготовка там была намного серьезней, в основном она шла на выносливость. Мы занимались скакалкой, много бегали, били грушу по пол часа, а потом были спарринги, после которых мы занимались физической подготовкой со штангой. До этого я ходил в местный тренажерный зал, который находился в подвале школы и уже немного знал о сути дела. Здесь же я качался около часа после основной тренировки. Это было хорошее время, но все же я ушел, поскольку не мог вовремя платить и абонемент подорожал в два раза. Бокс остался одним из моих любимых видов спорта, но так же я был увлечен восточными единоборствами и иногда посещал занятия по ним или занимался самостоятельно, отрабатывая удары, набивая руки и занимаясь некоторой гимнастикой, к примеру, я стоял на руках и делал кувырки для гибкости собственного тела.
О жизни и смерти
Те периоды, о который я писал ранее были достаточно безмятежными. По крайней мере, тогда я мало задумывался о жизни в целом, а волновали меня вещи, которые окружали. Музыка, одежда, люди, все, что меня окружало, до поры до времени казалось мне естественным миром, в котором много неизведанного да и чего я тогда хотел? Я ничего не хотел, что выходило бы далеко за рамки увиденного. Но с шестнадцати лет, когда я целиком начал постегать мир, который меня окружал, мои взгляды менялись и я попал в то состояние, когда мое мировоззрение, доставшееся мне как и многим другим, порушилось. Я уже перестал ощущать себя тем, кем я был ранее, а всех остальных ощущать частью своего мира. Я попал в подвешенное состояние, жизнь, которая меня окружала, не имела никакого смысла. Многие, попав в такой кризис, будучи юными, не всегда справляются с этим. Есть огромная вероятность поплыть крышей и наделать беды себе и своим близким. Я был близок к этому. Когда жизнь потеряла смысл, а нового я не нашел, то я стал стремиться к изучению всего того, что связано со смертью. Меня увлекали сцены насилия, войны, человеческие отклонения. Я постигал ту часть жизни, которую раньше не замечал. Я погрузился во мрак. Я мог бы об этом не упоминать, но должен буду заметить, что без такого соотношения вещей, познания действительности, я бы навряд ли начал что-то понимать, что понимаю сейчас.
На тот момент я ужасно боялся погибнуть, но тем не менее был очень близок к этому, к таким действиям, что меня и пугало. Я искал стержень своей сущности, ту основу, которая бы помешала бы мне быть таким, как многие, кого я боялся и поступков, которых я боялся совершить. Наличие ножа на кухне или прочих вещей, которые могли бы принести вред здоровью, вводили меня в ступор, мне казалось, что моя воля может обернуться против меня, что я сам могу навредить себе этим. Вызван такой страх был тем, что я слишком серьезно старался препарировать и изучать собственное я, собственную душу, в которую тогда старался верить, но одновременно был полон сомнениями. Тогда я был убежден, что все мы одинаковые, а только условия нас меняют, что на самом деле не так.
Я убедился, что отличаюсь пониманием жизни, когда изучил из более подробно. Те, кто все это творили, стали казаться мне откровенными чудаками, которые заблуждались в посредственных вещах, которые и приводили их к печальным последствиям. Я осознал, что я родился уже со здоровым пониманием жизни, с умом, который более требователен, чем у многих, что заставило меня себя так изучать и все остальное вокруг меня, ценой настоящих и жутких страданий. Нет, я не был сумасшедшим, но часто, есть опыт, который дает некоторую власть над жизнью, но для этого за него нужно заплатить собственными силами и собственной болью.
Самое насущное есть свобода от жизни в самой жизни. То состояние, когда тебя не пугают опасности будущего, но при этом и не тревожат призраки прошлого. Нужно относиться спокойно к этим вещам, но при этом и знать, что в случае опасностей нужно действовать точно и без всякого страха и промедления, а в отношении прошлого черпать опыт для будущего, но не переживать и не страдать за собственные ошибки. В любом случае, это может привести к ложному пониманию своей жизни. Биологическое строение человека устроено так, чтобы он реагировал как это нужно биологической составляющей жизни, а не самой ее сути. При опасности бежать, пытаться выжить, иногда ценой самой жизни и прочие вещи, который человек совершать как трус и жалкий червь, но с точки зрения его тела это почти тоже самое, что убрать руку от огня. Поэтому, мы должны каждый день напоминать себе о смерти и о том, что свобода есть только тогда, когда нет страха.
Мы не должны слишком много думать о будущем и корить себя за то, что у нас что-то не выходит, но должны взять это на практику и идти к своим целям, не отступая от них, пока есть силы и возможность идти. В жизни нет ничего страшнее, чем сам страх, который проникает во все жилы и сковывает их мучениями и невозможностью двигаться. На страхе держатся любые жизненные авторитеты, кроме тех, которых ты выберешь согласно своему духу и характеру.
Человек не должен бороться со своей животной природой, это бессмысленно, но он должен всячески ее улучшать, оттачивать свои инстинкты, вовлекать их в ту форму, которая ему необходима для выживания. Но выживания не животного в нем, а выживания личности характерной великим личностям прошлого. Сейчас сложно говорить о том, что мы платим за это семейной хорошей старостью, поскольку это сейчас редкость. Сам ритм современной жизни ведет нас к тому, чтобы в нас выживало только животное, но животное, не гармонично существующее в природе, а оторванное от собственной природы и которому приходится выживать в суровой и хаотичной действительности. Некоторые могут позволить себе спокойное развитие по карьере, соглашательство со всем, что есть, им это выгодно, остальные не могут себе этого позволить, но тоже соглашаются с той действительностью, которая их окружает, поскольку иначе им будет сложнее выживать по налаженной в их представлении схеме. Для многих отсутствие страха смерти скорее негативно, чем положительно, поскольку они слетают с катушек. Большинству он необходим, чтобы еле как самосохраняться в действительности, которая своим ритмом кидает к саморазрушению. Если обратить внимание на современную культуру, то вся она проникнута неким упадком, некой тоской, которая в каком-то смысле заменяет людям полноту гармоничной жизни. Популярная музыка, фильмы и прочее. Все это несет в себе некую разбодяженую панк культуру, в разных стилях и смыслах, но не бунтующую против основ мира, поскольку не касается таких непонятных вопросов, а действует в рамках дозволенного и позволительного, чтобы грубый инстинкт не увидел в этом очевидную угрозу уже на физическом уровне. А человека волнует именно он, но если дело касается разрушения себя морально, то это влечет многих и кажется им забавным и безобидным, но первое всегда ведет ко второму, чем и обман.
Стремление к независимости.
Наше тело, подобно скафандру, который подавляет нас всякий раз, как мы идем не по намеченному нашей биологией пути. Она стремится к обогащению любым путем, к социализации любым путем и прочее подобное, что человек даже не очень умный ощущает, но чаще всего поддается этому. Не поддаться подобным инстинктам и начать их обуздывать уже есть нечто хорошее. Вспомните школы и прочие заведения, я сам удивлялся тому, как все быстро сплавлялись в коллектив, но этот коллектив был безыдейный и тупой. Насколько сложно сплотиться людям одних интересов, чем кому угодно, но их не имеющему с подобными. Если идти по своему личностному пути, то этот вопрос часто будет стоять на первом месте, наше тело будет всячески стараться взять над нами контроль и заставить подчиниться. Так вот, самое главное в жизни это не подчиняться, отказывать себе в удовольствиях, которые кажутся притягательными и радужными, но могут помешать становлению сильной личности. Человека может тянуть к обжорству, к неуемной половой жизни или даже к извращением, но не это делает человека, а возможность человека расти вопреки всему этому. Это не только постоянные страдания, но и радость от победы над природой, радость творца, который творит себя и мир, вокруг себя. Подобное самообладание было у многих великих личностей, которые совершили великие произведения человеческой мысли и открытия. Я это замечал у многих биографий, что говорит само за себя. Человека делают не сколько его изначальные способности и их количество, сколько усилия для их реализации и жертва своей низменной изначальной природой гедонистического характера.
Но при этом, это не аскетизм. Жизнь должна быть гармоничной, но без излишеств. Для многих эта грань понятна и только от них зависит, будут ли они ее переступать или нет.
Жизнь не беспощадна к тем, кто разрываемый собственными страстями не имеет понимания того, чего он хочет и как. В юности я тоже многого хотел, но часто я проваливался там, где мне кажется сейчас это практически невозможным. Этого нельзя избежать, но стоит поверить, первую половину жизни человек должен потратить на ее изучение, а уже потом на активную фазу действий.
Придется столкнуться с тем, что кругом безумие, леность и загнивание примитивной жизни, но нужно искать светлые и лучшие стороны в этом всем. Если обращать внимание на низость духа, но упускать возможность возвышения, то вся жизнь станет только низменностью и сущей пропастью.
Мы можем влиять своим моральным уровнем на то, что нас окружает. Мы можем идти с чувством чести и благородством по пути, который нам предстоит и этот выбор намного лучше, чем что угодно. Жизнь, полная возвышенных устремлений обретает такой же смысл. И наоборот. Эти вещи для многих потеряли смысл, но необходимость стойкости в нашем существовании присутствует и это единственный каркас для наших идей, которые мы себе выстраиваем. Возможно, единственный здоровый каркас для жизни и существования. Подняться над грязной обыденностью, постоянным падением других и найти свет в будущем, которое возможно прекратится в любой момент, но имеет куда больше смысла и жизни, чем животное существование без всяких настоящих перспектив. Смерти бояться никакого смысла нет, поскольку она присутствует в самой жизни. А человек склонен бояться за свое примитивное существование, которому он на самом деле ничем не обязан.
О идейности
Это тоже момент старый, но известный и достоверный. Человек должен верить в то, что им движет, он должен со всей яркой и пылкой верой относиться к собственным целям и идеалам. Это сложно, поскольку нужно найти такие идеалы, в которые можно верить. Если цели человека недостаточно важны, чтобы в них верить, то их можно отбрасывать на второй план и искать то, что заставит сердце пылать и действовать с полной отдачей. Это касается искусства, мастерства и прочих человеческих дел. В культуре много идей, но часто их носители блекнут перед теми же гедонистами шоуменами и прочими да и блекнут настолько, что все, что им остается это набросить на себя вуаль высокой интеллектуальности, то в корне делает их жалкими в глазах человека, ищущего знания и высшие цели, которым бы он мог служить. Я считаю, что не важно, какое его отношение к людям, но он должен стремится к мудрости и искусству в своей жизни, к поэзии. Хорошая поэзия часто поднимает дух человека над его обыденностью, что вся плохая кажется ему отвратной. Человек должен подняться над унынием, духовной сухостью и бесцельностью, которой полна современная культура.
Великая культура способная объединять множество плодотворных умов для совместной работы по улучшению искусства, науки и техники, что в жизни человека является очень важным.
Вас не должен останавливать скотских эгоизм кого-то другого, поскольку иначе в чем заслуга вам быть лучше и достойней, чем тот, кто только и топит себя в грязи? Все хорошие и полезные вещи не будут поняты миром, пока не начнут входить в его владения, становиться его частью. Как правило, порядок восприятия любого прошлого не любит ничего нового, даже если оно разумно и хорошо.
Поэтому разумно и хорошо стремиться к помощи другим, если они тоже стремятся к развитию и продвижению, несмотря на то, что могли бы стремиться к наживе и только собственной выгоде.
Все, что делает жизнь прекрасной, иногда это тоже чей-то труд и чей-то вклад в жизнь людей. Это было кому-то нужно, возможно в будущем, а их настоящее было наполнено мраком и плесенью, поэтому нужно иметь мужество, чтобы действовать согласно собственным представлениям, даже если это не поддерживается. Сама по себе жизнь не дает смысла, она дает только иллюзию подобного счастья, но все это должен придать ей сам человек.
Новая глава 1
Я говорил ранее о том, что сталкивался в своей жизни и с плохими вещами. Я отношусь презрительно к разного толка зависимостям, я часто их встречал, но в самом деле, это одно из худших рабств. Зависимость от табака, алкоголя и прочего. Если вы с этим столкнулись, то хотя бы вспомните то, что когда-то вы не испытывали в этом нужды, а мир вам не казался хуже от этого. Я тоже вижу красоту вин и мне самому нравится аромат хорошего табака, но зависеть от подобных вещей, значит быть рабом жестокого и плохого хозяина. Поэтому, наши приоритеты должны стоять так, чтобы никакая зависимость не казалась компромиссной. Борьба с этими вещами должна быть такой же интенсивной, как и борьба с любыми другими зависимостями. Жизнь в радости я постигал как раз в те моменты, когда был в самой меньшей степени зависим от чего либо, от обстоятельств и естественно я не пил и не курил. Я чувствовал здоровье, которое по своему удовольствию куда выше, чем опьянение разума психоактивными веществами. Нужно осознавать приоритет свободы от подобных вещей, чтобы также осознавать желание собственной свободы и непреклонность от всего того, что мешает и противоречит нравственному идеалу здоровой жизни. Множество людей зависимы не только от этого, но и от нездоровых увлечений, нездоровых отношений с другими людьми. Такой раб выглядит очень жалким, но жалости как раз таки не вызывает.
Если ты видишь свет во всей этой тьме, то только потому что ты еще не стал частью этой тьмы. Маргинальный образ жизни черен и ужасен, если ты сам таким становишься.
Мое увлечение живописью и желание в этом реализоваться противоречило тому, чего от меня хотело общество, поэтому я столкнулся со многими маргиналами. Но я не стал таким как они. Поскольку, эта жизнь будет самой бесперспективной и тусклой. Тебя тянет к этому, как свет тянет в любые темные места, но нужно оставаться человеком светлых идеалов, чтобы не оказаться в ужасном и скованном положении. Мы должны ставить себя в положение некого рыцарства, которое несет свет туда, где он нужен. И мы должны ощущать некое делание новой жизни, которой еще нет, но внутри нас уже горит ее огонь. А наши ценности являются вечными ценностями это защищать слабых, вести ко свету и показывать на своем примере гармоничную здоровую жизни. Этим руководствовались многие великие и именно это сделало их такими. Это нравственный идеал, основанный на понимании действительности, на понимании человеческого достоинства и даже некой гордости. Человек берет власть над своей жизнь, а взять он ее может только ценой нравственной жизни, благородства и чести, иначе вся темная сторона захватит и поглотит его. Поэтому, эти идеалы это идеалы сильных и созидательных людей. Это источник жизни и он питает человека, как ничто другое.
Жизнь в борьбе, с самим собой, такая жизнь будет невыносимой, если ты сам не несешь в себе высокий и светлый идеал и некого рода альтруизм.
Мой дед, живя на улице, единственный, кто решил проблему огромной ямы, которая появилась из-за обвала грунтовых вод. Он единственный, кто на свои средства починил дорогу. Другим было все равно, они только ждали, что кто-то это сделает. Но в жизни все нужно делать самому, если что-то нужно исправить. Многие посчитали его дураком за этот поступок, но этот поступок заставляет меня гордиться им каждый раз, как я о нем вспоминаю.
Многие пытаются выделиться собственным внешним видом, показной добротой и необычностью, но даже частично не понимают, что должен делать человек, чтобы реализовываться на действиях, а не просто на показном увеличении собственной значимости в чужих глазах. Я не должен требовать за свои поступки славы, поскольку хвалить меня станут только за видимость. Если я один делаю что-то хорошее, то те, кто это не делают просто скажут, что я идиот, что я выскочка и только единичные люди поймут и оценят этот поступок, станут друзьями и соратниками. Поэтому, я не стремлюсь к показной признательности. Она мне даже кажется лишней. Многие люди становятся рабами общественного мнения, поскольку боятся укора и неодобрения. Они становятся рабами собственных почитателей и уже не делают ничего, что могло бы вызвать бурю неодобрения. Такого допустить нельзя, но риск в этом увязнуть есть у любого человека, который становится заметным. В итоге, чаще всего самые правдивые люди находятся там, где их меньше всего знали и признавали. Редкие люди в действительности проносили свои идеалы в действительность, меняя ее в лучшую сторону, благо такие случаи были в истории множество раз. Поэтому, бояться непонимания со стороны толпы не стоит. Его нужно даже хотеть. Если всем нравится, что ты делаешь, то ты делаешь что-то совсем не так, как нужно. Множество людей только и хотят угодить себе подобным, даже ценой собственной жизни, личности и всех ценностей.
В юности я столкнулся с множеством неприятных ситуаций, когда я встречал непонимание со стороны людей. Девушки, которые мне нравились, считали меня чудаковатым, а выбирали скорей других парней. Но я не становился таким, каким они хотели меня видеть. Я знал, что это принесет мне неудачу а неудачей и возможно я остался бы одиноким на всегда, но принцип оказался в точности да наоборот верным. Только таким образом я находил настоящих, ценящих меня девушек, друзей, которые готовы были бы отдать все, если бы это было нужно для дружбы. Но их было не так много, даже единицы и мы во многом могли расходиться во взглядах, но я понимал, что это достойные люди и они такими и были. Меня обходили стороной все, кого я и сам считал бы нежелательными для себя, но не по всем это видно и иногда только собственная открытость показывала их сущность. Со временем, я стал хорошо различать тех, кому стоит доверять и на кого стоит тратить время, а на кого не стоит. У меня никогда не стоял вопрос социализации по примитивному типу, влияния или признательности на людей, в которых я бы не видел собственных соратников. Поэтому, я всегда разве что улыбался, если встречал непризнанных художников, творцов и прочий непонятный материал, который занимался подобным-то ради выгоды во всех смыслах. Но есть и настоящие гении, страдающие от одиночества, поскольку не разборчивы в людях. Разборчивость такую можно приобрести только путем труда и тренировки. Тренируется все, а это даже важно тренировать. Меня мало волнует мнение окружающих обо мне, часто оно негативное. Мне этого достаточно. Я этим даже доволен. Большинство всегда идет за тем, что его ведет, это может быть что угодно, а самое смешное, что навсегда это хорошее, иногда люди идут за несуразностями, потому что даже эти несуразности умудрились быть более волевыми, чем те, кто за ними идет.
Воля это наша жизнь. Человек склонен распространять свою волю на все, до чего она может дотянуться и у кого-то эта воля развита титанически и так же сильно развит кругозор, а кто-то не может эту волю дальше собственной кухни распространять. Не страдания делают жизнь человека лучше, а только преодоление страданий, сопротивление им любыми способами, потому что любить страдать это нездорово, а очень даже плохо и вредно, но многим кажется, что именно любовь к страданиям делает их сильными. Нет, она вас только разрушает.
Подавленность и моральные страдания это только процессы в человеческом разуме, они физические и их нужно подавлять и расти над ними, не идти по тому пути, по которому они ведут, а то есть, по пути самоунижения и слабости. Человек должен идти не по пути силы, а по пути беспринципного и сильного отношения к себе, к своим слабостям и к слабостям окружения. Это не должно никак поощряться. Человек сильный всегда будет хотеть себя испытать, он будет везде искать этого. Поистине, они ищет героического существования. Именно в героическом понимании жизни кроится вся ее полнота и совершенство. Это понимали античные предки и всячески выражали эту полноту в искусствах и статуях, показывая и наполняя этим атмосферу городов, в которых они творили.
Поэтому, искусство должно выражать путь личности и если показывать плохие стороны жизни, то обязательно и победу над ними. Часто я вижу обратное, тусклые и депрессивные образы завершенные, а победы над ними нет Это губительно для человека, который это воспринимает, он начинает видеть мир в темных и губительных красках. В жизни много того, что можно назвать плохим, но должно быть и торжество над этим. Когда этого нет, то человек видит разрушение любых ценностей, любой жизненной опоры. Это портит его. Эти процессы мы не остановим, но можем для себя заметить это и отбросить подобные вещи, чтобы они не портили нас. Иногда в целях изучения такие вещи полезны, но только для окрепшего ума.
Проблема становления человека в том, что даже когда ему кажется, что его взгляды зрелые и правильные, жизнь не упустит возможности испытать их. Вас часто будут испытывать за ваши взгляды на вашем жизненном пути, поэтому стойкость и необходима. Жизнь вокруг нас если еще потухло, если мы стойкие и со светлыми головами.
Казалось бы, что цивилизованность общества убирает проблему выживания и борьбы за собственное существование, но на деле, все это переходит в другую форму. Наша жизнь всегда есть и будет некой борьбой. Многие люди, имеющие потенциал к профессионализму, не смогли никак себя реализовать только потому, что не понимали как устроен ход вещей или не хотели понимать. Редко в какую эпоху человечество едино в своем стремлении к развитию и свету, когда карьеризм и показная популярность становятся смешными и обличаются перед лицом настоящих и вечных ценностей.
В племенном обществе был один приятный факт, что в нем, подобно муравьиному, все люди выполняли свою функцию, но эта функция была для них естественной. Человек становился либо воином либо мастером в любом важном деле, но в любом случае, он выполнял свою роль и чувствовал собственное единении со своим племенем.
Современный индивидуализм дает человеку множество всяческих образов, но цель как ему существовать обычно не дает, ссылаясь на то, что это личный выбор каждого. К сожалению, этим пытаются попрать любое мудрое отношение к жизни. В свое время мне повезло, что я увлекся античной литературой и уже иначе относился ко многим вещам, которые современные реалии подают как очень правильные.
Излишний упор на индивидуализм создает барьер между человеком и миром, который его окружает. Это мешает настоящей социализации, которая и была бы основой гармоничного социума. Отрешенность от других людей очень часто заставляет человека искать единение в разных группах людей. Это не всегда положительно. Часто люди не могут найти себя и из-за этого сходят с ума и впадают во всяческое безумство. Ведь настоящая свобода это не просто выбирать между вариантами, но выбирать то, что считаешь верным. А только мудрость может позволить человеку считать нечто верным, а не просто выбирать между разными вещами. Культура должна стремиться не к тому, чтобы развивать темы индивидуализма, скорей искать общие ценности, которые могли бы сблизить людей между собой, сделать их более понятными друг другу. Поскольку именно с понимания одного человека другим начинается взаимная эмпатия.
Эти, казалось бы. очень простые и понятные вещи упускаются из виду. В моде излишнего интеллектуализма это примитивно, а все, что имеет значение как правило сложно и скорее вредно. Многие концепции психологии и философии можно назвать вредными, поскольку они заталкивают человека в еще большее болото сомнений, чем он был для них. Поэтому, культура должна быть простой, но в своей простоте выражать величие и значимость человеческой жизни и борьбу человека с обстоятельствами и пороками, которые неизменны. Я имею ввиду, жажду наживы, славы и всяческих наслаждений, которые делают человека одиноким. Перед такими безмерными желаниями рушатся всяческие институты, построенные на возвышенном стремлении к гармонии и развитию. Поэтому, очень часто говорят, что институт брака уже себя исчерпал, но так происходит со всем, что может продолжать свое существование только на духовных основах как и сам человек. Когда-то, человек стал развиваться и постигать жизнь, дабы ее улучшить во всех смыслах и познать. Это стремление было больше духовным, чем материальным, поскольку в последнем случае оставило бы человека на уровне животного. Именно интерес к сущему делает человека человеком и дает ему право на существование и развитие.
Стремление к комфортной и сытой жизни часто приносят за собой еще более серьезные пороки, в следствии чего человек теряет человеческий облик, становясь частью действительности. Он уже ничего не преодолевает, а только идет по пути, который ему направляет все что угодно, но не он сам. Такие взгляды появились у меня не потому, что это верно и правильно. Сама жизнь поставила мне такие условия, что мне пришлось принять жесткие меры и не идти как вол, которого тащит пахарь, а сомневаться и даже противиться этому.
Родители рисовали передо мной ту картину мира, которую они хотели, но меня влекло к другому. Я даже сам не осознавал, к чему меня влекло больше. Но я понимал, что влечет меня к реализации, к постижению жизни и ее тайн. Они хотели, чтобы я выбрал карьеру, но мне ничего не подходило, что они предлагали. Я не хотел быть юристом или бухгалтером, я не видел себя в куче подобных профессий, которые конечно же были бы очень выгодны. Они настаивали, а я выбирал то, к чему меня влекло и не жалел об этом, хоть и в какой-то момент они перестали мне помогать и я практически остался нищим. Я испытал очень хорошо на себя, что такое нищета, когда приходится голодать и экономить на всем, чтобы продолжать заниматься своими делами.
Меня иногда кормили, но родители уже не вкладывались в меня, готовили они только на себя, а мне оставляли некоторые подачки, если я старался выполнять работу по дому и помогать им по работе, иногда как полноценный работник. Это позволяло мне еле как покупать краски и оплачивать свои нужды, но все же положение было очень жалким. И хоть вскоре оно немного улучшилось, но жить в достатке я не стал и естественно мое отношение к материальным благам сильно изменилось. Я научился пренебрегать этим. Тогда я часто был в унынии, было тяжело. Сейчас я не позволяю себе таких настроений и даже не вижу в них какой-то нужды, это ведь ничего не меняет и не меняло. Я принял для себя, что только убежденность в моих взглядах и целях и вера в них важны, а все остальное уже второстепенно как и сама жизнь, если в ней нет ничего, кроме голого выживания только ради того, чтобы продолжать жить. Имея такие ценности, я пренебрегал голодом, ощущением одиночества и подобными вещами, такими как одежда. У меня не было постоянных друзей и даже времени иногда не хватало на это. Я был посвящен в изучение разных вещей и оттачивание навыков художественного мастерства, читал много поэзии и это скрашивало мое одиночество. Окружающие меня не понимали, а мой внешний вид их вовсе не привлекал. Одет я был достаточно бедно и я редко следил за тем, чтобы ходить в хорошей одежде. На это просто не было денег. Я мог потратить все свои деньги на кисти и краски и остаться голодным, питаясь одними пустыми кашами и супами. Но отчасти я был счастлив, я был полон энтузиазма, посвящал целые дни копированию чужих работ, для того, чтобы тренироваться. Так же, я занимался натурой. В основном, я занимался живописью, но так же я уделял внимание философии и разным наукам, поскольку это было необходимо для полноценного развития.
Однажды я повстречал человека, хорошего парня, вместе с ним мы писали рассказы на разные темы, а потом отправляли друг другу. Этим мы занимались целое лето и меня интересовали в основном эти истории, приключения, которые я сам же придумывал, иногда делая к ним зарисовки. Сейчас я вспоминаю эти наивные вещи с теплотой на душе. Естественно, наши пути разошлись и порой я скучал по своему товарищу. Часто я забрасывал писательство и занимался чем-то совсем другим, иногда более серьезным. Больше всего я тратил времени на живопись и рисунок, но рисовал исключительно так, как мне хотелось видеть самому. Из-за этого было много критики со стороны разных людей, но это не столь важно. Мне часто приходилось через это переступать, что я уже не замечал всяческое неодобрение.
За период школы и училища, в которое я не особо хотел идти, я не встретил почти никого, с кем мог бы общаться. Даже те, кто были отвергнуты всеми за свои странности казались мне скорее чудными, чем интересными. Два года я общался с одним парнем, но за это время менялся только я, а он оставался таким же. Меня удивляло тогда, что люди, даже читающие книги, могут совсем не меняться и оставаться во многих смыслах глупыми и наивными. Я выбрал общаться с ним, а не остальными, только по той причине, что остальные представляли из себя непонятно что. С ними нельзя было поговорить даже на простейшие темы. Девушки из моей группы часто хвалились своими парнями, которые потом заявились на выпускной. Это были неотесанные чистильщики свинарников, не больше. Тогда меня это даже не удивило, но я был молод и заканчивал колледж. Я был рад, что освободился от нужды туда ходить, поскольку положительного оттуда я не вынес ровно ничего.
К тому времени я уже не хотел взаимодействовать с социумом, поскольку уже понимал все прелести бессмысленной и тупой жизни, которую мне обещает такое будущее. Поэтому, когда я поступал в корне противоположно, то не жалел о том, что мог что-то упустить или потерять. Я действовал по принципу истины, а то есть, я делал то, что считал самым правильным и настоящим для себя. Как в отношении людей, так и в отношении любых жизненных ситуаций, я был всегда решительный.
Про психиатрические лечебницы
С психиатрической лечебницей я столкнулся в восемнадцать лет по собственному желанию. Причиной этому было то, что я хотел себя вычеркнуть себя из мира нормальности, которую я не понимал. Я не хотел делать то, что от меня требовали, а требовали многое. Я хотел закосить под безумного, чтобы меня перестали трогать и рассчитывать, как было это ранее. Мои родители не учувствовали в моем развитии, но часто давили на меня, чтобы я чем-то занимался, даже если я этим занимался для себя, то когда уходил они злились. Родители были для меня неким взглядом общества, поскольку что считали они было принято и у большинства других людей. Стоит понимать, что это был протест юного человека, которому ничего не нужно было оттого социума, который предлагал ему судьбу, как у всех остальных. Я мыслил другими категориями. Тогда меня мало интересовала политика и социология, но я понимал, что это не то. По сему, я хотел надеть на себя маску сумасшедшего, чтобы меня не тянули во все стороны, а главное, чтобы никто не испытывал надежд от меня. По воле судьбы, вышло так, что для психиатров я уже был сумасшедший, уже был психически крайне нездоров. То, что я не был частью всего общего, имел странные взгляды, отчасти им они казались мистическим бредом. Мой поступок был похож на поступок солдата, который отрезает себе палец, чтобы не нажимать на курок и никого не убивать. Мне поставили шизофрению так же быстро как я туда пришел. Этим я порвал связи с любой карьерной и нормальной жизнью. Тогда я столкнулся с тем, что мне пришлось заниматься очень тяжелыми работами, а пенсию мне не давали, поскольку для этого нужно отмечаться, а я этого почти не делал. Но я был более рад, чем если бы я сидел в офисе или еще где-нибудь и просидел так всю жизнь. Но мне кажется, что это было очень даже навряд ли.
Я человек, который всегда уважал труд, но поступил таким образом, чтобы мои родители перестали мечтать о том, чтобы я просиживал задницу в кабинете. Они желали мне хорошего, по своему, обывательскому образу, а я делал вызовы судьбе и радовался даже если это было не всегда положительно. Пойти в лечебницу я решил в протест тому, что не смог поступить в академию живописи и не имел таких огромных денег, а другие имели и поступали. Это вызывало у меня горечь и желание протеста против обстоятельств. Поэтому, раз я не смог выбрать, что хотел, то решил и не выбирать ничего. Само время было таким, что мне с моим умом ровным счетом податься было некуда. Заниматься вещами, которые были мне чуждыми я не хотел, я не хотел рисовать популярные картинки на продажу и заниматься любой подобной деятельностью. Вместо этого я выбрал самообразование, а когда совсем не было денег, то я работал грузчиком, разгружал вагоны или месил цемент, чаще в летние месяцы, подрабатывая на стройке.
Психиатры не показались мне интересными, а скорей наивными догматиками советских учебников, парочку из которых и я прочел, но я читал и современную психиатрию и часто удивлялся, когда слышал от человека с большим опытом полную теоретическую отсталость и даже глупость, неразборчивость в выписываемых препаратах. Сама же атмосфера психушки была для меня достаточно потешной, но иногда меня рвало от этого места. Таблетки я не пил, а если и пробовал их, то как правило результат меня разочаровывал. От них хотелось спать, а больше особо ничего не было, кроме подавленности. Так вышло, что учителем работать я не хотел и учиться на учителя не хотел, поскольку это не мое, но мать упорно настаивала, чтобы я все таки закончил учебу. Получалось, что меня ждала практика, а в финансовом плане я полностью зависел от родителей. Я понимал, что учиться там смысла нет. Еще больше, я понимал, что не поступлю туда, куда я хотел, а хотел я в академию, чтобы заниматься там живописью. Когда я узнал, что цена будет настолько большой, что я даже за пять лет не заработаю на все это, то я окончательно перестал желать учиться в том заведении, в котором учился. Практики я не хотел, тем более, тогда я скорей хотел заниматься живописью самостоятельно, искать собственный стиль и почерк. Больших результатов тогда мне давала самостоятельная практика. Когда я брал карандаши или мелки и шел на природу, чтобы делать зарисовки или когда рисовал людей с фотографий. У нас же почти этого не было, на учебе, а было все так устроено, чтобы детей учить черчению, что мне в принципе тогда было не нужно совсем. Практики я не хотел, потому что был тогда особенно нелюдим, поэтому и ринулся в психиатрическую лечебницу. Первое, что мне не понравилось это то, что там на меня смотрели так, будто я совсем идиот и меня жалко им было. В дурку попасть я боялся, а просто ходить к психиатру и избежать практики хотел. Вышло, что чуть позже я все таки попал в дурку, но уже из-за армии. В военкомате меня сразу же определили в дурку, даже не разбирались могу я служить или нет. Если раньше я хотел служить, то теперь уже нет. Я сильно изменился, считал, что это мне ничего уже не даст для и не для чего мне было, я старался больше рисовать и читать, а люди, которые меня окружали, меня подавляли всем своим видом.
На тот момент я оставался физически подготовлен, поскольку часто занимался физической подготовкой, хорошо стрелял из пневматического ружья и имел опыт с огнестрельным и в принципе армии я не боялся, но в моем представлении все выглядело так, что естественно я не особо пожалел, что не попал туда. а попал в психушку.
Вышло так, что меня положили как шизофреника, но должны были положить с другими призывниками, а в итоге положили просто для того, что так принято. Было понятно, что с моим диагнозом я уже не могу служить, но такие традиции. Была уже осень и было достаточно холодно. Когда я туда зашел, то первое, что я почувствовал это запах кислого говна. Мне это не понравилось и я испытывал брезгливость. Мне положили к почти что настоящим бомжам, которые вели себя соответственно. Все, что нужно было от врачей это характеристика того, что я действительно такой. Поэтому меня сразу стали сильно лечить. Возможно, все было именно так, потому что меня считали уклонистом и решили поступить подобным образом. От больших доз другого нейролептика стало всего крутить и я быстро забыл о том, что меня окружает непонятно кто и может меня съесть. Крутить стало все суставы, такое ощущение было, что они выскочат. Я стал кричать и просить санитаров. В итоге, меня стали вязать, то есть привязывали тело бинтами и в таком состояние, когда все тело ломает, было достаточно жутко. Потом их снимали, но если замечали мое беспокойство, то тут же их накладывали. Мне казалось, что у меня ум почернел. Сознание будто бы в одну точку сошло. Я там почти не ел. Иногда ком не подходили ребята и спрашивали сигарет, но у меня их не было. Они это знали и все равно спрашивали.
Потом у меня пропал сон. От нейролептиков я уже не спал, я пожаловался на это. было это зря. Тогда мне прописали аминазин и я уже сам не мог вставать, ползал по стенке. Иногда, когда мне было спокойно, я наблюдал за другими людьми. Читать там я не мог, иногда крутил в голове стишки, которые сам придумывал и песни, которые слышал ранее. Жутко хотелось их послушать, а там ничего нельзя было. С одной стороны у меня должна быть жесткая депрессия, но я был мобилизован всеми силами, что самое интересное, я очень мужественно это принял и ощутил в себе невероятную твердость духа, которую не ощущал в обычных состояниях. Окружали меня люди, которые по своему уровню напоминали даже не зверей, а насекомых. Казалось, что это от постоянного приема огромных доз препаратов, а так же, они почти все были или наркоманы или алкоголи, в общем, они напоминали мне копошащихся хищных зверей. Несмотря на ощущение одиночества, я не стал общаться с ними и сделал отсутствующий вид. Будто меня нет.
Были и интересные личности, чисто внешне, но с ними я тоже не общался. Днем там были постоянные крики, иногда они дрались из-за того, что не поделили что-то между собой. Все, кого можно было назвать адекватными общались мало и тоже делали отсутствующий вид. К тому же, под такими препаратами сложно будет пообщаться. Лично у меня язык сводило так, что я бубнил еле как непонятно что. В один день, уже выпадал снег, пришел врач и сказал, что меня выписывают. Я не поверил в это и за пару месяцев мне казалось, что я останусь тут навечно. Когда через пару дней я вышел, то ощутил некую глубокую радость оттого, что везде шел снег огромными белыми хлопьями. Мне казалось, что это прекрасно. Мне нужно было отмечаться у психиатра. Так же, я съездил с матерью за воеником в военкомат. Эти серые снежные дни казались мне прекрасными, сам не знаю чем, но я ощущал чувство жизни. Вероятно то давление, которое я испытывал в психушке дало о себе знать. Таблетки я не пил. В основном, пить было нечего, там были только от голосов в голове, которых у меня к тому же и не было на тот момент.
Я вернулся на учебу. Я понимал, что теперь меня даже учить не должны, не то, чтобы практику разрешать с детьми, но они на это плюнули, а мать настаивала. Ее не волновало то, что я все равно не смогу нигде толком работать. Она вообще мало разбиралась в таких вопросах.
Тогда в группе я привлекал внимание одной девушки. Скорей как чудак, интересная личность, к тому же у нее был парень. До психушки я общался с ней пару месяцев, но у нее самой поехала крыша. Я даже не знал почему, но обвинили в этом меня и только меня. Была она такой же как они, с такими же интересами, а ко мне ее влек обычный интерес. Все, кто знали что мы общаемся, обвиняли в изменении ее взглядов меня, но они не могли не меняться. Я буквально прожигал как ножом по маслу ее мировоззрение и отношение к окружающему миру, в итоге она стала идти за мной, куда бы я не пошел, но при этом она ничего не понимала, была обычной простушкой, а мои идеи или моя позиция ее почти не касались. В итоге, она тронулась рассудком из-за такой дисгармонии. Потому что нужно быть либо с людьми, либо быть частью таких как, а это почти что нелюдей, меня мало интересовала долгая и счастливая жизнь и старость, тогда я хотел жить быстро и сгорать от такой жизни. Многие свои опасные поступки я совершал как раз в то время и отношение свое показывал открыто и всем. Это желание протеста реальности было выше меня и оно шло из меня с самого детства. Устройство мира я хотел изменить, хотелось, чтобы окружающий мир был иным. Тогда я даже не подразумевал, что хотел и что чувствовал, но у меня был некий образ иного.
В моей жизни было не так много интересных людей. Один такой человек мне встретился в тот период, когда я только начинал изучать разные вещи, интересоваться историей философии и искусства. Тогда я интересовался всем без разбора, что попадалось на глаза. Меня интересовал Бретон, Дадаисты и прочие виды искусства и философии. Если сейчас я большую из того часть считаю дерьмом, то тогда я считал, что это сделает меня интеллектуалом или даже интеллигентом. Тогда я мало понимал кто такие интеллигенты и если бы понимал, то долго бы приходил в себя после такого понимания. Но тогда, именно тот человек показал мне более серьезные представления. Я не помню его имени и даже не знаю, как он выглядит, но всем своим поведением, холодным разъяснением моей муры, которую я восторженно писал и всем остальным, он показывал то, что настоящий разумный человек вовсе и не интеллигент, хоть и имеет развитый вкус и трезвость суждений. Это меня поражало, но одновременно я не понимал его. Я писал ему то, что вычитал у Сартра или Камю или у Эрнста Юнгера, но своих суждений у меня не было, а он мне говорил «сначала перевари это, а потом уже скажи, что думаешь именно ты» этим он меня выбивал из колеи. Молодые девушки или те, с кем я общался мне такого не заявляли, а скорей были заинтересованы, говорили что-то, а я чувствовал себя умником, который считай сам это все и придумал, такой вид я делал и был горд за себя. Этот человек меня поменял и поменял именно этим, он заложил в меня первые ростки настоящего разума и сурового понимания жизни, но в скором времени он ушел, не выдержав моей наивной глупости в отношении многих вещей и моего максимализма, но тогда я все равно многое понял и даже жалел, что у меня был такой вспыльчивый и нетерпимый к критике характер, который, в прочем, свойствен многим юнцам.
За пару тех лет я менялся постепенно, но неуклонно шел к тому, чтобы стать разумнее и умнее, чем я есть. Что-то у меня получалось, а в чем-то я был непонимающим еще долгое время. Самое сильное, что меня меняло в уровне моего понимания жизни это были не сами книги, а жизненный опыт, который я с ними соотносил. Мои первые серьезные трагедии научили меня тому, что нужно все соотносить и доходить до уровня, когда ты понимаешь, что оно именно так. Если я что-то не понимал, то продолжал соотносить мнения и суждения разных вещей с тем, как все это выглядит на опыте других людей или на моем собственном. Это в итоге дало мне некоторую базу, с которой я уже потом смог трезво смотреть на устройство мира в целом. Я не хотел бы никогда, чтобы обо мне думали, что я изначально стал таким, но тем не менее, я бы не хотел, чтобы другие люди платили за этот опыт слишком дорого, а могли бы и принять к сведению то, что я им хочу сказать. Часто жизнь дает нам опыт ценой жизни и молодости, ценой всего хорошего, что могло бы стать, будь человек разумнее и более понимающий то, что он делает. В остальном же, это даже хорошо, что судьба и природа испытывает нас. Это делает нас сильнее и достойнее или мы погибаем, но кто-то в подворотне, а кто-то как настоящий герой, борющийся с превратностями судьбы.
Из других интересных личностей было всего несколько человек, поскольку это было в период от шестнадцати до восемнадцати лет, а дальше я уже менялся так резко, что мне интересным казалось что-то либо недостойное либо я в целом интересовался чем-то иным, но сейчас я говорю о людях, которые интересны и необычно в качественном смысле, а таких было несколько. Был еще Анатолий, он тоже дал достаточно много полезного, но со временем он сам решил успокоиться и стал больше обывателем, чем тем, кем был ранее. Он выбрал тот путь, который не вел его к качественным изменениям, но несмотря на то, что он выбрал государственную службу, он все равно продолжал искать свободы для себя, искал он ее в буддизме, в практиках, но дальше особо не ушел. Я же увлекался подобными вещами в свое время с огромным рвением, но со временем оставил подобные духовные практики, так как мои личные стремления и мое отношения к жизни сделали огромный перевес против внешней мудрости, хоть она была и очень мудрой и логичной.
Я стремился постигать жизнь самостоятельно, я стремился врываться в нее, познавать ее смыслы и я понимал, что жизнь это опасная штука, в этом была единственная ее ценность для меня как отдельной личности. О том, чтобы меня поддерживали другие и у меня появились соратники я даже не рассчитывал. На тот момент мне это было и не нужно.
Я рвался в разные области жизни, даже в те, которые можно назвать негативными и плохими, например я увлекался темной магией и такой же музыкой, особенно в период, когда чувствовал себя достаточно трагично, а подобные мрачные образы меня утешали как и сама философия сатанизма. Я представлял мрачное одиночество в лесах, блуждание по полям и ощущение себя частью чего-то огромного, тогда я очень много времени уделял подобному, но вскоре перешел на сторону темного язычества. Но не сразу, вначале я длительное время изучал оккультные практики, воздействие собственной воли и энергетики на других людей и ситуации. Я сам помню те наивные опыты, когда я пытался воздействовать на тех, кто мне не нравился или был моими врагами. Иногда мне казалось, что я действительно как-то влияю на них, но это были несерьезные опыты и я мало что понимал в оккультизме. Да и в целом, со временем мне было сложно ассоциироваться с популярным образом дьявола и сатаны, который никак не сходился с моими образами о некой темной составляющей жизни.Поэтому, со временем я ушел в темное скандинавское язычество и сейчас являюсь скорее язычником, чем кем-то еще, поскольку стал им со временем и пришел к этому путем собственного опыта. Тем не менее, образы темной магии и демонологии до сих пор привлекают мое внимание и достойны изучения. В общем, я достаточно быстро перешел на такой уровень. Для меня много значили те ощущения, которые я получал, когда я бродил по лесу или по заброшенным местам, где редко бывают люди. В то время мне было сложно находиться даже поблизости с людьми, я чувствовал их энергетику их удивление мне или интерес и мне это достаточно сильно не нравилось и мешало чувствовать себя спокойно и сосредоточено на своих внутренних ощущениях. Меня радовали старые раскачивающие от ветра деревья и то состояние, в котором находилась природа не тронутая человеком.
Я разводил костры и долгое время проводил наедине со своими мыслями. Тогда я часто представлял себе образы старшей и младшей Эдды, которую тогда время от времени читал.
Иногда я размышлял о викингах и боге Вотане. Это заряжало меня энергией и давало мне сил и мужества в своих делах. Поэтому, я уже тогда очень ценил эти героические образы.
Германские образы силы и мужества нравились мне не меньше, чем римские. Но они были конечно иные. Я восхищался, когда читал про Арминия или Видукинда.
В лесу я часто думал о смерти и о свое жизни. Это хорошее место для того, чтобы поразмыслить и ощутить свою связь с природой.
Часто я смотрел в свое будущее и видел его в достаточно светлых красках, возможно из-за своей юности, поскольку со временем я стал смотреть более сурово на то, кем я являюсь и что может быть со мной в будущем, смерти я тогда возможно и боялся, но уж точно мало о ней думал в то время это было нечто вроде некой романтики, мне это даже нравилось. Но со временем жизнь меня испытала многими вещами.
Начиная с конца учебы мне пришлось столкнуться со многими проблемами, которые было невозможно решить из-за их характера, особенно если они были нереальные, а скорей связаны с моим воображением и тревожностью, вызванной физическими недомоганиями. Но иногда был сильный просвет. Я вдохновлялся воинами эйнхерии, викингами и мой дух становился стальным и яростным. В таком состоянии я чувствовал себя намного лучше, оно выбивало меня из русла оыбчной жизни. Образ Одина скачущего на слейпнире, валькирий. Все это было сильным для меня и сильно влияло на мое мировоззрение и мой дух. Мне был чужд сухой материализм и я считал, что жизнь этим не исчерпывается.
Полноту жизни я искал в ином, в высшем что-то, меня никогда не тянуло к извращениям и поиску удовольствий гедонистического характера. Все, что я на себе испытывал это был внутренний поиск, а не желание получить удовольствие на физическом низшем плане.
Мне стоит затронуть часть собственного мировоззрения в отношении общества, взгляда, который выработался уже давно. На уроке обществознания на третьем курсе, а я редко эти уроки посещал. на них часто давали возможность нечто обсудить. Когда пошел вопрос о усилении военной мощи, то однокурсницы стали нести гуманистическую околесицу про то, что в мире все должны дружить и учитель соглашался. Один я сказал, что я за державность, за государственную мощь и вообще за патриархальное устройство государство, чем вывел их из себя. Мне начали говорить, что я жестокий, а мои доводы про то, что земля, на которой они родились, досталась ценой крови и войн, а сейчас они пытаются мне доказать, что я жестокий, пользуясь всем, чего могло у них и не быть. Я вывел их из себя. Я обычно молчал, поскольку бисер метать не любил, но иногда от переизбытка сердца я говорил некоторые вещи, которые им не нравились, но сказать они ничего не могли и только злились. Та же учительница вела обществознание только по той причине, что вести его намного легче чем математику. Из ряда вон плохо она это делала. Мне не нравилось, что мне нужно было посещать эти занятия и выполнить свой долг перед матерью, то есть закончить учебу, что я потом и сделал, потому что уважал и ценил своих родителей и не брал в расчет их непонимание многих вещей. на себя я смотрел как на человека, который мог умереть пару лет назад и что изменило мою психику, так это самоубийственная потеря смысла жизни, а затем после этой долгой и холодной ночи произошел солнечный рассвет во всей своей огромной мощи.
Были периоды, когда все мое окружение прогибалось под моей мощью и даже деструктивно действовало в свою же сторону. Эти моменты мне нравятся, тем, что они доказывают философию духа, над материальным. Естественно, я был за то, чтобы воспитание социума шло в таком ключе, то есть, в ключе спартанства, мужества, ощущение себя частью великой родины. Это я противопоставляю индивидуализму, и либерализму, который мало общего имеет с патриотизмом. Для меня человек обязан быть частью собственного общества, в итоге все должны прийти к тому, чтобы улучшать свое общество своими делами, своим трудом и трудом остальных. Все должны согласиться, что общее благо это не какое-то размытое счастье, а то чего можно достичь, если трудиться и чем больше людей будут самоотверженно делать вклад в собственную культуру, тем она скорее воспрянет духом. Мы должны быть подобны муравьям, которые строят муравейник и исполняют свой долг, потому что это их жизнь. Мои однокурсники все были индивидуалистами в последней стадии эгоизма, их волновало только свое, а на людей, которые их окружают им было все равно. Это был бесплодный индивидуализм, который был индивидуальностью выбирать что угодно, даже если это плохо, главное, чтобы ты не мешал другому такому же индивидуалисту выбирать, даже если это выбор калечить себя и вообще вершить нехорошие вещи. Я считаю, что личность человека должна строиться на идеях, связанных с природой и стойких идеалах, в которых нужно защищать и любить своих ближних и видеть их не только в узком кругу, но чтобы человека волновало все общество в целом. Чем меньше таких людей, тем хуже всем и таким, кто не знает, стоит ли ему задумываться о других или предпочти полное отсечение себя от остальных, что обычно не происходит. Обычно человек старается держать контакт с общество, но при этом не имеет и духу какой либо ответственности за себя и других.
Когда я учился, то жил дома, большинство же жили в общагах. Часто я слышал оттуда истории достаточно развращенного характера, что меня удивляло. Даже в меру нравственный человек там со временем приобретал новые качества, свойственные негативному большинству, чем положительному меньшинству, к которым стремился ранее.
Люди портились буквально на глазах, что меня расстраивало, ведь даже девушка, с которой я общался на первом курсе к третьему уже жутко попортилась и стала частью остальных. Она сама отказалась от моей помощи, а я, имея к ней симпатию, все же решил не трогать ее и не вытягивать из окружения хабальных подружек.
Воспитание очень важно, именно воспитание, которое должно быть общественным делом. Воспитание дает главное понимание, способен ли человек принять воспитанность в нужном ключе, а если нет, то он необучаемый в принципе.
Об этом впервые я задумался когда читал Платона "Государство" . Именно с него я обратил внимание на то, что в обществе должна быть гармония и полезность каждого человека в его деле. Польза каждого человека важна для общего блага, поскольку это справедливое отношение между людьми, живущими в одном поле зрения.
На учебе у меня был знакомый, но никогда не друг, с которым мы часто спорили насчет людей. Он был религиозен, но людей терпеть не мог, все время чувствовал свою элитарность по отношению к остальным, а когда я ему говорил, что его отношение к себе зависит от них, то он злился.
Я говорил, что ему они только и нужны, чтобы себя чувствовать элитным, а без них ты говно.
Понимание культуры у меня было и остается совсем иным, чем у остальных. Я всегда считал, что культура должна быть проявлением народа, выражать его волю, выражать трезвые взгляды, поэтому на искусство у меня появился двоякий взгляд. Я не могу уважать человека за то, что он просто начитанный и много знает, если он непродуктивен в собственной жизни. Книги нужно читать так, чтобы получить максимальную пользу для своего мировоззрения, а никак не для того, чтобы гордиться тонной прочитанного материала, но при этом быть наивно глупым и гордым, мнить себя интеллектуалом, а на деле являясь носителем отдаленных не связанных между собой идей.
От такого я отучился еще в юности. Человек должен знать свое дело, добиваться в нем профессионализма и стараться быть полезным, а уже потом он может позволить себе и эстетическое развитие, которое тоже важно, но не должно становиться основной целью и конечной. Бесплодно одним словом.
Часто такие интеллектуалы обвиняют меня в том, что я глуп и необразован, но мне остается только улыбаться им в ответ, поскольку знания, оторванные от жизни делают их в их же глазах кем угодно, но только не разумными людьми. Когда я начал заниматься живописью, то целью своей ставил не достижения славы, а возможность делать полезное другим людям. Чтобы моя живопись толкала их к светлым мыслям или мрачным, если того требует мысль.
Развитие эстетического воспитания должно взять на себя ношу куда более конкретную, чем просто уроки пения и изо. Дети должны расти на музыке и образах, которые были бы позитивны и с детства приучали у детей неприятие негативных вещей в искусстве, негативных образов, которые несут в себе поведение расчетливости, стяжательства и прочих непотребств.
Нужно закалять себя и отринуть всякое стремление к материальному переизбытку. Человек должен ставить вопрос материальный ниже вопроса духовного, но при этом он должен иметь все необходимое, чтобы ощущать безопасность и защищенность. Стремление к обогащение уничтожает все иные стремления и поглощает их как черная дыра. Искусство должно носить цель воспитания человека, а не развлечений. Видеть в жизни череду препятствий и борьбу, значит не думать о собственном комфорте и не идти поводу у собственной лени и слабости, а каждый день работать над собой и трудиться. И отдыхать после хорошей работы, получая удовольствие от этого. Люди должны видеть в своей работе более важную и идейную цель, чем просто возможность существовать.
Перед человеком должна быть открыта дорога к развитию, кем бы он ни был и в каком сословии не состоял, если у него есть задатки профессионализма, то все дороги должны быть открыты такому человеку.
Я сам испытал на себе недоступность образования для себя, чем был огорчен. Я сам понимаю как сложно человеку пробиться, имея даже светлый ум и способности.
Культура прислуживает массам, а не воспитывает их, поэтому человек должен выбрать, воспитывать или подчиняться. Второе обычно уничтожает всякую возможность творить нечто новое и интересное, что мало кому интересно.
Особая проблема стоит в конкуренции, где методы далеко не всегда чисты и разумны. Занятая ниша, даже если она совсем уже ничего не говорит умного, все равно никогда не даст возможности другим, возможно более талантливым людям действовать.
Свобода действий кажется немного смешной, если задуматься о том, что все, что можно выбирать изначально одно и тоже, человеку никто ничего не навязывает хорошего, но вместо этого человеку разрешено потреблять все, что угодно и хорошее и плохо, правда хорошего мало. Я удивлялся многим девушкам, что курить и выпивать они стали из-за романтизации образа. Поэтому, это важный вопрос. Если человека не воспитывать, то человек сам не воспитается, скорей будет метаться из-за пустоты, которая вызвана отсутствием ориентира в жизни.
Я лично влиял на многих людей, с которыми общался. Старался привить им желание размышлять и хороший вкус в музыке и живописи и они сильно менялись, если были восприимчивы. В их головах появлялись новые образы, стремления. такое же было со мной, когда я читал Ницше и ощущал эту духовную реальность, которой не было ранее, особенно в бытовой жизни.
Я пытался пропихнуть свой сборник стихов в разные конторы печати, но у меня мало что выходило. В книжный магазинах я видел много бездарной литературы, особенно современной, из-за чего мне казалось, что мне ничего не стоит себя издать, но на деле оказалось все это очень сложным и у меня не было имени. До этого я издавался только в детстве несколько раз в детских газетенках и вообще не думал, что такое желание появится в будущем, но оно появилось. Однажды я пришел на прием к одному директору одного местного издательства, он сказал, что прочел несколько моих вершей и что они неплохие, но сейчас это мало кому нужно. Вот если бы это была книга по фантастике или детектив, то да, а стихи человека без имени мало кому нужны. Он привел мне несколько фамилий стариков, которые еще с советских времен издают свои поганенькие стишки как неких великих апологетов искусства. И быстро со мной попрощался. Я вышел в негодовании, но понимал, что это вполне ожидаемо. Так мой сборник стихов нашел свою участь на сайте, куда графоманы изливали свои стихи каждодневно. Я зашел в местный книжный магазин в отдел современной литературы и там было много поэтов и прочей ерунды, там не было места моей книге, с другой стороны там бы я и не хотел, чтобы она находилась. Как сделать себе имя я не знал, но путь в издательства был еще закрыт.
Я знал несколько поэтов графоманов, которые писали свои стихи каждый день. Такой была некая дама с фамилией на букву А. Ее стихи были ужасны и примитивны, но их она штамповала со скоростью конвейера на заводе консервной продукции. Посвящены они были все ее нелегкой, но примитивной судьбе. Меня от нее воротило, а больше оттого, что толпа ей восхищалась.
Я часто сталкивался с подобными явлениями везде, где пытался как-то реализовать себя. Мало кому было нужно то, во что я хотел посвятить людей. Люди любили то, что максимально примитивно и раскрывает самые низменные чувства людей. Эти стихи напоминали мне эмоции обиженного ребенка, который отказался от конфеты, когда всем раздавали и другие дети их брали, а потом когда остался без конфеты обижается что никто не настоял, чтобы он ее взял и поэтому теперь обиженный ребенок ноет и сучит кулаками.
Свои стихи я тогда выложил на не самом лучшем сайте, но подумал, пускай уж так, чем лежать им в столе. Да и возможно их никогда бы и не напечатали. С такими мыслями я часто бродил по городу. Иногда я забредал в разные магазины со старой литературой, что-то вроде комиссионного магазина для книг. Я там находил иногда нечто интересное. Я любил приобретать книги, хоть у меня было недостаточно средств на жизнь. мне нравилось держать их в руках, читать, я любил старину.
Меня восстановили на учебе и я начал снова туда ходить. Меня окружали веселые первокурсники, от которых я отличался замкнутостью и жесткостью во всем теле. Они были веселые и только начинали свой путь во взрослую жизнь, а мне мой путь казался тогда почти пройденным, я чувствовал себя уже старым и мало на что годным при сложившейся ситуации. На занятиях я почти все время был погружен в себя или смотрел в окно, ходил только для того, чтобы мать подкидывала мне денег, так как сил идти работать и в целом саму работу я тогда не находил и не искал.
Со мной сначала пытались общаться, но потом отстали и мало разговаривали, только иногда меня спрашивали про расписание или задания, но я пожимал плечами. Тогда я думал о том, чтобы написать книгу о человеке, которого постигли страдания, в его жизнь ворвались демонические существа и стали ее разрушать, а он всячески пытался бы с ними справиться. На учебе я думал о сюжете этой книги, но писать ее не начинал. В основном из под моей руки выходили скудные рассказы, небольшие стихи. Отсидев учебу, я вышел и пошел за своей клетчатой курткой, которая была старая и советская и выделялась этим, но я упорно ее носил, поскольку мне не зачем было стремиться быть опрятным и ухоженным. Я вызывал у людей непонимание и насмешки, иногда отвращение, но одной девушке я сразу понравился. Она стала подходить ко мне, спрашивать чем я занят или что я делаю. Я охотно отвечал ей на это, но у нее был парень, как только он приходил, то она убегала к нему и они потом долго обнимались. Парень этот был популярный среди девушек. Мне он казался зазнавшимся идиотом, поскольку он мало чего умного делал, а улыбаться и бегать за бабами ума большого не надо, мне было даже противно общаться на те темы, которые их интересовали. Они не знали, что я в общей сложности почти два года пролежал в психиатрической лечебнице, но чувствовали, что от меня таким прямо прет. Они не могли сказать, зона это была или дурка, но я выглядел и так и сяк, единственное, что я начал отпускать волосы и мое бледное лицо стало приобретать более величественный вид, но суровость и лишения, а так же нервная болезнь говорили обо мне больше. чем я сам.
Я часто пропускал, но старался посещать уроки живописи и рисунка, поскольку это еще интересовало меня, но я часто думал о том, что могу потерять интерес и к этому и тогда в моем распоряжении осталась бы только петля и мыло, но я отбрасывал эти мысли. Я думал, что нужно продолжать заниматься чем-то, что рассвет даже после очень черной ночи все равно яркий и даже более желанный, чем после ясного неба.
Со временем та девушка стала мне нравится, но я не мог вмешиваться в ее жизнь, поскольку ее избранник был другой человек, и хоть я считал его недостойным, но более недостойным для себя я считал отбивать девушек, даже которые мне интересны.
Но она все чаще ко мне подходила и спрашивала у меня что угодно, в итоге от недостатка женского внимания и того факта, что я лично в то время такого внимания избегал я начал слишком чувствительно воспринимать ее общение и часто начал думать о ней и о той несправедливости, которая связала меня и ее и ее парня и что мы все учимся на одном курсе, хоть это был и второй курс. Так много девушек без парней, а меня угораздило вляпаться в эту ситуацию.
Я боялся выдать свои чувства и не хотел, чтобы случилась неловкая ситуация, но чем больше я старался уходить, тем сильнее меня влекло к ней. И тут я слетел с катушек. На занятия не пошел, но ждал в коридоре пока она выйдет, чтобы просто следить за ней взглядом. Я часто так делал, но разговаривать сам не шел и вообще не желал даже идти на такой шаг. Хуже всего ее стало тогда, когда ее парень начал со мной общаться, спрашивать не хочу ли я с ним работать или поехать в деревню вместе с ним? Говорил, что собирает людей для каких-то дел и что я тоже могу присоединиться. Я понял, что он набивается ко мне в друзья, а я тут собираюсь его девушку увести и мне стало неприятно. Я холодно отвечал ему, что у меня мало интереса к подобным вещам и он отстал.
В общем, я начал загораться внутренне без всяких антидепрессантов. Я ощутил смысл существовать, развивать свои навыки, я думал, что все это идет для того, чтобы в итоге я был вместе с ней и я хотел доказать ей и всем другим, что я чего-то стою и это вызывало во мне жгучий азарт и интерес ко всему, за что я брался. Иногда это состояние разбавлялось чувством горечи, когда я видел, что он всячески ее обнимает и даже не стыдится никого и ничего, но когда она подходила ко мне и задавала вопрос почему я грустный, то я сразу оживал во всех смыслах. Это были качели настроения, которые иногда вводили меня в очень черное настроение и я шел домой со страшной ломкой, мне жутко хотелось быть рядом с ней и иногда это состояние усиливалось. Удивительно то, что я почти не употреблял алкоголь, много рисовал, часто делал копии разных художников и даже посещал все занятия в течении семестра, но с ней я так и не сближался. У меня появился товарищ, который тоже мало с кем контактировал, но в отличии от меня он учился хорошо по всем предметам и был очень примерный. Мы часто обсуждали философские вопросы, книги и фильмы, которые он и я умудрился читать. Мне было интересно с ним, но в отношении духовных вопросов мы отличались. Я был хаотичный и делал судьбе вызов, а он был спокойный и упорядоченный. Это замечалось во всем, что мы делали. Иногда он обижался на меня из-за моей импульсивности, но все равно общался, поскольку кроме меня там было некого, кто мог бы слушать его странные и мистические монологи о судьбе вселенной.
Мы вместе ходили пить чай в столовую. Однажды я проговорился и мне пришлось рассказать о своих чувствах к некой Алисе. Он тут же взмутился так у нее же паренью Я кивнул головой. Тут же он поправил себя тем, что часто замечал, что она подходит ко мне. Я спросил, что мне делать с этим, а он мне ответил, что время все покажет. Я согласился.
Он был неплохой товарищ, но я мало его ценил. Тогда я критиковал его, а сейчас бы сказал, что это разумный человек и твердый в своих убеждениях. Подходил конец семестра и наступали новогодние праздники. Я доздавал хвосты и даже один раз ее увидел вместе со своим парнем. Я был немного опечален этим, но тут же почувствовал себя хорошо. Я доздал предметы и был свободен до середины следующего месяца. Дома я продолжал рисовать. Мои интересы скакали от Ротко до советских авангардистов. Так же, меня увлекло киноискусство и я сам пытался снимать несколько короткометражек, где сам был в главной роли. У меня была старая плохенькая камера, но мне ее хватало. Я использовал ее как фотоаппарат и как камеру для съемки.
За пару дней до нового года я гулял по торговому центру, встречал глазами пары, которые готовились вместе встречать этот праздник и я испытывал чувство скорби и одиночество. Домой вернулся в тех же чувствах и лег спать. Новый год я отмечал неохотно, настроения особо не было, пол дня читал книжку какого-то искусствоведа, а потом родители позвали наряжать елку. В этот день на меня никто не ругался и не шипел я был рад тому, что все так умиротворенно. Живопись давала мне просвет, который был лучшей отдушиной тогда. Правда в то время я рисовал вазы, башмаки и прочее непотребство, чтобы лучше понимать основы живописи и рисунка. Иногда я заходил на публичные страницы, где люди рисовали не самые лучшие вещи, но тогда мне казалось, что это здорово и это искусство и я сам хотел делать подобный авангард. В это время я очень мало писать стихов, почти не писал рассказы, хотя когда учился и испытывал сильные чувства к той Алисе, то писал очень много, но все это разве что выкладывалось на архивный сайт для разных текстов и на мою страницу, на которой я иногда вел переписки с разными людьми, другими художниками и девушками, но взаимного интереса не было ни у меня ни у них. Это было просто тем, что меня отвлекало. Вместе с родителями я выпил пару рюмок вина и шампанского и опьянел. Пьяный я был веселый и разговорчивый, но вскоре мне стало не по себе и я лег спать.
В зимние каникулы я почти безвылазно занимался живописью, был возбужден достаточно сильно. Спал днем, а ночью рисовал. Иногда на фон включал фильмы или музыку, чтобы это немного отвлекало меня от мыслей об одиночестве и создавало иллюзию людности. Было уж слишком тихо в моей комнате.
Вернулся на учебу со странными чувствами. Мне и не хотелось и хотелось. Как встретил Алису сразу испытал ощущение старой боли и чувств. Ко мне подошел друг и спросил почему я грустный и как я отдохнул. Я сказал ему, что не очень, только рисовал. Он в свою очередь похвалился, что ездил в горы и катался на лыжах. Меня это мало интересовало, но я все равно сказал, что это было замечательно.
Алиса сидела с подружками и рассказывала как они гуляли с парнем, ходили на елку и встречали салют, как встречали новый год. Я слушал краем уха и меня накапливались негативные эмоции и чувство зависти ее парню. Я все это в себе начал подавлять.
Но все равно расчувствовался, но решил сделать вид, что читаю книгу, которую с собой часто носил и читал в свободное время. Это были рассказы Эдгара По, которые мне тогда сильно нравились, хоть изначально я читал его стихи.
Меня отвлек сильный звук, который издал ее парень, когда ворвался в класс. Он начал шумно делиться какими-то эмоциями и позвал девушек пойти с ним курить за угод здания, в котором мы учились. Я был вне себя от злости. И этот человек достоин той девушки, которая вызывает во мне столько смешанных чувств.
Теперь уже я не был вдохновлен, а был измотан. Все отзывалось болью. Я стал снова пропускать занятия, стал чаще пить и слушать депрессивную музыку, которая усиливала мои и без того сильные переживания.
Вместо учебы я снова пошел в промышленную зону, открыл бутылку вина и стал просто стоять на недостроенном здании. Оттуда было хорошо видно город и там никого не было. Я бродил там часами и меня никто не трогал. Я стал раздражительнее. Часто стал грубо отвечать учителям на их претензии по поводу того, что я не хотел. В моем сердце поселились демоны, которых я вызвал собственными переживаниями. Эти демоны были мне как друзья, я не чувствовал себя одиноко, хоть и испытывал мрачняк и нечто похожее на ощущение адского пламени. Часто в моих стихах стали появляться темные образы, в моих рисунках чудовища и страдания, а в рассказах демонические сущности. Я стал часто пытаться разговаривать с демонами, просить их наделить меня силой и мне казалось, что от меня исходит черное излучение.
В эту весну я сошел с ума, но виду не подавал. Единственное, что могло выдать меня это неопрятность, дикий взгляд на бледном лице и неспокойная мимика.
Однажды я сидел уже пьяный на стройке, допивал дешевое вино и мне показалось, что ко мне кто-то подошел. Я не знал кто это, потому что никого не было, меня никто не окружал. Мысленно я начал вслушиваться, мне кто-то говорил, что он демон и он может наделить меня силой. Потом это прошло, но это надолго осталось в моих мыслях. После этого я пытался снять фильм о своей жизни, но вышло нечто непонятное и странное. Почти музыку всю я выбрал из тяжелых металлических композиций и выкручивал цвета на картинке. Пытался донести через него свою мрачную философию и свое виденье мира, в котором я был чужой и странный, а весь мир даже не был частью меня. В то время я отошел от светлых языческих образов и мои образы стали скорее темными и даже сатанинскими. Я сам не верил в то, что могли случиться такие изменения. Когда ко мне подходила та девушка, то я был любезен и говорил хорошие вещи, но ее настораживало то, что я такой какой-то странный для нее. Вся остальная группа и вовсе перестала со мной общаться, я начал их отталкивать и только иногда я общался с тем другом, который тоже был обеспокоен мной. Дома я вытворял с собой странные вещи, иногда я пытался совершать разные ритуалы с использованием собственной крови. Я делал надрез на руке и выпускал пару капель. Когда я поднял рукав кофты, то друг был сильно напуган тем, что увидел множество маленьких розовых шрамов. Я только посмеялся и сказал, что я не суицидник а это все для дела. Он мне ответил, что я играю с плохими вещами и до добра они меня не доведут. Я вздохнул и ответил, что какое мне добро, когда девушка которую я люблю с другим. Он усмехнулся. В то время я снова сел за повесть и хотел написать о жизни кочегара на заводе, у которого поехала крыша и он начал убивать. Я приходил домой и подолгу описывал сцены убийств и мрачных похождений. Мне казалось, что это не я пишу, а некая сила выходит через меня. С большим трудом я закончил семестр и посвятил себя изучению разных темных вещей, книг и даже фильмов, которые затрагивали подобные темы. лето было депрессивным. Иногда я вспоминал об Алисе, рисовал ее, но связаться с ней отказывал себе. Слушал тогда норвежский черный метал, мне нравился мейхем и подобные группы, но больше всего нравилась история жизни Дэда, который свет счеты с жизнью в двадцать один год.
У меня тогда был друг, сосед, с которым мы общались с десяти лет. Он работал на заводе, но вот уволился и мы вместе часто стали посещать всякие леса кладбища, я часто много рассказывал ему о своих темных представлениях. Я говорил о том, что все вышло из хаоса, все имеет темное начало, а свет только освященная часть порядка, но весь порядок это всего лишь отдельная часть хаоса и мы все принадлежим бездне. Он с радостью слушал все мои непонятные рассказы, мы часто употребляли алкоголь и слушали тяжелую музыку, а иногда и легкую, но мрачняк нагоняла самая тяжелая музыка из недр ада. Нам так казалось.
В начале лета у нас был пленер. Мы с однокурсниками поехали в парк, который находился в соседнем от учебы месте. Я часто наблюдал за Алисой. Нас просили рисовать разные деревья, скамейки и вообще все, что в этом парке было, чтобы это все сдать. Не скажу, что мне это нравилось. Я чувствовал себя истощенным и думал о том, что Алиса скорей причиняет мне боль, чем радость. Когда я все дорисовал, то был рад, что меньше буду сталкиваться с ней и ее парнем. Хотя и получилось так, что я он и она и еще несколько ребят шли домой из парка, они шутили и разговаривали, а я молча шел только ради того, чтобы еще раз пройтись с ней рядом.
Тьма меня поглощала, я даже свои чувства воспринимал как-то по темному. Часто возникали суицидальные желания, с которыми сложно было бороться. Я даже говорил себе, что тьма ведет меня за собой. Я стал агрессивным и раздражительным. Чувства к девушке ушли на второй план. Почти все лето я редко выбирался из дома, часто пил, иногда ходил на заброшку или в ближайший лес и жег костры. Часто я читал разные молитвы демонам и дьяволу. Иногда я чувствовал, что полностью становлюсь частью этой силы, которая была непонятным драйвом для меня. Она меняла меня под себя. Это было заметно даже для других людей. Я стал мало есть, читал соответствующую литературу. нашел тогда несколько книг, в которых было множество сатанинских текстов и писаний, которые будоражили мое сознание. Часто я уходил в черную печаль, а в итоге я решил временно запереться и писал свои собственные мрачные стихи. Я посвящал их птицам, стихиям и чудовищам, но все это было в тонах дьявольской романтики. Часами я общался с духами, которых ощущал и кормил собственной кровью, энергетикой, которую она излучала, но меня самого питала некая более страшная энергия. Мне казалось, что мне подвластно все, что я пожелаю, что я могу чувствовать людей и при желании делать с ними все, что захочу. Тогда я был фанатик собственных взглядов. О девушке этой я даже не думал. Вместо этого написал другой, которая казалась мне готической. Она достаточно сильно заинтересовалась мной и мы обменивались своими мрачноватыми соображениями о жизни несколько дней, пока она не предложила встретиться. Встретились мы в ее районе, я надел все черное, она тоже. Когда мы встретились, она немного стеснялась, но у нее уже было вино. Я же в свою очередь купил водку и сказал, что это самый дьявольский напиток, от других у меня не едет крыша и мы посмеялись.
Она была достаточно мрачной особой, бледная и странная. ее отец спился от водки, а мать все время уделяла отчиму, поэтому она стала такой. Мне сказать про себя было нечего, про неразделенные чувства я не говорил. мы много говорили о смерти, о людях и я даже прочел ей несколько своих мрачных стихов, а она мне показала свой дневник. Там были надписи, которая она писала собственной кровью. Меня это не удивило и я показал ей руку, которая была вся в ожогах и порезах.
Я не заметил, как к нам подошли два парня. Один представился и стал спрашивать, есть ли у меня позвонить, а другой стоял рядом. Я твердо ответил, что нет. Тогда он начал до меня приставать, что я что-то за собой чувствую и что он видит я недобро настроен. Я был пьян и полез в драку, нанес ему удар по голове, после чего он кинулся меня бороть, я успел еще несколько раз нанести удары ему рукой по голове и вырвался. Второй замахивался на меня ногой, но я успел достать свой выкидной ножик и саданул им ему по плечу, он завыл, я кинулся к второму, но тот уже побежал. Второй бежал за ним, держась за руку. Девушка сидела испуганная, у меня была небольшая ссадина у рта. Все, что она спросила, это не боялся ли я что они меня убьют, а я сказал, что смерти не боюсь, но нам пора отсюда сваливать, могут прийти с другими или вызвать кого-нибудь. Мы забрали алкоголь и пошли к ней домой, чтобы отсидеться. Это была многоэтажка, мы поднялись на четвертый этаж и зашли в тесный коридор. Я снял свои солдатские ботинки и зашел. Она продолжала рассказывать о том, что подобные люди уже нападали на нее, что ее один раз протащили за волосы, а я смотрел на нее пьяными глазами и восхищался, сам не знаю чем. Она полезла ко мне обниматься, но я не особо противился этому. Она была среднего телосложения, у нее не было большой груди, но было симпатичное лицо, такое готическое, что мне тогда и понравилось в ней.
У нее возвращался с работы отчим, поэтому я ушел за час до этого, хотя она просила остаться, я сказал, что у нее могут быть проблемы из-за пьяного патлатого мужика у себя дома. Я попрощался с ней и ушел.
Домой я шел в смешанных настроениях. Она была неплохой, но тут же у меня в голове возникали старые неразделенные чувства и я испытывал некую горечь вокруг всего этого. Мы еще общались несколько раз, но протрезвев, она видимо постеснялась своих пьяных чувств и стала холодно отвечать. Я не стал настаивать на том, чтобы мы продолжали общение. Лето кончалась и начиналась учеба. Когда я пришел, то все удивились моей бледности и одна девушка даже сказала, что от меня пахнет чем-то ужасным. Я только посмеялся. Это все было, потому что я притащил домой полуразложившуюся кошку и долго на нее наблюдал, как в свое время делал Дэд с воронами. Хотелось ощутить запах смерти. Но пропахли все мои вещи, а поступки, которые я совершал, я не мог на них ответить адекватно. Иногда я подолгу слушал депрессивную музыку, а потом у меня было желание себя поранить. Иногда я доходил до истерик, но с родителями был осторожен и не появлялся им на глаза пьяным, поэтому в психиатрическую клинику меня не отправили. Я всячески вел себя опасно. Часто вступал в драки, которые можно было избежать, стоял на краю моста и долго всматривался в воду, которая плыла быстрым течением, переходил дорогу перед автомобилем, который мчался на всей скорости, один раз меня шаркнул автомобиль и меня отнесло, выбежал перепуганный водитель и обматерил меня. В общем, я был очень легкомысленным.
Когда я зашел в класс, то она сидела со своим парнем и подругой. Я прошел и сел недалеко от них. Я чувствовал себя мерзко, от меня пахло трупами и под моими ногтями была земля с кладбища, из-за того, что я там спал всю ночь очень пьяный и наутро еле вышел оттуда с больной головой.
На учебу я пришел только ради того, чтобы ее увидеть. Иначе я бы там и не оказался. Я всех смущал. Мне даже сказали, чтобы я умылся, но она вступилась за меня. Меня это удивило. Она сказала, чтобы от меня отстали и что я на своей волне. Меня будто пнули по голове, я не могу описать тех эмоций.
Я это принял. Через пару дней со мной стала общаться ее подруга. Спрашивала разные вещи, но я отвечал односложно. Она решила добавить меня в социальной сети и я сказал, что сам ее найду. Я давно следил за всеми однокурсниками и для меня это было несложно. Когда я добавил эту подругу, то заодно добавил и Алису. Сильно волновался, но решил, что так будет не очень ясно, какие у меня намерения. Она написала мне первая. Спросила почему у меня здесь смешная фамилия, я ответил, что так захотел. Как ни странно, но она сама стала мне писать. Но иногда я смущался, когда она заговаривала о парне. На учебе мы только здоровались и перебрасывались парой фраз, но дома мы постоянно переписывались, конечно если она гуляла с парнем, то она не заходила, но каждый вечер очень много писала мне. Ее немного отпугивал мой стиль общения, я казался ей жестким, но видимо это и тянуло ее ко мне. Со временем она стала все больше жаловаться мне на атмосферу на учебе, говорить о том, что она душная. Один раз девушки с учебы, одни из самых развязных стали обсуждать интимные вопросы на весь класс. Обычно я почти никогда не находился на учебе в классе, если было свободное время и преподавателя не было, но из-за Алисы я был там. Мне нравилось ее физическое окружение, но остальное до сих пор вызывало отвращение. Ее так же продолжал забирать парень, он приходил за ней даже когда сам пропускал занятия и тем самым у меня не удавалось с ней пройтись и поговорить. Один раз я сидел со своим товарищем и она подошла к нам и разговорилась, я понял, что так ее меньше заподозрят. Парня она не хотела бросать и не хотела себе признаваться, что уже глубоко вляпалась и духовно больше со мной, чем с кем-то иным. мы много общались и она стала часто так к нам подходить. Один раз мы все шли домой и провожали ее через вокзал. В тот момент я стал радостнее и даже повеселел. Но иногда на меня находили черные мысли, что она все же не со мной. Я начал постепенно ей намекать на это. Намеки делал разные, говорил, что она мне не безразлична. Она это понимала хорошо и мы уже заговорили на прямую, она говорила, что не может, а я в свою очередь сказал, что тоже не могу иначе. В итоге, я перестал ей писать. Перед учебой напился. Пришел и сел, шатаясь. Две телки стали смеяться и говорить, что с тобой не так. от тебя прет. Я обратил внимание на Алису. Она была очень расстроена и смотрела на меня. Я встал перед всем классом и сказал, что возможно вы меня больше никогда не увидите и ушел.
Я сел на автобус и доехал до кладбища, держа в руке бутылку водки. Я пил ее просто занюхивая рукавом. на кладбище я нашел место где было уютно и долго беседовал с надгробием покойника, которого я даже не знал. Проспался я на утро, был дождь. Меня увидел сторож и заорал, на что я грубо ему ответил, что у меня здесь родственник и ушел. В автобусе все от меня шарахались, когда подошла кондуктор, то я на нее дыхнул перегаром и сделал вид, что уже заплатил она просто ушла в другой угол и стала рассчитывать деда. Дала ему билет и не подходила больше ко мне.
Когда я вернулся домой, то удивился тому, что она исписала мне все сообщениями о том, что она очень жалеет и хочет встретиться. Я сказал, что завтра после учебы у нас может получиться и я приду.
Когда я пришел, то она уже ждала меня. Сказала, что ее парень будет здесь и мы решили уйти с уроков. Мы были около заброшки, она говорила мне разные вещи, но это был первый раз, когда я с ней был наедине. Начался дождь и мы пошли в торговый центр, который был неподалеку. Там находилось кафе и мы нашли свободный стол. Я что-то ей говорил, но вдруг заметил, что она заплакала. Тогда мне хотелось провалиться сквозь землю и я стал спрашивать почему, но она не отвечала. Через минут десять она сказала, что это не из-за меня и я ее проводил на автобус. Домой я шел пешком быстрым шагом. Я был возбужден и озадачен. Когда я пришел, то написал как доехала? Но она не ответила. она была отстраненной теперь ко мне. Я испытывал душевное волнение, которое хотелось чем-то занять. На следующий день мать сказала, что хочет сводить меня в цирк и я согласился. В цирке мне ничего не нравилось, а клоуны вызывали отвращение. Я даже сказал матери, что я еще больший клоун, чем те, что бегают на сцене и посмеялся.
На следующий день она снова была со своим парнем. Он смотрел в мою сторону с неодобрением, но лично мне ничего не сказал. У него был друг, который постоянно был рядом с ним. Этакий бородатый переросток, у которого рот не закрывается. Меня он нервировал не меньше.
Так шли дни, но мы снова стали общаться. В этот раз она уже более серьезно относилась ко мне, но однажды ее парень пришел к ней и просто решил переночевать. Она не знала. что делать, а я нашел в этом хороший повод ля ультиматума. Вышло так, что я сказал , чтобы она выбрала, но она сказала нет. Я решил, что это все, раз нет, то нет. Так ей и сказал. В этот раз я действительно устал и даже был рад, что так все вышло. В это время я стал общаться с другой однокурсницей, которая мне не нравилась, но сама испытывала интерес. Даже доходило до того, что она просила помочь ей выбрать нижнее белье, чем меня рассмешила. Я решил податься во все тяжкие и поэтому стал больше с ней общаться. На Алису я не обращал внимания, даже демонстративно общался с той другой. Другую звали Вероника, она любила смотреть мультики аниме и животных. Я не любил мультики и животных любил не всех, а выборочно, но ей подыгрывал.
Мы решили, что поедем к ней после того, как отучимся. Для меня это был повод показать Алисе, что я не бегаю за ней. Меня удивило то, что Вероника была накрашенная и выглядела даже неплохо. мы сели вместе и она нервно стала помогать мне учиться. Я этому удивился. Она сказала, что нужно учиться хорошо. Я подумал, откуда такая забота и улыбнулся даже. После учебы мы поехали к ней, но я усел на перемене выпить пива, чтобы чувствовать себя раскованнее. Все же, меня немного смущала она, мы были чужие люди почти, но она была девушка, а я мужчина. У нее дома было тесно, но мне было все равно. она включала мне мультики, но мне они не нравились. После этого мы решили поиграть в карты на желания и я проиграл. Ее желание было унизительным, я должен был подмести пол в ее комнате, чем она меня разозлила, я выглядел неловко даже глупо, но во второй раз выиграл я и сказал, что мое желание выпить с ней. Она ответила, что сделает это, если куплю я. Деньги у меня были и я купил дешевый тоник. Когда я пришел, то мы выпили. Купил его в магазине, который находился под ее домом. Она быстро опьянела и включила музыку, захотела танцевать со мной, это было неплохо, даже весело. Я сделал вид, что пытаюсь танцевать, но по идее просто обнял ее и она замерла. Мы плюхнулись на диван и просто слушали музыку. Когда она была пьяная с ней было проще разговаривать. тут ей позвонила мать и она сказала, что мама уже идет и я должен спрятаться и протрезветь. Я сказал ладно и зашел в ее комнату. В комнате было темно и мы были вдвоем. Она села рядом и мы говорили тихо. Она сказала. что я должен посидеть и прийти в себя. Я сказал да. Но тут же она начала меня трогать и целовать. Я был немного удивлен, но мешать ей не стал. Через какое-то время я выперся из ее комнаты и поздоровался с матерью. Сцена была неловкая, но смешная. Я пошел домой. Была ночь и я шел не в лучших местах, но мне было все равно. Я был доволен тем, что показал Алисе, что я тоже могу быть таким как она со мной, только теперь с ней я и мы поменялись местами. Это возможно было жестоко, но соответствовало идеалам сатанизма, а я тогда считал, что я являюсь таковым. То, что я себя так вел меня даже радовало и подстегивало во мне желание жить. Отношение к жизни было чисто биологичным, а биология казалась мне свидетельством существования темной вселенной. Это не был детский лепет, скорее определенная концепция, в которую входил темный гностицизм, ницшеанство и частично оккультизм, что меня тогда устраивало. После этого мои взгляды соединялись с язычеством, создавая совершенно новые для меня взгляды, но тогда я достаточно сурово и однозначно все воспринимал. Я действовал так, будто я уже сверхчеловек, но я не делал ничего выдающегося. На следующий день я был в мрачном настроении и Вероника обиделась, что я был холоден. Пришлось снова прийти к ней и объясняться, что все это не так. В этот момент я полностью переключился на нее и мало обращал внимания на Алису. Алиса вызывала негативные ощущения. Через пару недель встреч с Вероникой, которые заканчивались пьянкой и просмотром разных помойных фильмов, которые ей нравятся я осознал, что она хочет меня изменить. У нее был до меня парень и она говорила, что она изменила его своей женственностью и он стал мужчиной, а я вот такой не меняюсь и продолжаю забивать себе голову. Я пытался вести себя проще, но когда я стал обсуждать серийных убийц, аспекты жизни которых мне нравились, то ее это совсем вывело. Она заявила, что нормальный человек таким интересоваться не будет. Шло время к новому году, а мы поссорились. Но до этого и так было мрачно, она не хотела, чтобы я пил и видимо была нацелена на серьезные отношения, а когда поняла, что я не пытаюсь ничего исправлять, то и вовсе обозлилась на меня. Я смеялся, когда она хотела от меня золотые серьги на день рождения. Был рад, что она отстала, потому что с ней мог контактировать только по пьяне и она была не лучшим вариантом для продолжения встреч.
На новый год я был пьян и смотрел салют. Было много салютов. До этого я приводил ее к себе, но ей не очень понравилась моя комната, которая была похожа больше на келью монаха, чем на жилую комнату. В общем, этот союз был изначально мне нужен, чтобы показать Алисе свою позицию. и неудивительно, что под новый год я снова стал по ней скучать.
Через день я ей написал. Она была рада. но недоверчиво спросила а как же Вероника? Я сказал ей, что это глупости, Вероника со мной не встречалась. Я соврал ей, но сделал это из лучших побуждений. мы продолжили общаться, а на следующий день она все рассказала своему парню. он был в бешенстве, обещал меня избить, но я только этого и ждал. Он знал, что я больше его и что я опасен, хожу всегда с ножом и часто играюсь с ним на уроках, что было моей старой привычкой, которая мало кому нравилась.
Когда я пришел, то он ничего не сделал, а просто решил выяснить отношения, она не пришла в этот раз и он просто помялся и ушел. Я посмеялся даже. Это выглядело смешно, он хотел ее отвоевать у меня, но даже никак не попытался что-то исправить. Когда я вернулся, то понял, что она и от меня отстранилась. Мы снова не общались, но на этот раз она не вытерпела и через пару дней позвала меня гулять. Я купил бухла и мы пошли в одно странное место, где было очень много гаражей, но люди появлялись там редко. гаражи шли в два яруса, два этажа. на втором этаже редко были люди. Все, что о них напоминало это надписи на дверях.
Мы выпили по бутылке пива и она полезла ко мне обниматься. Я ей все это позволял. Я был очень рад этому, потому что до этого ничего подобного с ней у меня не было. После этого мы часто виделись, а ее парень только один раз заявил о себе, когда позвал друзей, чтобы со мной разобраться, но те не стали ничего делать. Они просто поговорили со мной, но я грубо сказал им, что это мое дело и им не стоит лезть, а если он хочет разобраться, то я могу принять бой. Он сказала, что нет, нет, мы взрослые цивилизованные люди, но я видел, что он боялся. Я даже был удивлен тому, как можно бояться в таких ситуациях. После этого он не заявлял о себе. перекинулся на какую-то другую девушку.
Началась практика. Я был уже привычен к ней. На практике нужно было дать занятие детям и это было легко, потому что все, что от меня требовалось это провести урок по рисованию какой-нибудь херни и проследить, чтобы ученики это срисовывали. Она была со мной в одной группе, но уроки ей было достаточно сложно давать. Она делала это неумело и даже потешно, чего сильно стыдилась, но ей прощали.
Мне тогда было легко давать занятия и мне было на душе легко. Иногда мы оставались одни, я начинал ее трогать, ее это смущало. Иногда мы гуляли по той местности, которая тогда казалась мне волшебной. Мое темное восприятие мира куда-то делось, осталось только некая часть, а все мысли были погружены Алисой, ее запахами и ее улыбками и прочей ерундой, которая тогда казалась мне очень интересной. Я не приводил ее домой и мы просто сидели в библиотеке, но в какой-то день я привел ее. В мозги били гормоны и я чувствовал себя очень странно. Мы целыми днями проводили вместе, но она уезжала от меня в шесть часов вечера. Когда я ее провожал, то чувствовал нервное истощение. В тот раз я решил набить себе татуировку в виде меча, пронзающего череп. Я взял краску, которую нашел и иглу и набил достаточно корявую татуировку, но она выглядела брутально и серьезно, что меня очень радовало. Да и боли не было, было приятное ощущение на коже, когда я протыкал ее иглой.
Ее это немного напугало, но не думаю, что ей это не понравилось. Иногда мы пили, но я употреблял алкоголь уже не так часто. Я снова стал прогуливать учебу вместе с ней. Я тогда еще не знал, что ее бывший парень продолжает общаться с ее родителями и настраивать их против меня, но это ощущалось. Они были против наших встреч, но Алиса настояла. Я тогда вел беззаботный образ жизни, делал записи в свой видео дневник, я даже не помню, кто тогда его смотрел. Ей эта затея казалась смешной.
Так продолжалось несколько месяцев и я понял, что она достаточно наивна и то, что она слушает меня мало влияло на нее саму. В принципе, она почти ничем не занималась, кроме самых примитивных вещей и забросила учебу. В то время я сам имел творческие планы и они заключались в том, чтобы наращивать свой навык в живописи. Стихи тогда писались плохо и я отчасти стал наивным, потерял свой облик. на учебе все знали про то, что происходило. Многим это не нравилось, потому что не нравился я. А я не менялся, мне хотелось отравлять собой всю атмосферу. Просто я еще раз показал им, что я могу на них влиять, а они на меня нет. Они становились беспокойными и мне это нравилось.
Я чувствовал себя максимально свободно. Со временем она поняла, что интерес мой угас. Я не знаю почему, но я уже не чувствовал ничего из того, что было раньше. Я чувствовал легкость, что она мне больше не нужна и не мог справиться с собой, заставить что-то чувствовать. Она это все понимала и стала достаточно грустной, возможно даже жалела о том, что бросила того парня из-за меня.
Я не мог себя винить за то, что мне стало с ней неудобно. Но все кругом винили меня в том, что у нас все разладилось. Ее родители стали мне звонить и даже угрожать. Все дошло до точки кипения. Я помню, как встал утром и неохотно поперся на учебу. По дороге я выпил пива и почему-то стал блювать во дворе. Когда я вернулся, то она была мертвенно бледная и все время молчала, чем меня напугала. Ее отвели к психологу и меня за одно. Психолог нес полную чушь, я сидел и ждал когда это закончится. Потом Алису забрала бабушка. Потом я узнал, что дома она пыталась наложить на себя руки. А я казалось и в ус не дул. Ее забрали в реанимацию, а после положили в психушку, в женское отделение. Ее отец, уже настроенный против меня угрожал мне всячески, но тогда я мог его испугаться разве что в тяжелом сне. Многие узнали об этом и против меня ополчился каждый кто хотел, но был уже конец года и я снова был свободен. Эти затяжные месяцы были милые по своему, но тяжелые. Я ощутил чувство свободы и все. Я стал больше рисовать и восхищаться всем, что меня окружало. Меня мало волновала судьба других людей. Я не чувствовал за собой вины. Прошлые страдания были настолько исчерпывающими, что на их фундаменте нельзя было ничего построить хорошего, можно было только все разрушить и стать свободным. Летние дни казались мне прекрасными. Я совсем не пил, много снимал на камеру и много рисовал. Общался тогда с разными людьми, но в основном переписками. Тогда я устал оттого, что со мной рядом находился какой-то человек, это было правда. Я не со всеми могу достаточно долго находиться рядом.
Мне казались странными такие перемены в себе, но я чувствовал себя, будто выздоровел после долгой изнурительной болезни и теперь я был свободен и мне было легко.
Мои взгляды стали чище, потому что меня ничего не давило. Я снова стал чувствовать солнечную энергию, которая была намного мягче, чем адский огонь. Конечно, иногда я переживал, что человек я не простой и слабый со мной просто с ума сойдет, если не больше. Другие люди считали тогда также, от меня отвернулись все радикальным образом, даже тот товарищ, но я испытывал от этого радость и восторг.
После этого такие чувства, как любовь меня не волновали долгое время. Иногда я скучал по ней, но понимал, что иначе быть не может, чем так, как оно было.
Мне нужно было привести себя в порядок. Я уже совсем не пил и начал стараться больше уделять физической подготовке. Отжимался множество раз, приседал, бил самодельный мешок кулаками. В общем, старался максимально облегчить свою нервную систему. Я продолжал вести видеодневник и стал много стихов писать. Рифмы сами рифмовались, а я записывал и хватило на целый сборник, который я потом выкладывал, хоть и нехотя. Иногда я записывал музыку, накладывал слова на уже готовую, но получалось из ряд вон плохо и мне самому мало нравилось. Я не мог найти подходящую форм для своей поэзии, а современные ее виды казались мне убогими, больше походящими на реп, что мне тогда сильно не нравилось.
В поэзии я еще видел некоторое значение, в остальном, мир который меня окружал часто становился только хуже и я решил хотя бы временно вообще не пересекаться с внешним миром. Я стал очень замкнутый образ жизни вести, посвящать себя творчеству или мышлению, а когда начинал дуреть, то очень долго изводил себя физическими тренировками. На ум приходили разные образы, иногда героические, мне снова хотелось быть воином, чувствовать эту атмосферу резких изменений, где мужество может себя показать во всей красе.
Ко мен вернулось ощущение силы и здоровья, я был этому рад. Меня не кидало в разные состояния, я не желал кого-то любить и не вспоминал о старых неудачах. Я стал чувствовать себя немного тверже. Это мне понравилось.
Ночами я выходил на улицу, иногда подолгу гулял, а под утро возвращался. В планах тогда было написать рассказ на мистическую тему, но я не мог выбрать и долго искал что-то такое, что могло бы мне помочь. Я часто переписывался с человеком, который был заинтересован в писательском мастерстве, мы многое обсуждали по этому поводу. Я сам читал много литературы в подобном ключе. Я все время думал о том, что бы такое написать, чтобы стать известным и жить за счет своего дела. До этого я пытался жить за счет рисунков на заказ, но часто это было очень нелегко. Например много не самых симпатичных людей часто заказывают собственные портреты, а ты вот ломай голову как нарисовать их красивыми, а не теми, кто они были на самом деле.
Первые свои чувства, которые я могу назвать любовью были еще в двенадцать лет. Я тогда был бойким мальчишкой, за которым бегала местная детвора. Я руководил ими, когда они строили шалаш или когда мы во что-то играли. Естественно, это было не сразу, но я внушал авторитет другим детям. Был очень хулиганистым. По соседству со мной жило аж четыре девочки, с которыми я тоже часто играл в разные дурацкие игры с мячом или мы просто рассказывали всякие истории друг другу. Тогда одна девочка приехала к бабушке. В первый раз я ее увидел, когда вышел весь агрессивный и стал шутить над девчонками, то увидел ее. Даже в мыслях у меня не было, чтобы с ней общаться. На следующий день родители ушли в обменный пункт, чтобы обменять кассеты для видеомагнитофона, которым мы тогда пользовались, а я вышел на улицу погулять. Тогда я увидел, что никого не было, кроме той девочки. Она подошла ко мне и спросила где все, а я ответил, что сам задаюсь этим вопросом и так мы разговорились. После этого мы стали часто общаться. Она была красивой девочкой, со светлыми волосами и голубыми глазами и казалась мне намного выше во всем, чем те, кто меня окружал из детей. Это было одно из самых ярких лет в моей жизни. мы ездили на велосипедах, часто смотрели мультики, которые тогда были в моде, проводили много времени у меня и решили встречаться, но тогда это называлось дружить. Но все закончилось, когда приехала ее подруга. Она стала больше времени проводить с ней, а я заревновал ее и высказал ей свое недовольство. Я был удивлен, когда она очень легко меня послала и перестала со мной общаться.
Тогда я был еще ребенком, но страдания испытывал сильные, очень скучал по ней, иногда наблюдал издалека, как она играет с подружкой. Я пытался еще пару раз все вернуть, но выходило, что я все ниже падал в ее глазах. Вот так я в первый раз познал боль и одиночество, которые раньше редко испытывал. Мне нравились девочки со школы, но там я почти с ними не общался и не было такого общения, в котором могло бы все так дойти. Когда ее подруга уехала, то она сама пришла ко мне, но между нами уже была пропасть, которую я не сумел переступить. Повлияло это на меня сильно, потому что когда началась учеба я почти не учился, а только все время думал о грустных вещах и о ней. Тогда я впервые начал становиться замкнутым.
Вторые такие чувства случились аж в пятнадцать лет, когда я уже часто сидел в интернете и занимался всякой ерундой, любил создавать провокационные паблики и вообще всячески позлить людей. У меня был паблик, который критиковал рок группу раммштайн, и хоть я тогда сам слушал подобную музыку, но мне было искренне смешно смотреть, как фанаты пишут кучу матов и угроз в мой адрес или пытаются доказать, что группа очень хорошая. Через одну такую фанатку я наткнулся на девушку, которая меня сильно зацепила буквально сразу. Она была симпатичная, с черными длинными волосами и грустным выражением глаз. Я не писал ей, но понял, что сильно вляпался. Пришлось все данные свои менять, что якобы я рок фанат, что выглядело смешно. Но она добавилась и мы даже разговорились, но потом я понял, что не знаю, что говорить. Если бы я говорил ей правду, чем я занимаюсь, то она подумала бы, что я идиот полный. Поэтому я выдумывал истории, которые связаны с роком и прочей бытовой фигней, но она чаще молчала. Тогда я взвыл от негодования, весь вечер слушал депрессивную музыку, а потом написал в статус, то я кого-то там полюбил. На следующий день она мне прямым текстом написала, что мне от нее нужно. Я с трудом справился с этим и писал ей, что она мне понравилась. После этого мы не общались день, а когда я снова ей написал, то понял, что она смягчилась.
Я тогда учился в девятом классе, в который перешел и отношения с одноклассниками не клеились. Им не нравилось, что я опаздываю, часто ничего не делаю. Часто ко мне приставали, но я всегда давал сдачи и получил репутацию дикого. Но мои мысли летали совсем в других местах. Я ждал, что приду домой и буду общаться с ней или играть в какие-нибудь онлайн игры. Тогда мне это еще нравилось, а она стала моей отдушиной самой настоящей. Школьная атмосфера меня душила, а то, что меня бойкотировали одноклассники, а я не шел им на встречу только все усугубляло. Меня уже не интересовала учеба и те люди, что там были. Мне сложно описать специфику отношений на расстоянии, но это было так и какое-то время этого хватало и это казалось единственным светом, который тогда мог мне светить.
Иногда мы ссорились, но часто мирились, звонили по телефону друг другу, перекидывали фотографии, но я тогда стеснялся себя и мало что кидал, а она стеснялась себя.
Часто я мечтал о том, что приеду к ней и мы пройдемся по ее городу. Она будет рядом со мной. такие лирические приступы случались часто со мной.
Меньше, чем через год мы благополучно расстались, а причина была очень смешная. Это то, что она хотела начать курить, а я протестовал и вел себя агрессивно. Не хотелось, чтобы человек мне близкий отравлял себя этим, но с этого начались частые ссоры и непонимание. Она почти не изменилась за все то время, что мы не общались, но в хорошем смысле, она осталась такой же симпатичной.
В то время я уже выбирал тот путь, на который со мной мало кто мог бы встать. Я стал раздражительнее и агрессивнее, первые приступы паранойи и депрессии начались как раз в том время, когда все заканчивалось. Я понимал, что что-то не так, потому что причина была идиотская. Мне угрожала девушка, а я это даже не воспринял, но через пару дней вспомнил об этом и стал очень эмоционально реагировать на мысли об этом, у меня была настоящая паника. Я понимал, что кажется я с ума сошел, но все казалось мне жутко правдоподобным и угрожающим. На этом фоне я и разругался с этой Катей окончательно.