СРЕДИЗЕМНОЕ ЗЕРКАЛО
Когда пишут, даже о самых обыденных предметах, необъяснимым образом- отсутствуют. Да, ты был и был вроде бы не бесследно- раз пишешь- но письмо делает тебя самого образом или персонажем. Это так легко и так воздушно…
Средиземное море. Почему- то вспоминается именно Экзюпери. Здесь покоится его прах, и покоился его самолёт, и его надежды, и его вера, живущая в книгах, оборвалась здесь. Романтический лев… Рыбак, будто бы нашедший его браслет, рыбачил вблизи Марселя, это очень далеко отсюда. Но грусть, кажется, накатывает с каждой волной этого изумрудного на цвет моря.
Вчера (это было так давно!) я опускался в воды Голубой лагуны с кормы яхты, я доплывал до берега, нежился в тёплой воде и, не отдыхая, возвращался обратно. Дно белое и гладкое, слегка припудренное белым песком, как на фото его затонувшего самолёта в интернете. Я плаваю в очках и редко бываю на поверхности- только лишь глотнуть воздуха- я плыл и выдыхал свою молитву водам этого нежного моря. Я высказал всё, что имел самого дорогого. Надеюсь, оно услышало.
В ресторане отеля рано утром за завтраком рассматриваю посетителей: супружеские пары- всем около семидесяти, будто «одного призыва». Кроме русских, все- англоязычные. Не поленился, сходил на ресепшн и поинтересовался: будто бы в основном англичане. Возможно когда- то здесь был Британский Крым, да и не только Британский. Инструментальная музыка- что- то ностальгически- фантастическое. Кто- то с палочкой, кто- то с белой тростью. Я не знаю, на какой пансион они живут, это не самый роскошный отель, это самый стандартный для этих мест отель. Жара ещё не пришла, только- только подбирается. Засыпая вчера вечером у себя в номере, я подумал: прохлада медленно вкрадывается через балконную дверь и убаюкивает.
Есть здесь и интересные женщины: стрижка, костюм (если можно назвать костюмом тот минимум одежды, что позволяет местный климат), внимание, взгляды. Входят русские, входят англичане (если верить администратору). Шаблон- наверное, это слово подходит- все они жили по шаблону, по определённой мерке, никогда не преступая неких границ и правил. Для проявления «себя» существуют некие «окошки», всё прочее- по шаблону. Все они в чём- то схожи. (Нам тоже знакомы правила. Но когда они постоянно меняются, наверное, перестают быть правилами.) Шаблон - как некий ритуал, некое действо, жертвоприношение, если угодно. Они даже чем- то напоминают китайцев в Москве, которые всюду ходят строем. Только строй у них- в умах. Как я за своим столиком пережёвываю завтрак, убеждаясь и убеждая других в своём безусловном существовании, так и они- убедительны. Жизнь не в прошлом. Не смотрите на стариков так, будто они в прошлом, это неверно.
Всё делает музыка. В звуке есть всё, как в бутоне или семени. Не будь этой музыки- не было бы созерцания и размышления. Может ли музыка быть ошибочной? Я не знаю.
Иногда кажется, что зрелые люди перестают быть принадлежностью какой- то нации, они её будто бы «перерастают». Я вижу на лицах эмоции моих старших родственников- в чём- то более рафинированные, в чём- то, наоборот, менее сдержанные. Вот эта дама с белой тростью, она заблудилась среди столиков, отыскивая свой. Муж её отлучился за каким- то блюдом, все подсказывают ей куда идти, она теряется и подходит прямо ко мне: «Забыла где мой столик.» Я извиняюсь, так как тоже не уверен. Вернулся муж, всё в порядке.
В бизнесе и политике, как кажется, тоже свои ориентиры. «Не бойтесь ходить в город, вас там не съедят,» - сказала нам гид. Да, мы не люди, мы- «самодвижущиеся агрегаты с плохой ориентацией в пространстве», как заметил автор рассказа «Суп под конём» .* Мы не люди, мы- рядовые малоинтересные и плохо говорящие носители и распространители «евро». «Евро» лучше, чем паспорт, чем знание языка или традиций, правил или быта, или топографии. По крайней мере, так это здесь ощущается. Деньги для кого- то- более национальности, роднее. Власть и сила- тоже. Сила- вообще понятие чуть ли не трансцендентное. Особенно в протестантской этике. А здесь, в этой православной стране, если вы православный, есть и ещё нечто приятно- далёкое от дома, будто дом- чуть дальше в чём- то от нас, чем этот, в данном случае, остров…
Я размышлял об этом, бродя за 4,5 евро по античным развалинам в Пафосе, когда позвонили с работы и вытащили из спасительной прохлады какого- то павильона в готовящееся стать полупустыней в ближайшие недели пекло. Я что-то ответил и объяснил всё с точностью до наоборот, всё неверно, так что пришлось перезванивать и объясняться заново. Что – то происходит здесь. Так вчера на яхте я объяснял попутчикам с весёлой лёгкостью, что мы движемся в сторону Сирии и что до неё всего сто с чем- то километров (кто- то при этом всерьёз насторожился), не удосужившись даже предварительно заглянуть в план местности. Наш автобус пересёк остров и оказался не на юго- западном побережье, а на северо- западном, и наша яхта двигалась теперь едва ли не против предполагаемого направления. Горные серпантины и плотно завешенные окна дезориентируют. Впрочем, вскоре догадавшись об ошибке, я исправился.
Мы все очень слабо владеем иностранными языками, даже на бытовом уровне, даже самые усердные и способные из нас. Когда- то никому, кроме дипломатов и командировочных (в редких случаях), не могло прийти в голову, что иностранный язык может понадобиться, что однажды на развалинах 6- 9 веков к тебе подойдёт молодой румын с женой и ребёнком и на английском попросит сделать их фото, а потом станет расспрашивать кто ты и откуда… То, что сегодня считается уникальным, в доисторические, то есть дописьменные времена часто считалось нормой, и почти всякий запоминал всё услышанное на всю жизнь. Мы же «зубрим», заучиваем и восхищаемся чьей- то хорошей памятью.
Писать- легко, всё равно что парить над прошлым в каком- то своём «светлом будущем» и смахивать крылом какие- то нюансы, ложащиеся мозаичным полотном на бумагу, как античные фрески. Прочитаешь- удивишься. Разве так и было? Конечно нет. Ни одна ситуация, картина, явление не имеют однозначного толкования. Вот ты скользишь в морской воде. Сколько всего вокруг и внутри- космос! – а ты просто освежился… Или как в рассказе Ю.Бондарева: я помню прошлое таким, как оно было записано, не иначе.
Прошелестел самолёт, пересёк проём балконной двери, от косяка- к косяку, красный киль с переходом в металлик на фюзеляже- похоже на компанию «Россия». Пилоты и проводники- наши соотечественники. На моём новом смартфоне, к которому я ещё не совсем привык, на титульной заставке остался фасад моей дачи. Почти каждый кадр этой туристической фотосессии предваряет знакомый вид с «иконками» разных операторов связи. (На каком это языке? Совсем недавно я не понял бы здесь ни единого слова!) Каждый новый вид ложится на воспоминание или напоминание. В воздухе- воркование горлиц, щебет воробьёв и стрижей, где- то прожужжал и затих скутер…
Я хочу быть оправданным. Зачем я здесь? Зачем я жил? Эти вопросы пронизывают существо, как пронизывает его взгляд того французского лётчика в кожанке и пилотке со вздёрнутым носом и ямочками на щеках. Мои личные религиозные устремления, удачи и неудачи- моё личное дело, они никому не пригодятся. Вчера в шесть вечера звонил ближайший храм. Они здесь все типовые, как испеченные куличи: округлый свод, одна- две башни, алтарь, разнообразие не отвлекает, ощущается некая первообразность по сравнению с отеческими, будто ближе к небу, как и древнегреческий язык, а за ним, быть может, и санскрит. Пальмы, слегка очумелое небо, море как край земли, за которым ничего нет, если вы не специалист или романтик. Я соприкоснулся телом с этим островом, этими людьми, молодыми и пожившими. Тело именно для этого. Мы всю жизнь моем его и ухаживаем за ним, будто в этом наше призвание. Зазвонит колокол, я пойду слушать местную службу: «Басилео Урания, Параклите…»
А Средиземное море… Я перечитываю миниатюры, иногда они мне нравятся, они возвращают, дают ощущение, даже трогают, и прикосновение это кажется почти телесным, реальным, живым. Всё, что когда-то имело смысл, имело его лишь ради нас. Мы и есть смысл этого мира. Мы, живые сегодня или вчера, или тысячи лет назад, те же или несколько иные. Мы обязательно станем совершенными, каждый, а не все скопом. Каждый. Когда- то.
Есть только одна История- история души. Где бы мы ни расположились, временно или постоянно- когда- то был храм, а когда- то – море, чья- то могила, эпицентр ядерного взрыва, муравейник, стартовая площадка НЛО (или виманов), танцплощадка или место рождения какой- то по- своему великой личности, здесь были несметные богатства и гнилые ямы… Здесь было всё. И с нами уже было всё.
Я тридцать лет преподаю науку, которой не существует, преподаю каждому встречному, ведь каждый является предметом этой науки, включающей в себя и все ныне существующие здравые религии. Молодёжь, отдавшая себя «навечно» этому «вечному» миру, пугает, как пугает безумец, вырвавшийся из лечебницы и мчащийся через автостраду… Зрелые люди молчат. Они молчат об обмане. Они говорят разными словами об одном и том же: «Где моя жизнь? Вы не видели? Она только что была здесь, передо мной. Не может быть! Она исчезла. Разве может исчезнуть нечто действительно реальное? Что же она? Я обманут?..»
ДА.
Знаешь, девочка, тебе «перевалило» за тридцать, ты начинаешь бояться зеркал. Я тоже был напуган не раз. Но в нас есть кто- то, для кого ничего никогда не происходит. Он иногда тоже вглядывается в зеркало, редко, но всякий раз бывает очень удивлён. Мелькающая плёнка столетий иногда завладевает и его вниманием.
Самый большой секрет никто не желает узнать. Поэтому он- секрет…
Вот о чём, наверное, хотелось рассказать по телефону в Пафосе, а не о графике отпусков.
17.05- 17.06.18
Пафос- Москва
*/ А.Козлачков