Из цикла «Системный анализ»
– После того, как Эйнштейн постановил, что «штаб-квартиры бога нет», – говорю я, – любому мало-мальски здравомыслящему человеку стало ясно, что «объективная реальность» и «абсолютная истина» – просто религиозные суеверия. – Рассуждать об этом можно бесконечно, однако едва автор начал развивать сию мысль, он был тут же поставлен на место Карриком:
– Спорить можно о чём угодно, однако кроме собственного существования нет ничего из того, что было бы абсолютно неоспоримым. Даже существование собственного тела можно оспорить, сказав, что оно, тело, мнится собственной самости таким, что существует. Оспорить же самость, Я, собственную личность, НАСТОЯЩЕЕ, невозможно никак, пребывая в здравом рассудке. Истина - это источник всего, начало начал, аз азов… Именно поэтому абсолютный источник существует не как некая "тенденция", а именно как АБСОЛЮТ.
Ну что я могу возразить Каррику, если он прав? Разве что поставть пару запятых, уточняя дефиниции; и я непременно их поставлю. Во-первых, это не абсолют, а прикосновение к абсолюту, которое мы в просторечии называем «эмоциями». Именно это прикосновение имел в виду Декарт, постановляя: «Мыслю, – следовательно, существую». Это не бонмо наутро после праздника, а философская концепция; она и звучит, как философский тезис – только не для «истины», а для «бытия». Но все равно это онтология, которой мы бежим, как софистики – то есть, «пустой, не имеющей практического интереса абстракции». И натурально, сразу же оказываемся в пределах (не намного более предметной) психологии. Которая, впрочем, дает возможность автору поставить вторую запятую: полноценное мышление (Декарта ли, Каррика ли) невозможно построить на одних только эмоциях. Нужны чувства совсем другого свойства, которые в просторечии называются «ощущениями». А это тоже прикосновение к абсолюту (только другому), в том числе – прикосновение в буквальном смысле…
Как из этих двух чувств получается единая абсолютная истина под названием «жизнь», автор постарался изобразить в предыдущей публикации, чтобы не перегружать нынешний текст софистикой. Добавим только, что в каждое мгновение человеческой жизни, в «момент истины», исчезает различие между истиной, бытием, свободой, смыслом… и другими благодатями. Этот замечательный факт отразил, подводя черту под онтологией, все тот же Протагор в другом (Втором) своем тезисе: «Человек есть мера всех вещей». (Вот с этой-то черты и начинаются проблемы, поставленные перед этим человеком наступившей эпохой информации…)
Если и есть какая-то «абсолютная истина» в нашей жизни, то это единичный поступок, элементарный факт этой жизни. Но, по принципу неопределенности, это очень сильно ограниченная истина – она не только мгновенна, но еще и индивидуальна. Давайте согласимся с Эдей Псковским:
– Если мнение единственно, то оно всегда – истина. Только конкретное действие делает мнение единственным для источника мнения, ибо действие единично и конкретно.
К примеру, – добавлю я, – научная истина, требующая высокой точности, может возникнуть только в пределах одного разума, в индивидуальном интеллектуальном опыте – и только потом распространяется в науке и обществе.
Еще даже не начавшись, эпоха информатики уже обозвала человека «наблюдателем» и «системой отсчета». Конечно, Эйнштейн хотел хорошего, но на практике постановленная им независимость и равноправие «систем отсчета» означает попросту одиночество. «Человек одинокий – и другого нет», – кто это сказал? Каждый из нас видит и вообще воспринимает действительно свой собственный мир – потому что стоит на своей персональной точке наблюдения. И хотя этот мир на всех един, это неважно – он всего лишь абстракция, запредельное основание всех наших ощущений. Вещь в себе.
Безразлично: мгновение – или века, полметра – или сотни парсек. Системы отсчета фатально разъединены и никогда не смогут совпасть. И у каждой своя правда, свой мир. Но не все так трагично, С одиночеством мы справляемся, посредством – обмена информацией, научно говоря. Ноосфера – это мир относительности, которая в конечном счете сводится к отношениям между людьми. Совпасть системы отсчета не могут, но могут пересечься – тут и происходит обмен информацией. (В особенности помогает одолеть скуку физический контакт. Не зря Каррик абстрагировался от тела – для разума это тоже «окружающая среда».) Такого рода общность (в физическом мире) обычно называется «стая» (не обязательно волчья). Но разве человечество – стая?
«Наблюдатель» – это, все-таки, не «система отсчета». Для него есть еще одно измерение общности, которое может служить основанием для объединения. «Наблюдатель» имеет не только точку и оси отсчета, но обладает также живым человеческим воображением, которое позволяет ему интерпретировать результаты своих измерений. Замечательным фактом является то, что наши интерпретации во многом совпадают. Мы привыкли судить о других людях «по себе»; убеждая других (информационный обмен!), мы апеллируем к человеческим чувствам собеседника (argumentum ad humanum). Чем дальше от индивидуальных особенностей, и ближе к общечеловеческим ценностям, тем проще общаться.
Кроме нашей социальной общности в физическом мире – одном на всех, мы также имеем единое основание всех человеческих идей. Вопреки ницшеанской ереси – одно на всех, отныне и присно, аминь. Поэтому мы не волки.
Но имея в основании своих ощущений общий материальный мир и имея в основании своих эмоций общий мир идей – почему мы так часто не совпадаем? Не просто розны – но розни подвержены. На этот вопрос хочется ответить подробно и развернуто, а пока сформулирую ответ кратко: потому что мы равноправны и независимы как системы.
Принцип относительности гласит: «Что-то может быть чем-то только относительно чего-то». Это справедливо не только для систем отсчета, но и для наблюдателей. Человек может быть кем-то лишь не совпадая с другими ментально. Мы независимы и равноправны не только в физическом пространстве, но и в «пространстве смыслов», как его называл Выготский. Относительность – причина и основание не только одиночества, но и свободы воли.
Наши отношения с другими – процесс выявления и преодоления этих несовпадений, которые обычно называют противоречиями. Это и есть тот «диссонанс» (между ожидаемым и действительным), который толкает человека на поиски истины – как ее ни понимай. И даже если понимать истину как согласие – что ж, в нем мы тоже нуждаемся, хоть оно и порождает ложь, одиночество и онтологию. Значит, все это тоже нужно человеку?
Добытая мгновенным жизненным опытом персоналдьная истина, которую мы (прямо или косвенно) сообщаем миру, по пути следования очень быстро теряет свою абсолютность – и объективность, и абстрактность, – распадается дальше на отдельные благодати, которые тоже подвержены порче: теряют достоверность, определенность и несомненность, становятся относительными – и добро, и справедливость, и красота, и правда… Истина теряет точность – это и называется «дисперсией информации». Вот, что разделяет людей.
Как известно, искажение информации происходит, в основном, в двух узлах: передатчике и приемнике. Так было… В предыдущих публикациях я не все сказал о «непрямом знании». Одной из выдающихся новаций крайних времен есть то, что информация, идущая от человека к человеку, фильтруется, форматируется и редактируется. В принципе, так было всегда – но не в таких существенных масштабах.
Мало кто решится оспорить старую истину, что «вся наша жизнь – игра». Но согласиться, что весь наш мир – та же самая случайность, пока готовы тоже немногие. Это для нас не истина – потому что мы не можем почувствовать в непосредственном опыте материальную вещь как стохастических газ – и не надо. Но есть и ругой опыт, другие чувства. Дисперсия информации и релятивизм истины, с которыми мы сталкиваемся на каждом шагу, – убедительное свидетельство о самой Природе. Не автор их придумал – он только сообщил названия.
И для того, кто предполагает этой информацией пользоваться (а не рулить, как блондинка)
в практических целях, нелишне будет знать ее природу… (Я об информации говорю.) Мои публикации не раз подвергались критике за недостаток легкомыслия и оторванность от реальной практики. Но что есть практическая проблема? Только не списком, а по сути. Что напрягает и заморачивает нас – прямо сейчас, уже сегодня? Какой уровень сложности установило для нас время – и каков его цвет? Вероятно, относительность и дисперсия – наиболее сложное из всего, что обещано в эссе «По эту сторону информации»; но, вероятно, и самое существенное.
Сейчас ни один философ науки не может сказать, где заканчивается квантовая случайность – и начинается приборная ошибка; где заканчивается ошибка наблюдения – и начинается независимость наблюдателей. Только поэтому я говорю «дисперсия», а не «плотность вероятности», что было бы более очевидным применительно к информации. В присутствии относительности случайность совпадает с дисперсией. (Для того, кто понимает, о чем идет речь, уточню, что речь идет о Природе как гиббсовом ансамбле.)
Главная мысль, которую мне хотелось бы донести до читателя, состоит в том, что «относительность» и «дисперсия» – не какие-то отдельные экзотические эффекты, обнаруженные учеными, а фундаментальное свойство Природы, которое все громче заявляет о себе и требует внимания. Лавина еще не сорвалась, но ручейки сомнений уже текут – как показывают наблюдения. Так получается, что наука открыла это свойство не только для себя. Но так получается всегда; обычная история.
2019