Провинция Сирия, Гадара
Год 781 от основания Рима
Прикрыв глаза ладонью, Филипп смотрел на восходящее светило, возвещающее
начало нового дня. День обещал быть жарким, а значит, нелегким для 17-ти летнего
юноши и его подопечных - стада свиней, которое он только что пригнал сюда, на
берег Генисаретского озера, к пологому, удобному для водопоя месту, единственному
в этой части водоема. Толкаясь, визжа и хрюкая, животные утоляли жажду, а Филипп
сел на большой плоский камень, давно облюбованный им для этой цели, и предался
своим невеселым мыслям...
Легкое и беззаботное детство кануло в Лету три года назад, когда внезапно умер
отец Филиппа - виноторговец средней руки, доход которого позволял безбедное
существование ему и его семье - жене и двум детям. Все изменилось с той поры
и подросток вынужден был стать свинопасом, помогая матери-вдове сводить
концы с концами. Хорошо еще, что отец успел при жизни купить приличный дом из
пяти комнат и нескольких хозяйственных помещений, построенный на римский манер -
с небольшим, но уютным внутренним двориком - перистилем. Три из комнат мать
сдавала постояльцам. В остальных обитали Андромаха, Филипп и его младшая
сестренка Елена.
Так прошло полчаса или около того, как вдруг юноша заметил на горизонте четыре
маленькие точки, которые то исчезали меж холмов, то появлялись вновь на их
плоских вершинах, все увеличиваясь в размерах. Вскоре можно было распознать,
что это всадники, а еще спустя минуту молодой пастух понял : легионеры!
Отражающие солнечные лучи железные шлемы с красными гребнями из конского
волоса не оставляли никаких сомнений. Причем они явно держали путь к нему -
Филиппу! „Чего им нужно в этой глуши?“ - забеспокоился юноша - „Как бы мне
это не вышло боком...“
Наконец, всадники приблизились вплотную и резко осадили коней прямо перед
вставшим с камня молодым греком.
- Эй, парень, это ты командир этой славной когорты? - с ходу спросил старший
(судя по поперечному гребню на шлеме) из легионеров, кивнув на стадо и не
спешиваясь.
- Я. - предельно лаконично ответил Филипп.
- А кому принадлежат эти свиньи?
- Жителям нашего города Гадары; они общественные.
- Это та Гадара, что входит в состав Декаполиса? - продолжил допрос всадник, -
как далеко до нее отсюда?
Свинопас утвердительно кивнул и махнул рукой в сторону солнца:
- Около 19-ти или 20-ти стадий на восток. А еще Гадара известна своим гимнасием
философов-киников!
- Более трех миль по-нашему, - сказал другой легионер, пропустив
мимо ушей второй факт о славном городе, - а времени мало...
- Без тебя знаю, что мало! - раздраженно перебил его первый, и опять к пастуху:
как зовут тебя, парень?
- Филипп. Я сын Клеона и Андромахи.
- Так вот, Филипп, слушай, что я тебе скажу! Я - центурион фрументариев XII-го
Молниеносного легиона Кассий Сцевола! Ты знаешь, чем занимаются фрументарии? -
Филипп мотнул головой в стороны. - Поиском и добычей провианта для легиона
на марше. Наш легион идет сейчас из... Впрочем, тебе не обязательно знать,
откуда и куда он идет. Так вот: голодные бойцы плохо идут на марше и еще хуже
сражаются, а наш легат Клавдий Сульпиций (хранит его Марс!) терпеть не может,
когда его легион проигрывает сражение. А такого еще не случалось, клянусь всеми
молниями Юпитера! И чья же это заслуга? Наша - фрументариев! Ты понял, Филипп?!
- Кассий Сцевола выдержал короткую паузу, - в общем так, свинопас - хочешь
ты этого или нет, мы заберем твоих свиней, всех до последней! Кстати, сколько их?
- Три сотни и еще двенадцать, - вконец одуревший от всех этих событий, отвечал
Филипп, - но....
- Никаких но, Филипп! Но ты не бойся! Мы купим их у города. Ты получишь от
меня деньги и расписку для префекта или муниципата. Или кто там у вас...
- Магистрат. - потерянно произнес Филипп.
- Да. Теперь о главном, - продолжал центурион Сцевола, - сколько стоит одна
такая свинья в ваших краях?
Пастух беспомощно развел руками:
- Думаю, 2 или 3 драхмы...
- Значит, 10 сестерций* по-нашему. Итого, - Кассий сморщил свой лоб, - 3 120
сестерций. Но я заплачу золотом и серебром! Нам не резон таскать с собой
столько меди... То есть ты получишь.., - опять наморщил лоб Сцевола, - 780
денариев*. Гонорий! - он повернул голову вправо, - отсчитай парню 20 ауреев*
и 280 денариев, живо!
Всадник, откликнувшийся на имя Гонорий, спешился и начал расстегивать один из
кожаных подсумков на боку лошади.
- Приготовь свою сумку, Филипп. Монет много и они тяжелые. Что там у тебя? -
центурион кивнул на простую холщовую сумку на длинной лямке, висевшую на плече
пастуха, - а я пока напишу расписку...
- Немного хлеба, сыра и фляжка с водой. - Филипп достал съестное из сумки и
принялся запихивать в рот приготовленное для него матерью. Сцевола тем временем
корябал что-то на навощенной дощечке - цере, ловко орудуя стилусом.
- Иди сюда, парень! - приказал Гонорий, - подставляй руку и считай! Деньги
счет любят. Вот десять ауреев, - Гонорий ссыпал горсть золотых из своей ладони
в ладонь Филиппа, - считай и бросай в сумку. Вот еще десять...
Наконец, вся сумма перекочевала в пастушескую сумку, и центурион закончил с
письмом, напоследок сильно вдавив в воск выставленную из кулака фалангу среднего
пальца с перстнем-печатью. Он захлопнул церу и протянул ее Филиппу:
- Положи туда-же!
Четвертый из легионеров, не проронивший до этого ни слова, вдруг заговорщически
подмигнул Филиппу:
- Ну что, парень, бьюсь об заклад, столько золота и серебра ты еще в жизни не
видел! Ты ведь знаешь, что не очень далеко на северо-запад лежит большой
портовый город Тир. Легко договориться с любым капитаном и его судно доставит
тебя хоть в Брундизий, хоть в Александрию или Карфаген. Такой шанс бывает раз в
жизни!
- Заткнись, Децим! - грубо перебил его Сцевола, - Филипп не такой ублюдок, как
ты! Он не станет красть общественные деньги - правда, сынок? - центурион бросил
на юного свинопаса жесткий угрожающий взгляд, - ведь ты не станешь?!
- Нет нет, что вы! - в ужасе замахал руками Филипп, - клянусь Аполлоном, я
доставлю деньги магистрату! Вот только... если он меня накажет...
- Он не посмеет! Ты, главное, передай ему деньги и расписку и расскажи все как
есть! А если посмеет, дай мне знать и я набью ему глотку свинячьим дерьмом, пока
оно из ушей не полезет! Запомни: центурион Кассий Сцевола, XII-ый Молниеносный,
Антиохия! А теперь ступай! Прощай, Филипп, и пусть боги благоволят тебе! -
командир пригнулся в седле и наклонился к юноше, - и не думай, что центурион
Сцевола варвар и невежда! Я знаю, кто такой собака-Диоген из бочки и его
последователи!
С этими словами вся четверка, ведомая своим командиром, развернула лошадей и
поскакала к стаду свиней, мирно пасущихся все это время и не подозревающих о
своей скорой печальной участи...
Филипп коротко проводил их взглядом, тоже повернулся и зашагал в сторону дома,
небольшого городка Гадары, население которого составляли в основном греки.
Но не прошел он и полустадии, как внезапно наткнулся на группу мужчин, которых
не мог заметить раньше из-за холма.
„Что за день такой сегодня!“ - юноша сразу подумал о золоте и серебре в сумке.
Впрочем, люди, увиденные им, вроде бы опасности не представляли; Филипп сразу
узнал странствующего философа Йешуа из Галилеи и двух его спутников,
соплеменников галилеянина, имен которых он не знал.
Йешуа был родом из Назарета, но жил некоторое время в Гадаре,
посещая гимнасий киников - философского учения,
основанного Антисфеном Афинским, учеником великого Сократа. Много воды утекло
с тех пор, Иудея была эллинизирована великим царем Александром,
Гадара со своим гимнасием Мениппа и Мелеагра стала
эпицентром кинической мысли и духа, провозглашающих аскетизм, юродство и
странничество, презрение к богатству и власти, внутреннюю свободу...
...Четвертый же человек был гадаринцем,
весьма примечательной личностью - местный сумасшедший, прозванный Сеирим.
По иудейскому поверью так назывались злые духи, способные переселяться в людей
и овладевать их душами и разумом. Жители Гадары верили, что бедолага одержим
одним из таких духов или даже несколькими...
Сеирим был абсолютно гол; кожа его, задубевшая от солнца,
серо-коричневого цвета, не знавшая воды и мыла долгие годы, была терзаема
струпьями и лишаями, волосы на голове от грязи сбились в космы, свисавшие чуть
не до поясницы и отвратительно пахли нечистотами. Питался он всем, что находил
на земле, ночи проводил на городском кладбище, облюбовав один из старых
склепов для сна. Днями же Сеирим носился по городу и окрестностям, выкрикивая
периодически бессмысленные фразы и пугая женщин и детей. Его пытались угомонить,
иногда били, сажали на привязь, но всякий раз бесноватый освобождался от пут
непостижимым образом. Убить же его никто не осмеливался, ибо по преданию, дух
убитого покидал его и переселялся в убийцу...
Галилеянин беседовал с одержимым, если можно употребить понятие „беседа“ в
отношении к Сеириму. Спутники его стояли чуть поодаль и в разговор не
вмешивались. Филипп кивнул в знак приветствия и, проходя мимо, замедлил шаг...
- Сколько же демонов живут в тебе, несчастный? - спросил философ.
Бесноватый вскинул руку указующим жестом и просипел:
- Имя им - легион! - и дико расхохотался...
Юный грек посмотрел в направлении вытянутой руки Сеирима - всадники с
блестящими на солнце шлемами и красными гребнями были еще отчетливо видны на
вершине холма, который как раз преодолевали. Если приглядеться внимательней, то
можно было увидеть и свиней, гонимых фрументариями к лагерю. Филипп понял -
эти четверо могли быть свидетелями произошедшей сделки. Слышать они, конечно,
ничего не могли, но догадаться было нетрудно.
- Хочешь, я изгоню из тебя демонов и переселю их в то стадо свиней? - опять
спросил Йешуа сумасшедшего, - а потом свиньи бросятся с обрыва в озеро и
утонут... И все мы станем свидетелями этого чуда! - Галилеянин многозначительно
посмотрел на молодого пастуха...
- Оставь меня с миром и иди своей дорогой, Божий человек! - вполне внятно и
осмысленно произнес Сеирим,- умоляю, не мучай меня...- и слезы обильно потекли
из его глаз, оставляя светлые дорожки на впалых щеках.
Филипп перестал понимать происходящее; ему все казалось каким-то нереальным.
Бродяга-киник, изрекающий странные, загадочные вещи; сумасшедший дурак,
заговоривший связно и толково; пропавшие навсегда свиньи, к которым он успел
привязаться и которых теперь жалел; старая холщовая сумка, тяжелая от серебра
и золота...
Одно лишь было реально и незыблимо - мать и сестренка, которые ждут его
возвращения, и чье благополучие и самая жизнь зависят от него - Филиппа.
...Он резко отпрыгнул в сторону, так далеко, как только мог, и не замедляясь ни на
долю секунды, побежал, придерживая сумку одной рукой. Побежал так быстро, как
будто сандалии его превратились в крылатые таларии Гермеса.
Он слышал какие-то крики, топот ног, тяжелое дыхание за своей спиной,
но не оборачивался, чтобы не утратить скорость. Вскоре все стихло, но он
продолжал свой бег - туда, где его ждали две женщины, большая и маленькая...
- - -
***Греческая серебряная драхма равна римскому денарию
Один аурей(золото) равен 25-ти денариям(серебро)
Один денарий равен 4-ем сестерциям(с течением времени состав сестерция
менялся от серебра к бронзе и меди)
Один сестерций равен 4-ем ассам(медь)