Приходит бабка с покупками, разбирает сумки, дед заходит из сеней, спрашивает:
- Ну, показывай, чего купила?
- Да, дед, купила я кое-что для тебя, - старуха вытаскивает из кармана гвоздь. - Вот тебе, старик подарок, а-то никакого порядка в доме нет: вон даже портрет наш свадебный и тот на полу стоит, а в сарае у тебя – хомуты валяются, плеть на полу, все разбросано – бардак, да и только!
Отвлеклась на пару секунд, и продолжила:
- Табуретка качается, скамейка на ладан дышит, наличник отвалился и прибей, наконец, половицу – ноги ведь переломаем!
- Ты что, бабка, сдурела что ли? Как я одним гвоздем тебе здесь порядок наведу? - спросил дед, глядя на гвоздь.
- Так ты начинай с чего-нибудь одного, в следующий раз я тебе ещё гвоздей принесу, - ответила бабка.
- Давай решать, что нам надо в первую очередь? С этого и начнем, - переложил ответственность на старуху дед.
- Мне бы корыто повесить! Или зеркальце! - глядя в окно, размечталась старуха. - Всё веселей бы было!
- Нет, бабка! Это всё шалости, - сказал по-хозяйски дед после неуверенного предложения старухи, - надо сперва по хозяйству починить что-то!
- Вот половицу и прибей, а то без ног останемся!
- Половицу я скамейкой прикрою, а на скамейку табурет вверх ногами, чтоб не садились! И безопасно и гвоздя на них жалко, - решил схитрить экономный дед.
- Тогда сам решай, что с ним делать, - махнув рукой, сказала бабка.
Гвоздь, слушая весь этот разговор, был невероятно доволен тем, что так нужен, можно сказать, необходим. Он даже представить себе не мог такую значительную роль в этом доме, особенно услышав слова бабки о свадебной фотографии, которая могла бы висеть на нём. Конечно же, после этого быть прибитым к половице или в сарае стать незаметной вешалкой для хомута – такие перспективы его не радовали.
Дед взял гвоздь со стола и начал обход своих владений, прикидывая, примеряя и размышляя – куда бы его приспособить и как бы ни ошибиться в первоочередности выбора? Так до самой ночи дед и не смог определить дальнейшую судьбу гвоздя.
Сам же гвоздь, изначально готовый на все и зная свое предназначение – служить людям, до такой степени вошёл в роль важной фигуры, что когда дед, выйдя на крыльцо, приложил его к стене дома (даже не под навесом), гвоздь затаил на него страшную обиду. Как же можно его да на мороз, под дождь, и еще для какого-то старого ржавого ведра! В общем, отношения с дедом у него не сложились. Так и не найдя в тот день применение гвоздю, утром дед отправил его в ящик для инструментов – от греха подальше.
С тех пор гвоздь был начеку как только разговор заходил о нём. Например:
- Дед! Ты где там? Прибей, наконец, этот паршивый гвоздь – вот сюда!
- Чего шумишь, - спрашивает дед, выходя посмотреть, куда бабка намеривалась его прибить. – Давай, показывай!
- Да вот перила на крыльце разболтались! Так и свалиться можно!
- Молодец, бабка! Нашла применение этой занозе, а-то все мозги уже набекрень съехали! Щас принесу!
В это время гвоздь, заранее присмотрев себе щель между рейками в ящике, прятался туда – уж очень ему не хотелось служить людям на морозе! Лучше в тепле и на виду, чтобы им гордились и не забывали!
- Ну, где ты там? – бабка уже нашла место для гвоздя и придерживала брусок, чтобы дед сразу забил гвоздь по месту.
- А его нигде нет! - из сарая кричит дед. - Ты его не брала?
- Да, на кой черт он мне сдался! Я ж его без тебя и не забью!
Для себя он не прятался: гвоздь готов был пойти на всё ради людей, но только с одним условием – принести им как можно больше пользы. Так и проходили дни, недели, месяцы!.. Бабка гвозди не покупала – зачем тратить деньги, если дед и так приспособился чинить клиньями, тряпками и всем тем, что попадалось под руку?
Спустя год, весной, гвоздь понял: ожидания бессмысленны, и в этом доме для него не найдётся достойного применения. Ночью, как вор – хотя так оно и было на самом деле (он украл сам себя у бабки с дедом) – тихонько вышел из дома на дорогу и пошёл искать лучшей участи.
На телеге ранним утром ехал мужик. Увидев на дороге гвоздь, остановил коня, подобрал и радостно воскликнул:
- Вот это удача! Как же ты мне нужен! Вот приедем домой, сразу же прибью петлю к калитке!
Радость мужика была приятна гвоздю, но и сыграла с ним злую шутку – ещё выше подняла его самооценку. «Как же так, - размышлял гвоздь, - калитка, конечно, важная персона, но она же всего на всего впускает и выпускает – хотя сама держаться будет на мне».
Размышления становились невыносимы, и, когда проезжали мимо монастыря, гвоздь соскочил с телеги и направился прямиком к нему, в полной уверенности, что уж здесь-то он пригодится людям в прямом смысле.
Ворота были открыты. Гвоздь без проблем вошёл и остановился – у него закружилась голова от мысли, что в этом святом месте он будет участвовать в сострадании, в прощении, в спасении – пусть даже в самой ничтожной роли.
- Наконец-то нашёл, а мы уж не знали, куда ты делся? Все перевернули, а ты тут лежишь преспокойненько! Ну и слава Богу! – монах подобрал гвоздь и, махая руками, поспешил в сторону церкви, ища глазами, кому бы сообщить о находке.
- Нашёл! Слава Богу! - сказал он, показывая его первому попавшемуся брату.
- Слава! Слава! - с поклоном ответил тот.
- Нашёл! Нашёл! – повторял монах, радостно кланяясь, а потом продолжил причитать, уже глядя на гвоздь. - Как же тебя занесло в такую даль от храма? А-то смотрю – нет тебя в ладони Христовой, вот думаю: ну и дела, не порядок – ведь всё обыскали! Ну и ладно, нашёлся, наконец! Слава Тебе, Господи!
Гвоздь думает: «Вот и я нашёл на свою голову славу! Надо же так попасть! Хуже и придумать невозможно! Это что же получается, если, конечно, образно рассуждать – мною будет прибита к Кресту вся совесть, любовь и чистота людей?! С одной стороны это неплохо – пусть видят свои поступки со стороны, но в тоже время получается, что я как бы один из главных участников этого зверства! Как же так? Да, я создан для служения людям, но сдуру, в поисках наиболее подходящей для этого роли, нашёл на свою голову такое применение, что не дай Бог! – Они же всю свою гордыню, ненависть и грехи повесят на меня! Христос-то – Сын Божий, Он выдержит, а мне что – всю мерзость человеческую до конца дней своих брать на себя?»
Пока он рассуждал, монах подошел к Распятию, взяв предварительно молоток, хотел было его прибить, но остановился – гвоздь оказался не того размера и никак для этого дела не подходил.
- Что, не тот? – спросил молодой монах, стоявший неподалеку. – Извини, брат, что напугал! Не хотел тебя смущать своим присутствием – вот молча и наблюдал. Может, отдашь мне этот гвоздь? Он тебе всё равно, видать, без надобности, а у меня для него полезное дельце найдется!
- На, бери, раз надо, - сказал старик, немного расстроенный. – Теперь придётся в город ехать на базар! Да и ладно на людей посмотрю, себя покажу!
- А, можно? Я и молоток на пять минут возьму? - спросил молодой.
- Чего спрашиваешь? Что не привык ещё? Все у нас здесь общее – колхозное, так сказать, - расстроенный монах, покачал головой.
Наш гвоздь совсем потерял голову от происходящего: «Ну, - думает, - может, наконец-то, дождался своего часа! Вот ведь оно как – судьба-судьбинушка мною крутит!»
Молодой монах зашёл в подсобку у церкви, достал дверную ручку, и поспешил к отхожему месту. Гвоздь начал сомневаться в своем везении, и, когда монах подошёл к дверце сортира и оторвал от неё тряпку, а на её место приложил ручку, гвоздь понял: удача окончательно отвернулась от него – опять дверь, опять скрип, а здесь ещё этот невыносимый запах! Монах примерился, занес руку и уже почти ударил по нему, гвоздь же в последний момент увернулся – и монах со всей силы попал себе по пальцам. Крик монаха был слышан даже за пределами монастыря, братья отовсюду бежали ему на помощь, что и помогло гвоздю затеряться и скрыться из виду.
- Хорошо, хоть промахнулся, - сказал гвоздь, и дал деру. – Ну, я размечтался, возгордился, чуть не влип! Надо бежать от греха подальше!
Вышел за ограду, вздохнул свободно, и стал гнать от себя мысли разные: не дай Бог ими согрешить ещё больше, – тут-то его и настигла гроза.
- Это мне возмездие, - идёт, шепчет гвоздь. - Кто же всё-таки меня создал человек или Бог? Кому служить? Тоже мне вопросик! Страшновато, конечно, но разобраться надо. Так, значит: сбежал из монастыря, хотя дал слово людям служить, сразу после этого дождь начался – точно Бог покарал! Ну, и не надо мне такой высокой чести! Ладно, прости, Господи, мне бы теперь под любою руку попасть, куда вобьют там и успокоюсь.
Дождь кончился, выглянуло солнышко, гвоздь довольный сложившимися обстоятельствами, легкой походкой шел к определившейся цели. Вдруг что-то его смутило - что-то не так?! Огляделся – всё нормально, посмотрел на себя и, о Боже, он покрылся ржавчиной!
- Вот тебе и проклятие монаха, - испуганно сказал гвоздь. – Это мне за гордыню! Кончена моя жизнь, никому я теперь не пригожусь!
Так с опущенной головой, в печали, брёл он неизвестно сколько, и неизвестно куда, пока не упёрся в ворота заброшенного сарая. Прошёл между досками, смотрит, чего здесь только нет: уныло лежат и висят вещи, которые могли бы ещё долго служить людям. Из ящика полного ржавых гвоздей, такого же, что стоял у деда, высунулись любопытные.
- Что, братья – помирать собрались? - грустно спросил наш гвоздь, как бы шутя.
- Да нет! Хозяев ждём, - отвечает один, видно, что еще пригодный для работы.
- И давно?
- Лет шесть уж как не приезжали! Последний раз рабицу натягивали, штук двадцать наших использовали, так что надежда есть, - сказал ржавый оптимист. – Оставайся, здесь сухо и повеселей, чего одному бродить? Пропадёшь!
- Надо подумать, - с сомнением ответил наш бродяга.
- И думать нечего! Говорят, у людей совесть проснулась, так что скоро приедут! Точно говорю! К тому же ты не сильно ржавый, в первую очередь пойдешь!
- Хорошо, остаюсь! Если этим летом не приедут, дальше пойду!
Так и живут они – в ожидании!
.