Через полуоткрытые веки пробивался свет. Свет был слабый, мерцающий, какой-то не настоящий, но это был свет. Чуть позже она услышала звуки, звуки разговора. Они были неразборчивы, и доносились откуда-то издалека. Евгения осознала, что слишком долго её окружала тьма и черная же, тишина. Она пыталась понять, где она и что случилось. Память выдавала какие-то яркие сполохи света, скрип и скрежет металла, звуки ударов и ощущение нехватки воздуха. Она пыталась из этого хаоса сложить хоть какой-то, зрительный и звуковой ряд. Сначала это не удавалось, но потом что-то стало складываться. Это что-то ей не понравилось. Сначала пришел ужас. Он заполнил все уголки её сознания, он был чёрный и липкий. Евгения закричала, и показалось, потеряла сознание. Вскоре она очнулась и поняла, что вместе с сознанием пришло и понимание произошедшего. Она увидела себя в своём автомобиле. Левой рукой она держала руль, а правой застёгивала замок детского кресла, на заднем сидении, где сидела дочь. Скрежет, сполохи огня, провалы в тишину, колеблющаяся груда металла, улетающая в сторону, и вниз, в темноту. Авария… - поняла Евгения. Была авария, и сейчас она в больнице. Она жива, пусть переломана, но жива. А что с дочерью? Где моя дочь? - закричала Евгения: - что с ней, где она, кто мне ответит! Ей казалось, её крик пронизал тьму и проник во все закутки окружения, но ей никто не ответил… Она закричала ещё раз , и ещё, и ещё. В ответ только тишина. – Ко мне подойдёт кто ни будь, что-то мне расскажет? Где…моя… дочь? Тихо... Нет, так не пойдет – решила она. – Может, тут нет никого, а я ору. Надо дождаться людей, и спросить. Но мысль о дочери не уходила, доводила её до истерики, ей казалось, что она сходит с ума. Неизвестность требовала резрешения. Вскоре она услышала голос, нет, два голоса, мужских. Они тихо переговаривались между собой. Ей казало, что она понимает, о чем они говорят, но никак не могла ухватить суть. Порывалась крикнуть, спросить, о чем хотела, но не могла. Вскоре ей показалось, что она начинает понимать слова: - Нет, не эту. Бери вон того. Эту пока не трогаем, родственники еще не приехали. - Санитары – подтвердила Евгения свою догадку: - точно, это больница, и я после операции, ну да... И боли, боли нет, наркоз еще не отошел, вот почему я ничего не чувствую. Реанимация… Так, а какие родственники, кого не трогаем, меня? Почему не трогаем? Но спросить уже было некого, голоса исчезли. Евгения немного успокоилась, раз не трогают, значит не так всё плохо. Надо определиться, где она, а то скоро будет не до этого. Она понимала, скоро отойдёт наркоз, и небо покажется с овчинку. Многолетняя медицинская практика в детской, районной больнице и профессия травматолога не позволяли ей в этом сомневаться. Надо отрешиться от всего. И раз её состояние не позволяет контролировать ситуацию, надо немного отдохнуть. Евгения не заметила, как впала в забытье.
Её разбудил свет, так ей показалось. Свет был намного ярче, но он также проникал через полузакрытые веки. Глаза открыть, по-прежнему, не удавалось. Но зато она слышала голоса! Они звучали явственно и четко. Но как то странно. Они приходили из тишины, как будто кто-то вырезал их из окружающего звука, и выкладывал для прослушивания. Ей показалось, что их можно было видеть. – Проходите сюда. Это трудно, но постарайтесь внимательно рассмотреть лицо. Или может какие-то метки на теле, родимые пятна, образования. Свет чуть притух, видимо что-то перекрыло его. – Да, это она… - через непродолжительное молчание: - она, точно. Что за черт, что это такое? Это сейчас о чём? Кто это? Мысли вспучились, и казалось, вывернули черепную коробку. Что? Что происходит? О ком, или о чем речь? Кто это говорит, и кто отвечает? Что за чертовщина здесь происходит? Свет снова стал тусклым, и наступила тишина. - Так, надо разобраться, иначе я с ума сойду. Евгения собрала всю свою волю, как её наставлял когда-то учитель по йоге, загнала все мысли в дальний угол черепа, в темноту, и стала медленно, бережно доставать по одной, прихватывая мысль за кончик, как светящуюся верёвочку и укладывать на открытое место, для рассматривания.
Так, авария, больница, скорее всего операция, более-менее удачная, раз она жива. Была в коме, или нет? Если была, и долго, то это может повлиять на сознание. С другой стороны, она все понимает, и рассуждает здраво, значит всё в порядке. Дочь. С дочерью сложней. Была пристегнута, кресло немецкое, заднее сидение. Скорее всего, лобовое столкновение, она пострадала. Дочь сидела по диагонали, могло и не зацепить. Вполне может быть, да что может, точно жива. От этой мысли стало легче. Дальше. Поломалась сильно, восстанавливаться придётся долго. Голос, чей был голос, который говорил о ней! Вдруг она вспомнила, это был голос мужа, Виталия! Они не жили уже три года, так сложилось. Он не был плохим человеком, просто был другим. Жаль, что не разобрались в этом раньше, до рождения Аннушки. Не виделись с ним давненько. А зачем он здесь, неужели так изуродована, что узнать невозможно? Это плохо, очень плохо. В тридцать лет начать жизнь заново, и не дай бог на инвалидности. Жутко. Дочь... Так, всё, на этом остановимся. Что ж никто не приходит-то, где все? Евгения вспомнила о боли. Именно вспомнила, потому что боли до сих пор не было. Странно. Она вспомнила навык, приобретённый в йоге. Прослушивать свой тело, мысленно проходя его, от косточки к косточке, от мышцы к мышце. Она попробовала найти и послушать свои руки. Но сколько она не старалась найти, ощутить свои руки, почувствовать силу мышц, ничего не получалось. А раньше, во время сеансов, она даже слышала, с каким шумом и скоростью бежит кровь в её сосудах. Такое же проделала и с ногами, их не было. Вот черт… Похоже, всё было совсем плохо, она повредила позвоночник. Это объясняло отсутствие ощущений, боли. Плохо. Это было последнее, о чем подумала она. Свет и сознание погасли одновременно.
- Аккуратней с рукой, аккуратней, не чувствуешь, сломана. Голос был женский, не молодой, и слова всё также появлялись из ниоткуда. - Чистое вот здесь возьмёшь, а это бросай сюда, потом сожжем. Да аккуратней, прошу. Конечно, она ничего не слышит, но все равно, по аккуратней. - Перевязка. Дело движется, - подумала Евгения. Вот дожили и до перевязки. Вот сейчас самое время определить, что с её функциями. Воду и губку все равно должна услышать. Но ничего не случилось, никто её не трогал. Или она не почувствовала. Позвоночник, черт, всё же позвоночник. И самое главное, глаза так и остались почти сомкнутыми. А ведь так хотелось увидеть что-то, или кого-то. Людей, она поняла, что так соскучилась по людям. Вдруг резко стало светлее, но всё также непонятно, мутно. Это ей мыли лицо и затронули веки, решила она. Хорошо, хоть теперь она сможет увидеть больше. Она почувствовала, как свет и тени прошлись по её лицу. Потом всё прекратилось, и снова, как будто взмахом крыла сознание было выхвачено из её головы.
- Иди сюда, иди, не бойся, Анечка, встань вот здесь – смысл сказанного с трудом доходил до Евгении. Дочь! Боже мой, она жива! Какое счастье, просто чудо. Спасибо, господи. В бога она не верила, но соответственно возраста, задумывалась иногда, одни ли мы на этом свете, нет ли чего, что находится над нами. Или с нами. Но это дело будущего, потом разберёмся. Господи, как хорошо, дочь жива. И женщину она узнала, что разговаривала с дочерью. Сестра двоюродная, с детства с ней дружили. Если допустили родных, это совсем хорошо, идем на поправку. – А куда Анютку, кто возьмёт? Вдруг услышала она. – Виталий, кто ж ещё… Я бы забрала к себе, где двое, там и третий, но кто отдаст. Он отец. Хороший мужик, не пьющий, всё у него в порядке, и всё еще впереди. Может, кого найдет, – пауза: - да точно найдет, хорошие мужики на дороге не валяются. Да вы что, с ума сошли, - почти закричала Евгения: - совсем обалдели. Как это дочь отдать, кому, а меня спросили? Это что за беспредел? Слышала про опеку нелицеприятное, но не так же нагло и бесцеремонно. Дайте вот только… - и осеклась, услышав сказанное кем то. – Жаль, конечно, такая молодая была. Тридцать лет всего. Специальность хорошая –доктор, дочь, муж, живи и радуйся. И вдруг такое, авария… и всё, конец всему. – Не могу до сих пор поверить, что её больше нет, – раздался голос сестры и всхлипывания. Что значит, конец всему, что значит нет… Кого нет? Меня нет? А я тогда кто, кто я? – вспышка, сознание ушло, и вернулось к прежней точке: - ааа, я поняла... Вот откуда всё это. Неужели это случилось со мной? Неужели это не придумки писателей. Неужели Гоголя на самом деле похоронили заживо, и он поэтому лежал в гробу на боку, при вскрытии. И крышка вся изнутри была исцарапана его ногтями? Летаргический сон! Так вы что, тоже меня хороните? Сумасшедшие, подойдите ко мне, потрогайте меня, я ведь тёплая, живая! Я все слышу, я вижу, я думаю! Ужас охватил Евгению, ей показалось, что её скрутили судороги, что весь мир пришел в движение, и содрогнулся в страшном прыжке в никуда. Стойте! Стойте, стойте… куда же вы, я ведь живая. Живая я… ну ради бога, подойдите ко мне, услышьте меня. Я здесь, с вами. Я с вами…
Боль наконец пришла, и слёзы хлынули из глаз, она это почувствовала всей своей сутью, всем сознанием, всей душой. Она осознала, что произошло. Она умерла. Почему она всё слышит, видит, не понятно. Может, все так умирают, она не знала. Но то, что всё закончилось, что ничего больше не будет, она поняла. И она завыла, завыла как молодая волчица, потерявшая волчат и всю стаю, оставшись одна, в заснеженном, морозном лесу. Выла, как все женщины, потерявшие всё, стоя у обрыва, у пропасти, на дороге, ведущей в никуда. Ничего нельзя остановить, переделать, последний шаг уже сделан. – Анюта, солнышко… - Яркий свет неожиданно разлился перед ней. Из света показалось лицо, на котором сияли глаза. Они разглядывали её, улыбались, и успокоение пришло к ней. - Не плачь – мягкая рука вытерла ей слёзы, не надо плакать, еще не всё закончено. Евгения онемела, вглядываясь в это сияние. И не найдя что сказать, глубоко вздохнула. Это был настоящий, живой вздох, она бы его ни с чем не перепутала. – Это я был с тобой всё время. Я твой ангел-хранитель, и прости, не углядел за тобой, не уберёг. Я виноват, и я подумал, что будет не правильно, если хороший человек уйдёт не попрощавшись, не узнав, что осталось после него. Я оставил тебя среди живых чуть дольше. Не знаю, может у меня не всё хорошо получилось, я это делал впервые. А теперь пойдем со мной, негоже тебе видеть то, что будет дальше. Лицо медленно растворилось в сиянии. Тёплый и мягкий свет коснулся её, приподнял и понёс. Она чувствовала, что она и сама стала растворяться в этом свете, теряя очертания и оставляя лишь одно – надежду.
29.01.2019 Екатеринбург.