Случилось вчера набрести на огромный форум по поводу обсуждения отрицательных черт характера Марины Цветаевой и заодно уничижения её поэтического творчества и наличия вообще таланта.
Думала, что хотя бы к её поэзии претензий быть не может, ан нет, и русского языка она, оказывается, толком не знает, и стихи у неё бездарные, и эмоционально они не заряжены, и вообще их читать невозможно.
А уж про саму личность Цветаевой чего только ни понаписали! И истеричная, и неряха, и детей голодом уморила, и вообще плохая мать, которая вместо того, чтобы думать о детях, сочиняла свои никчемные, никому не нужные стишки...
Что интересно, мужчины на форуме во всех смыслах более уважительны и снисходительны к Цветаевой, а вот бабьё просто рвёт и мечет!
В результате сегодня мне всю ночь снилась чья-то папка со стихами. То ли я её прятала, то ли где-то нашла, но даже сейчас зримо помню, как она выглядит.
Тот форум оказался настолько большим, что я устала дочитывать его до конца, а тем более что-то там писать. В оголтелой бабьей стае моё мнение и аргументы мало кто читать станет и тем более с ним соглашаться. Уж лучше выскажусь здесь.
Я всегда с предубеждением относилась к сплетням о больших исторических личностях, будь то хоть Иван Грозный, хоть Иосиф Сталин, хоть Марина Цветаева.
Мы в ту историческую эпоху не жили, её реалий на себе не прочувствовали, не нам о них и судить.
Сейчас легко осуждать ту же Марину за то, что она сто лет назад в разгар революции и гражданской войны поместила двоих дочерей на время в приют, чтобы их там подкормить. В стране был между прочим голод, и из двух зол приходилось выбирать меньшее.
Да, одну из девочек сохранить не удалось, но Марина ли в этом виновата?
Сейчас всем этим сердобольным тёткам легко рассуждать, имея в хозяйстве стиральные и посудомоечные машины, газовые плиты и батарейное отопление, когда отсутствие колбасы в недавние 90-е уже воспринимается ими, как голод, ту ситуацию, в которой оказалась Цветаева с двумя детьми на руках.
Молодая женщина, выросшая в тепличных условиях, где всю домашнюю работу делала нанятая для этого прислуга, вдруг оказалась перед фактом разбитого корыта. Она не умела готовить, стирать, вести домашнее хозяйство, привыкла лишь к умственному труду, и вдруг ТАКОЕ.
Уж извините, дамочки, но это вы в интернете и деликатесы готовить умеете, и чистоплотные дальше некуда, и на все руки мастерицы, а что там на самом деле, ещё не известно.
Вы в большинстве своём никогда не пользовались печкой-буржуйкой и тем более не пробовали на ней в отсутствии дров сварить кашу из топора, чтобы накормить детей.
Вашу квартиру никто не экспроприировал и не заселял всяким сбродом, вы не имели удовольствия наблюдать, как этот сброд пользуется вещами, десятилетиями принадлежавшими вашей семье, и при том хамит вам же в лицо. Вы не знаете, что такое примус и отсутствие керосина. Вам в голову не приходит, что в те времена вы могли бы радоваться куску хозяйственного мыла.
Скажу больше! Подсели к вам вдруг в квартиру в порядке уплотнения ещё сейчас кого-нибудь, вы бы продемонстрировали миру такую истеричность, что куда там не только Марине Цветаевой, но и всем поэтам её серебряного века.
Кто-то из вас негодует, что Марина отказалась отдать НАСОВСЕМ младшую дочь родственнице мужа, предпочтя тем хлебам временный приют? Так флаг вам в руки! Никто не возражает, если вы сами в подобной голодной ситуации не чужого, а СВОЕГО ребёнка не в приют на временную кормёжку отдадите, а сделаете его предметом торга для кого-то из богатых родственников.
Ну, а теперь о самой поэзии поговорим, а то, как я заметила, о ней больше рассуждают те, кто сроду сам ничего не писал и понятия не имеет, как это делается.
Как в таких случаях обычно принято говорить, не нравится - сядь и напиши лучше. Или захлопни пасть, потому что из неё смердит.
Марина Цветаева - это между прочим краса и гордость нашей русской словесности, и во мнениях зажравшихся полуобразованных домохозяек её творчество не нуждается.
Ей в ножки нужно поклониться, что она в тех жизненных условиях сумела сохранить и приумножить свой талант, коим мы сейчас с успехом можем пренебречь иль насладиться. Не нравится, не читайте. От неё и тем более от нас не убудет.
Сейчас даже у самого посредственного рифмоплёта больше возможностей самовыразиться через интернет, чем у любого поэта этак тридцать лет назад. А что имела в результате Цветаева? - Она большую часть жизни прожила практически в безвестности, не имея возможность ни нормально печататься, ни общаться со своими читателями.
В сущности, она почти всю жизнь работала в стол. И возможно от этого очень страдала.
Кое-кому бы повиниться перед ней за то, что не создали нормальных условий жизни, не посчитались вовремя с её талантом, личной и профессиональной неустроенностью, НЕ ПОМОГЛИ.
Уж извините, но те, кто не сберёг её для нас, загнав в тьму-таракань, низведя до уровня посудомойки и доведя до состояния депрессивного самоубийства, когда-нибудь ответит за неё на Страшном суде.
Потому что она одна такая на всю Россию.
Потому что когда-то ей предпочли бездарей, а её сделали как бы в роли паршивой, никому не нужной овцы в литературном стаде.
Почему-то некоторые люди, сами мало в жизни преуспевшие, так и рвутся возвысить себя, унижая и пороча по-настоящему талантливых людей. И характер у них, дескать, плохой, и распутники они донельзя, и пьяницы, и мерзавцы, и негодяи...
Да хоть все грехи человечества на их головы пусть соберут, но без них эти доморощенные судьи никто и ничто. Потому что такие, как Цветаева, и после смерти в России останутся, а об осуждавших их сплетниках кто вспомнит?
Нельзя талантливых людей мерить одной мерой со всеми остальными. Их мера возможно шире, у них другой взгляд на жизнь, другие приоритеты, они работают на бессмертие.
Их труд может быть настолько ценен для человечества, что всякое посмертное упоминание о грязном белье должно быть постыдным.
А? Что? У Марины Цветаевой посуда грязная? Так пойди и помой! Хоть какая-то польза для русской словесности от тебя будет.
Марина Цветаева- это нерв русской поэзии. Она своими стихами, как драгоценными камушками Россию одарила. Извольте знать своё место вблизи неё. Место посудомоек! И не более того.
х х х
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче - всё косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел,-
Всё жаворонки нынче - вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
"Мой милый, что тебе я сделала?!"
И слезы ей - вода, и кровь -
Вода,- в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха - Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая...
И стон стоит вдоль всей земли:
"Мой милый, что тебе я сделала?"
Вчера еще - в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал,-
Жизнь выпала - копейкой ржавою!
Детоубийцей на суду
Стою - немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
"Мой милый, что тебе я сделала?"
Спрошу я стул, спрошу кровать:
"За что, за что терплю и бедствую?"
"Отцеловал - колесовать:
Другую целовать",- ответствуют.
Жить приучил в самом огне,
Сам бросил - в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе - я сделала?
Всё ведаю - не прекословь!
Вновь зрячая - уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.
Самo - что дерево трясти! -
В срок яблоко спадает спелое...
- За всё, за всё меня прости,
Мой милый,- что тебе я сделала!
х х х
Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! — Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:
На! — Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости моей прими!
Льни! — Сегодня день на шхуне,
— Льни! — на лыжах! — Льни! — льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!
— Мой! — и о каких наградах
Рай — когда в руках, у рта:
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!
х х х
Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
Имя твое — ах, нельзя! —
Имя твое — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век.
Имя твое — поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…
С именем твоим — сон глубок.
х х х
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной - и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!
Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня - не зная сами! -
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны - увы! - не мной,
За то, что я больна - увы! - не вами!
х х х
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я - поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
- Нечитанным стихам! -
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
х х х
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес - моя колыбель, и могила - лес,
Оттого что я на земле стою - лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою - как никто другой.
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца -
Оттого что в земной ночи я вернее пса.
Я тебя отвоюю у всех других - у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я - ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя - замолчи! -
У того, с которым Иаков стоял в ночи.
Но пока тебе не скрещу на груди персты -
О проклятие! - у тебя остаешься - ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, -
Оттого что мир - твоя колыбель, и могила - мир!
х х х
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!-
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
- Послушайте!- Еще меня любите
За то, что я умру.
х х х
Ты, меня любивший фальшью
Истины - и правдой лжи,
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!
Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах! -
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.
х х х
С.Э.
Я с вызовом ношу его кольцо!
— Да, в Вечности — жена, не на бумаге! —
Чрезмерно узкое его лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями раскинутых бровей —
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
— Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.
х х х
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала - тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти - слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной,
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь - могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед,-
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
х х х
Откуда такая нежность?
Не первые — эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала темней твоих.
Всходили и гасли звезды,
Откуда такая нежность?—
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.
Еще не такие гимны
Я слушала ночью темной,
Венчаемая — о нежность!—
На самой груди певца.
Откуда такая нежность,
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами — нет длинней?
х х х
Два солнца стынут,- о Господи, пощади!-
Одно - на небе, другое - в моей груди.
Как эти солнца,- прощу ли себе сама?-
Как эти солнца сводили меня с ума!
И оба стынут - не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.
х х х
Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух - не решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле!- Неба дочь!
С полным передником роз!- Ни ростка не наруша!
Знаю, умру на заре!- Ястребиную ночь
Бог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,
В щедрое небо рванусь за последним приветом.
Прорезь зари - и ответной улыбки прорез...
- Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
х х х
И в заточеньи зимних комнат
И сонного Кремля —
Я буду помнить, буду помнить
Просторные поля.
И лёгкий воздух деревенский,
И полдень, и покой, —
И дань моей гордыне женской
Твоей слезы мужской.
х х х
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.
О милая! Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.
И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб на сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.
Нет, выпростаю руки, стан упругий
Единым взмахом из твоих пелен,
Смерть, выбью!— Верст на тысячу в округе
Растоплены снега — и лес спален.
И если все ж — плеча, крыла, колена
Сжав — на погост дала себя увесть,—
То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
Стихом восстать — иль розаном расцвесть!
х х х
В пустынной храмине
Троилась — ладаном.
Зерном и пламенем
На темя падала...
В ночные клёкоты
Вступала — ровнею.
— Я буду крохотной
Твоей жаровнею:
Домашней утварью:
Тоску раскуривать,
Ночную скуку гнать,
Земные руки греть!
С груди безжалостной
Богов — пусть сброшена!
Любовь досталась мне
Любая: большая!
С такими путами!
С такими льготами!
Пол-жизни?— Всю тебе!
По-локоть?— Вот она!
За то, что требуешь,
За то, что мучаешь,
За то, что бедные
Земные руки есть...
Тщета!— Не выверишь
По амфибрахиям!
В груди пошире лишь
Глаза распахивай,
Гляди: не Логосом
Пришла, не Вечностью:
Пустоголовостью
Твоей щебечущей
К груди...
— Не властвовать!
Без слов и на слово —
Любить... Распластаннейшей
В мире — ласточкой!