Рано-рано утром, пока дачники спят, на участках безраздельно царят птицы. Сороки деловито проверяют на столике у раковины, не оставила ли хозяйка блестящую ложечку. Синицы, тучей налетев на куст смородины, виртуозно обирают всякую вредную живность, от смородинового клеща до микроскопической тли. Дрозды бандитской стаей пикируют на клубнику – славный у них будет завтрак! Вообще все они чувствуют себя здесь истинными хозяевами и с искренним удивлением посматривают на явление весною людей. А ЭТИ откуда взялись и что тут делают?
Наблюдают за птицами.
Вот таким же неописуемо ранним утром я просыпаюсь от громкой базарной склоки, что учинили за окном три вороны. Сначала мне показалось, что ореж подняла большая стая. Бросив взгляд на часы (пять утра!) осторожно отгибаю край занавески и вижу, как три черно-серые крупные «тетки» сгрудившись вокруг консервной банки на крыше моей террасы, что-то яростно доказывают друг другу. Вчера вечером я эту баночку с остатками консервированной горбуши поставила у мойки, под забором, для забредающей иногда сюда кошки. Это значит, они сумели банку затащить на крышу, пронеся через весь участок! А теперь, видать, делят добычу.
Я начинаю хохотать, а вороны с шумом и недовольным «кра-кра» удирают. Эти хулиганки все время послеживают за мной, и как-то выдрали из земли только что пересаженные луковицы тюльпанов. Я сейчас нисколько не удивляюсь, если луковичные по весне вдруг расцветают то под яблоней, то под забором. Есть тут кому пересадку делать, кроме меня!
Ну, обычная серая ворона конечно не экзотика, а вот черный ворон – птица редкая. Была раньше. Сосед по даче (всезнающий природовед Евгений Петрович Синицын) говорит, что раньше ворона встретить было в этих лесах почти невозможно, а сейчас их развелось – видимо невидимо! Непонятно, чем кормятся, ведь они стервятники. Но до чего же хороши, летают высоко в голубом небе нежной парой, почти касаясь друг друга огромными черными крыльями, и нежно курлычут, словно журавли. Это совсем непохоже на воронье «Кар-кар», это почти любовная песня.
Синицын задумчиво смотрит в небо и резюмирует:
- Ишь, разыгрались на солнышке. Но это тепло недолгое. Лето кончилось, 30 августа уже и ласточки улетели.
Меня всегда изумляет точность и конкретность поэтических наблюдений этого мастеровитого грубого мужика. Когда рыбу ловить, где и какие грибы собирать, пора ли орех заготавливать – знает абсолютно точно. Птиц, которые для нас, городских жителей, имен не имеют, он знает по песне и одежке всех наперечет. И все, что для меня тайна за семью печатями, для Синицына - открытая книга.
- Что-то тихо стало, даже по вечерам птичьих песен не услышишь, - говорю я.
- Так сегодня 20 июня, птицы на гнезда сели, какие могут быть песни! – удивляется моей бестолковости Евгений Петрович.
- А у меня по лужайке трясогузка все время бегает, бездельничает что ли?
- Скажешь тоже, птица и бездельничает, - усмехается сосед. - У них тут гнездо, они парой высиживают, она на яйцах – он червячков и мушек собирает. Месяц будет все на наших грядках подбирать.
- А где гнездо?
- Под стрехой у моей бани, ты не подходи, не смущай их зря. Я даже кота выдрал, чтобы он к ним не приближался. Да ему и не достать, они тоже не глупые, хорошо прилепились.
Через месяц новое представление: птенцы вылупились, и взрослые трясогузки учили их летать. Один птенец, мягкий комочек серого пуха, упал в траву у моего дровяника, и какой же тут поднялся переполох! Отступив подальше, я наблюдала, как он раза три пытался взлететь, стукнулся о выступающий край крыши, снова упал и, наконец, сумел подняться на нижний сук яблони. Мама-трясогузка (или папа?) волновалась ужасно, подлетала к малышу, совала ему в рот какую-то букашку, отгоняла криком меня, и вообще отчаянно суетилась. А малыш несколько раз азартно похлопал крыльями, словно вот-вот поднимется в небо, потом вдруг очень бойко побежал вверх по суку и веткам пехом! Это было так смешно и трогательно. Уже на следующий день весь молодняк порхал по округе, как ни в чем не бывало, словно и не было никаких трудностей и конфуза. Потом стало тихо, больше им наши огороды были неинтересны.
Забавно было наблюдать и за сойками. Один такой молодой франт в светло-бежевом прикиде с черными оторочками, с голубой перевязью на крыле, сидел на яблоне и разглядывал нас безо всякой боязни, хотя и собака Глаша очень им интересовалась, и мы стояли в непосредственной близости. Синицын из-за забора прокомментировал:
- Видать, совсем молодой, глупый еще, вообще-то сойка птица очень осторожная, близко к себе не подпускает.
- Евгений Петрович, а что-то я раньше тут такого количества соек не видела.
- Ну, так, понятно! Видишь, в этом году грибов нет, а орех уродился, как никогда. Сойке либо желудь нужон, либо орех, вот их тут и собралось. Ты еще бы видела, как они свои клады зарывают, самые отборные орешки.
Он все умеет объяснить, не сходя с места. А мы за всеми разъяснениями лезем то к Игорю Акимушкину, то к Роджеру Питерсону, то в энциклопедию. Так уже из литературы я с удивлением узнала, что практически все птицы, мои соседи по даче, принадлежат к отряду воробьиных: от синичек до воронов, сойки, сороки, малиновки, трясогузки… Да что перечислять, если этот огромный отряд насчитывает свыше пяти тысяч видов, три пятых всех птиц мира! Питерсон в занимательнейшей книге «Птицы» пишет: «Хотя многие современные систематики считают воробьев и вьюрков наиболее «эволюционировавшими» из всех воробьиных, орнитологи старшего поколения помещали на вершину генеалогического древа ворон и соек. И они были правы: эти находчивые и изобретательные птицы, вне всякого сомнения, гибки, относительно мало специализированы, легко приспосабливаются к обстоятельствам и скорее всего, способны на дальнейшее развитие».
Так что ворона нас еще не раз удивит. Да и сойка выглядит очень неглупой. Я долго гонялась за нею с фотоаппаратом – близко не подпускает. Стоит мне забыть дома цифровик, она спокойно рассматривает меня почти в упор, раз было даже на край бочки села, из которой я собралась воду зачерпнуть. И отлетела лишь тогда, когда я была в двух метрах от нее! Удалось ее снять, когда она у соседа на делянке зернышки ржи подбирала, словно понимала, что за забором я ее не достану.
Кстати, сосед мне тут же сказал, что зерна - это одно, а вот хлеб ржаной птицам вреден. И если синичку зимой потчуешь – соленого сала не давай, только свежее. Так что этим милым порхающим созданиям тоже нельзя чего ни попадя кидать, навредишь! Летом же на даче и вовсе незачем их угощать человеческой пищей, они прекрасно сами себе еду найдут. Зрение у птиц на зависть всему живому на Земле: они видят и с высоты далеко вокруг, и разглядят микроскопическую мошку на листьях.
Фотоохота на птиц - занятие сложное. Ну, ворона-то позирует охотно, а черный ворон держит такую дистанцию, что снять его я просто отчаялась. Пыталась сделать портрет в птичьем зоопарке в деревне Воробьи, что неподалеку от нас, но и там огромная черная птица демонстративно отвернулась и угрюмо нахохлилась. Совсем не боятся человека птицы в труднодоступных местах, где людей практически не бывает, вот как каменная куропатка на горах Северного Урала. В трех шагах сидит, смотрит – и не улетает. Ну, или попугай на набережной Ялты, который тут работает фотомоделью. А наши лесные труженики вроде и не боятся человека, поскольку легко могут взмыть вверх, но и близко к себе не подпускают. Да и суетливы они ужасно. .. То есть это нам так кажется, а они просто трудоголики.
К примеру, саблекрылые стрижи летают все время, насекомых съедают неисчислимое количество, любятся в воздухе, замечали летчики на пятикилометровой высоте, как они парят и… спят. Они живут в полете!
Мне удалось увидеть дятла за работой, любоваться парением соколов, все лето гоняла охочих до клубники прожорливых дроздов. А вот цапли и журавли пролетают над нашей деревней редко и высоко, так что соседи начинают кричать друг другу: «Смотрите, смотрите, журавли полетели!»
Сейчас мне очень хочется купить хороший определитель птиц Подмосковья. А то нашла я в лесу чудесное перышко, светло-серое в белый горошек, а чье – не знаю. Опять иду к Синицыну. Он сразу определил: соколиное! Но это то же самое, что сказать – Финист Ясный Сокол пролетал. Я у Акимушкина поглядела, там этих соколов – десятки разновидностей. Который мой?
- Жизнь надо не по книгам учить, - смеется надо мной Евгений Петрович, - хоть человечью, хоть птичью… Приглядывайся, вникай, понять пытайся. Думаешь, я по повадкам, по хотениям своим проще сокола? Глупее ворона? Простодушнее дрозда?
Я долго не могу даже понять, что он такое меня спросил, гляжу в растерянности …
А Синицын вдруг начинает хохотать и, махнув на мою непроходимую глупость рукой, подхватив огромную свою корзину, уходит. Должно быть, в лес, сойкины клады искать. Или за грибами. В единении с природой-матерью он всегда хорошо знает, когда и за какой надобностью к ней обращаться. Нет-нет, Синицын не глупее и не простодушнее вороны!
Опубликовано в сборнике рассказов
«Испытание на прочность», Москва – 2019,
ISBN 978-5-5321-0792-2