Своя компания 31. Болезнь Коли

Екатерина Усович
Лена очень изменилась с тех пор, как последний раз виделась с Даней, Колей, Мишей и Ваней. Они звонили ей, сразу – даже часто, пытались застать ее дома, но практически это было невозможно. Потом, естественно, стали звонить все реже и реже, и, наконец, перестали звонить совсем.
Год уже никто из  друзей не видел Лены. За это время она организовала частный детский дом и «натаскала» туда кучу детей, найденных ею в Питере. Это дело поглотило ее целиком, и на какое-то время Лена забыла обо всем на свете, погрузившись в этот, неведомый ей до сих пор мир.  Но время шло. Все как-то уравновесилось и более-менее образовалось.
И вот, однажды, придя вечером из церкви, она почему-то вдруг подумала: «Почему мне так тревожно и как-то… одиноко… Да! Мне одиноко. Почему мне никто не звонит уже почти пол-года? Что-то случилось… Что?! Надо срочно позвонить!»
Дозвониться не получилось. И Лена поехала к Мише.
Дома никого не было. Лена снова стала звонить всем троим. Наконец, трубку взял Ваня.
Лена:
- Ваня, привет!
- Привет, Лена! Наконец-то ты вспомнила обо мне!
- Ваня, подожди, я звоню Нику и Мише уже второй день – они как сквозь землю провалились. Где они?! Что с ними, ты знаешь?!
- Знаю.
- Так что же?!
- Ник заболел, а Мишка у него дежурит.
- Ник заболел?! Что с ним?!
- Если б мы знали…
- Что с ним?!
- Ему сильно хреново, и Мишка с ним торчит  в М-ске у него. Я сейчас – на Дачной у них, хочешь – приезжай. Данька иногда приходит. Они решили пока тут жить, как говорится – дома и стены помогают.
- Я приеду! Я… сегодня же, сейчас поеду…
- Ленка, успокойся и послушай меня - не гони на трассе и приезжай, конечно, тысячу лет уже тебя не видели, соскучились, всё звонили тебе, пока не поняли, что бесполезно. Ты сама-то как? Куда пропала? Как жила?
- Все расскажу, скоро приеду.
 

***

На следующее утро, уже в семь часов Лена выезжала из Питера на своей машине в южном направлении. Мимо Царского Села и Павловска, в М-ск.
Уже начиналась осень, деревья подернулись желтым, моросил дождик, но было не холодно. Лена ехала по трассе и думала:
«Господи! Какая же головокружительная штука – жизнь… Как мается человек в поисках любви, добра и света… Запутывается, погибает и возрождается. В одной жизни. Не говоря уже о смерти и рождении… Как это всё… Не передать… Только вот стать на колени и молиться. Но это только после того, как упал и поднялся. А если бы не падал?... Вот… То-то и оно, что: «Взойду ли на небо, Ты там; сойду ли в преисподнюю, и там – Ты». («К Господу» псалом 138) Бог повсюду, Он ведет нас от рождения и до смерти, а мы всё сомневаемся, всё не верим, всё грешим. Упрямцы, глупые человечки…»
Вот и улица Дачная, вот и маленький домик Миши, отделанный светло-желтой евровагонкой и синей металлочерепицей, резко выделяющийся из всех соседних строений, окруженный желтеющими яблонями.
Почему-то робея, Лена позвонила в дом. Дверь открыл Миша:
- Лена?!... – как-то бесконечно удивленно проговорил Миша, и в голосе его Лена уловила что-то трагическое.
Миша:
- Коля заболел…
Лена:
- Чем?!...
Миша склонил голову, мрачно покачал ею и только махнул рукой:
- У него жутко болит живот вот уже третью неделю, и его все время рвет. Знакомый доктор был, сказал, что это не отравление, и что его надо в больницу, а он не хочет.
Лена:
- Он дома?!...
Миша:
- Ну да, пошли.
В доме был бардак. «Да… Видимо, это серьезно…» - думала Лена, идя за Мишей и со страхом глядя вокруг.
В спальне на скомканной раскиданной постели лежал прозрачный Коля. Над ним сидел Даня и как-то растерянно-бессмысленно гладил Колю по плечу. Коля, по-видимому, находился в каком-то пограничном состоянии, и, то закатывал глаза, то открывал рот, как свежий карп.
Даня встал навстречу Лене и порывисто обнял ее:
- Ленка… сколько зим… Вот… не знаем, что и делать…
В этот момент Коля на кровати страшно захрипел и затих.
Все в оцепенении уставились на Колю, а Лена подумала: «А если сейчас он…»
- Скорую… - пролепетала она.
Миша тут же бросился к телефону.
Скорая приехала через 35 минут. Колю забрали в больницу. Даня, Миша и Лена поехали с ним.

***

В фургончике скорой Лена спросила:
- А где Ваня? Я с ним говорила, он сказал, что он с вами.
- Он в магазин пошел и в аптеку…
Лена:
- Ну вот, придет, а дома – никого…
Даня:
- Я ему записку оставил.
Дальше ехали в полном молчании, только слабо пикали приборы, подключенные к безжизненному телу Коли.
В больнице в приемном покое Колю приказали раздеть. Миша с Даней его раздели. Из безжизненного тела выкачали хорошую порцию крови для анализов, и все исчезли.
Троица с раздетым Колей остались на коридоре в полном одиночестве.
Прошло пять минут, прошло пятнадцать, сорок минут. Даня начал скрипеть зубами, а Миша пошел искать врача.
Наконец появился врач и сказал:
- У него острый панкреатит, нужна срочная операция.
И Колю укатили в операционную. Сопровождавшим дали телефон реанимации и сказали всем отправляться домой, так как смысла находиться в больнице больше не было, в операционную и реанимацию посторонних не пускали.

***

Дома Миша ушел на чердак и не подавал от туда никаких признаков жизни.
Даня с Леной уныло сидели на кухне.
Даня:
- Так от куда же ты взялась, Лена? Мы уж о тебе и думать забыли.
- Что же вы?...  Я по-прежнему живу в Питере на Васильевском, у меня домик есть на берегу залива за городом, катер… и… детский дом…
- Катер?!... Детский дом?!...
- Да… В сущности, это твои подарки…
- Лена…
- Что?
- … Ничего… Грустно как-то очень… За этих троих сердце болит… Я то воцерковился уже, наверно, с год как, а они… не пробиться к ним…
- Тебе не пробиться, а Богу все возможно, да Он уже и пробивается, видишь…
- Лена!?...
- Что?
- Ты тоже… в церкви?...
- Да, иначе бы я не смогла больше так жить, как я жила раньше.
- Леночка, родная ты моя!... милая…
Даня обнял Лену, прижал к себе и не отпускал. Лену стало подмывать на слезу, и она мягко, но быстро отстранилась от Дани, встала и ушла к окну.
Даня совсем сник.
Лена села за стол у окна. На столе был «бумажный армагеддон» после авральных поисков телефонов знакомых врачей. Лена в задумчивости взяла со стола первую, попавшую ей под руку бумажку, и прочитала вслух:
- «Предупреждение»
Еще в скорлупе мы висим на хвощах,
Мы – ранняя проба природы,
У нас еще кровь не красна, и в хрящах
Шумят силурийские воды,
Еще мы в пещере костра не зажгли
И мамонтов не рисовали,
Ни белого неба, ни черной земли
Богами еще не назвали,
А мы уже в горле у мира стоим
И бомбою мстим водородной
Еще не рожденным потомкам своим
За собственный грех первородный.
Ну что ж, златоверхие башни смахнем,
Развеем число Галилея
И Моцарта флейту продуем огнем,
От первого тлена хмелея.
Нам снится немая, как камень, земля
И небо, нагое без птицы,
И море без рыбы и без корабля,
Сухие, пустые глазницы.
(А.Тарковский)

Даня:
- Ого… Чей это?
Лена:
- Тут дата стоит и приписка: «Тяжело мне…»
Даня:
- Покажи? Так это же Колькин почерк!
Лена:
- Н-да-а…
Даня тяжело вздохнул:
- Как он там сейчас, что с ним?... Может, уже можно позвонить?...
- Позвони, конечно, - сказала оживленно Лена.
И Дане ответили! Сказали, что операция прошла удовлетворительно, и больной уже перевезен в реанимацию.
- О Господи!... – только и сказала Лена.
Даня мрачно молчал.
- Давай помолимся за него вместе? – робко предложила Лена.
К ее удивлению Даня с охотой согласился.
Лена принесла из машины свой молитвенник, и они стали тихо вслух молиться в два дружных голоса.
На необычный звук с чердака спустился Миша. Но так как погруженные в молитву его не заметили, он постоял, посмотрел на них немного, как-то съежился и полез обратно.
Приближался вечер, и незаметно наступила ночь. А двое в маленьком домике на улице Дачной все молились и молились…
Утром Лену разбудил Даня. Он говорил по телефону, вернее кричал:
- В реанимации?!... Плохо?!... Плохо?!... Кровь?!... Еду! Я уже еду! – Даня швырнул трубку мимо аппарата, и, сорвав куртку с вешалки, вылетел из дома.
Лена лежала в постели и думала: «Что-то произошло… Что? Колька умирает?... Данька сходит с ума, Мишка – уже…, а я лежу тут… в постели… Встать! Где Мишка, что он зашился там на чердаке?!» И, растолкав еще спящего и с бодуна, Мишку, Лена запихнула его в свою машину и помчалась в больницу.
В больнице Коля лежал в коме, у него ночью открылось внутреннее кровотечение и теперь ему требовалось срочное переливание крови.
Бледный выкачанный Даня (у них с Колей была одна группа крови) лежал в  соседней палате. Лена зашла к нему, присела рядом. С ней зашел и Миша. И он вдруг заговорил:
- Видно, Данька прав, мы – свиньи с Колькой, мы нарушаем мировой порядок, кладем на Самого Бога… А? Как там, Дань?
Даня встрепенулся:
- Лена, как он?
- Ну… он в коме пока… в реанимации…
Миша вскочил со стула:
- Я должен идти!... Я должен срочно идти! – он стал снимать халат.
Лена:
- Куда?!

***

Миша решил пойти в церковь. Миша – в церковь.
Он спешил, почти бежал, а когда её увидел, ему стало страшно. Перед воротами он остановился. Навстречу из ворот вышел молодой батюшка в черной длинной рясе, глянул на Мишу. Миша с силой перекрестился и шагнул за ворота.
Служба только начиналась, церковь была почти пустой. Миша стал позади какого-то худенького паренька. Чувства и мысли его были в большом смятении. Паренек оглянулся на Мишу и отошел в сторону. Миша ощутил себя самой последней тварью, от которой шарахаются простые нормальные люди. Миша со скорбью и болью поднял глаза на иконостас. Бесконечная тоска, как огромная глыба, навалилась на Мишу. Ему захотелось упасть на колени и расплакаться, но что-то не дало ему этого сделать. Вместо этого он стал вслушиваться в слова молитв и креститься, когда все остальные крестятся.
Миша не заметил, как прошло время, и когда люди выстроились в очередь – батюшка мазал елеем, Мише стало немного легче. Он тоже стал в очередь. Когда он уже приближался к батюшке, молодому худощавому парную с бородкой, Мише опять стало не по себе, и какая-то боковая, не известно от куда взявшаяся очередь оттеснила его, а перед ним какую-то убогую женщину, которая покорно и робко тут же посторонилась и дала дорогу очереди. Наконец и Мишу помазали елеем, и тут же физически он ощутил, как ему стало как-то спокойнее и легче. Тут же ему захотелось купить какую-нибудь икону. И он вышел из церкви в притвор, хотя служба еще не кончилась, потом спохватился, вернулся обратно, достоял до конца, купил два крестика, икону Христа и брошюру о покаянии и вышел.
Было уже темно и пустынно. В голове опять забилось: «Как там Коля?» «Я – свинья!» «Но, Господи! Прости нас! Не ради себя прошу, ради Коли! Прости его, меня, прости нас, Господи! Прости!...» Миша ехал в пустом холодном дребезжащем трамвае, за окном было темно, а Коля лежал в больнице, в реанимации, в коме.

***

Не заезжая даже домой на Дачную, Миша опять приехал в больницу.
Дани с Леной там уже не было, так как было уже начало первого ночи.
А Мише сказали…, что Коля пришел в себя!...
Как ошалелый, Миша бросился к двери реанимации, но его схватили за руки две неизвестно откуда взявшиеся медсестры и закричали, что посторонних в реанимацию не пускают. В отчаянии Миша смотрел на людей в белых халатах и не знал, что ему делать дальше. Тут к этим людям подошла какая-то девушка и тоже стала проситься пройти, а во время просьбы она что-то вложила в руку сестры и, о чудо, сестра пропустила ее в дверь. Миша пришел в себя, подскочил к сестре и сунул ей в карман деньги. Медсестра пропустила Мишу в реанимацию.
Белый Коля лежал у белой стены под белой простыней, рука его, свисающая плетью, была прошита капельницей. Глаза его были открыты. Миша, еле дыша, склонился над ним:
- Коля?.. Коля?.. Ты меня видишь? Ты слышишь меня?
Коля прошептал одними губами:
- Миша… Ты пришел… Что со мной?.. Где я?.. Почему у тебя такое лицо?..
Миша готов был разрыдаться, но сдержался, а вместо этого перекрестился сам, перекрестил Колю и одел ему на шею крестик.
- Что это?.. – шептал Коля.
- Это крестик, крестик, Коля, мы должны с тобой носить их, должны покаяться. Я ходил сейчас в церковь, а ты вот, пока лежишь тут, проси постоянно Бога, чтобы простил тебя, и я буду просить за тебя и за себя, за нас. Мы не должны больше с тобой нарушать Его Законы, ну… в общем… ты меня понимаешь, Коля?
- Понимаю, - проговорил одними губами Коля.
- А что со мной? – прошептал он испуганно.
Миша:
- Успокойся, не бойся, уже ничего страшного, у тебя отказала поджелудочная, тебе сделали операцию, и сейчас ты будешь только поправляться.
Коля, бесконечно как-то успокоено и устало выдохнул:
- Хорошо…
И тут медсестра сказала Мише быстро выметаться, так как идет врач. Миша  перекрестил Колю и вышел вон.
В реанимации воняло так, как будто это был морг. Миша не мог понять, почему. Он решил спросить у врача. Врач после обхода сказал ему, что там несколько людей с пролежнями, несколько – с туберкулезом, «Ну, в общем, сами понимаете…» У Миши чуть не выпали глаза. Он тут же дал врачу 10 баксов и попросил перевести Колю в палату. Врач взял баксы и сказал, что утром он что-нибудь придумает. На что Миша сказал: «Сейчас», и сунул врачу еще 10 баксов. Тут же Колю перетащили (в почти буквальном смысле этого слова) в четырехместную палату, где лежали двое мужчин. Миша остался с Колей. Коля заснул. Миша скрючился недалеко от него на железной кровати без матраса, подумал: «Стыд! Вот чувство, которое спасет человечество» и заснул.

Продолжение следует
http://proza.ru/2019/01/30/202