Прогулка. Глава XII

Александр Халуторных
(продолжение)
Предыдущая  Глава XI - http://www.proza.ru/2019/01/29/1143               

      Пойманных диверсантов держали в тесном закутке, отгороженном от общего помещения неструганными горбылями, в дальнем от входа углу довольно просторного блиндажа, в котором располагался целый взвод германских гренадеров. Там было относительно тепло, так как в двух шагах от места заключения русских офицеров стояла клепанная из толстых железных пластин печка, раскаленная до вишневого цвета от постоянной топки. Несколько пустых кулей из грубой ткани с надписями:  «Erbsenkonzentrat», «Produkt hergestellt von Hoepenhotten und Sohn», «Gewicht – 50 kg» и «Reichswehr – Egentum»*(1) служили пленникам и матрасами, и одеялами.

      - Какого черта вы вернулись за мной, Григорий Петрович? Жить надоело? – морщась от боли, ворчал Ставрогин, пристраиваясь поудобней на мешковине. У подпоручика сильно ныла простреленная рука, раскалывалась от боли голова и звенело в ушах от недавней взрывной  контузии. – Говорите громче, поручик, я плоховато слышу...

      - Видите ли, Владимир Генрихович, бросить вас в германском тылу показалось мне не совсем честным.

      - Вот как? Насколько мне помнится, вы же заведомо предполагали, что кто-то из нас может и не вернуться назад? И таким образом, оставшийся в живых, будет считаться выигравшим нашу с вами дуэль?

      - Не будет считаться трусом, прошу прощения...

      - Да какая разница...

      - Большая! Выжить – это еще не доказательство смелости, а вот бросить товарища – трусость явная!.. И большая подлость, к тому же.

      - Но вы же не знали, что я только ранен, а не убит? Даже немцы сначала посчитали меня мертвым. Я так бы и замерз в снегу, если бы вы не нашли меня и не вернули к жизни...

      - Увы, поручик! Вас я только нашел, а вернул к жизни не я, а германский фельдшер, который и оказал вам своевременную помощь, когда нас схватили боши. Спротивления я не оказал, так как тащил в это время вас на своем горбу. Признаться, я слишком поздно заметил их, поэтому не сумел воспользоваться своим оружием, хотя не смог бы даже застрелиться. В моем маузере уже не оставалось патроов. Первую обойму я потратил на лейтенанта фон Зейдлица и его университетских приятелей, а вторую - на беднягу часового возле караулки. Мне пришлось стрелять, так как дурачок, только что прыгавший под детскую считалку, чтобы согреться, едва не воспользовался гранатой, что висела у него на поясе. Знаете, Владимир Генрихович, мне кажется, что его мертвое лицо с вытаращенными глазами и отрытым ртом будет мне сниться постоянно.

      - Забудете, Григорий Петрович… Пройдет какое-то время  и впечатление от совершенного вами убийства постепенно притупится. А если сподобитесь еще кого-то укокошить, то может и совсем стереться из памяти. Я вот отношусь к этому совершенно спокойно, так же примерно, как поставщик мяса, который привычно режет коров и баранов. Обычная работа, не лучше, но и не хуже любой другой.

      - Что, даже не испытываете никаких  укоров совести?

      - Да бог с вами!  Какая может быть совесть на войне!

      - А приходилось ли вам испытывать что-то похожее на жалость к убитым?

      - Нет, никогда и ничего подобного, поручик, не приходилось чувствовать… Хотя… гм-м… однажды что-то такое я действительно почувствовал… Знаете, на поле боя всегда валяется много бумаг из вывернутых карманов убитых. Тут в основном письма, открытки, фотографические карточки и документы.

      Как-то раз я нашел фотографическую карточку возле тела мертвого австрийского солдата. На ней симпатичный юноша в новенькой, худо сидящей на нем военной форме, тогда еще совсем живой и не убитый, стоял рядом с очень красивой девушкой, вероятно – невестой. Сладкую парочку запечатлели на фоне  явно нарисованной на куске холста античной беседки, исполненной в пошлом романтическом стиле. Такие снимки обычно делают в фотографических заведениях новобранцы, когда уезжают в действующую армию. Молодые люди с несколько напряженными лицами держались за руки и деланно улыбались. Видимо, мастер, проводивший съемку, посоветовал им улыбаться перед камерой.
      Наивная, довольно глупая карточка в сентиментальном стиле с датой и штампом  какого-то салона с совершенно дурацким названием – что-то вроде «Ателье «Пегас». А на обратной стороне снимка было  нарисовано маленькое сердечко, пронзенное стрелой и старательно выведено: - Путь хранит тебя моя любовь, мой храбрый рыцарь!  Твоя маленькая Анхен… И под изящной  подписью сохранился отпечаток губ этой маленькой австрийской дуры по имени Анхен.  А почти месяц спустя жених этой очаровательной фрейлен лежал у моих ног не со стрелой Амура, а с моей пулей в сердце и смотрел в небо своими красивыми, но уже совершенно мертвыми глазами... 

      - Пожалели убитого молодого человека?

      - Скорее, не его именно, а то хорошее, что было безвозвратно утрачено с его смертью… Тогда я впервые подумал, для чего, по какой необходимости люди убивают друг друга? Мы могли бы стать приятелями с этим молодым австрийцем, случись наша встреча не на поле брани, а, скажем, в Карловых Варах*(2)
      Правда, с тех пор я просто гоню от себя подобные жалостливые мысли и чувства. Сойдешь с ума, если будешь так думать на войне. Здесь просто убивают, чтобы не убили тебя самого…

      Ставрогин помолчал, потом неожиданно спросил: - Кстати, вы так и не сказали, почему вернулись за мной?

      - Не буду врать – это вышло случайно. Я действительно не знал, что вы еще живы. Правда, в глубине души я не до конца поверил в вашу кончину… Интуиция, если хотите…
      Когда вы сказали мне уходить, я почти сразу же напоролся группу немцев, поспешавших к месту нашего боя. Скажу откровенно, я просто замешкался, потерял ориентировку в лесу, растерялся, если хотите… Все так быстро случилось… взрыв, крики… Потом оказалось, что враги кругом меня. Я затаился, и меня не заметили…
      Потом немцы довольно долго галдели в низине, а когда, наконец, ушли, просто пошел в обратную сторону по следам и обнаружил вас в сугробе… без чувств, но живого… к моему удивлению. Взвалил вас на спину и попытался нести… Вы были в забытьи все  время.

      - Да, я помню, что мы с вами хорошо спели песню… Потом помню, что отстреливался от бегущих ко мне со всех сторон германцев… Когда в револьвере и пистолете кончились патроны я положил бомбу под пулемет и попытался улизнуть, но далеко отбежать не успел. Мне прострелили плечо.. А потом взрыв… И темнота… Очнулся уже в немецком блиндаже...

      - Нас схватили солдаты из похоронной команды, которые собирали тела на поле боя.

      - Странно, что они не прибили нас там же...

      - Скорей всего, на них произвело впечатление, что я обратился к ним на немецком языке. Они еще спрашивали – не немец ли я?

      - Так вы еще успели мило побеседовать со служащими мрачного Аида*(3)?

      - Ну, мило не получилось, я успел сказать им только несколько теплых слов, прежде чем мне хорошенько приложили прикладом по спине...

      - Ай-ай! Наверное, вы были недостаточно любезны с этими сердитыми ребятами?

      - Напротив, извинился, что мы доставили им столько печальных хлопот и предложил им сдаться, пока их тоже не укокошили...

      - На мой взгляд вполне здравое предложение. Сдается мне, что тот, кто навешал вам прикладом по хребту, оказался излишне нервным.

      - Вполне возможно, он расстоился, что ему не удалось нормально выспаться в ту ночь.

      - Очень может быть, хотя драться прикладом не в рукопашной, а в светской беседе – дурной тон, согласитесь, поручик.

      - Я, признаться, совсем не ожидал, что среди пропавших пивом и сосисками немецких гроссбауэров*(4), угодивших на военную службу, найдется завсегдатай аристократических салонов и ревнитель политеса*(5), но такие манеры, скажу откровенно, меня просто шокировали!

      - Понимаю. Меня удивляет, что этот вульгарный немецкий плебс, поручик, до сих пор считает русских варварами...

      - Ну, у них, возможно, есть для этого кое-какие основания – мы же тут немного намусорили...

      Тропинин прислушался. – Хм-м!.. А хотите знать, подпоручик, о чем сейчас спорят немецкие солдаты за дверью?

      - Любопытно, конечно, но у меня до сих пор звенит в ушах. Шум слышу, но о чем идет разговор, не могу разобрать.

      - Они никак не могут решить, кто утром будет нас с вами расстреливать...

      - Расстреливать нас, говорите?.. Это как?

      - Очень просто – по команде: «Mach dich bereit, ziele, feuere!»*(6).  И «Comedie terminee!»*(7)



ПРИМЕЧАНИЯ:

*(1) - Erbsenkonzentrat – Гороховый концентрат (нем.).
Produkt hergestellt von Hoepenhotten und Sohn – Произведено фирмой Хупенхоттен и сын (нем.).
Gewicht – 50 kg – Вес – 50 кг (нем.).
Reichswеhr – Egentum – Собственность рейхсвера (нем.).

Карловы Вары*(2) – модный курорт в Австрии

Аид*(3) – Древнегреческий бог, властитель подземного мира мертвых.

Гроссбауэр*(4) – зажиточный крестьянин, деревенский богатей, кулак (нем).

Политес*(5) – учтивость, этикет.

«Mach dich bereit!» Ziele!» «Feuere!»*(6) – «Готовься!» «Целься!» «Огонь!» (нем.)

«Comedie terminee!»*(7) – Комедия окончена! (франц.)

(продолжение следует)

Глава XIII - http://www.proza.ru/2019/01/29/1134