Песня
Белым-бело! Так светел и чист мир после снегопадов в деревне. Нет больше серых заборов. Нет грязноватых тропинок. Нет унылых голых деревьев. Всё вокруг белое, искристое.
В иные дни или вечера так уютно становится на душе, так отрадно, а тяжелых летних дел так мало, что сама собой из уст домочадцев льётся песня. Песен в иные годы пелось много. И знали наизусть десятки - печальные, венчальные, весёлые, задорные, душевные о любви или встрече-разлуке, что в песнях почти всегда рядом.
Пелось за шитьём. Пелось за ткацким станком. Пелось во время вязания или квашения капусты. Пелось в радости и в горе. Пелось тихо или громко, когда чарочка-другая опрокидывалась в жаждущую душу...
Что же ты, берёзонька,
Не зелена стоишь?
Люшечки-люли,
Не зелена стоишь?..
Готовит ли хозяйка, штопает ли, возится ли по хозяйству - в каждую минуту может политься песня.
Как описать эти ушедшие голоса и песни?
Нежность и теплота такие, что кажутся они мягким покрывалом, укутывающим сердце. Всё там - в песне. И быт, и смех, и слёзы, и чувства, и мысли, и надежды, и забота, и тревога, и... всё то, что человека делает человеком.
Начнёт одна, подхватит другая чистым славным голосом, выводя, как узоры на холсте бытия:
Ты прощай-ко, моё милое дитятко,
Моя любимая удалая головушка!
Как обневолили тебя не в порушку, да не во времячко,
Моего полётного ясного сокола,
Из-под моего правого крылышка!
Ты пойдёшь, моя любимая, удалая головушка,
На чужую-дальнюю сторонушку,
Что ль по дальней широкой дороженьке;
Шириной дорожка тридцать сажень,
Длинной дорожка – конца краю нет!
Такими пронзительными руладами, такой страстной тоской, такой непередаваемой проникновенностью искрятся слова песни, которую поют от души, от избытка сердца, от доброты этой вечной, у которой согреваются все - и дурной, и хороший, и старый и малый. Всякий в песне видит себя, всякий жалеет и понимает - вот поётся про меня, про мою жизнь и мои страдания.
Иная песня до того чувствительно касается нежнейших душевных струн, что и слеза не удержится, скатится горячим ручейком по щеке.
Под тихую колыбельную растёт человек. Под ее незамысловатые слова и немудрёный напев лепится матерью новая душа, как из глины лепится нужное, пригодное, ладное и красивое. Звук колыбельной неразрывно связан и с голосом, и с запахом матери.
Под иные песни идёт человек по жизни, и от каждой берёт что-то хорошее, что-то необходимое. Находит в песне утешение и радость.
Ширь душевная и чистота в старых наших песнях. Мудрость и тот особый ритм, потеряв который, наверное, перестаешь быть человеком.