Когда на улице стояла жара, все мы бегали в коротких штанишках по улице.
В небе, где-то высоко, в плывущей пелене без облаков, плавал палящий шар - смотреть на него было больно даже из-под ладони. Асфальт становился мягким до такой степени, что гвоздём на нём можно было нацарапать своё имя, ну, а если и не нацарапать, то выбить с помощью молотка запросто, или с лёгкостью замуровать в него железную пробку от газировки.
На середину улиц никто не выходил.
Прятались по тенистым кустам, разложив на деревянных мостиках у калиток свои настольные игры, карты. Играли в куклы. Ловили в кустах шиповника в спичечные коробки жуков-пожарников, чтобы отправить их тушить очередной пожар.
Вселенская лень. Жарища. Даже коротенькие штанишки не спасали.
И вот наступал тот момент, когда кто-то из нас отправлялся с родителем или без за водой на колонку. И светлая мысль озаряла всех присутствующих на улице:
- А давайте обливаться!
И все бежали по домам в поисках пустых пластиковых бутылок - сделать брызгалку!
Идеально, конечно, подходила красная, литра на полтора из-под кетчупа уже с дыркой, но где ж её взять, если не уберечь заранее. Поэтому в ход шло всё, что попадалось под руку, из-под минералки, из-под колы или кваса.
Находились бутылки, потом у нас собиралась очередь, чтобы пробить дырочки в крышках. Иногда нам помогал дедушка, но чаще мы всё делали сами. Порывшись в ящиках с инструментами, находили гвоздь, молоток. Переворачивали крышку и пробивали: по центру - пару по бокам или по центру - и четыре дырки вокруг, чтоб наверняка, как из душа.
Большее количество дырочек не имело смысла - терялась дальность поражения.
Пробу пера заливали дома, а для дозаправки неслись к уличным колонкам, благо были они на каждом углу, и запасам воды не было конца.
Бывало у кого-то нет-нет да и появлялся водяной пистолет - чудо человеческой мысли, но то ли они быстро ломались, то ли объём боеприпасов был мал, особой популярностью такие не пользовались.
С криками восторга, визгами мы носились всей оравой по улице, от души поливая друг друга ледяной водой.
Мы висели на рычагах колонки, как обезьянки, под тяжестью своего веса, а то и по двое - силы рук не хватало, чтобы нажать тугие ручки. Нужно было держать за эту трубку и тянуть вниз, руки врезались, шла вибрация по трубам, гул бегущей воды - один держал бутылку на земле там, куда ударит струя, другой держал рычаг.
Бабульки ругали нас за то, что мы ломаем колонку, за то, что тратим воду понапрасну, - поэтому процесс дозаправки порой был похож на налёт диверсионного отряда. Пару раз, да, колонку срывали - вода текла без остановки, на улице появлялась река. Теперь уже деды ругались, а мы перебирались через бурные потоки и пускали корабли из носиков и листьев. Приезжала аварийка, а мы, такие, абсолютно ни при чём, наблюдали за ними из кустов.
На улице пахло мокрым асфальтом, мокрой пылью, мокрыми волосами. Стоял треск пластиковых бутылок, гул набираемой воды, детский смех и визг. По следам, ведущим от колонки к колонке, можно было нас отыскать. По лицу стекала вода. Мы были мокрые до самых трусов. В ботинках хлюпала вода.
Мы приходили домой с посиневшими губами и мурашками размером с горошину и только тогда, когда нас родители звали на обед.
Сейчас колонок почти не осталось, а раньше вокруг них кипела жизнь - все приходили за водой со своими вёдрами, здоровались, общались. Частенько попадался с вёдрами дядя Миша - большой добрый дядька, сколько его помню, серебристо-седой, загоревший, в огромных сандалиях и зелёных шортах.
Кто-то поливал огород, кто-то розы, кто-то просто набирал воду, чтобы готовить еду, кто-то собирался купать своих малышей, а кто-то набирал воду для гусей.
Эмалированные, железные, пластиковые вёдра. Малыши «помогали» своим родителям - приносили своё маленькое пластиковое, выгоревшее на солнце ведёрко воды.
Водяной след тянулся от источников через время и пространство - от дома к дому, от старых к молодым, связывал всех в одну бесконечную сеть.