27 января – день прорыва блокады Ленинграда. Эту дату я помню с детства. Никогда не праздновал её, не знаю, как праздновать, но всегда помнил. В школе напоминали нам на линейках. Были учителя, которые учились в пединституте имени А.И. Герцена, его филиал приезжал в Кыштым во время войны и ускоренно готовил кадры учителей. В этом учительском институте училась наша первая учительница. Его закончили две мои тёти, моя двоюродная сестра, наш учитель труда, многие мои знакомые. Когда я работал в горкоме комсомола, в этот день в одном из клубов или в доме культуры мы проводили мероприятие для разных поколений кыштымцев. Когда я стал работать в газете на ЧТЗ, то к этому дню выпускали если не тематический номер о блокаде и блокадниках, то тематическую страницу обязательно, ведь в годы войны Кировский завод из Ленинграда переехал в Челябинск и ЧТЗ стал Кировским заводом на Урале, хотя под его крышей были и моторостроители из Ярославля, и танкостроители и моторостроители из Харькова.
26 января 2014 года, то есть в канун 70-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады в сети распространились новости, что при опросе большая часть жителей Санкт-Петербурга якобы высказалась за то, что не надо было защищать Ленинград, лучше бы сдать его немцам и сохранить людям жизни. Добавляли, что сейчас бы пили баварское пиво. Это было настолько дико слушать. Как будто немецкий гений нёс русским мир и благополучие. Нет. Захватчикам нужны были ресурсы, сырьё для их промышленности и территории. А об этом забывают те, кто сегодня ориентируется на западные ценности.
А на следующий день, 27 января 2014 года, по первому каналу немецкого телевидения выступал писатель Даниил Гранин. Я с большим уважением относился к работам этого писателя, конечно, читал далеко не всё, но повести «Иду на грозу» (1962), «Выбор цели» (1975) о жизни физика-уральца Игоря Курчатова, строившего ядерный реактор в соседнем с нами городе, и «Зубр» (1987) о генетике Николае Тимофееве-Ресовском, деятельность которого связана тоже с нашими краями, я воспринял с большим интересом. В перестроечные годы в Челябинске были открыты мемориальные доски на доме в центре города, где во время войны жили Александр Чижевский и Николай Тимофеев-Ресовский.. А у Даниила Гранина появилась в 1979 году ещё одна знаковая «Блокадная книга», написанная вместе с Алесем Адамовичем о героическом сопротивлении ленинградцев. Я работал сперва в газете на ЧТЗ, потом в вечерней газете, и тема памяти о войне и о политических репрессиях шла через наш отдел общественно-политической жизни.
Я слушал Даниила Гранина, выступающего перед депутатами Бундестага, и во мне всё кипело. Я возненавидел этого старого человека, который не сказал главного. Вот наиболее характерные абзацы из его речи:
«Сегодня у нас в Петербурге люди идут на Пискаревское кладбище. Это одно из символических кладбищ города. Идут для того, чтобы вспомнить и отдать должное всем погибшим в годы блокады. Кладут на могильные холмы сухари, конфеты, печенье…
Эта история и для меня была трагичная и жестокая. Я начал войну с первых дней. Записался в народное ополчение добровольцем. Зачем? Сегодня я даже не знаю, зачем. Но это, наверно, была чисто мальчишеская жажда романтики. Как же без меня будет война? Но ближайшие же дни войны меня отрезвили, как и многих моих товарищей. Жестоко отрезвили.
Нас разбомбили, еще когда наш эшелон только прибыл к линии фронта. И с тех пор мы испытывали одно поражение за другим. Бежали, отступали, опять бежали. И наконец, где-то в середине сентября, мой полк сдал город Пушкин. Мы отошли уже в черту города. Фронт рухнул.
Гитлер приказал в город не входить, чтобы избежать потерь в уличных боях, где танки не могли участвовать. Армия отбивала все наши попытки прорвать кольцо блокады. Немецкие войска, по сути, весьма комфортно, без особых трудов ожидали, что наступающий голод и морозы заставят город капитулировать».
Откуда он таких слов набрался? Или с ним хорошо поработали бераторы из немецкого парламента? Он говорил об ужасах жизни в осаждённом городе, о страшном голоде, о нехватке воды и тепла, осуждал власти города, осуждал голодных ленинградцев, которые занимались людоедством (прежде об этих фактах я ни от кого никогда не слышал, хотя и предполагал, что они были). Мне кажется, он так и не сказал об основной причине того, что случилось в Ленинграде, не сказал о войне, когда вся Европа объединилась и пришла завоёвывать русские земли.
К тому времени, когда он выступал, Европа снова стала агрессивной по отношении к России. Все напрочь позабыли, что Россия ушла добровольно из оккупированной Германии, добровольно объединила разрозненный после войны народ. И что в ответ? Через месяц после выступления Даниила Гранина в Бундестаге власти Германии в числе других приняли участие в госперевороте на Украине, ликвидировали в ней государственность, превратили в криптоколонию США и теперь продолжают поддерживать там откровенно фашистско-бендеровский режим, какая бы вредоносная глупость от него ни исходила.
В общем, я возненавидел некогда уважаемого мною писателя. Как он опустился. Я собирался ему ответить, но не было достаточно времени, чтобы собрать материал. А тут в день 75 годовщины прорыва блокады увидел ссылку на книгу Валерия Обухова «Меня воспитала Блокада».
Кто такой автор и чем известен?
Вале;рий Леони;дович О;бухов, доктор философских наук, профессор. Основатель и руководитель межвузовской научной школы «Реалистическая философия», специалист по этике и эстетики, истории и философии науки, философии техники. Он родился 9 июня 1938 года в Ленинграде, его детство прошло в блокадном городе. Этим он и интересен. Учился в Ленинградском государственном университете имени А. А. Жданова. Преподавал в Ленинградском пединституте имени А.И. Герцена и в Санкт-Петербургском аграрном университете. Книгу «Меня воспитала Блокада!» написал как отклик на выступление писателя Даниила Гранина в немецком Бундестаге,
Я не намерен пересказывать эту книгу, её легко отыскать в глобальной сети. Приведу некоторые наиболее значимые, на мой взгляд, моменты.
«От моего рождения до войны остается всего три года. Это значит, что когда война закончилась, мне было 7 лет. То есть вся война приходится на детсадовский возраст, а поскольку это основной возраст для становления личности, и практически все это время я был в круглосуточном детском саду, постольку название книги не является художественной метафорой, а строго констатирует факт – меня действительно воспитала Блокада».
«Мое первое воспоминание о войне связано с попыткой эвакуации. Скорее всего, попытка эта была в июле 1941 года, поскольку нас везли в лужском направлении, а в первых числах августа немцы уже прорвали Лужский оборонительный рубеж. Везли наш детский сад в пригородном поезде – электричек тогда еще не было».
«Вагон был забит детьми, но было и несколько сопровождающих нас взрослых – мужчин и женщин. Я на коленях смотрю в окно. Поезд подошел к станции Сиверская и надолго остановился. Паровоз тревожно и часто гудел. Вдруг я вижу, как за зданием вокзала в разные стороны с невероятно большой скоростью – быстрее даже, чем скорость падающих звезд, разлетаются осколки величиной примерно с апельсины. Мужчины, стоящие сзади меня, комментируют, что немцы бомбят лесопильный завод».
«Немецкие летчики не могли не видеть детей, выбегающих из вагонов, и тем не менее бомбы сбрасывали. Мой хороший товарищ – Вадим Николаевич Номоконов во время Блокады со своими родителями находился в Инженерном замке Павла I, где тогда располагался госпиталь и где главным врачом работал его отец. На крыше этого здания был нарисован красный крест, который по международным правилам должен был оберегать это здание от бомбовых ударов. Но вскоре, после попадания бомбы на этот замок, пришлось отправить рабочих на крышу закрашивать этот крест, поскольку выяснилось, что именно на такие здания немцы в первую очередь и сбрасывали бомбы. Видно, в этом суть фашизма – бить по самым слабым, незащищенным: детям, раненым».
Самые яркие впечатления от начавшейся войны у ребёнка связаны с бомбардировками и обстрелами. А маститый писатель их вроде бы и не заметил, а если заметил, то не осудил.
«Вскоре наш садик приготовились эвакуировать повторно, но мама, узнав об этом, выкрала меня, и таким образом я остался с ней в городе на всю войну. У нас много пишут о том, как детей из блокадного Ленинграда эвакуировали через Ладогу, но детей начали спасать и вывозить из города практически с самого начала войны».
«Моим постоянным местом жительства был садик. Первая блокадная зима запомнилась, прежде всего, очень частыми походами в бомбоубежище, под которое был переоборудован подвал большого дома, метрах в двухстах от садика. В один из таких походов бомба угодила прямо в наш детсад и нам некуда стало возвращаться, поэтому ту зиму мы полностью провели в подвале. Разумеется, там не было ни света, ни тепла. Подвал освещался большими картонными плошками с какой-то густой оранжево-коричневой массой и толстым фитилем. Тепло было только от одежды, и я хорошо помню, как я одевался».
«Выжить в тех неимоверных условиях можно было, только сохранив человеческое лицо. И к чести ленинградцев – абсолютное большинство их сохранило это лицо. Как мне рассказывал мой коллега В. В. Тарасов, которого война застала в Ленинграде в школьном возрасте, когда мама посылала его получить по карточкам хлеб, у него никогда не было даже намерения съесть хоть маленький довесочек: хлеб ели только тогда, когда его делили на всех поровну. Конечно, в семье не без урода, и были семьи, где друг у друга воровали хлеб. Но это было исключение (т.е. исключительно редкие случаи), а не правило. Выжить в тех условиях можно было только, заботясь друг о друге, помогая друг другу – это аксиома. Как установил известный российский ученый (и по совместительству – вождь русских анархистов) П. А. Кропоткин, оппонируя Ч. Дарвину, там, где происходит борьба за существование, там наблюдается деградация, упадок. И лишь там, где законом жизни является взаимопомощь, взаимовыручка, – там создаются наиболее оптимальные условия для выживания».
«Были ли случаи людоедства во время блокады? Да, были. В той же книге Солсбери, переведенной у нас на русский язык в 1993 году, описаны случаи каннибализма и трупоедства. Как мне рассказывал один блокадник, на пустыре возле Витебского вокзала, где сейчас находится Театр юных зрителей, в первую блокадную зиму складировали трупы. Проходя мимо, он видел у некоторых трупов вырезанные в районе бедер куски тел. Известно около 1400 подобных случаев; по всем из них было проведено тщательное расследование и преступники были расстреляны. Но как установлено, в основном это преступление совершали не ленинградцы. Из общего количества привлеченных к уголовной ответственности по указанной категории дел коренных жителей города Ленинграда было 14,7%. Остальные 85,3% прибыли в Ленинград в различное время. В начале войны в город хлынули беженцы из Прибалтики, а также из области. Как лицам, не имеющим ленинградскую прописку, им какое-то время не выдавали карточки на получение продовольствия, и потому причиной этого были не только блокада, но и неразумные действия чиновников. На огромный город таких преступлений было такое ничтожное количество, что я узнал об этом только много лет спустя. Книга Солсбери (в русском переводе она называется просто «900 дней») была встречена с восторгом нашей либеральной общественностью, как якобы лучшая книга, посвященная Блокаде Ленинграда. Еще бы: автор во время войны был руководителем агентства «Юнайтед Пресс» в Лондоне, а в Россию приехал в январе 1944 г., и тогда же с группой американских журналистов побывал в только что освобожденном от Блокады Ленинграде. Свою главную книгу "900 дней. Блокада Ленинграда" Солсбери писал 25 лет, собирая материалы у живых свидетелей событий, изучая многочисленные документы в советских архивах».
«Я помню, как во время войны, глядя на дымные трубы, я глубокомысленно делал вывод, что тучи над городом слагаются из дыма, идущего от заводских труб. Заводы и фабрики, производящие продукцию для фронта, во время войны работали. И танки, пушки, минометы отправлялись не только на Ленинградский фронт, но и в ноябре–декабре 1941 года – на московский фронт, где в то время проходила решающая битва под Москвой. Туда из Ленинграда было отправлено свыше тысячи артиллерийских орудий и минометов и большое количество других видов вооружения. Победа под Москвой – это заслуга и ленинградцев!»
«Мир не знал такой стойкости, такого героизма, такой духовной силы, которые проявили ленинградцы, живя в нечеловеческих условиях. Не случайно сталинградцы в 1942 году брали для себя в пример подвиг Ленинграда. Сила духа, полная уверенность в победе были настолько велики, что ленинградские женщины продолжали рожать детей. В октябре 1941 года в Ленинграде работало 15 родильных домов, из которых к октябрю 1942 года из-за сокращения численности населения осталось 6. В 1942 году работали 23 молочные кухни, на которых ежедневно выдавали примерно 60 тысяч порций для грудных детей. На одну из них, находившуюся на Театральной площади, постоянно ходил за питанием для своей новорожденной сестры уже упоминавшийся В. В. Тарасов, и, как он мне рассказывал, там постоянно была очередь из молодых мам»,
Книгу надо каждому читать самому, чтобы почувствовать, ту атмосферу, в которой формировался Валерий Обухов. Ребёнок чувствовал, как ленинградцы сопротивляются. В книге есть обо всём. И о работе. И о взаимопомощи. И о музыке. И о песнях. И о радио. И о метрономе. И о кино. Город в условиях блокады продолжал жить полноценно. Взрослый писатель не нашёл слов о сопротивлении духа, он сказал только то, что от него хотели услышать немецкие парламентарии.
Я родился после войны, жил на Урале в небольшом городке, докуда боевые действия не дошли, но и там война отпечаталась в судьбах многих людей. Я захватил ещё время, когда женщины, идущие мимо наших окон за водой на озеро, смотрели, над всеми ли трубами есть дым, если нет дыма в морозное утро, то шли туда группами и выясняли, какая помощь требуется. Война-то закончилась, но не все с неё вернулись, многие по-прежнему считали себя мобилизованными.
Блокада Ленинграда – это пространство духа, сопротивляющегося злу. 75-летие прорыва блокады показало, что успокаиваться рано, что впереди ещё предстоит огромная борьба за справедливое устройство мира.