Уважаемые читатели
Это попытка написать роман в стиле альтернативной истории
Приветствуется критика по существу
Выкладывается черновик
Правка будет после написания
Старинное венецианское зеркало в резной оправе послушно отражало любого, кто близко подходил к нему. Оно было установлено в большом зале особняка местного промышленника Забукина. Сейчас зал был пуст, и зеркало отражало паркетный пол, который при прежних владельцах вощили каждую пятницу. Однако после революции вощить паркет стало некому, и его с суровой пролетарской простотой закрасили темно-красной половой краской. С временем краска истерлась, не выдержав постоянного пробега по ней множества сапог и яростного надраивания шваброй с мокрой тряпкой, обнажив дубовые пластины паркета. Надо было вновь произвести покраску полов, но до этого не доходили руки нынешних владельцев особняка.
Однако паркет продолжать служить нуждам победившего пролетариата, полы были молчаливы, и только время от времени дубовые паркетные пластины недовольно кряхтели, жалуясь на нелегкую судьбу, но никто не слышал кряхтенье полов, хотя они могли рассказать о многом, что произошло в этом особняке. После занятия города красными по полу протащили кадавров прежних хозяев и следов от них не осталось, только кровь затекла в пазы паркета. В годы гражданской войны город поочередно брали то белые, то красные, и на паркете офицерские сапоги поочередно сменялись на солдатские. После победы красных в гражданской войне в особняке явочным порядком поселились карающие органы революции. Только карающие органы, неусыпно борющиеся за чистоту и непорочность революции, имели души чистые, головы чугунные, зубы крепкие и чутье на классовых врагов отменное.
Карающие органы облюбовали данный особняк еще за огромный сводчатый подвал из камня, расположенный под всем зданием. Промышленник Забукин, упокой его душу господи, бывший внуком крепостного крестьянина по прозвищу «Забука», получив образование в Сорбонее, в студенческую бытность полюбил тонкие французские вина, и вернувшись в родные пенаты, устроил в подвале винный погребок, где по рассказам одного из переживших революционное лихолетье и ужасы гражданской войны инженера, вхожего в особняк Забукина, которого по преступному недосмотру забыли отправить в штаб Духонина, гостила небезызвестная (только кому?) игривая, с истинным французским шармом Veuve Clicquot. Инженер спился, жил в лачуге в районе Нахаловки, где после употребления стакана ядреного самогона любил вспоминать, что когда его привели под огненно-черные очи начальника ЧК комиссара Мендельсона, он понял, что пришел его черед помирать и недрогнувшим голосом попросил исполнить его последнее желание, пригласить для свидания Veuve Clicquot. Комиссар Мендельсон крикнул громовым голосом: «Где эта буржуазная сучка прячется?», но узнав, что так именуется один из сортов французского шампанского, которое воспел в стихах Пушкин. Мендельсон криво улыбнулся и сказал: «ты сумел меня удивить, удивлю тебя и я», и распорядился не расстрелять, а выгнать под зад коленом, выдав охранный мандат. Когда город захватили белые, комиссар Мендельсон принял мученическую смерть, и теперь его могила украшает центральную площадь города. Спившийся инженер, когда ему подносили второй стакан самогона, показывал сам мандат, помятую бумажку, где было написано выцветшими чернилами вкривь и вкось, явно комиссар Мендельсон был пьян, «пошел на х…» с должностью, подписью и расплывшейся печатью.
Для симметрии, после прихода белых в город инженер побывал в контрразведке, где его заподозрили, что он большевистский подпольщик, но когда рассказал свою историю и показал мандат, его милостиво – не очень больно - отходили прикладами и выкинули на улицу.
Семья инженера умерла от сыпного тифа, а он, оставшийся один, спился и прозябал в Нахаловке. Дальнейшая его судьба неизвестна, возможно, помер от пьянства.
Однако не всем так повезло. Комиссару Мендельсону выпала сомнительная честь первым повернуть тяжелую рукоятку красной мясорубки. Белые от него не отстали, внесли свою посильную лепту, но их власть в городе была кратковременной, поэтому и жертвы не столь многочисленны. Последователи комиссара Мендельсона славные представители карающих органов, на поверку, как один, оказались скрытыми троцкистами и, неловко поскользнувшись на липком от крови полу, оказывались в широкой воронке репрессий, которую устроил железный нарком Ежов. Так пошло и поехало, и пока одни чекисты, поднимались по каменной парадной лестнице особняка, другие безудержно скатывались вниз, в каменный подвал, где едва успев прокричать о верности идеалам революции и, горячо заверив в личной преданности усатого вождя и учителя, получали в награду мягкую револьверную пулю.
Поле костей в недалеком урочище исправно принимало революционных кадавров за кадаврами, и, не обращая внимания на их классовые различия и непримиримые политические взгляды, исправно переварило плоть, оставляя только несъедобные кости, пуговицы, обувь и деформированные от удара в лобную кость револьверные пули.
Потом наступил период ускоренной индустриализации одной единственной страны во враждебном окружении. Карающие органы, так и оставшиеся в приглянувшемся им особняке, продолжили свою титаническую работу по разоблачению замаскировавшихся врагов. Однако в связи с изменившимся моментом, когда индустриализации нужды были дармовые рабочие руки, враги трудового народа шли не по короткому пути на поле костей в недалекое урочище, а по длинному этапу, чтобы копать, строить и ковать будущий потенциал могучей страны.
В одно несчастливое для страны утро на западной границе на безоблачном небе неожиданно появились грозовые тучи. Они сгустились так плотно, что сверкнула молния, раскатисто прогремел гром, похожий на залпы тысячи орудий, и на землю вместо капель дождя упали миллионы жаб цвета фельдграу, которые, победно заквакав, стали неожиданно успешно завоевывать территорию страны победивших советов.
Усатый вождь и учитель, внушавший стране чувство ложной безопасности, после нападения жаб цвета фельдграу, заперся на ближней даче в Кунцево, и не показывался соратникам нескольку суток. Когда перепуганные соратники явились на дачу и вскрыли кабинет, обнаружили вождя, лежавшего мертвым возле дивана.
Усатого вождя переиграл тот, с косой челкой над низким лбом, что с истинно тевтонской бестактностью ткнул в желтые тигриные глаза лучшего друга подрастающего поколения всю ошибочность шаманского заклинания о могучем ударе, малой крови и войне на чужой территории. Непобедимая армия трудового народа во второй раз, если считать первой финскую войну, умылась кровавой юшкой, и, вспомнив всем нутром исполненный глубокого смысла завет Кутузова о заманивании противника на свою территорию, стала отступать на восток.
Советскому народу было скороговоркой объяснена причина смерти усатого вождя, и на просцениум вырвался его верный соратник Лаврентий Павлович Берия.
Жабы в фельдграу победным маршем доскакали до Волги и Дона, где, наконец, РККА вгрызлась в землю и не пустила их дальше. Такая позиционная война тянулась до 1944 года.
Трагические события отразились и на обитателях особняка. Сотрудники по зову сердца, воспитания и ненависти к врагу, подло напавшему на единственное государство рабочих и крестьян, по зову сердца, все как один написали рапорта об отправке их на фронт в действующую армию. Однако их грубо одернули, кто-то же должен продолжать бороться с врагами и в глубоком тылу. Однако самые молодые из сотрудников добились отправки на фронт, и в городском управлении НКВД остались самые старые по возрасту сотрудники.
Утром холодного осеннего дня, когда полутьму большого зала особняка еле разгоняли слабосильные электрические лампочки, к старинному венецианскому зеркалу подошел сотрудник НКВД. Он подходил к зеркалу каждое утро и подолгу застывал у него. Обитатели славного управления знали о странной привычке прикомандированного сотрудника, но шутить на эту тему не решались, слишком большими габаритами обладал этот сотрудник.
Данный сотрудник является ключевой фигурой нашего повествования, поэтому необходимо его описать.
В серо-коричневом удостоверении сотрудника НКВД его имя было записано следующим образом: «Авигдор Иудович Цубербиллер». Признаться, слишком сложно для русского уха, поэтому данный сотрудник называл себя на русский лад «Алексей Иванович», а себя называл сокращенным вариантом фамилии «Цубер».
Железный нарком Ежов, бывший карликом, мучительно бы завидовал росту Цубербиллера, и если бы последний служил под его началом в далеком 1937 году, сгноил от зависти, чтобы не выделялся могучей фигурой на фоне слишком малорослого наркома.
Напротив, рейхсфюрер СС Гиммлер, бывший значительно выше Ежова, но не обладавший истинно арийской внешностью, пришел в экстаз, увидев последнего, обязательно бы добился его зачисления в войска СС.
Еще бы, блондин с внешностью истинного арийца, рост 189 см, с необычайно высоким и широким лбом, с водянисто-голубыми глазами, про которые так и хотелось воскликнуть: «лед в глазах твоих никогда не тает», нос длинный, хищный, с узкими губами в нитку и твердым подбородком. Выражение лица было немного созерцательно-философское, целеустремленное.
Такие лица можно увидеть на выцветающих дагерротипах, это лица истинных прусских офицеров, с острыми колючими усами a la Kaiser Wilhelm, и пусть меняется время, лица истинных арийцев высечены из гранита и никогда не изменятся.
Широкие плечи, выпуклая грудь, мускулистые руки, узкие бедра и длинные ноги, - истинный ариец с плаката, только обряди его в форму СС и надень на голову стальной шлем М42!
Только на Цубербиллере была не эсэсовская форма, а форма сотрудника НКВД: суконная гимнастерка темно-защитного цвета с двумя нагрудными накладными карманами, в петлицах крапового цвета с малиновым кантом было по три кубика, и суконные темно-синие шаровары с малиновыми кантами, заправленные в хромовые сапоги. На обоих рукавах гимнастерки выше локтя был знак ГБ образца 1935 года. На фронте сотрудники НКВД давно переоделись в общевойсковую форму, но в глубоком тылу требования к форме соблюдались неукоснительно.
Это было странное и невозможное сочетание истинно нордической внешности и еврейского имени. Казалось, это ошибка, досадное недоразумение, но оказывается, и такое случается, истинные евреи твердо исповедуют принцип «хуцпы», но в отношении описанного еврея-блондина галахические критерии вряд ли были применимы
Возможно, это была тонкая шутка его начальства, когда ему вручили документы с еврейским именем, чтобы испытать на прочность его партнера из абвера, бывшего резидентом в этом невообразимо далеким от фронта сибирском городе.
У Цубербиллера была ахроматопсия (довольно редкая форма дальтонизма), когда он различал только белые и черные цвета. Однако памятью он помнил все цвета и никогда не ошибался.