С того дня, как Манумар ушёл с рыцарем Оленбургом, прошло уже больше недели, дух великана всё ещё витал над «Агиделью» и нашим путешествием. Но в один из дней всё изменилось. Это произошло тогда, когда направление ветра поменялось, и в одно пасмурное утро мы все трое разом почувствовали запах гари. Двое оставшихся со мной спутников отреагировали на это по-разному. Норд много чертыхался и чихал, потом успокоился и сказал вполне серьёзно, без своей обычной язвительности:
— Ветер с севера, война где-то рядом, но пока не стреляют. — И отвернувшись, стал смотреть в другую сторону на надвигающиеся тучи.
Руфус, почувствовав запах пороховой гари, задал только один единственный вопрос:
— И сюда докатились лихо да беда, что делать-то, куда бежать?!
После этих слов он тяжело вздохнул и тоже посмотрел туда, куда смотрел кот.
— Что случилось-то? — спросил я, не понимая, о чём говорят мои спутники.
— Пустрия опять напала на Ларию, а так ничего особенного, — ответил мне Руфус.
— Подожди, подожди, что за Пустрия такая, что за Лария?
— Объясни ему, он не в курсе, — мрачно сказал Норду кролик.
Кот послушно дал разъяснения:
— Пустрия — это государство, лежащее на севере этого мира, а Лария лежит южнее Пустрии и как бы входит в её границы.
— Почему как бы?
— Потому, что их царь так считает. Он периодически наводит конституционный порядок.
— То есть, иными словами, пытается завоевать?
— Да, Стас, ты правильно рассуждаешь, мяу.
— Но ведь можно заключить перемирие.
— И давно бы заключили, если бы не посредники.
— А это кто такие? — поинтересовался я.
Оба моих спутника переглянулись, после чего Руфус сказал Норду:
— Выкладывай ему всё до конца. Стас — парень с головой, разберётся.
— Как сказать, мяу, — сказал кот, повернулся ко мне и продолжал: — Посредники — это большие королевства на западе и на востоке.
— А здесь что тогда?
— По их мнению, это север, по-нашему — юг.
— Ничего не понимаю, лабуда какая-то!
— Вот и мы не понимаем. А посредники: то одним — оружие, то другим — солдат под видом гуманитарной помощи. Вот война и продолжается!
— И давно это продолжается?
— Да лет двадцать уже как.
Запах гари усилился, и надо было что-то решать, но один я не мог это сделать. Помог Норд. Почесав лапой за ухом, он спросил:
— Может, повернём назад?
— Только вперёд! — выдохнул я и сошёл на берег.
В первые мгновения я ничего не замечал, потому что закрыл глаза, а приоткрыв их, увидел жуткую картину — поле боя. Трава, которая когда-то была изумрудно-зелёной, теперь от гари и крови приобрела другой цвет — ржаво-рыжий. Кровь на поле не высыхала и то и дело хлюпала под ногами. Труднее было привыкнуть к крупным и мелким черепам, что смотрели на меня своими пустыми глазницами.
Вдруг впереди что-то ухнуло, запищало, потом снова ухнуло, и я увидел перед собой очередную воронку и вывороченные свежие пласты земли, смешанные с чьими-то остатками.
— Вот что делают гады! Бумажные бомбы применяют. А ведь этого нельзя делать! — раздался чей-то хриплый голос у меня за спиной.
Мне некогда было повернуться, чтобы узнать, кто это говорит, но тем не менее я спросил:
— Объясните, что такое бумажные бомбы, и почему их нельзя использовать?
Объяснение последовало тут же:
— Её изнутри начиняют осколками, гвоздями и прочей гадостью. При разрыве всё это разлетается на десятки и сотни метров и ранит, кого попало.
— Благодарю за пояснения, — почему-то сказал я.
Хриплый голос больше не отзывался, видимо, его хозяин пошёл дальше по своим делам. Его примеру хотел последовать и я, но в этот момент всё вокруг наполнилось страшным воем, а спустя какие-то доли секунды и громом.
«Огненные стрелы!» — почему-то пронеслось у меня в голове, и я пустился бежать во весь дух насколько хватило сил.
Мне показалось, что я бежал очень долго. Наконец, в моих глазах зарябило, свет померк, и я потерял сознание.
Очнулся я потому, что кто-то положил мне на живот что-то мягкое и тёплое.
«Как в детстве, — подумал я. — A то, что я увидел на поле боя, всего-навсего страшный сон, который приснился мне после того, как я напился чего-нибудь горячительного».
Успокоив себя таким образом, я открыл глаза. Я увидел голубое небо и солнечный свет, от которого мои глаза заболели. Я зажмурился, часто задышал, чихнул и тут же услышал знакомый голос Норда:
— Я же тебе говорил, что мы, кошки, лучше всяких докторов! А ты: «Не верю, не верю. Магию надо в дело вводить!» A Стас безо всякой магии в себя пришёл. Одними моими стараниями, между прочим, мяу!
Тут мне надоело слушать разглагольствования Норда и я решил подать голос.
— Где я? — с трудом просипел я и попытался второй раз открыть глаза но снова зажмурился из-за яркого солнца, но на этот раз я лишь слегка зажмурил их.
— A он, и правда, пришёл в себя, — узнал я голос Руфуса.
— Руф, что это было? — спросил я кролика.
— Это было поле боя, Стас, и ничего больше.
— И у вас тут поле боя?
— Наш мир, Стас, — это лишь отражение вашего, и если у вас каждый день кто-то стреляет и кого-то убивают, то же будет и у нас, только в гораздо меньшем масштабе.
Выслушав объяснения Руфуса, я всё равно мало что понял и опять спросил:
— Если у вас есть войны, то должны быть политики, парламент, не так ли?
— Парламента у нас, слава Богу, нет, а политики имеются, но называются они немного по другому.
— И как же они называются?
— Посредники.
— Но ведь они и развязали войну между Пустрией и Ларией! — воскликнул я, поражённый догадкой.
— Ты правильно догадался, Стас, только не кипятись, прошу тебя!
— Постараюсь.
Я рывком вскочил на ноги и, немного успокоившись, спросил:
— Как я оттуда выбрался?
— Это мы вытащили тебя оттуда, мяу!
— Без нас ты бы непременно попал под огненные стрелы, и уж тогда, кто знает, дождалась бы тебя Клири или нет! — добавил кролик.
— Ещё раз спасибо! — сказал я Руфусу и огляделся по сторонам.
Мы опять были в лесу, в самой глухой и непролазной чащобе соснового бора.
— Где это мы? — спросил я кота.
— Откуда я могу знать. Это Руф наколдовал, вот пусть он и выкручивается, мяу!