2019 г. Дневниковые записи 3 Цискаридзе, Седакова
продолжение
19 января 2019 г. Кто-то сказал о мастере балета Николае Цискаридзе: «Маска победителя, которую он не снимает никогда».
Николай Цискаридзе: «У меня был повышенный порог боли».
У меня тоже. Унаследовала от мамы…
Он о людях: «Я знал этих подлых людишек, которые будут вставлять палки в колёса… Я знаю имена людей, которые делали травлю».
Я тоже помню имена, меня ранящих нарочно и не…
«Кто я такой, чтобы с миром спорить?… Я всё время был один… Я хотел сказки» - так он ответил на вопрос, зачем ему была нужна сцена.
У него была публичная травма — рана, которая не заросла. «Убийство Большого Театра — было самое страшное для меня… Реставрация… Отсюда уходил дух искусства».
У него осталось много друзей. Он сказал о себе: «Я есть Большой театр».
Я сказала о себе несколько лет назад:
Я есть поэзия.
Я муза своеволья,
Летающая пламенем высоким
Среди чудесных воплощённых душ.
1 марта 2016 г.
Какая на мне напялена маска? В обычной жизни её нет, а в присутственных местах уже поздно напяливать, лицо выдаёт повзросление…
Звонил приятель, стал что-то рассказывать, это интересно только ему, я попросила его считаться со мной и предложила говорить на темы, интересные и ему, и мне. Такие темы есть. Я сказала ему, что когда я ему что-то рассказываю, то часто он мне говорит, что ему не интересно это, а мне нет желания слышать о том, что он ищет золото.
20 января. Пропавший для вечности день - я не спала полночи. Только с 6 вечера я приступила к каким-то действиям.
Нашлась моя подруга Эля. Ей мало кто может дозвониться.
21 января. По радио нас «обрадовали»: в мире сегодня 2208 миллиардеров!
Сизое небо, белёсое небо, тёмная часть неба. Пушистые хлопья снега.
Луиджи Боккерини божественен.
Довлатов переписывался с актрисой Тамарой. «Мне кажется, я полюбил Вас. Я ни разу в жизни не солгал». Вот счастливый человек.
В 2018 г. исчезли с земли пума, серый носорог, какой-то особый пятнистый жираф, огромная саламандра. Вода потеплела, животные погибают.
стихи Ольги Седаковой:
ДАВИД ПОЁТ САУЛУ
Да, мой господин, и душа для души –
не врач и не умная стража.
(Ты слышишь, как струны мои хороши?)
Не мать, не сестра, а селенье в глуши
и долгая зимняя пряжа.
Холодное время, не видно огней,
темно и утешиться нечем.
Душа твоя плачет о множестве дней,
о тайне своей и о шуме морей.
Есть многие лучше, но пусть за моей
она проведёт этот вечер.
И что человек, что его берегут? –
гнездо разоренья и стона.
Зачем его птицы небесные вьют?
Я видел, как прут заплетается в прут.
И знаешь ли, царь? не лекарство, а труд –
душа для души, и протянется тут,
как мужи воюют, как жены прядут
руно из времен Гедеона.
Какая печаль, о, какая печаль,
какое обилье печали!
Ты видишь мою безответную даль,
где я, как убитый, лежу, и едва ль
кто знает меня и кому-нибудь жаль,
что я променяю себя на печаль,
что я умираю вначале.
И как я люблю эту гибель мою,
болезнь моего песнопенья!
Как пленник, захваченный в быстром бою,
считает в ему неизвестном краю
знакомые звезды – так я узнаю
картину созвездия, гибель мою,
чьё имя – как благословенье.
Ты знаешь, мы смерти хотим, господин,
мы все. И верней, чем другие,
я слышу: невидим и непобедим
сей внутренний ветер. Мы всё отдадим
за эту равнину, куда ни один
ещё не дошёл, – и, дожив до седин,
мы просим о ней, как грудные.
Ты видел, как это бывает, когда
ребёнок, ещё бессловесный,
поднимется ночью – и смотрит туда,
куда не глядят, не уйдя без следа,
шатаясь и плача. Какая звезда
его вызывает? какая дуда
каких заклинателей? –
Вечное да
такого пространства, что, царь мой, тогда
уже ничего – ни стыда, ни суда,
ни милости даже: оттуда сюда
мы вынесли всё, и вошли. И вода
несёт, и внушает, и знает, куда...
Ни тайны, ни птицы небесной.
Сложная поэзия, индивидуальная, ни на что не похожая.
22 января. Я по делу звонила Оле Седаковой. Вернувшись из Рима, она заболела гриппом. Голос у неё приятный, своеобразный.
Приезжала знакомая с мужем, он настроил мне пианино, я заплатила ему, подарила подарки, накормила их обедом.
23 января. Во сне мелкие красивые пуговицы я дарю одной девице. Она спрашивает, почему я себе не оставляю. В ответ я произношу страстный монолог, что я готовлюсь к великому Переходу и всё лишнее отдаю людям. В конце сна я мою какие-то квадратные сосуды.
Телефон, подаренный мне на Новый год перестал работать. Мой старый телефон, подаренный Эдвином, работает только на приём. Три раза звонила Наташа К. Мы говорили о бывшем учителе. «Что же мы получили?», - спросила я. «Очень много. Мы узнали, что можем развиваться в духовные существа».
Гуляла в парке, шла осторожно, подошвы скользкие, песок на дорожки не сыпят. У дома почти я полетела на землю с диким криком от испуга и боли. Поранила ногу под коленом, ушиб, гиматома.
Парень какой-то услышал мой вопль и подошёл. Взял меня за руку, но я не могла встать, тогда он меня взял в охапку и поднял. Слава Богу, перелома не было. Парню я сказала: «Спасибо большое, дитя моё».
Дома прикладывала лёд, он очень помог снять боль. Сказали, что надо капустным листом лечиться.
Я решила, что падение произошло потому, что кто-то плохо обо мне подумал, я точно знаю, что такое бывает. Но Наташа сказала, что может быть, наоборот, я плохо подумала о чём-то плохом.
Странная, странная жизнь. Зачем мы здесь? И сколько мук людям достаётся…
Подруга прислала по скайпу письмо, зовёт в гости в город, расположенный далеко от Москвы.
Почему-то сегодня я молилась о Новелле Матвеевой.
Не читала Джойса, Сартра, Кафку и иных в том же роде.
«Моей любви ты боялся зря»* -
Ведь я не умею любить.
Я только пытаюсь жизнь облегчить
Хотя бы кому-нибудь.
* цитата из Новеллы Матвеевой