Культурный разговор

               
     Однажды ( давно ) величайшую поэтессу современности Витухновскую представили Вознесенскому, прямо вот ухватили за титьку на улице, где она потерянно шарахалась, отыскивая куда - то запропавшего барыгу, лишь накануне пообещавшего пол - веса чистейшего боливийского за недорого и отсосать, и приволокли к Вознесенскому. А он, надо сказать прямо и нелицеприятно, не смотря на и отринув, низкопоклонство - на х...й и вообще, только что волею божией помре. Скончался, то есть. А ее - то уже предоставили ! Вводят, а он лежит. Холодный. Седой. Бурундулястый, весь в Сталинских премиях с ног до головы и сам Рыбников скромно терсится в углу за печкой. И тут Витухновская. Носом шмыгает, чихает, не понимает ни хера, думает, что попала. И точно : попала. Прямо в цель, как снайпер Билли Зейна, валивший плоскостопных тонимонтан и с вертолета, хули, лауреат мамы Олександры Македонского, краями признанный в России и не так уж в другом остальном мире. Выкатывается к ней - а она молоденькая, тоненькая, красивая, как моя Криська, но гаже - с кухни, цокая копытами, храпя и возвышаясь, лошадь Епифанцев, молча смотрит, хмыкает и засыпает. Стоя, он же конь. А те, кто предоставил Алину маячут ей, мол, тыр, пыр, начинай. Ну, делать нечего, надо начинать. Разделась она, стоит голая, сизая, в пупырышках, как кукамбр. Залазит на стол и начинает бомбить из Лаэртского.
     - Шел Гагарин буераком ...
     - Обожди, - хрипит мертвый Вознесенский, даже в таком состоянии просекая непонятку хорея, - девка лихая, поясни сначала, как понимающая, за буераки.
     Садится на столе, рядом с ножками чудесной еврейки, закуривает, ждет. Алина, не будь дурна, махом ему выруливает буераки.
     - Это, старец праведный, грит, средство такое, типа, салазок, но парус при нем, скользит по воде, будто фигуристка Навка, вжикает и летит, неся на себя полезную грузоподъемность в виде отделения бойцов, пулемет, паек и Крым взад впереди. И вот мчится этот десантный буер, а навстречу ему задом наперед идет космонавт, он только приземлился на лед Чудского озера, а идет наоборот по требованиям техники безопасности.
    - Понятно, - несколько сомневаясь ответствует Вознесенский, маленько возносясь гордыней взаимопонимания. - Херачь дальше.
    - Видит : девка вдаль несется, - воет Алина, размахивая руками и почесывая волосатую мандень, кумарит чутарик, вот и чёс, но это проходит, как разломишься, так и проходит, - подскочил Гагарин к Далю и теперь он с ним е...ся.
    - О как. - Крякнул с большой буквы внутри предложения Вознесенский, чуя надежду на рост искусства в отчизне.
    - Да, - кричит Витухновская, сжимая титьки руками и показывая острые яркие вкусные соски старцу, уже отудобевшему и передумавшему помирать, - мы, господа, не звери какие, мы Блога Парасюхина признаем как вещество, хучь и петушара он конкретный, гондон и подонок.
    - Толерантность, - журчит из - за печки Рыбников, придумывая сразу целое либретто и попурри для Караченцова, ну, там шиповник, белый лимонник, куст из рябины и что - то еще на лузи. А Караченцов тоже умер ! Но Витухновская - то одна, раздвоиться не сможет, надо выбирать : кого оставить в живых, Вознесенского, Караченцова или Епифанцева.
    В общем, оставили они в живых Пахома. И тут я сразу понял, что надо Криське прощать и фюрера, и Собчак, и все излишества с мужем, что, по - любому, он вытворяет с такой вкусняшкой. Ыыыыыыы, бля, был бы я здоров, я б такое с ей вытворял ...
    Щасвирнус.
    Ааааажжжж, обкончал Криське ляжки, нехай теперь продукт косметицки втирает, как мазь от геморроя Фрунзе, а мы продолжаем разговор культурно, но ёрзко, так как Пушкин - это Пушкин и ко всем матерям с чертями катись Безруков безмозглый бездарный мудак.
    - Это уже из Маяковского, милочка, - буркотеет жабрами Вознесенский, разевает рот сомом, вытащенным на брег, топырит глазцы - то заплывшие, а речь у его всегда была стрёмная, шепелявая и невнятная, его за это, кстати, Хрущев и обвинил в двурушничестве, прямо объявив агентом, но не уточнив, какого именно Агенства. А я скажу. Было во времена совдепов и изобилия чугуна и хлопка такое ведомство - Трансагенство. Все думали, что транспорт, поставки продовольствия и запчастей, завгары, пьянство, взятки на вахте, в кожаных фуражках шоферы, Жан Габен катается к учителке в монастырскую гимназию, пока марсельские бандиты из Парижу ищут кинувшую их бабищу вместе с баблом. Но это не так, на х...й весь транспорт, какой, в манду, транспорт. У меня вон деревню снегом занесло и всем по хер, не проехать, не пройти, стать Бальзаминовым или медведем, включить тиви и порадоваться успехам роста экономики и международно. Хули, двадцать первый век. Где - то.
    - Сама знаю, - режет правду - репку Алина и прорубает тут ее, что на хер не нужен никакой боливийский, раз ее и так прет с таковскими людями.
    Вот так она и перекумарила. А уж Лизку из дочерей удавленного жеймсбондами жулика позже приплели, в пику Собчак, безрыбье было с новостишками, всех преодолели, новых трудностей себе не создали, дети Серова выросли, внуки примадонны родились обратно, Пряников на вэлфере уехал в манду всех революций, а Верзилов самоотравился. И нету повестки дня. Кому негодовать в соцсетях ? Об чем шуметь бибисям ? Как, в конце концов, с Навальным и где, товарищи, Чичваркин ? Но тут бабахнула Собчак со своим мешком говна, начиталась не предназначенных для скотов сказочек и испытала нестерпимое желание напроситься на безумное чаепитие, уж и Криську коррупционно пользовала, и рылом свиным лезла, и, вообще, падло долбанное.
    Короче, на следующий день выходит передача. Точнее, сорок тысяч курьеров доставили в каждую радиорубку, в каждую редакцию, на каждый телеканал и электронное СМИ один единый, как Россия, сценарий одной единственной передачи и гоняют они ее вот уже скоро, как сто лет и три года. В мире животных называется, утратив всяческие кавычки, но приобретя почвенность, лютость и любовь к соседу.