Предыдущая часть здесь: http://www.proza.ru/2019/01/24/1270
Интересна (для меня, естественно) титаническая борьба вокруг «Крокодила», развернувшаяся даже раньше, чем Н.К. Крупская опубликовала в «Правде» свой политдонос на Чуковского.
Какие-то «пролетарские писатели», по своему таланту и рядом не стоявшие с К.И.Чуковским, боролись с «Крокодилом», полагая, что «он идеологию нарушает».
Большевистская цензура, соответственно с текущими указаниями руководящих товарищей, - то разрешала печатать «Крокодила», то запрещала.
Если смотреть со стороны - это было-бы смешно, ежели не было-бы так глупо: не напоминало-бы какой-то цирк средневековых шутов-уродов.
Еще в октябре 1926 года Корней Иванович пишет заведующему «Гублитом» (губернский орган большевистской цензуры) о своем разговоре на эту тему с её представителями на местах:
«Впрочем, теперь мне обещают разрешить мою книгу, если я в ней переделаю кое-какие страницы.
- Каких же вы требуете от меня переделок?
- Выбросите прочь городового и замените его милиционером.
Это крайне удивило меня.
- Неужели вы хотите, чтобы крокодил глотал не царского городового, а советского милиционера, и глотал наравне с собакой!?
- Нет, - говорили мне. - Это и вправду неловко. Пусть городовой остается, но замените Петроград Ленинградом.
- Как! вы хотите чтобы в городе Ленина оставались старики городовые, которых глотают кровожадные гадины!
- Нет, но мы вообще хотим чтобы вы придали «Крокодилу» советскую идеологию.
- Но в нем и так ничего антисоветского нет.
- Помилуйте, в нем есть ёлка, — предмет религиозного культа для буржуазных детей.
С этим я не спорю: ёлка в моем «Крокодиле» имеется, но служит она, конечно, не религиозному культу, а беззаботному веселью детей. Не религия в ёлке, а поэзия и каким нужно быть Угрюм-Бурчеевым, чтобы эту поэзию отнять у ребенка».
Впрочем, блюстителям пролетарского сознания не только «Крокодил» не угодил, но и «Муха-Цокотуха».
Какой-то А. П. Колпаков, якобы кандидат исторических наук (кто такой, хрен его знает), - пишет в Литературную газету:
«Корней Чуковский проповедует любовь к Мухе-Цокотухе, он выдает ее замуж
За лихого, удалого,
Молодого комара!
Это противоестественно, чтобы комар мог жениться на мухе,
Вошь не может жениться на клопе и комар на мухе.
Это все несусветная чушь и обман!»
(«Мойдодыру», кстати, тоже досталось от блюстителей чистоты пролетарской идеологии. Писать об этом мне лично – тошно и противно. Ищите сами, ежели есть у вас желание копаться в бреде тогдашних неадекватов)
Однако вернемся к нашему любимому «Крокодилу».
В феврале 1928 года К.И.Чуковский снова пишет в его защиту:
«Н.К Крупская утверждает, что в моем «Крокодиле» есть какие-то антисоветские тенденции.
Между тем «Крокодил» написан задолго до возникновения Советской республики. Еще в октябре 1915 года я читал его вслух на Бестужевских курсах, выступая вместе с Маяковским, а в 1916 году давал его читать М. Горькому.
В то время «Крокодила» считали не Деникиным, но кайзером Вильгельмом II.
При таком критическом подходе к детским сказкам можно неопровержимо доказать, что моя Муха-Цокотуха есть Вырубова, Бармалей — Милюков, а «Чудо-дерево» — сатира на кооперацию.
Ведь утверждал же один журналист по поводу моего «Мойдодыра», что там я прикровенно оплакиваю горькую участь буржуев, пострадавших от советского строя.
- «Читайте сами, — говорил журналист:
Одеяло убежало,
Улетела простыня,
И подушка, как лягушка,
Ускакала от меня.
Что это, как не жалоба буржуя на экспроприацию его имущества!»
Второй недостаток «Крокодила», по мнению Н.К Крупской, заключается в том, что здесь я пародирую Некрасова.
Приводя такие строки:
Узнайте, милые друзья,
Потрясена душа моя,
Н.К. Крупская пишет:
- «Эта пародия на Некрасова не случайна: Чуковский ненавидит Некрасова».
Между тем это — пародия не на Некрасова, а на «Мцыри» Лермонтова:
Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел. Благодарю!
Хотя, признаться, я не совсем понимаю, почему нельзя пародировать того или другого поэта. Разве пародия на поэта свидетельствует о ненависти к нему? Ведь тот же Некрасов много раз пародировал Лермонтова, — неужели из ненависти? Стоит прочитать любую научную работу по истории и теории пародии, чтобы эти упреки пали сами собой.
Дальше Н.К. Крупская упрекает меня в том, что я «забыл, что пишу для маленьких детей». Этого я никогда не забывал. ЗАБЫЛИ О ДЕТЯХ ТЕ, КТО В КАЖДОЙ НАИВНОЙ И БЕСПРИТЯЗАТЕЛЬНОЙ СКАЗКЕ ИЩУТ КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫХ НАМЕКОВ. Моя новая книга «От двух до пяти» свидетельствует, что прежде, чем писать свои сказки, я долго и тщательно изучал детскую психику.
Н.К. Крупская упрекает крокодила за то, что он мещанин. НО КОМУ НУЖНО, ЧТОБЫ ОН БЫЛ ПРОЛЕТАРИЕМ?
Вообще же я думаю, что советская власть вовсе не требует, чтобы все детские книги, все до одной, непременно были агитками. Иначе Госиздат не печатал бы в нынешнем году таких буржуазных шедевров, как «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекельбери Финна» и много других. Вся практика Госиздата показывает, что слово «буржуазная литература» давно уже перестало быть жупелом.
Может быть мой «Крокодил» и бездарная книга, но никакого черносотенства в ней нет. В первой части — героическая борьба слабого, но храброго ребенка с огромным чудовищем для спасения целого города. Во второй части протест против заточения вольных зверей в тесные клетки зверинцев. В третьей части — герой освобождает зверей из зверинцев и предлагает им разоружиться, спилить себе рога и клыки. Они согласны, прекращают бойню и начинают жить в городах на основе братского содружества.
Я НЕ ВЫДАЮ ЭТОЙ ИДЕОЛОГИИ ЗА СТОПРОЦЕНТНЫЙ МАРКСИЗМ, но точно также не вижу причин, чтобы топтать эту книжку ногами».
***
Знаете, дамы и господа, а также товарищи с товарками, - я не имею ничего против советской власти.
Я против идиотов и тупых приспособленцев, которых и при власти рабочих и крестьян было ничуть не меньше, чем сейчас.