Машина неслась. Мы спешили догнать свадебный кортеж. Регистрация уже состоялась.
Молодежь отправилась на традиционные «катания», которые в нашем городке включают: высокую скорость, остановку у Мемориала на парке Победы, возложение цветов к Вечному огню, проезд на границу республики к стеле на берегу Катуни, фотографирование, проезд по участку Чуйского тракта до Манжерока с остановкой у памятника исследователю Горного Алтая Шишкова, снова фото, закидывание невестой бутылки шампанского в Катунь с высокого берега, распитие спиртных напитков, остановку у Аржан-Суу, и опять - фото, проход по мосту через Катунь, и, наконец, возвращение в городе, к столу.
Конец октября, а снег лег основательно. Вчера потеплело, сегодня приморозило. В машине пять человек. Коллеги жениха: молодые муж и жена. Он ведет машину. Она рядом. Очень спокойная и красивая пара. Можно залюбоваться. Но мне грустно. Мало того, что я на свадьбе, так вот и тут посадили меня в машину к какой-то идеальной семье.
А что у меня? У меня никого. Восемь недель и три дня назад я расстался с девушкой. Думал, что мы будем вместе вечность. Ну, и как после этого верить своим чувствам? Да и девушкам. Алинда оказалась замужем. Три месяца она говорила, что её замужество это формальность, они не любят друг друга, давно не живут вместе и вот-вот разведутся. А восемь недель назад она сообщила, что в деканате ей сказали, что семейным парам можно получить денежное пособие, поэтому разводиться не надо, а надо пособие получить, а потом уже думать о глупостях.
Тогда я сказал Алинде, уже подозревая, что мои слова пропадут как камень, упавший в воду, то есть без следа: «К черту пособие! Разводись скорее!» А она в ответ как-то непонятно улыбнулась: «Нет, нет, ты не понимаешь, никак нельзя, деньги очень нужны». «Причем здесь деньги? Живы будем, не помрем», - беспечно настаивал я, чувствуя, что планета на секунду попыталась резко затормозить. Алинда твердила, как заведенная, заколдовали её, что ли? «Нет, нет, ты не понимаешь…»
А я как-то сразу всё понял и сказал: «Давай расстанемся. Будем просто друзьями. А то это пособие как-то перечеркивает всё моё отношение к тебе. А без отношения - я не могу, прости». И Алинда как-то обрадовалась, засияла: «И правда, и правда, чего это мы? Жизнь же на этом не заканчивается. Ты-то - вон какой! А я-то - просто вот такая. И ты обязательно себе ого-ого найдешь!» И мы даже выпили по прощальной бутылочке пива.
Оно было такое горькое и безвкусное одновременно. Августовское светлое тёплое. И Алинда пошла в одну сторону улицы имени Чорос-Гуркина, а я пошёл в другую. И мне хотелось упасть на асфальт и не вставать. А люди бы подошли и сказали: «Такой молодой, а уже нажрался! Вон как пивом несёт» И мне стало бы стыдно, и этот стыд бы горячей волной затушил бы невыносимое жжение внутри. Но я его, это жжение, вынес. Значит, оно было вполне выносимым. Просто внутри что-то сгорело, обуглилось, но, наверное, там всё же есть какие-то душевные предохранители. И я вот он, живой, даже на свадьбу позвали.
Жених считал меня другом. Я бы рад в ответ его же, но как-то не получалось. Интересным, замечательным он для меня был, но дальше начинались мои внутренние сложности и заморочки. Друг он не всегда интересный и замечательный, иногда друг – прямо беда, а беду в беде не бросишь, а почему, это объяснение займет часа три, а мы с вами ещё не пили, и даже за стол не сели. Вот, вы приезжайте сначала, я вам накрою, стописят грамм налью, и тогда мы поговорим, кто друг, а кто так, фейсбук.
Вернёмся в конец ноября, начало века, в машину, которая несется за свадебным кортежем и прямо сейчас въезжает на Мебельный мост. На заднем сиденье трое: я, мой друг В. и его чудесная жена А. Они в историю попали постольку, поскольку оказались со мной в одной машине. И – да – сморю я и на их смешливую пару, которая с самых наших танцевальных, а значит, древнейших времен, вместе, и завидую: «Да что же такое, все значит, в любви и согласии пребывают, даже сотрудники ППС ходят по двое, а я один. А помри я прямо сейчас, некому и всплакнуть на моей могилке, кроме мамы».
Свадьба, значит, а моё лицо в водительском зеркале приобрело совершенно похоронный оттенок.
При этом все весело болтают. Н. и В. обсуждают кому сколько сегодня будет дозволено выпить. Водитель и его жена рассуждают: по какой дороге поедут молодые: по главной или объездной. И тут воцаряется тишина и наступает невесомость. Земля всё же решилась остановиться, думаю я. Гравитация исчезает. Машина уходит в занос, крутится, летит над бордюром и зарывается в благословенный снег.
Спокойный на вид водитель выходит из авто и осматривает его со всех сторон. Мы приходим в себя и почему-то начинаем хохотать. Н. говорит «кажется, я описалась». Шутит, конечно. В. говорит, что всё выпитое за жизнь пронеслось перед глазами. А жена водителя смотрит на мужа. А водитель смотрит на жену. И выдает что-то вроде улыбки. Всё в порядке. Незначительные царапины.
Выталкиваем машину на дорогу и несемся дальше. Но как-то чуть помедленнее. Смеемся. Обсуждаем подробности. Кто про что подумал в тот самый момент. Но потом ненадолго замолкаем. Машина наша мчится дальше наполненная смыслом. Окна закрыты. Смысл не выплескивается, колышется как дым в курилке, вьется нежно. Каждый, мне показалось, внутри преисполнился какой-то трепетностью к своему существу и поиском особой миссии оттого, что не случилось непоправимое. А потом все снова давай ржать.
Я подумал, этот случай будет в их семьях передаваться, как смешная история от родителей к детям. А мой случай умрёт со мной. И тогда я решил, что влюблюсь и женюсь при первой же возможности. Как в сказке. На первой красавице, которая ответит мне взаимностью. Всё, хватит. Боже, боже если бы я знал, к какой невероятной истории (в масштабе моей жизни, конечно) принесёт меня эта машина, возможно, предпочел бы остаться на обочине. Но об этом - в следующий раз.
© Сергей Решетнев