Паша пришел на курс с небольшим опозданием. И даже не пришел, а ворвался, такой большой и шумный. Сразу овладел вниманием коллектива, просто обаял его. Про «большой» я погорячилась. Речь идет не о величине тела, а о его энергии. И громко рассказал о себе. «Громко» опять же не о силе голоса, а об энергии.
Время повествования – нулевые годы. Понятно, что после лихих девяностых 20-го века. Много лет своей жизни Паша отдал армии, служил офицером. Много лет семейной бурной жизни со всякими сложностями и «радостями» развода. Остался без места жительства. И вот она, свобода! Оставив все прошлое в прошлом, явился в школу Норбекова, чтобы изменить свою жизнь в корне. На занятия он приходил с гитарой, чтобы после занятий спеть нам и вместе с нами песни своим задушевным голосом. Сразу проявил свои лидерские качества. Балагур, шутник. Все женщины курса, без исключения, в него влюбились. Но почему в его озорных, веселых глазах живет грусть?
Паша частенько опаздывал на занятия, что никому из нас не позволялось. А ему сходило с рук. Иногда вовсе не приходил. В такие дни мы скучали по нему. Потому что он за короткий срок сумел войти в наши души вот таким незаурядным человеком. У нас были разные предметы. Паша спокойно прогуливал их. Но никогда не прогуливал занятия по актерскому мастерству. Более того, он подружился с преподавателем Ниной, и нам казалось, что они что-то замышляют.
Староста нашей группы вел список дней рождения. Самый первый день рождения был у меня в первый же день занятий. И даже к этому дню староста подготовился. От группы мне поднесли огромный букет белоснежных цветов. А сегодня день рождения Паши, ему исполнилось 42 года. Подарок уже дожидался его, да и любимый им урок актерского мастерства по случаю именно в этот день. Но проказника нет. И какое-то неясное ожидание витало в воздухе.
В половине двенадцатого Нина выглянула в окно и воскликнула: «Смотрите, Король идет!» Все бросились к окну, да и кто бы устоял от такого возгласа. На площади перед зданием института стояло такси. Открылась дверь, вышел мужчина в золотой парчовой одежде 19-го века. Я не знаю, как назвать то, что на нем надето. Тогда таких костюмов не носили. Но можно представить любой костюм Киркорова, они похожи на тот, что был надет на мужчине. Сюртук доходил до середины икр, широкие рукава отделаны дорогим мехом. На голове роскошный большой берет из этой же ткани, расшитый драгоценными каменьями. На солнце берет отливал всеми цветами радуги. Сзади стелился золотой шлейф. Король поднимался по ступенькам под торжественную музыку. Швейцар, низко кланяясь, открыл дверь. Толкая друг друга, словно дети, забыв об уроке, мы побежали встречать столь необычного гостя. Не каждый день приходят короли. А он величаво шел к двери малого зала, где в данный момент мы находились. Кто-то крикнул: «Да здравствует Король!» Мы, подданные, в реверансе расступились, давая ему дорогу. Уже все кричали: «Да здравствует Король!» Он величественно дошел до конца зала, обернулся к нам и улыбнулся. Так мог прийти только Паша. Мы аплодировали изо всех сил. А он, возвращаясь обратно под песню Тамары Гвердцители «Виват, Король, виват!», улыбался всем и целовал всем дамам ручки. Затем взошел на сцену, сделал нам знак, чтобы мы успокоились. Серьезно с грустинкой произнес: «Пройден определенный этап моей жизни. Я снимаю этот театральный костюм, как кожу. Вот в этот момент я заново рождаюсь и с сегодняшнего дня начинаю новую жизнь. Это будет жизнь счастливого и успешного человека».
С этими словами он медленно снимал роскошный берет, платье короля. Остался в своем костюме с белоснежной рубашкой и галстуком. К нему подошли все мужчины из группы, подняли его. К нему подошли все женщины. Каждый хотел быть частицей этого монолита поддержки кумира. Он лежал на высоко поднятых руках своих товарищей, а из колонок разливалась песня «Мамины глаза» в исполнении той же великолепной Тамары Гвердцители. Все знали, что недавно Паша потерял любимую маму.
Я описала общую сцену, которая игралась настолько искренне, будто это была вовсе не сцена, а сама жизнь. Потому что никто не считал сценой то, что происходило. Руки раскачивали Короля в такт песни. А я заплакала и начала гладить ему руки, плечи, голову. Очень хотелось поцеловать его, но я не могла достать. Ладони мои были мокрыми от моих слез, и он эту влагу чувствовал. Я чувствовала его сердцебиение, оно было в одном ритме с моим сердцем. Мои прикосновения были по-матерински нежными и ласковыми. На мгновение я устыдилась своих эмоций, убрала свои руки. Но стоявшая рядом Нина, жестом показала мне, что нельзя останавливаться, надо продолжать дарить ему ласку. Мои слезы текли на чьи-то руки. Я увидела, что плачу не одна. И каждая из нас плакала о чем-то своем. С окончанием песни Пашу поставили на ноги. Его глаза были влажными, голос прерывистый: «Я летал!!! Я заново родился!!! У меня теперь новая жизнь!!! Спасибо вам!!!». Он низко поклонился и вышел, не повернувшись к нам спиной. А мы кричали: «Да здравствует Король!»
Это был день рождения Паши. Больше он на занятия не приходил. Я ничего о нем не знаю. Нет, знаю. У него новая жизнь, такая, какую он сделал себе сам. Он счастлив и успешен.
Дорогой, Паша! Я очень хочу, чтобы ты прочел этот рассказ и с любовью вспомнил о нас всех, так близко знающих тебя.