Армейский друг Владимир Махалин

Анатолий Емельяшин
               

          Отчество Володи вспомнить уже не могу. Хотя нет, раскопал – Петрович. Не помню так же, когда мы с ним познакомились, но было это уже не в курсантскую пору, там наши пути не пересекались. Познакомились после выпуска, когда нас, 11 лейтенантов, оставили в училище для переучивания на инструкторов моторного истребителя «Як-11». До этого будущие инструктора друг друга практически не знали. 
          Скорее всего наше знакомство началось с момента, когда мы разбегались из офицерской гостиницы по частным квартирам Бердска. Жилья в вновь отстроенном городе было много. Владельцы квартир как правило сдавали одну-две комнаты в половине дома. 
          Кто-то из молодых лейтенантов заселялся в одиночку, кто-то вдвоём-втроём. Конечно, все предпочитали жильё с отдельным входом.
          Мы с Володей сняли жильё в 15 минутах ходьбы до городка на тихой улочке, часть которой со стороны городка была застроена ещё бараками времён войны.  Инициатива совместного поселения исходила от Володи.
          Надо признаться, что по сравнению со мной мой приятель был более инициативен, все наши совместные действия определялись им. И такие мелочи где и как провести очередные выходные и такие серьёзные дела как написание рапортов на перевод в другую часть с риском попасть под увольнение в запас.

          Нашему сближению содействовало и недовольство  распределением при выпуске и перспективой инструкторской работы. Оба мы ни как не ожидали, что останемся в училище, мечтали о боевой авиации в ВВС или ПВО. В этом отношении мы полностью сошлись, – оба сетуем на судьбу и осуждаем начальство, решившее сделать из нас «шкрабов».
          Это отрицание инструкторской работы и определило нашу дальнейшую служебную карьеру. 

          Володя закончил обучение тоже по первому разряду с отличной техникой пилотирования, но без «красного диплома», – в теоретических дисциплинах было несколько четвёрок. И тоже мечтал о боевых частях, о росте в классности.
          Завидуем однокурсникам, попавшим в дивизии ВВС и ПВО страны, и даже за кордон. Как же? В нашем представлении они сейчас шлифуют мастерство, налётывают часы для получения квалификации лётчика 3-го класса. (Для 3 класса истребителю надо в простых метеоусловиях (ПМУ) налетать, включая налёт в училище, 300 часов).
          Мы понимали так: нам, лучшим из нашего выпуска, путь в асы закрыт, а о классе и думать не приходится – инструкторам класс не присваивается.
         
          Как узнали позже, в боевых частях с получением классности не всё было так просто. Налёт до уровня 3-го класса мог растянуться на 2-3 и более лет. И только после этого начиналась подготовка к полётам в СМУ для выполнения норматива на 2-й класс. Иногда этот рост мастерства затягивалось на несколько лет.
          Молодёжь несколько вздохнула после отмены доплаты за налёт в СМУ, – с 1958 года доплачивать начали не за налёт, а только за классность. Вот классные летуны и стали летать в СМУ только для подтверждения класса, давая возможность молодёжи осваивать сложняк.

          Наше переучивание проводилось спешно, – наступала распутица. Свелось оно к овладению пилотажем из инструкторской кабины и знакомству с методикой обучения.  Сложности в переучивании не было. Было только огорчение, что обучать мы будем курсантов на переходном учебно-боевом самолёте Як-11, а не на МиГе, на котором выпускались из училища.
          Мы заменили в этом полку инструкторов, переведённых после двух-трёх лет работы на «яках» в боевые полки обучать на «мигах». Таков удел был обещан и нам через год и более, кто как себя покажет.
          Мы показывать себя не собирались, наоборот, тяготились инструкторской работой и мечтали сбежать из училища в ВВС или ПВО. Но летали с величайшем удовольствием, – соскучились по небу за три месяца «голубого карантина».

          Расстраиваться судьбой не даёт интенсивность переучивания: мы должны освоить пилотаж из инструкторской кабины и методику обучения всего за месяц, оставшийся до начала распутицы. А она была уже не за горами, чувствовался приход весны. Если утром взлетали с прикатанной, схваченной ночным морозцем ВПП, то в конце смены с трудом рулили по раскисшей снежной каше. И уже были попытки «клюнуть носом».
          Обучающие нас комэски и замы комполка допускали такие отклонения от  НПП, о каких мы, вчерашние курсанты, и не могли подозревать. Всё было подчинено одной задаче – ввести нас в строй как можно быстрее. Руководство не подозревало, что эти же нарушения кто-то из нас будет потом допускать и при обучении курсантов.
          Обучение заняло почти месяц, четырнадцать лётных смен, после чего мы разъехались в свой первый офицерский отпуск. Короткий, всего месяц с дорогой. В то время, как наши сокурсники ещё продолжали гулять в своих полуторамесячных. Так что я застал в Смоленске Лёню Балабаева, который намеревался прибыть в свою дивизию в Ладейном Поле в то же время, когда я вернусь из отпуска в Бердск.

          По возвращению из отпуска мы с Володей оказались в одной эскадрилье и перебазировались на аэродром «Южный» – площадку в 20 километрах юго-западнее Бердского аэродрома. Третьим из молодых инструкторов в АЭ оказался Владимир Антипов.
          Здесь мы обучили своих первых курсантов. После чего Вовка уехал во второй обещанный нам отпуск, а меня бросили «на прорыв» в эскадрилью летающую на полевой точке у станции Посевная, где мне досталась группа застрявшая в середине программы. К осени я выпустил ещё шесть лётчиков «Яка». И обучая их налетал ещё более сотни часов. После чего ушёл во второй отпуск, тоже месячный.
          За время моего отпуска Володи решили поселиться втроём и перебраться в жильё поближе к городку. Перетащили туда и мои шмотки.
          Долго на новой квартире мы не прожили. Антипов вдруг объявил о женитьбе на дочери хозяев. То ли он её соблазнил, то ли она его, но в начале зимы молодые организовали свадьбу, а мы с Махалиным переехали на новую квартиру.
          Мы с ним считали себя убеждёнными холостяками, связывать себя семейными узами не собирались и крутили с девицами напропалую, ничего не обещая. Иногда вляпывались и в щекотливые ситуации, – считали всех девиц доступными, а некоторые из закадренных женитьбу выставляли главным условием близости. Мы кое-как выкручивались и продолжали «гусарить».

          В конце года Яки сняли с вооружения и полк начал переучивание на «МиГи». Одновременно происходило и некоторое сокращение лётного состава. И тут Володя предложил подать рапорта на сокращение, – он был уверен что сокращённых направят в боевые части ВВС или ПВО.  Командир полка нас обматерил, но рапорта принял.
          Вместо частей ИА нас направили в полк ВТА, прикреплённый к школе воздушных стрелков-радистов в Канск. Володя в это время заболел скарлатиной, –детской болезнью,  опасной в зрелом возрасте, и попал в госпиталь. Так что переезжать в Канск мне пришлось одному. Там меня сразу же отправили в отпуск и когда я заехал в Бердск Володя был ещё в госпитале в инфекционном отделении. Свидание с ним не разрешили.

          После отпуска я застал Вовку уже в Канске. Он снял новое жильё нам на двоих. В этой комнате мы жили, пока я не привёл туда молодую супругу. Володя перебрался в соседний дом. Схлестнулся там с хозяйской дочкой и его чуть-чуть не окрутили. Но чуть-чуть не считается, – в это время он уже вскружил голову школьнице, дочери преподавателя из ШВРС. Её родители Володю заарканили и ждали только  совершеннолетия дочери.
          Через год, когда я уже  ждал увольнения в запас они поженились. Полагаю, что брак друга был устойчивый, не чета моему. Я успел побывать у друга на свадьбе и через пару недель отбыл в Свердловск на «гражданку».

          Собирались поддерживать связь перепиской .Но переписка оборвалась на очередном письме. Я описал ему все свои «хождения по мукам» в поисках съёмного жилья и работы. Написал, как с трудом удалось устроиться на завод слесарем.
          Володя в ответе отреагировал так, как сделал бы это любой из армейских, смутно представляющий жизнь «на гражданке». Но было это выражено такими словами, что меня взорвало и оскорбило. По смыслу получалось что я такой хмырь, что не мог не пристроиться на «хлебное место», – от прохиндея иного и не ожидали.
          Володя, конечно, имел в виду нечто другое, но вот выразил  свои мысли не лучшим образом. Я на письмо не ответил и переписка прервалась.
          Временами хотелось возобновить армейскую дружбу, написать письмецо, но «опыты быстротекущей жизни» заедали, было не до писем.

          О дальнейшей судьбе Володи я узнал спустя 18 лет после увольнения из армии. Узнал от Коли Хохлова приехавшего в командировку от какого-то барнаульского завода. По его словам Володя каким-то образом оказался в инструкторах вновь созданного Барнаульского ВВАУЛ и прошёл там путь до зама нач училища по боевой подготовке.
          Значит «шкрабовской» судьбы он не избежал, видимо инструкторская стезя была запрограммирована судьбой.
          Возможно, и мне это бы светило, не отключись я ещё в Канске в обморок в несложных атаках по строю бомбёров, что привело к увольнению в запас.
          Со слов Николая, Антипов Володя тоже к этому времени дослужился до полковника и командовал где-то дивизией – должность генеральская.

          Николай что-то путал. Но узнал я об этом ещё спустя многие годы. Узнал, когда появилась возможность пользоваться интернетом. Проштудировал историю БВВАУЛ и обнаружил, что Вовка был инструктором в Калманке, командиром АЭ в Славгороде и в чине подполковника служил в ЛМО в Барнауле. Но в командном составе училища не числился.
          В числе инструкторов, а позже и командиром звена там оказался ещё один наш соратник по Бердску – Василий Иванович Кащеев.
          Что касается Антипова, то его следов я ни где не обнаружил

          А Володя Махалин так и остался в моей памяти как соратник по «гусарству» в инструкторские времена в Бердском УАП, а потом и в Канской ШВСР.
И попал во многие мои зарисовки о тех временах в ПРОЗА.РУ.