Родословная. Часть 4. Сражение в темноте

Может быть, вы захотите меня за это убить, но! 
Сначала я расскажу вам нашу родословную...
Мой дед принёс взрывную смесь к фашистскому танку, так что...
нам рано умирать не впервой!

(Эпиграф)   





"Жертва его воображения.


Сегодня утром, мне надо идти на приём к психиатру. Мне нравится мой психиатр. Он

немного моложе меня, и я люблю ходить к нему в гости. И, после того что случилось

со мной в России, мне приходится ходить к нему в гости регулярно. Я рассказываю

ему о своей жизни в России. О папиных криках. О том, как несчастна была моя мать.

О том, как мне было страшно. Я никогда не боялась за свою жизнь. Только за

мамину. Отец обычно вопил на нас в кухне. А там были острые ножи. И отец был

очень зол, я чувствовала его злость всей душой, всем телом, всем сердцем. Она как

будто сидела у меня под кожей, его злость. Уже в возрасте семи лет я догадалась,

что столько злобы и острые ножи в ящике кухонного стола были очень опасной

комбинацией.

Я рассказываю обо всём об этом своему психиатру. Доктор Нокс кивает головой,

сочувствующе, прописывает мне пилюли от депрессии. И снотворное, конечно. Я давно

уже не сплю без снотворных. Ну, и Занакс тоже. Я проснусь среди ночи, крича от

своего кошмара, если я забуду принять Занакс. Но с Занаксом, кошмары не покажутся

мне такими страшными. Паника не охватит меня во сне, и я проснусь, всё ещё

вспоминая свою русскую жизнь, но как-то равнодушно, в качестве постороннего

наблюдателя.

-Ну и что? - подумаю я, проснувшись с утра. - Мой отец мёртв, моя матушка в

безопасности, в Америке...Скорее всего, я уже никогда не вернусь в Россию. Сейчас

я поеду к доктору Ноксу, и попрошу его увеличить мне дозу антидепрессанта.

Наверное, максимальная доза поможет мне ещё лучше...


Так что, сегодня с утра я снова отправляюсь навестить моего психиатра. Я проезжаю

вдоль Кленовой улицы, что начинается к северу от нас, до перекрёстка с шоссе.

Сворачиваю направо и медленно еду мимо парка. Здесь растут высокие дубы, покрытые

испанским мхом, скамейки для пикника выглядят гостеприимно, узкие аллейки манят

вглубь парка.

Подъехав к городу, я сворачиваю с шоссе, и проулками добираюсь до бульвара, что

идёт в центр. Бульвар начинается в китайском местечке, и все названия улиц здесь

на двух языках: на английском и на китайском. Я долго еду вдоль бульвара,

пересекая город с востока на запад. Дома вскоре становятся всё больше и больше, и

вот я уже в районе миниатюрных дворцов, которые выстроились вдоль бульвара,

демонстрируя окрестным мотористам свой стиль: колониальный, французский,

испанский, нео-классический (псевдо-современный, со стеклянными стенами и

поверхностями из полированного бетона). Мне здесь знаком каждый дом: мы и сами

жили на одной из угловых улочек, по правую сторону от бульвара. Высокие дубы

обрамляют  бульвар, их длинные ветви встречаются друг с другом посередине дороги,

образуя зелёный коридор.


После визита к доктору, я останавливаюсь у аптеки, показываю свой новый рецепт

фармацевту. Но разумеется, этот рецепт совсем не нов, для меня. Это мой обычный

Прозак, антидепрессант, но только доза больше. Максимальная доза Прозака поможет

мне ещё лучше, я надеюсь. Когда я рассказала доктору Ноксу чуть больше о своей

русской жизни, он немедленно выписал мне максимальную дозу. Я рассказала ему, как

мой русский бойфренд сошёл с ума, и вообразил себя Чёрным Магом. Как его семья

прокляла меня, сделав так, чтобы он мог разделить со мной свои сумасшедшие

переживания по случаю нашего расставания, облегчить свои душевные страдания,

которых я не могла и не хотела понять.
 

Доктор Нокс соглашается со мной, говорит, что в мире вокруг нас ещё так много

непознанного и странного, не поддающегося рациональному объяснению. Но все эти

странные симптомы: приступы паники, внезапные обмороки и ночные кошмары с

участием Владлена, должны уменьшиться под действием антидепрессанта.

-Мы будем бороться с этими симптомами, не бойся... - говорит мне доктор Нокс.


И мы с доктором Ноксом начинаем бороться с Владленом. Современная психиатрия

вступает в бой с чёрной магией. Смогут ли чёрные заговоры и ведьмины проклятия

побороть фармакологические достижения двух самых больших стран мира - России и

США? Я безо всякого сомнения использую все доступные мне средства, чтобы защитить

свою христианскую душу от нападения чёрной, дьявольской нечисти.    


В замке Симоны.

После моей окончательной ссоры с сестрой Владлена, меня начали одолевать эти

тяжёлые настроения. Чувство собственной ненужности, ощущение того, что всё

катится под откос и что я ничего не могу с этим поделать. Эти мысли были

настолько странными, настолько непривычными, что они казались мне чужими. Я

знала, конечно, что Лёля, сестра Владлена, пребывает в бешенстве после того, что

я ей сказала, и что она не упустит случая отомстить мне. Но я не догадывалась

ещё, что эти мои тяжёлые мысли и являются частью её мести.

Вообще-то, я человек крайне практичный. И забывчивый, что на самом деле мне

помогает. Я забываю бывших любовников очень быстро. Я встречаюсь с новыми людьми

ещё быстрее. Я люблю заводить новые знакомства, и, если чувствую, что общение не

складывается, переключаю своё внимание на других, более интересных мне людей. Я

люблю посмеяться, пусть даже и над самой собой. Я знаю, что без ощущения радости

бытия мы быстро деградируем, мы перестаём быть людьми. Я верю, что будущее будет

прекрасным, а прошлое не имеет значения.

Но вся моя радость исчезает, улетучивается, когда на меня нападает плохое

настроение. Оно налетает внезапно. Штормовые тучи плохого настроения приносят с

собой плохую погоду, каждый раз: я внезапно чувствую сердечную боль. Я чувствую

себя как рыба, вытащенная из воды: "не в своей тарелке" - вот подходящий эпитет.

Я начинаю сомневаться в каждом решении, которое я когда-либо приняла в своей

жизни. Правильно ли это было, что я решила стать домохозяйкой? Зачем я вообще

переехала в Америку? Может быть, в России мне было бы лучше? Может быть, я зря

отказалась переспать с Владленом, когда мне было пятнадцать лет? Наверняка, даже

забеременеть от него не было бы так ужасно, как то, что он сделал со мной? Была

ли его раскрасивая внешность важнее, чем его откровенное хамство? Может быть, я

должна была смириться с его малоприятным поведением, только чтобы угодить ему?

Могла ли я впринципе это сделать? Ведь мирилась же я с хамством моего отца,

потому что так хотела моя матушка? Что помешало мне смириться с хамством и на

этот раз? Уж не вообразила ли я себя Шамаханской Царицей, той самой, которой меня

считали дедушка с бабушкой?


От аптеки, я сворачиваю налево, проезжаю мост, и вскоре оказываюсь перед

табличкой: "Улица Каменистого Ручья". Здесь мне надо остановиться, перед тем как

я поеду домой. Здесь, за каменным мостом, за неглубоким ручьём, поросшим ивами,

живёт Симона. Её дом похож на маленький замок, хотя он одноэтажный, старый, и не

видел ремонта уже лет двадцать. Но уважающие себя замки и должны быть старинными,

не правда ли? Могучие, развесистые дубы окружают её замок, их длинные ветви

стучатся в окна с тусклыми стёклами. Симона говорит, что на соседней улице живут

воры, которые постоянно пытаются влезть к ней в окно и стибрить её сокровища. Но

мне кажется, это просто высокие дубы стучат по стёклам в те штормовые ночи, когда

гром сотрясает Симонин замок и молнии полыхают над улицей Каменистого Ручья. В

любом случае, Симона не любит оставлять свой замок без присмотра, так что она

иногда просит меня присмотреть за домом, пока она съездит к родственникам или

прошвырнётся по магазинам. Когда она уезжает, я осматриваю весь её дом, чтобы

уяснить для себя, есть ли тут что-нибудь хорошее, что можно было бы стибрить. Я

нахожу прекрасный трёхстворчатый шкаф (вывезенный Симоной из России двадцать

восемь лет назад), и в нём - массу разных книг. Есть тут и история одного

еврейского университета (основанного в незапамятные времена в Калифорнии),

"Электрические сигналы мозга" под редакцией доктора Вайнстейна, "Бизнес на дому:

пособие для начинающих", "Кошерная кухня: рецепты и традиции". Кипы старых

журналов. Каталог для опытных йог. Надо будет спросить у неё, можно ли мне его

похитить. Я ещё пока неопытный йог, но всё равно: новые штаны для занятий йогой

никогда не помешают.


Как и всегда, Симонин замок стоит на своём обычном месте, в окружении высоких

дубов. Её антикварный "Вольво" припаркован у гаража. Кажется, машина такая

древняя, что вполне могла бы вызвать интерес у дилеров старинных авто. Но Симона

любит свой "Вольво", и бесконечно ремонтирует его в близлежащей автомастерской.

Перед тем как подойти ко входной двери, я звоню по её домашнему номеру и

спрашиваю, можно ли мне зайти в гости.

Она спрашивает: "Когда?"

Я отвечаю: "Прямо сейчас!"

"Я буду готова через пять минут..." - говорит она, бодренько, и я вижу, как

выцветшие жалюзи на окнах её спальни слегка приоткрываются. Это она смотрит на

мою машину, припаркованную рядом с каретой своего антикварного "Вольво". Я

вылезаю из своего микроавтобуса, подхожу к железным воротам её замка,

перепрыгиваю через старые, поросшие сорняками клумбы, обхожу вокруг пальмового

дерева, что выросло на одной из клумб.

"Дом На Продажу" - такой знак я вижу на крайней клумбе, посреди высоких цветущих

кустов куриной слепоты. Даже сорняки у Симоны цветут жёлтыми цветочками, а её

замок, по своему обыкновению, выставлен на продажу. Она пыталась продать его в

течение тех шести лет, что я знаю её. Но её замок не пользуется успехом у

местного населения: он дряхлый, и неремонтирован с незапамятных времён. Район

вокруг улицы Каменистого Ручья был построен так давно, что здесь все дома старые,

как античные замки. К тому же, на одной из клумб перед входом в дом Симоны растёт

лохматое пальмовое дерево, окружённое жёлтыми кустами куриной слепоты. Симона

просит меня молиться за продажу её дома, каждый раз когда я приезжаю к ней в

гости. Я каждый раз обещаю, но не делаю этого: я не хочу, чтобы она уезжала, мне

нужна она здесь, в своём старом замке, за каменистым ручьём.

Симона подходит к двери минут через десять:

"Так, кое-что тут поменяла, лучше стало, да?" - говорит она по-хозяйски,

пропуская меня в свой замок. Я киваю, говорю неопределённое "угу", не спрашивая о

характере Симониных перемен. Она ведь постоянно меняется, уследить за ней

невозможно: иногда, Симона кажется мне старой и усталой от жизни еврейской

женщиной, но в следующую минуту она вдруг оказывается многоопытной целительницей,

способной избавить меня от сердечных болей и резких перемен настроения. За

последние шесть лет, я уже привыкла к её неожиданным метаморфозам, и они уже не

так удивляют меня. Временами, рассказывая о прошлом, она снова становится той

маленькой еврейской девочкой, которой чудом удалось избежать смерти в занятом

фашистами Минске, в то время как её менее удачливые кузины и кузены, запытанные

фашистами, оказались в одной братской могиле, на окраине своего родного города

(Не буду делиться с тобой подробностями её историй: заснуть не сможешь...)


Но сегодня глаза Симоны сияют, маленькая еврейская девочка надёжно скрыта в

глубинах её памяти, и она, как радушная хозяйка, приглашает меня присесть. Мы

с ней идём на кухню, где занимаем два кресла напротив круглого стола, на котором

разложены гомеопатические пилюли в маленьких коробочках, расставлены целебные

настойки в бутылях тёмного стекла. Это как раз то, что мне и надо.

-Саша, вы хорошо выглядите, будете брать сеанс? - ласково говорит она, как и

всегда.

Я прохожу в маленький врачебный кабинет, что рядом с кухней. Стены здесь окрашены

бледно-салатовой краской, а занавески на высоких окнах светло-голубые, и на них

видны конные фигурки охотников, полукруглые каменные мостики, перекинутые через

узкие речушки, дамы в старинных одеяниях и прочие интересные вещи. Как и всегда,

я ложусь на массажный стол, скрытый ширмой. Стол накрыт белой хлопковой скатертью

(это я её Симоне когда-то подарила). Лежу, гляжу в потолок: он выкрашен неровно,

бежевый тон - посередине и бледно-салатовый - ближе к углам. Начинает играть

медленная фортепианная музыка, и в комнате появляется Симона. Сейчас, начнётся

наш магический сеанс. Сперва, она останавливается около моих щиколоток,

обхватывает их своими ладонями. Она посылает мне свою энергию, я чувствую лёгкие

волны энергетического воздействия, я глубоко вздыхаю, принимая её энергию,

представляю себя цветком, открывающим свои лепестки лучам тёплого солнца.

-Так, хорошо, принимайте энергию, очень хорошо... - тихо говорит Симона. Я

закрываю глаза, и впадаю в полузабытьё. Моё тело кажется мне лёгким, невесомым,

будто я уже и не лежу на массажном столе, а плыву по комнате, левитируя на

расстоянии полуметра от пола...

Я отдаю своё тело её рукам, и чувствую только, как она касается моих коленей,

бёдер, лопаток и плеч, медленно вытягивая мой позвоночник, работая над старой

травмой спины, которую я получила в детстве. Она дотрагивается до только ей

известных чувствительных зон на моём затылке, моей переносице, на моих висках.

-Как вам всё-таки повезло! - говорит Симона, - не каждой женщине достаётся такой

хороший человек, как ваш супруг!      

Она рассказывает мне о других своих клиентках, которым повезло меньше: их мужья

не так хороши, как Трэнт. Я, кстати, знакома с некоторыми клиентками Симоны. (Я и

сама вышла на неё через одну из своих подруг.) Не то, чтобы их мужья были плохими

людьми, но они не верят в Симонины сеансы, и плохо к ней относятся, не хотят

тратить денег на этот волшебный, лечебный массаж, который, кажется, помогает от

всего на свете: от болей в спине, резких перемен настроения, мигреней и многих

других проблем. После Симониного массажа я чувствую, как душа моя открывается

Богу, наполняется светом.

-Саша, у вас даже щёки порозовели, вы только посмотрите на себя... - говорит

Симона, пока мы сидим напротив большого овального зеркала в гостиной (я выписываю

ей чек за сеанс).  Она, тем временем, укладывает бутылочку тёмного стекла в

бумажный пакет, отдаёт его мне:

"Три раза в день по двадцать капель до еды." - Пишет она на жёлтом разлинованном

листке. Да, я знаю, это поможет. Её гомеопатические настойки помогают буквально

от всего: они спасают мою матушку от приступов астмы, они помогают мне

успокоиться и заснуть, когда мне случается поругаться с супругом. Мы с Симоной

разговариваем ещё около получаса. Даже разговор с ней обладает целебным

действием, я чувствую её целительные силы, даже когда я просто разговариваю с

ней. Она рассказывает мне о своём брате, о своих сёстрах, о своих племянниках и

племянницах, которые приехали в Америку в середине семидесятых, когда российские

власти вдруг отпустили евреев на свободу, прямо как библейский фараон в древние

времена. 

Я думала, что ему нужен был секс.

-Ты видела, что я нашла вчера? - я показываю матушке отросток в стакане воды.

Вчера, сидя в приёмной доктора Нокса, я увидела огромное, вьющееся растение на

журнальном столике, как раз напротив моего кресла. Его лианы, казалось, тянулись

прямо ко мне, ползли в мою сторону, просили меня взять их с собой. Так что я

взяла отросток длинной лианы, и положила его к себе в сумку перед тем, как идти

на приём к доктору Ноксу. Вчера, на приёме, я рассказала доктору Ноксу о том, как

закончился мой роман с Владленом.

Уже через две недели после знакомства с Владленом я поняла, что не смогу остаться

с ним. Это резкое, почти жестокое чувство юмора...эти мокрые, холодные

прикосновения его тонких губ...нет, я не могла остаться с ним. Даже его голубые

глаза и курчавая шевелюра не могли остановить меня. Глядя ему в глаза, я видела,

я внезапно понимала, сколько ещё женщин на своём веку ему предстоит повидать. И

мне не хотелось становиться женой такого человека. Потому что мне уже было ясно,

что жена этого красавчика никогда не будет счастливой женщиной. Нет, Владлен не

был и никогда не мог бы стать героем моего романа.

Но несмотря на всё на это, я не могла забыть его. Я продолжала смотреть на него,

случайно сталкиваясь с ним в коридоре между лекциями. Глядя на него, я невольно

начинала сомневаться в своих поступках и своих решениях. Он был так красив. Мои

колени начинали дрожать и подкашиваться, когда он смотрел на меня. Словно

электрический ток проходил по всему моему телу, когда его взгляд встречался с

моим. Но я говорила себе, каждый раз:

-Уже слишком поздно...он уже никогда не заговорит с тобой после того, что ты

сделала...

Однако, довольно скоро выяснилось, что я была неправа. Он заговорил со мной

снова. Первый раз, когда он заговорил со мной, мы были в классе, полном народу.

Он подошёл и сел рядом, так, как он делал это раньше. Его тон был по-прежнему

шутлив, когда он сказал мне:

-Ну, надо же...как ты изменилась! Я тебя почти не узнал!


На мне была новая шёлковая блузка (белая, в красных горохах). Я впервые затемнила

свои брови чёрным контурным карандашом и навсегда отказалась от фиолетовой

подводки. Вместо неё, я обвела свои глаза светло-серой тушью. И, по всей

вероятности, мой новый стиль не оставил Владлена равнодушным. Он долго

рассматривал меня, как если бы я была красивой куклой на полке игрушечного

магазина. И этот его настойчивый взгляд почему-то разозлил меня.

-Уйди! Просто...уйди! - сердито, сказала я ему.

Нет, я не могла даже флиртовать с ним. Наверное, я должна была флиртовать, но

когда он смотрел на меня так, мне просто не хватало слов...

Он вернулся на своё место, и громко, на весь класс, сказал мне:

-Веди себя хорошо, или я всем расскажу, что ты  - моя бывшая жена!

Наши сокурсники рассмеялись, а мои щёки внезапно стали горячими, залились яркой

краской, которая наверное была даже ярче, чем красные горохи на моей новой

блузке.

Как жаль, Владлен, что я не поняла, не осознала тогда, что ты и был моей первой

любовью. Но я подумала, что тебе просто нужен был секс.


Загадочная русская душа.

Я принимаю таблетку Занакса перед тем, как начать свои вечерние молитвы.

Непобедимое сочетание: таблетка Занакса и Православная молитва...Ах, если бы у

меня был Занакс, когда я жила в России! Я бы поделилась этим волшебным средством

с моим крикливым отцом, и он бы наверное смог наконец успокоиться. Когда я была

маленькая, я часто думала: что заставляет моего отца громко кричать и материться?

Он вёл себя так, как будто бес в него вселился. Было странно смотреть на него:

его приступы ярости быстро проходили, стоило нам выйти из дома. Оставшись наедине

со мной, он постепенно успокаивался, и спустя пять-десять минут снова походил на

нормального человека. (Я пыталась каждый раз увести его подальше от дома). Я всё

думала: "что же у него на уме?"

Я не могла понять моего собственного отца. Он был для меня той самой загадочной

русской душой: непонятной, необычной, непредсказуемой. Наконец, когда мне было

шестнадцать, ситуацию загадочной русской души прояснила моя матушка, сказав мне:

-Да псих он, шизофреник, у него не все дома...

Она сказала это таким тоном, будто психические проблемы моего отца были чем-то

неважным, вполне извинительным, как о других говорят:

-Какой неряха, никогда ботинки на место не поставит...

Когда мне было шестнадцать, я начала ругаться со своим отцом во время его

приступов ярости, и уже больше не ходила с ним никуда. У меня к тому времени была

компания получше: мои подружки, и мой верный пёс - Белый-Бим-Чёрное-Ухо. Отец

стал надолго уходить из дома, он занимался бегом, и это его немного успокаивало.

Я, в этом плане, точно такая же, как он: я тоже люблю пробежаться по округе. Но я

стараюсь не кричать на своих домашних. Я всю жизнь стараюсь не быть такой, как

мой отец. Я хочу быть такой, какой была моя тётя Майя: приветливой и доброй. Или,

как мой дедушка Коля: это у него я позаимствовала привычку потрепаться, которую

иногда также называют искусством светской беседы.


У дедушки Коли были яркие голубые глаза и длинный прямой нос, светлые волосы. Они

уже совсем побелели к тому времени, когда я появилась на свет. Он всегда был

добрым, даже сильно выпивши. Он гнал яблочный самогон, и угощал всех своих друзей

из окрестных домов. (Жёны всех его друзей ненавидели его, конечно. Но они не

могли остановить своих мужей, которые рано или поздно появлялись в мастерской

моего деда.)

Я никогда не видела его самогонный аппарат(по словам матушки, дед смастерил его

сам, что меня ни капельки не удивляет). Когда мы приезжали в гости к дедушке, он,

по своему обыкновению, уже был выпивши.Он бывал таким весёлым, когда он был пьян!

Он усаживал меня на диван рядом с собой, и, дыша винными парами, шептал мне на

ухо, что я - его самая любимая внучка. (Я была единственной из его семи внучек,

кто проводил с ним каждые выходные). Он рассказывал мне истории о своей

молодости, иногда посмеиваясь, если они были смешные, а иногда со слезами на

глазах, если они были грустные. Он рассказал мне, как его первая любовь, девушка

по имени Надя, умерла от пневмонии, и как он поцеловал её губы последний раз,

когда она лежала в гробу. Он показывал мне её старую фотографию: прекрасная

молоденькая девочка, светловолосая, с лучистыми ясными глазами. Фотография была в

идеальном состоянии, как будто новая, хотя и видно было, что сделана она ещё до

войны. Дедушка никогда не показывал мне этой фотографии, пока бабушка Марина была

жива. Но, вскоре после того, как её не стало, фотография этой девочки появилась

на дедушкином столе.

Дедушка говорил, что они с Надей любили друг друга. Но эта самая Надя была

слишком красивой. На московских улицах, все кто ни попадя пялились на неё, когда

дедушка гулял со своей Надей. Дедушке это не нравилось: он был ревнив. Так что,

он поссорился с красавицей Надей, и стал вместо неё встречаться с бабушкой

Мариной. Она не была так сногосшибательно красива, но у неё были большие зелёные

глаза, чёрные, как вороново крыло, волнистые волосы, красивые полные губы. Мне

достались от бабушки Марины её волнистые волосы, нос с горбинкой и полные губы. А

моя сестра унаследовала её имя: Марина. Но моя сестра совсем не похожа на бабушку

Марину. Она больше напоминает нашу прабабушку, Екатерину Николаевну.


Бабушка Марина и дедушка Коля познакомились зимой 1928-го года. Бабушке было

пятнадцать, а дедушке - тринадцать лет. Она заметила одно его технологическое

новшество: он смастерил себе санки из кусков старой бочки, и был самым быстрым и

самым смелым гонщиком на Воробьёвых Горах, в тот снежный зимний день тысяча

девятьсот двадцать восьмого года. Так что бабушка Марина заметила это потрясающее

изобретение, похвалила его, и познакомилась с дедушкой.


Вообще-то, бабушке Марине поначалу совершенно не понравилась Екатерина

Николаевна, моя праабушка, мать дедушки Коли. Екатерина Николаевна не хотела,

чтобы её сын женился рано. К шестнадцати годам, он был единственным добытчиком в

семье: дедушка уже хорошо зарабатывал, будучи технологом производства на одном из

Московских заводов, в то время как его старшие брат и сестра ещё были студентами.

Наверное, поэтому Екатерина Николаевна сказала бабушке Марине:

-Не выходи за него замуж, дорогая: у него много девушек...

Но бабушка Марина всегда была чрезвычайно своенравна, и ей не нравилось, когда

другие люди указывали ей, что ей надо делать. К тому же, дедушка Коля был, без

сомнения, самым интересным, самым харизматичным человеком её окружения: он

мастерил свои собственные байдарки, ходил в далёкие походы, был начинающим

альпинистом и совершал восхождение на Эльбрус. Бабушка Марина следовала за ним

повсюду. По словам дедушки, она была единственной девочкой, которая была искренне

заинтересована во всех его путешествиях. Она любила ловить рыбу, и участвовала во

всех дедушкиных походах. Даже, кажется, карабкалась с ним на Эльбрус. Во многих

отношениях, я похожа на свою бабушку Марину: я тоже всегда выбираю себе человека,

который мне наиболее интересен. Одной только привлекательной внешности

недостаточно. Я понимаю, что брак - это длинная, длинная дорога, и поэтому я хочу

пройти эту дорогу рядом с интересным мне человеком. Я никогда не остаюсь с

людьми, общество которых мне скучно.      


Кто помогает мне в бою.


Мои ногти покрашены в разные цвета: янтарно-коричневый, тёмно-синий с блёстками,

блестяще-серый, как фольга, ярко-фиолетовый (для контраста). Я сижу на шезлонге,

около бассейна, в тени пляжного зонта. Ни дать ни взять - сцена из того

американского фильма, который я как-то раз посмотрела по нашему чёрно-белому,

ламповому телевизору, что вечно терял звук. Я не помню названия этого фильма, или

его сюжета. Или актёров. Я помню только эту сцену, со стройной загорелой

женщиной, сидящей на шезлонге, у бассейна. Мне так хотелось стать ею: оказаться в

тропическом тепле, на шезлонге, убежать от бесконечной, холодной русской зимы. И,

посмотри-ка: я стала той самой загорелой, стройной женщиной, что сидит на

шезлонге у бассейна! И мои ногти окрашены во все мои любимые цвета.


-О, Мой Бог! - я беззвучно благодарю моего Христа-Спасителя, - Спасибо, что ты

спас мою душу от этих сумасшедших вампиров, Владлена и Лёли! Спасибо Тебе,

Господи, что ты на моей стороне, каждый день!


Прошлым летом, когда мне было совсем плохо, Стэффани сказала мне:

-Саша, ведь это не твоё плохое настроение, совершенно не твоё! И это чувство

тоски и печали - оно тоже совершенно чуждо тебе...В твоей жизни был человек,

который так желал, чтоб ты была несчастлива, что он стал вампиром, он принялся

сосать твою душу, забирая у тебя твою энергию, твою силу, твою радость...И его

собственная сестра стала следовать его примеру. Он был так влюблён в тебя, что у

него помешался рассудок, а его младшая сестра чуть не сошла с ума от ревности,

потому что она сама так любила его...Этим существам неважно, сколько лет прошло с

тех пор, им всегда будет казаться, что всё это случилось только вчера... - так

сказала мне Стэффани, прошлым летом.

В ту пору, Владлен каждую ночь являлся мне в кошмарах. От его кошмарных

появлений, я просыпалась с криком. Воспоминания об этой жуткой истории не давали

мне покоя ни днём, ни ночью. Вот тогда я пришла в гости к Стэффани в первый раз.

Я рассказала ей о Владлене, о том, как мы встретились и о том, как мне вдруг

пришло понимание свыше, что мне надо оставить его.

В то время, я была совершенно уверена, что и Владлен быстро найдёт себе новую

подружку, и мы разойдёмся, как в море корабли, чтобы никогда уже не встретиться

вновь. Но этого не случилось: он никак не мог перестать смотреть в мою сторону. И

(что ещё хуже), я никак не могла перестать смотреть на него. Поначалу, я не

особенно расстроилась, что нам с Владленом пришлось расстаться. Я человек

верующий, и обращаю внимание на знаки свыше. И они, эти знаки, были не в его

пользу. Скажу больше: те знаки, что Господь посылал мне в отношении Владлена,

испугали меня (но позднее об этом).

И всё же, несколько месяцев спустя после нашего расставания, я уже ни в чём не

была уверена: мои коленки начинали дрожать и подкашиваться, когда он проходил

мимо. Я чувствовала что-то подобное электрическому току, проходящему по моим

венам, когда он смотрел на меня своими большими, серо-голубыми глазами. Но я

сказала себе:

"Он уже никогда не подойдёт к тебе, после того, что ты сделала..."

Я бросила его у всех на глазах, я упустила свой шанс, и теперь мне оставалось

довольствоваться другом мужа моей сестры, которому никогда бы не удалось послать

электрический ток по всему моему телу. Однако, я была неправа, когда думала, что

Владлен больше не подойдёт ко мне. Он вернулся, через шесть месяцев после нашего

расставания. Я в тот момент была очень занята, планируя свою воображаемую

свадьбу: я хотела выйти замуж за друга мужа моей сестры. Это было бы идеально -

Борис был серьёзным, ответственным, приятным в общении, симпатичным. И умел

хорошо целоваться. Казалось, это было всё, что я мечтала найти в будущем супруге.

И была только одна загвоздка в моём идеальном плане, а именно та, что Борис не

хотел жениться на мне. Но я надеялась, что он передумает, когда-нибудь в

недалёком будущем. (И правда: пару лет спустя, он сделал мне предложение. Но это

было уже тогда, когда мы с ним разругались в пух и прах, и я сказала ему поискать

себе другую невесту.) В общем, ничего особенно идеального из наших отношений не

получилось.

Как я уже говорила, через шесть месяцев после нашего расставания, Владлен

вернулся. Но я в тот момент была сильно занята, планируя свою воображаемую

свадьбу. Я не готова была свернуть свои стратегические планы ради Владлена. И я

не знала, как объяснить ему это: вроде бы, мы оба знали, что я уже встречаюсь с

Борисом...

"Нет, - сказала я себе, - Я не могу вернуться назад, я не могу, не могу, не

могу...два раза подряд не войти в одну реку..."

Даже если он запросто отправлял электрический ток гулять по моим венам, мне

нельзя было вернуться к нему. Я всё ещё не могла забыть наш первый поцелуй,

который он сорвал с моих губ против моей воли. Я трепыхалась в его руках, как

пойманная птица. Я не хотела целовать Владлена там, на втором этаже, перед дверью

того самого человека, которого я ещё никак не могла забыть в то время...Мне всё

казалось, что он, мой сосед, в которого я была так влюблена годом раньше, сейчас

выйдет из-за двери. Нет, я не могла поцеловать Владлена там, на втором этаже, у

этой самой двери.

Впрочем, в тот момент от меня ничего не зависело: его рот внезапно накрыл моё

лицо. Его тонкие губы были мокрыми и холодными. Я чуть не задохнулась в этом

неожиданном поцелуе. Нет, это не был поцелуй обычного человека. Это был поцелуй

вампира. Я знала это задолго до того, как Стэффани подтвердила мои опасения...

И, помимо всего прочего, нож: нож моего отца. У Владлена был нож моего отца, и я

никак не могла забыть об этом. Большой охотничий клинок с лезием широким и

острым. На чёрной ручке этого ножа были оттиски разных диких зверей: медведей,

кабанов, лосей...

Одна из женщин нашего дома была убита своим мужем. 17 ножевых ранений. У них была

дочь моего возраста: маленькая беленькая девочка сидела на краю песочницы и

рыдала, в то время как похоронная процессия медленно шла по нашей улице. Играла

траурная музыка, печально пели трубы. Покойница лежала в гробу с лицом белым, как

мел. И с того самого дня, я стала бояться оставлять моих родителей одних, когда

папа кричал. И единственное будущее, которое я могла себе представить, было

далеко-далеко от моего отца. Когда мне исполнилось тринадцать, я стала мечтать о

бегстве за границу. Было бы просто здорово - уехать из моей семьи, расстаться с

ней навсегда. И меня потянуло в дальние страны. Моя старшая кузина, дочь дяди

Пети, уже переписывалась с иностранцем: шведом, или, может быть, швейцарцем...

Короче говоря, мой путь был намечен впереди меня штрихпунктирной линией.

Но как мне было оставить матушку? Я не могла бросить её одну, оставить её рядом с

человеком, который так сильно её ненавидел. И мне пришлось выбросить из головы

планы своего бегства. К семнадцати годам я поняла, что мне придётся развести моих

родителей. Первым делом, мне надо было позаботиться о маминой безопасности. А уже

потом я могла пуститься в дальние странствия. Я хотела найти страну, где кто-

нибудь любил бы меня, уважал меня, разделял мои мечты о большой христианской

семье. Да, мне хотелось найти такую страну...

И снова красные пятна на страницах, расплывшиеся чернила. Я провожу пальцем по

шероховатым листам. Что это? Кровавые слёзы? Малиновое варенье?

-Дядь Лёш? Ты сколько малинового варенья наварил? - спрашиваю я.

-Десять банок! - бодро отвечает он и торопит меня:

-Да ты не останавливайся, читай!

Я пропускаю несколько страниц полурасплывшегося текста, и читаю опять: 

...У них серая оправа с массой пятнышек, стилизованных, как шерсть ягуара. В этих

очках, я чувствую себя ягуаром: быстрым, сильным, хищным. Мускулистые, стройные

ноги, мимикрия: чёрные пятна как тени на траве саванны, что расстилается вокруг.

Когда стою неподвижно, ни одна зебра меня не заметит - я сливаюсь с пейзажем, я

не видна никому в лучах солнечного света, растворяюсь в игре свето-теней...

...Он назвал меня очкастой змеей, когда я отказалась снова встретиться с ним.

Нет, подожди-ка: это был не он, это была его сестра, Лёля. Ему самому не хватило

смелости сказать мне о том, как он расстроен. Но Лёля, будучи мелкой хулиганкой,

стала звонить мне каждый день, придумывая мне всё новые клички. Мне не было

спасения от её больного воображения: то я была "очкастой змеёй", но уже на

следующий день - "беременной чебурашкой". К тому же, я была "быдлом в вонючем

пальто". Лёля, как всегда, звонила мне по телефону, чтобы сообщить мне очередную

гадость, пришедшую ей на ум. Она была смешна в своей инфантильности, но при этом

довольно осторожна: Лёля никогда не говорила мне в лицо, что думает обо мне.

Очевидно, она догадывалась, и не беспочвенно, что я могу залепить ей хорошую

оплеуху, если она однажды осмелится сказать мне какую-нибудь гадость в лицо.

Лёлины звонки кончились только тогда, когда развелись мои родители. После этого,

мы переехали, и она ещё какое-то время не могла меня найти. Но потом она снова

нашла меня. В то время, мне было уже восемнадцать. Ей - девятнадцать. И в этот

раз мы с ней поговорили. Как результат наших разговоров, я живу теперь на другом

материке, и между Россией и мной простирается Атлантический Океан. Между мной и

Россией ходят океанские лайнеры, гудят в ночи грузовые баржи. Плавают киты и

плещутся морские котики. Бесшумно скользят акулы, выслеживая косяки рыб в толще

океанских глубин. Растут водоросли, колыхаясь в прибрежных волнах. Я уже никогда

не вернусь в Россию. Это было бы небезопасно для меня. Потому что Лёля всё ещё

там.   


Не принцесса.

Я никогда не чувствовала себя принцессой. В моём воображении, я была гораздо

сильнее: где-то, в глубине души, я была тигрицей. (Даже китайский гороскоп

подтверждал эти мои догадки!) Итак, я была тигром: сильным воителем, с прекрасной

рыжей шевелюрой и чёрными полосками по бокам, рассчётливым и умным охотником,

способным стать невидимкой в игре света и тени, всегда готовым к обходным

манёврам и неожиданным поворотам судьбы. Всегда просчитывающим ситуацию на два

шага вперёд, чтобы подоспеть к водопою немного раньше, чем там окажется моя

антилопа. Да, в моей чёрно-рыжей сущности таилась красота мощного зверя. И только

одного качества у меня не было: слабости. Слабость была непозволительна в тот час

и в тот миг, когда я появилась на свет.

В возрасте пятнадцати лет, я уже шила себе всю свою одежду. В шестнадцать -

вязала свитера себе и матушке. Когда ты создаёшь свою одежду своими руками, тебе

её уже никогда не забыть. Модели созданной тобой одежды так и остаются навсегда в

твоей памяти. И даже двадцать пять лет спустя, я помню каждую сшитую мною вещь.

Оранжевый жакет из блестящей ткани (это была обычная плащёвка, но блестела она

так, как будто это была кожа). Розовый жакет-болеро на подкладке, пошитый из

старого выпускного платья моей сестры. Блузка с рукавом "летучая мышь", сделанная

из старого бабушкиного платья. Жёлтые вельветовые брюки, что позже превратились в

шорты с длинной бахромой. Чёрно-белый костюм из материала под названием "куриная

лапка": двубортный пиджак и бермуды выше колена. Белая майка с рисунком чёрной

тушью: "Кот Бегемот" (я люблю рисовать мультяшных персонажей, когда я в

настроении). Когда ты создаёшь свои модели, тебе нужно гораздо больше времени и

сил, чем когда ты покупаешь вещи, созданные кем-то ещё. Надо продумать фасон,

найти подходящую выкройку и ткань. Временами приходится покопаться в бабушкином

шкафу, прежде чем ты найдёшь что-то годное для перелицовки. Мы часто

перелицовывали шерстяные ткани: выцветшая, ношеная сторона шла на изнанку, а

более новая изнанка превращалась в лицевую сторону. И, конечно, мы должны были

шить себе одежду сами: те модели, что я себе шила, просто не продавались в

магазинах. Их можно было найти только в журнале "Бурда-Моден". (Даже и журналов

этих не было в продаже: их можно было добыть только, сдав двадцать пять

килограммов макулатуры во вторсырьё.) Да и денег у нас столько не было, чтоб

покупать готовую одежду. Но ткани были достаточно дешёвые, так что мы частенько

ездили в Москву, за тканями, и потом шили всё, что только могло прийти нам в

голову. Когда создаёшь свою одежду, то чувствуешь себя дизайнером, творцом,

создателем собственной моды. Ты можешь выбрать ту ткань, которая тебе по душе, ты

можешь создать свой собственный стиль, не следуя в обязательном порядке модам

текущего сезона. Матушка моя учила нас шить каждое воскресенье: меня и моих

одноклассниц. Её уроки растянулись во времени лет на шесть, и к пятнадцати годам

мы все уже могли шить себе одежду. Когда мне было пятнадцать, мои родители

перестали покупать мне одежду, и вместо этого покупали мне ткани. Я до сих пор

помню красивые летние платья, сделанные собственными руками: полосатый сарафан с

приталенным верхом и юбкой в складку, голубое платье из искусственного шёлка с

синими и белыми цветами...В возрасте семнадцати лет, я уже шила себе осеннюю и

зимнюю одежду: оранжевый жакет с тёплой подкладкой, на осень, синий с подкладкой

из искусственного меха, на зиму, розовый жакет-болеро-на весну. Я сшила себе

массу мини-юбок: джинсовую и чёрную, серую и бежевую, "варёнку" и льняную. Я была

такая худая в те времена: сорок семь килограммов в возрасте семнадцати лет.


Время от времени, мода вдруг делает стремительный поворот на сто восемьдесят

градусов, и возвращается в прошлое. Сегодня, гуляя по магазинам, я вдруг увидела

тот самый наряд, что я носила в десятом классе. Тогда, в 1990-м году, коммунизм

стремительно катился к своему краху, падая всё ниже, и ниже, и ниже...Как

огромный Шалтай-Болтай, он вдруг свалился с Кремлёвской стены, и даже сбежавшийся

на шум караул Ленинского Мавзолея уже не смог собрать в единое целое наш

разлетевшийся на куски коммунизм. Ну, сами помните. Короче, страшное зрелище.

"Переломный момент" - как объяснял нам потом Горбачёв.

В результате, нам в школе наконец разрешили носить тёмно-синие костюмы, вместо

морально устаревших коричневых платьев с чёрными фартуками. Так что матушка

пошила мне тёмно-синюю юбку-карандаш и светло-голубую блузку с тонкими белыми

полосками и букетиками цветов на полосатом фоне. В 1990-м году, этот наряд был

небывалой, непозволительной роскошью. Мальчишки нашего класса стали называть меня

королевой красоты. Я снисходительно позволяла им списать тригонометрию.

И вот теперь, 25 лет спустя, моя тёмно-синяя юбка-карандаш и полосатая блузка

наконец докатились до Нью-Йорка! Магазин для Нью-Йоркских модниц снова предлагает

мне мой школьный наряд. Я морщу нос, и убегаю из магазина для Нью-Йоркских

модниц. Нет, вы не заставите меня снова надеть эту синюю юбку-карандаш! Мы не в

Нью-Йорке, в конце-концов!

Следующий магазин, куда я заглядываю, называется "Шарлет Руссо". Похоже, у них

летняя распродажа! Вокруг меня - хоровод уценённых платьев. Пятьдесят процентов

скидки, шестьдесят процентов скидки, пятнадцать долларов - за платье! Дёшево и

сердито. Нет, не удержусь: надо всё это примерить. Я выбираю десять платьев, и

ещё пять футболок. Хорошие расцветки, неяркие приглушённые тона - мне нравится!

Несу свою добычу в примерочную, роняю свои шорты на пол, влезаю в первое

платье...

Платье белое, в тёмно-синих горохах. Юбка-солнцеклёш, приталенный верх...Стоп. Я

видела это платье раньше, оно так знакомо мне! Нет, не то...не то, чтобы я видела


это платье раньше, я носила точно такое же платье, когда-то давным давно. Ага,

так оно и есть: когда мне было тринадцать, тётя Нелля, жена моего дяди Лёши,

подарила мне материал на платье, и моя матушка сшила для меня платье с юбкой-

солнцеклёш, белое, в синих горохах..."

Дядя Лёша согласно кивает головой, как будто тоже вспоминая ту тринадцатилетнюю

девочку Сашу в белом платье с синими горохами. И я продолжаю читать дальше:

"...И теперь, в сорок два, я опять буду носить то же самое платье? Ну, уж нет:

повторяться я не люблю...Смотрю на себя в зеркало: да, платье то же самое! Сидит

идеально, подчёркивая талию, юбка-солнцеклёш подходящей длины: до колена. Но мне

уж больше не тринадцать лет. И носить два раза подряд то же самое платье я не

хочу. С возмущением, стягиваю с себя платье в горохах. Мне сорок два, и я не хочу

выглядеть, как подросток...Но как я хочу выглядеть? Посмотрим другие варианты:

вот серо-голубая футболка с маленьким рисунком: русалка на берегу моря. Длинный

хвост, тонкая талия, сидит вся такая красивая в прибрежных волнах. Ладно, пусть

будет русалка! Русалку мы возьмём...Расплачиваюсь за футболку с русалкой, и иду в

магазин фирменных футболок: там тоже распродажа - аж три футболки по цене одной!

Начинаю рыться в футболках, которые лежат бесформенной кучей на столе. Видать, до

меня здесь прошла толпа тинейджеров. Быстро нахожу симпатичные расцветки: тёмно-

синяя майка, светло-серая и зелёная. На каждой - фирменное лого магазина: "Аэро

1987". А вот ещё одна футболка, с серыми звёздочками на белом фоне.

Нет, не могу. Не надо мне звёздочек. Эти звёздочки будут невольно напоминать мне

о вещах, о которых я хочу забыть. Жёлтая звезда на красном флаге. Этот флаг

должен был олицетворять кровь рабочих. Кровь рабочих, храбро сражавшихся с

владельцами фабрик. То есть с моим прадедом и моей прабабкой. Но это неправда, в

нашем случае: никакого сражения между рабочими фабрики и моим прадедом не было.

Прадедушка Пётр Михайлович строил коттеджи для рабочих фабрики, открыл для них

церковь на пятьсот мест, школу - для их детей. В благодарность, рабочие подарили

моему прадеду огромное серебряное блюдо, когда был юбилей фабрики. Нет, наверное,

эта кровь на флаге коммунистов принадлежит другому моему прадеду, священнику

Православной церкви, Василию. Он был убит, защищая свою церковь от красных банд-

формирований, которые пришли снимать с его церкви бронзовые колокола. Чья кровь

на вашем флаге, коммунисты? Удалось ли вам подсчитать всех тех, кто пал жертвой

ваших идей? Или вы благополучно забыли своих соотечественников, погибших, потому

что они не были достаточно бедны в 1917-м году, и не имели права выжить?

Я отбрасываю в кучу футболок ярко-алую: такую я носить не буду, мне всё время

будет казаться, что я завёрнута в красный коммунистический флаг. Коричневая

футболка мне тоже не подойдёт: мы все, девочки коммунистической России, ходили в

школу только в коричневых платьях, все десять лет подряд, с первого класса и по

десятый. Объяснение этого коричневого единства было такое: ну, не дай Бог кто-то

оденется чуть получше, остальным будет завидно. Завидовать негоже, так что уж

пусть лучше мы все будем коричневые, с чёрными кухонными фартуками: чтобы ещё

более подчеркнуть траур нашего невесёлого бытия...

Нет, мне пора уходить из отдела футболок: что-то они мне сегодня не симпатичны.

Возвращаю все футболки в кучу шмотья, и невольно вспоминаю наши русские

посиделки, что происходили у нас дома раз в неделю. Это были вечеринки по шитью,

в которых принимали участие я сама и мои подружки. Моя матушка учила нас шить,

она была практически профессиональной швеёй, шила вещи лучше любого ателье. Она и

меня хотела научить шить, но мне скучно было учиться одной, и поэтому я

пригласила учиться шить своих одноклассниц. Матушка моя проводила урок шитья

каждое воскресенье. Нам всем было лет по восемь. Так что мы приносили на урок

своих кукол, и шили для них одежду. Начинали с самого простого - со снятия мерок.

Потом учились делать выкройки. И потом уж начинали шить своим куклам наряды:

платья и брюки, куртки и пальто. Матушка учила нас шить на швейной машинке, и я

до сих пор помню наряды моей куклы, Наташи: бежевые брюки, зелёную куртку на

подкладке, зимнее пальто из остатков розового драпа, с настоящим кроличьим

воротником. Красное платье с белыми цветами и прошивкой кружева. Бабушка Марина

связала моей кукле миниатюрные шерстяные носочки, так что моя Натали была

полностью готова к холодной русской зиме, начинавшейся уже в середине ноября и

заканчивавшейся только в апереле. В марте, хотя на календаре была весна, мы всё

ещё катались на лыжах, как я помню. Так что, наш март был весенним месяцем только

чисто теоретически.

Но вернёмся к платьям. Когда нам было лет по 13-14, мы начали учиться шить себе

одежду. Мы шили всё, даже сумки. Мою первую сумку, из жёлтого нейлона, для меня

смастерила матушка. Чуть позже, я уже сама сшила свой первый рюкзак (он был

подарком для Бориса). Даже Борина мама удивилась моему мастерству, и долго

расспрашивала, где мне удалось приобрести такой фирменный рюкзак. Лучше бы я этот

рюкзак себе оставила: Борис в моей жизни надолго не задержался.

Но это не он разбил мне сердце. Нет, не он. Моё сердце уже было разбито, когда

мне было восемнадцать, но Борис был тут совершенно ни при чём. Моё сердце разбил

Владлен. И это было неудивительно, что он хотел разбить мне сердце. Потому что

его сердце уже было разбито, парой лет раньше. И тогда, его разбила я. Я не

хотела разбивать ему сердце. Он был такой несерьёзный молодой человек, и мне

казалось, что после нашего расставания он будет гулять с какой-нибудь новой

девочкой, не пройдёт и пары недель. Но этого не произошло. Я по-прежнему не могла

оторвать от него глаз. Я знала, что он совершенно не умеет целоваться. Я знала,

что у него в кармане - нож. Но я никак не могла перестать смотреть на него. Это

же непонятное состояние, казалось, передалось и ему: он пытался помириться со

мной. Но у меня уже был Борис, и я не могла вернуться к Владлену. Мне и не

хотелось возвращаться, я просто не могла перестать смотреть на него. Но мне было

так интересно с Борисом, что я даже решила выйти за него замуж. Вместе с ним, мы

катались на лыжах, жгли костры в лесу, пекли картошку на углях, играли в футбол

на заснеженной поляне...Борис подарил мне свой старый спортивный велосипед, и

учил меня кататься. Так что, я собиралась выйти замуж за Бориса. Владлен больше

не имел никакого значения для меня. И только моё глупое сердце не могло смириться

с этим.


Я сдержу своё слово.

Эта история началась обыкновенно: как самая обычная любовная история. Я встретила

Владлена в подготовительном классе нашего института, как я уже упоминала. Он

поцеловал меня. Но мне не понравился его поцелуй. Он рассказал мне обо всех

сексуальных позициях, которые он хотел попробовать со мной. Я, в свою очередь,

боялась, как бы не забеременеть. Так что я бросила его. Но это не конец нашей

истории, это только её самое начало. Потому что, после того, как я рассталась с

ним, я познакомилась с его сестрой. Я не хотела с ней знакомиться. Но он заставил

меня.

Что же случилось с ним, моим голубоглазым красавчиком, после того, как мы

расстались? Он стал довольно знаменитой политической фигурой в России. В конце

девяностых, он начал писать политические статьи и очерки, потом встал во главе

оппозиционного движения.

-Что, если бы мы остались вместе, как ему того хотелось? - гадаю я бесцельно,

сидя в тени веранды. О, я знаю ответ на этот вопрос! Если бы мы остались вместе,

я сейчас боялась бы за его жизнь. Я боялась бы, что его могут убить за его

храбрые, достаточно злые политические речи. Но, конечно же, мы не могли бы

остаться вместе. После того, что сказала мне его сестра, мы уже никогда не могли

бы быть вместе. После того, что она сказала, уже никаких сил во всей Вселенной не

было достаточно для того, чтобы нам помириться. У моего суженого не могло быть

сестры, которая бы так сильно ненавидела меня. Нет, такой сестры, как у Владлена,

не могло быть у моего супруга. Или у моего любовника. Или даже просто у моего

друга.

Поначалу, я долго не могла понять, почему его сестра вообще присутствует в нашей,

не слишком удачной, любовной истории. Я абсолютно, совершенно не могла понять,

что происходит. Я не догадалась, что являюсь одним из углов любовного

треугольника. Стэффани, будучи ясновидящей, увидела этот любовный треугольник

раньше меня. Только с её помощью я наконец поняла, что никогда не была

единственной для моего голубоглазого красавчика. Даже когда он добивался меня, он

уже спал со своей сестрой. И поэтому, моё появление в жизни её брата так

разозлило Лёлю. До меня, она была для него единственной. После моего появления,

она уже не могла ею быть. И это чуть не свело её с ума: делиться своим братом с

посторонними девушками ей не хотелось. Будучи человеком жадным, делиться она не

умела.

Вот почему у меня перед телевизором стоит зелёная шёлковая ширма с золотыми

стрекозами. Мне она нужна, чтобы мне больше не приходилось видеть Владлена. Но

иногда мне всё-таки приходится увидеть моего, слегка постаревшего, красавчика. Но

только по чистой случайности, когда матушка забывает загородиться ширмой,

наслаждаясь политическими новостями из России. И, когда я вижу Владлена на экране

своего телевизора, я молча, тихонько, обещаю ему:

-Не волнуйся, я человек не злой...Это - всего лишь любовная история, и я расскажу

о ней так, как и положено рассказывать о любовных историях: я расскажу о ней

романтично и нежно...я романтик в душе, просто у нас с тобой было так мало

времени, и ты этого не заметил. Но силы природы были против нас: твоя собственная

сестра была влюблена в тебя...моя матушка хотела, чтобы я вышла замуж за

другого... и мы не были достаточно сильны, чтбы преодолеть силы природы и

остаться вместе. И так случается, иногда. Но я пообещала тебе, ещё перед тем как

мы расстались, что я никогда тебя не оставлю. И кажется, я сдержала своё

обещание, не правда ли?   


Старший брат, которого она хотела.

Я увидела её впервые уже после того, как мы с Владленом расстались. Мы по-

прежнему ходили в один и тот же подготовительный класс, но мы больше не

разговаривали. Я уже встречалась с Борисом, и была сильно занята, представляя

нашу с ним будущую свадьбу. Мне было легко представить себе, что мы всегда будем

вместе. Мы будем кататься на своих спортивных велосипедах, сплавляться на

байдарках вниз по рекам с нашими будущими детьми, мы разобьём палатки на том

зелёном лугу, под ивами, где Волга встречается с холодным чистым родником, в

котором такая вкусная ледяная вода. Этот самый луг на берегу Волги, у родника,

всегда был моим самым любимым местом на свете. Мне было легко представить себе

нашу с Борисом палатку под высокими ивами. Когда-нибудь, я вернусь туда, на этот

зелёный луг, к холодному роднику. Я знаю, что и луг, и родник терпеливо ждут меня

там, на Волжском берегу, в тени плакучих ив. Когда-нибудь, я вернусь туда. Но это

будет нескоро..."

-Да, вон там они, если идти вниз по улице до Волги, и направо...И луг, и

родник...куда они денутся? - подтверждает дядя Лёша, я киваю, и принимаюсь читать

дальше:

"...Но вернёмся к Борису. Как-то раз, он пришёл за мной в школу, мы хотели

погулять вместе после занятий. Мы с Борисом стояли в школьном фойе, у зеркала,

когда мимо прошёл Владлен. Он держал под руку свою сестру. Даже по

согласованности их жестов, по молчаливой слаженности их походки было заметно, как

они близки. Я никогда не видела раньше сестёр и братьев, которые были бы так

близки друг другу. У зеркала, Лёля остановилась и посмотрела на меня. Я тоже на

неё взглянула: она была точной копией Владлена, но её глаза, вместо голубых, были

чёрными. Её волосы были тёмно-каштановыми, длинными и блестящими. Она была ярко

накрашена, но даже косметика не могла сделать её красивой. Что-то страшное, почти

плотоядное, было в её нервно-блестящих, круглых глазах. Эти глаза показались мне

глазами вышедшей на охоту пантеры.

Владлен рассказывал мне о своей младшей сестре и раньше, но я всегда думала, что

сестра Владлена окажется очень красивой, с такими же голубыми глазами, как и у

него самого. Я даже и представить себе не могла, что его Лёля будет выглядеть

так: иссиня-чёрные глаза, чёрные брови, широкие и бесформенные, чёрные волосы.

Она была почти такого же высокого роста, как и Владлен, чёрные кожаные брюки

обтягивали её узкие бёдра. Однако, Лёлина внешность не имела для меня никакого

значения: я собиралась замуж за Бориса, и чем раньше, тем лучше. Я просто не

могла дождаться начала своей новой, счастливой замужней жизни. С Борисом, мы бы

катались на велосипедах всё лето, до самой осени, и, с первым снегом, мы бы

начинали кататься на лыжах. У нас уже была байдарка, и следующим летом мы

собирались в поход. В тот момент, стоя напротив школьного зеркала, я не

догадывалась ещё, что эта черноглазая, черноволосая особа вскоре встанет на пути

моего счастливого будущего. Что вскоре, она потратит значительные средства и

усилия, обучаясь чёрной магии и каждый день желая мне смерти.


Я часто вижу её в своих кошмарах, и по сей день. В моих кошмарах, Лёля настолько

лучше, чем я: у неё более дорогая машина. Её дом больше, чем мой. Её муж моложе,

чем Трэнт. Ну, конечно: она всем известная модная дива, в то время как я -

простая домохозяйка. Наверное, я должна завидовать ей. Но мне почему-то не

завидно. Прямо там, в своём сне, я говорю ей:

-Оставь меня в покое! Будь лучше, чем я, но будь как можно дальше от

меня... Потому что я никогда не хотела бы стать такой, как ты!

Нет, я никогда не была такой, и не хотела бы стать такой, как она. Я верю только

в Бога, и ни копейки своих денег не потрачу на изучение чёрной магии. Чёрная

магия - магия дьявола, и, увлекаясь чёрной магией, легче лёгкого испортить свои

отношения с Нашим Создателем. И я бы не хотела испортить свои отношения с Ним.

Даже самые модные платья от самых модных дизайнеров не помогут тебе скрыть твоей

чёрной сущности, Лёля. Нашему Отцу Небесному видны все наши тайны.


Иногда, я вижу её по телевизору, в утренней программе. Она даёт модные советы

домохозяйкам. Советует многодетным матерям гулять с детьми в вечерних платьях. У

Лёли никогда не было детей и ей невдомёк, как живут и во что одеваются

многодетные матери.

Она сама сильно изменилась, за последние 25 лет (как и все мы, конечно...) Она

уже не носит фиолетовых леггинсов, как когда-то. Просто строгие чёрные брюки с

скромная блузка.


Стэффани, ещё до того как ей пришлось уехать из города, сказала мне:

-Эта женщина всегда пыталась быть тобой. Она копирует твой стиль, как ты

двигаешься, что ты говоришь, абсолютно всё! Она пытается быть тобой, чтобы её

собственный брат любил бы её, вместо тебя!


Ну, надо же, какое совпадение! Я ведь хочу точно того же: чтобы Владлен забыл

меня, и переключился на Лёлю. Пусть бы он любил её, вместо меня. Она даже

выглядит теперь почти так же, как и я: те же платья в цветочек, которые я носила,

когда мне было шестнадцать. Тот же чёрный карандаш для подводки глаз, с которым я

не расставалась, когда была подростком. Тонко выщипанные брови, той же формы, что

мои собственные. Это мой стиль, это я была такой, когда мне было шестнадцать лет.

Это она у меня научилась, без сомнения. Впрочем, Лёле не успеть за мной: за

последние 25 лет, я тоже сильно изменилась. И Лёля не знает, как я выгляжу и

одеваюсь теперь. И это хорошо: я не хочу, чтобы она знала.


Не надо быть апостолом.

Все эти странные события начались далеко не сразу. Весь первый год, после моего

расставания с Владленом, был относительно нормальным: я познакомилась с Борисом,

и мы часто гоняли на спортивных велосипедах по округе. Я поступила в тот

институт, что выбрала для меня матушка. Проблема была только в том, что теперь мы

с Владленом учились в одном и том же институте. Я всё ещё смотрела в его сторону,

временами...Я человек забывчивый, и, годом позже, уже почти совсем забыла о его

ноже, двойнике того самого, которым был вооружён мой собственный отец. Владлен

иногда пытался заговаривать со мной, но я тогда считала себя уже без пяти минут

невестой Бориса (мне нравилось считать себя его невестой). И поэтому, мне не

хотелось разговаривать с Владленом. Я даже не представляла тогда, что моё

равнодушие в конце-концов сведёт его с ума. Я начала догадываться, что у Владлена

не всё в порядке с головой, когда его сестра Лёля принялась звонить мне по

телефону, щедро наделяя меня разными дурацкими прозвищами.

-О, Боже! Ещё парочка сумасшедших... - подумала я, отрешённо (я тогда была

слишком занята своими семейными неурядицами, и мне было ни до чего.) Мой

собственный отец называл нас "тварями недоношенными", "сволочами подлыми",

"суками рваными", и ещё разными непечатными выражениями, в то время как мы с

матушкой пытались найти хоть какой-то вариант размена нашей квартиры. Отец от

всех вариантов отказывался: кажется, он хотел забрать всю квартиру себе, выкурив

нас к дедушке на дачу.

-Вы что, сговорились, что ли? - думала я, выслушивая Лёлины гадости и отцовское

сквернословие, впридачу. Это было диким совпадением, что Лёля орала на меня по

телефону в то же самое время, когда мы с отцом переругивались трёхэтажным на

кухне, каждый день. Но теперь-то я знаю: это совсем не было совпадением, что Лёля

напала на меня в то же самое время, когда я уже воевала со своим отцом. Мой отец

был, без сомнения, дьявольской сущностью, и поэтому, увидев, что я довольно

успешно сражаюсь с ним, дьявол поспешил открыть второй фронт, в виде Лёли. Я была

в своём личном, персональном, аду, ежедневно сталкиваясь с отцом на кухне,

ежедневно переругиваясь с ним. И, вместо того, чтобы сбежать из этой ситуации, я

ежедневно принимала огонь на себя. Кажется, битва с моим дьявольским папашей была

заметна даже самому дьяволу. И поэтому нечистый открыл второй фронт.

Теперь, много лет спустя, я уже понимаю, что вовсе не должна была сражаться с

отцом. Всё, что я должна была сделать, это сбежать к дедушке с бабушкой,

прихватив с собой матушку, оставив отцу трёхкомнатную квартиру, бросив ко всем

чертям свой институт. Когда дьявол нападает, надо бежать. Оказавшись в аду,

неуместно начинать сражаться с лукавым. Конечно, если имя вам не апостол Пётр. Из

Библии нам известно, что апостол Пётр, оказавшись в аду, сразился с дьяволом. Но

всё же, если есть пути отступления, лучше сбежать. Если, конечно, вы не апостол

Пётр."

-Хоть мы и не апостолы, но Гитлеру устроили полный капут...а коммунисты сами

загнулись...с Божьей Помощью... - сонно, бормочет дядь Лёша. Я согласно киваю и

продолжаю наше чтение:

 
"...Первые странности начались, когда я сказала Владлену "нет" в очередной раз.

Но, на этот раз, я засомневалась. Обычно, я сразу говорила ему "нет".

-Можно мне поговорить с тобой?

-Нет!

-Можно, я приду к тебе в гости?

-Нет!

-Давай будем вместе к экзаменам готовиться?

-Нет!

Нет, нет и нет. Мне не хотелось разговаривать с Владленом. Я всё никак не могла

забыть то странное предчувствие, которое охватило меня как-то раз, когда мы ещё

были вместе...

"Этот человек сломает тебе жизнь..." - вот такое у меня возникло предчувствие. И

дело было даже не в ноже и не в кастете, которыми он был вооружён. Дело было в

том, что Мой Бог предупредил меня в отношении Владлена. И, когда Бог 

предупреждает об опасности, то ты немедленно понимаешь, что Он говорит серьёзно.

Слова Божьи приходят вместе с пониманием, что к ним надо прислушаться. Временами,

Божье Предупреждение может прозвучать в твоём сознании как голос интуиции, или

как голос твоего лучшего друга, может быть - как голос матери или отца. Очень

часто, Господни Откровения приходят, когда ты молишься или когда посещаешь

церковь. Бывает, что даже во сне. Но, ко мне Слово Господне пришло, когда мы с

Владленом стояли на втором этаже моего подъезда, после возвращения с занятий.

-Этот человек сломает тебе жизнь... - вдруг возник в моей голове чей-то

настороженный, быстрый возглас. И, в следующий момент, Владлен набросился на

меня.

Нет, он не сделал мне ничего плохого. Он просто хотел поцеловать меня. Но я вдруг

поняла в тот момент, что вовсе не хочу с ним целоваться. (Господь Бог Наш имеет

такой дар: дар мгновенного убеждения своих слушателей. Когда Господь говорит, то

ты просто знаешь, что он говорит тебе чистую правду).   


С тех самых пор, я старалась не оставаться с Владленом наедине. И был только один

раз, когда я вдруг забыла про осторожность. Только один раз. В этот раз, Владлен

пригласил меня поехать с ним театр, и я сказала ему "да". Я не ожидала от него

этого приглашения: от человека, который предлагал мне девяносто девять

сексуальных позиций, я не ждала ничего хорошего. Но тут, я засомневалась. В

конце-концов, мы знали друг друга уже год, или, может быть, два... Что, если моя

интуиция была неправа, шепнув мне: "этот человек сломает тебе жизнь"?

Может быть, мы ещё могли бы стать друзьями? Может, он изменился, повзрослел? Как

знать? Пребывая в этих размышлениях, я рассеянно пообещала Владлену, что поеду с

ним в театр, на пьесу "Ледяной Дом".

Это было летом, и мы с мамой чистили клубнику на варенье. Так что я пришла на

кухню, и объявила матушке, что еду в театр с Владленом. Она немедленно ответила

мне, что я не могу ехать в театр с Владленом, пусть даже Бориса в это время не

было в городе (он уехал во Владимирскую область за клюквой). Но даже несмотря на

отсутствие в городе моего потенциального жениха, мне нельзя было уже никуда

ездить ни с какими другими мальчиками. В воображении моей матушки, так же как и в

моём собственном, Борис уже был моим женихом. (Хотя, на самом-то деле, он пока не

делал мне предложения, скорее, наоборот: он откровенно признавался, что жениться

в ближайшее время не собирается.)   

Но, в те времена, слово моей матушки было для меня законом: мне не было

восемнадцати лет, и я ещё не научилась перечить ей...Так что я сказала Владлену,

что не смогу поехать с ним.

-Пригласи лучше Ксюшу, она с тобой поедет... - добавила я, пытаясь помочь ему

хоть чем-то (Ксюша Панникова, наша сокурсница, была давно и безответно влюблена

во Владлена). Мне было известно об этом: Ксюша ни о чём другом не могла говорить,

кроме как о Владлене. И мне хотелось намекнуть ему, что с Ксюхой у него больше

шансов, чем со мной. Но, как оказалось, упоминать про Ксюшу Панникову мне было

небезопасно. Потому как именно я, пару лет назад, разбила тот роман, что

намечался у Владлена с Ксюшей. И, после того, как я упомянула про Ксюшу, под

моими ногами, казалось, разверзся ад.

Внезапно, я стала получать письма, написанные женской рукой, с руганью в мой

адрес. Внезапно, какая-то странная девица принялась звонить мне и днём, и ночью,

чтобы наорать на меня. На моей двери появилась надпись "сучка"(которую я потом

долго отмывала горячей водой и хлоркой.) 

Я догадалась, что у Владлена не все дома, и это испугало меня. В кармане у него

был нож. Он знал приёмы карате. И он был на голову выше меня ростом."

- А у меня тож в кармане нож! - внезапно признаётся дядя Лёша, и выкладывает на

стол здоровый, как тесак, клинок с чёрной ручкой, - Чем мне ещё прикажете щурей

разделывать? 

Мы начинаем дико ржать. А тем временем...


"За кулисами.

Но самым странным было то, что мы оба продолжали учиться в одном и том же

институте. В здании института, между лекциями, он проходил мимо меня, как будто

ничего не случилось. Мне самой не хотелось говорить о том, что произошло: у него

в кармане был нож, и я не собиралась ссориться с вооружённым человеком. Так что,

в институте мы просто проходили друг мимо друга, как будто ничего между нами не

происходило. Хотя, за кулисами нашей драмы, обе наших семьи уже были вовлечены в

конфликт. Моя матушка поговорила с матерью Владлена по телефону. (Её ненаглядный

мальчик был совершенством, в её воображении). Мой отец пошёл поговорить с семьёй

Владлена. (Ну, сами понимаете, чего он мог им наговорить. Я у него никогда об

этом не спрашивала.)


Весь этот скандал закончился внезапно, а именно тогда, когда мои родители наконец

разъехались. Когда они расстались, я просто была на седьмом небе от счастья. Я

наконец была свободна от ежедневных перебранок, и моя новая жизнь была передо

мною, как на ладони. Мы с матушкой наконец избавились от нашего домашнего

дьявола. И Лёля не могла найти меня ещё месяца три. Даже когда она нашла меня

снова, она уже не ругалась на меня, а тихо и вежливо молчала в трубку. Я, как и

прежде, не могла понять, что ей от меня было нужно. Сестра Владлена, повсюду

следующая за мною, была загадкой для меня, которую я в то время не могла ещё

разгадать. Почему она преследовала меня? Что у неё было на уме? Что она пыталась

сказать мне? Я не знала. Я не могла этого понять. Но однажды, мне всё-таки

удалось вызвать Лёлю на откровенность. И она, наконец, поговорила со мной, вместо

того, чтобы бросить трубку.

Стэффани сказала мне как-то раз, что видит ту огромную неприязнь, которая

существует между мной и Лёлей. (Стэффани - ясновидящая, так что ей видно многое.)

Стэффани сказала, что одна из нас желает другой смерти. Стэффани спросила у меня,

желаю ли я смерти Лёле.

-Нет, - объяснила я Стэффани, - Я никому не желаю смерти...

-Тогда, это она желает смерти тебе! - Сказала Стэффани, - Значит, это она...Она

молится каждый день, чтобы тебя изнасиловали и убили...

Словно чёрная туча повисла над моей головой после этих слов. Прошло ещё много,

много месяцев, перед тем как я набралась достаточно сил, чтобы прогнать эту

чёрную тучу. Но я оказалась в нужном месте в нужное время. Словно по мановению

волшебной палочки, в моей жизни вдруг возникли все те вещи, которые только могли

понадобиться мне, чтобы отогнать Лёлин злой дух подальше от меня. Ну, конечно:

это был Мой Бог, это Он пришёл на помощь мне. И, с Его Благословенной Помощью, в

нашем мире нет ничего невозможного.

-Это совсем не секрет, что Господь помогает тебе...С распростёртыми объятиями, Он

ждёт, пока ты вернёшься к Нему. Вернись, вернись, вернись и припади к Своему

Спасителю, только Он всегда будет с Тобой... - я слушаю библейский гимн, пока на

улице, словно умывая весь наш приморский город, льёт дождь.    

Моя собственная любовная история всегда казалась мне такой чёрной, гадкой,

грязной. Моя любовь, помимо моей воли, вдруг обросла страхом, недоверием,

нелепыми обвинениями, взаимной неприязнью. Она уже не выглядела прекрасной.

Вместо этого, она стала страшной. И только когда я начинаю писать о ней, она

вдруг снова становится тем, чем всегда и была: историей моей первой любви. Я

медленно бреду по тёмным аллеям моего прошлого, натыкаясь на разные воспоминания,

раскиданные тут и там. Иногда, эти воспоминания всё ещё болезненны. Красавчик

Владлен и его черноокая сестрица сделали всё, чтобы мои воспоминания о встрече с

ними были болезненными. Без чёрной магии, они не могли бы этого сделать: по своей

натуре, я не слишком серьёзный человек. Я быстро забываю неудачные любовные

истории. И, честно говоря, я даже не помню имён всех моих любовников. Или,

сколько их у меня было.

Но не все люди на свете готовы разделить со мной мои идеалы прощения и забвения

старых грехов и обид. Кажется, Владлен со своей сестрой хотят удержать

болезненные воспоминания нашего прошлого навечно в своих сердцах. Они хотят

удержать их так же сильно, как я хочу забыть о них. И может быть, даже немного

сильнее..."

-Хорошо сказано! - одобряет дядь Лёша, убирая свой кинжал со стола и снова пряча

его в карман своих шаровар, - "И может быть, даже немного сильнее!"

Я киваю в знак согласия и продолжаю читать. Где-то во дворе у соседей начинает

горланить петух, но мы не замечаем его горлопанства.


"Обещание, данное самой себе.

Я не знала, что у неё на уме. Я не сумела догадаться о той пылкой, всепоглощающей

страсти, что испытывала Лёля к своему старшему брату. Я была так занята своими

семейными неурядицами, что на Владлена и его проблемы мне просто не хватило сил и

времени.

-Всё, о чём он только мог говорить и думать - это была ты... - сказала мне

Стэффани, - Он был настолько поглощён мыслями о тебе, что он стал сходить с

ума...

И младшая сестра Владлена была единственной свидетельницей его страсти. Владлен

так никогда и не смог найти нужных слов, чтобы разделить свою страсть со мной. И

поэтому, он разделил её с Лёлей. Она была вне себя от ревности: она

почувствовала, что её собственные отношения с её братом никогда не сравнятся с

его новой любовью. И в этот момент она стала звонить и угрожать мне. Поначалу, я

была просто удивлена: прошло уж года два с тех пор, как мы с Владленом

расстались...

И я даже вспомнить не могла, кто такая эта Лёля. Ещё какое-то время, я не

догадывалась, что Владлен был старшим братом той самой мелкой хулиганки, что

звонила мне по телефону, крича в трубку разные неясные мне обвинения. Я как-то не

подумала, что он может так опуститься...

Но потом, его лучший друг передал мне записку, где те же самые обвинения были

выведены рукой Владлена. В тот момент, мне было уже восемнадцать лет. Лёле -

девятнадцать. И Владлену уже исполнился двадцать один год.

Нет, я не догадалась, даже и тогда, о его страсти ко мне. Но я догадалась кое-о-

чём другом. Я догадалась, что он сходит с ума. И это испугало меня: у него был

нож. У него был кастет. С таким человеком, разговаривать мне было абсолютно не о

чем.

Сейчас, по прошествии двадцати пяти лет, мне уже совершенно не хочется сражаться

с Лёлей. Но она всё ещё не может успокоиться, так что мне поневоле приходится

отражать её аттаки, каждую ночь. Если Лёля хочет войны, то с этим, хочешь или не

хочешь, приходится считаться...Мне бы никогда не пришлось сражаться с Лёлей, если

бы я не влюбилась в её брата, и если бы её брат не влюбился в меня. Печальная

правда нашей любви была в том, что Лёля опередила меня, влюбившись в своего брата

раньше, чем я познакомилась с ним.

Иногда я чувствую, что всё это случилось по моей вине: если бы я переспала с

Владленом, когда мне было пятнадцать лет, то он бы уже не стал сходить по мне с

ума...Возможно, я бы спасла Лёлю и Владлена от кровосмешения. Но разве я могла

спасти Лёлю и Владлена от самих себя? Ведь Лёля так хотела быть единственной для

Владлена. Но, как бы она ни старалась, быть единственной для своего собственного

брата она не могла. Конечно, в присутствие Лёли у нас с Владленом не было

никакого шанса. Может быть, со временем я бы могла смириться с тем, что у него в

кармане был нож...Может быть, мне пришло бы в голову научить его получше

целоваться. Но могла ли я привыкнуть к его циничному чувству юмора? К его сестре,

что постоянно висла у него на шее? И могла ли я остаться с человеком, когда так

многое в нём мне не нравилось? Похоже, Владлен подошёл бы мне только лишь на одну

ночь...Но и этого не случилось: он уже сказал Лёле номер моего телефона, так что

она принялась звонить мне ежедневно, крича мне на ухо разные нелепые обвинения.

Нет, я уже не могла вернуться к Владлену после моих разговоров с Лёлей. К тому

времени, я уже пообещала себе одну важную вещь: я пообещала, что никогда не

останусь с людьми, которые понятия не имеют, как себя вести. Когда я увидела, на

что способен мой собственный отец, я сразу пообещала себе, что дойду до края

света, но найду тех людей, которые будут хорошо относиться ко мне.

-Она вспоминает тебя каждый вечер... - сказала мне Стэффани. - Она вспоминает

тебя, и желает тебе смерти...

Жалость-то какая: сколько бы у Лёли ни было денег, она всё равно, в глубине души

своей, останется убийцей. И никакие деньги не купят ей более дружелюбного,

добродушного характера. Лёля, которая столько лет пыталась быть как я, никогда

мною не станет. Я другой, абсолютно непонятный ей человек: я не хочу никого

убивать. Я желаю, чтобы все мы были живы и здоровы, и я молюсь об этом каждую

ночь. Так же, как молилась об этом моя бабушка Сима..."

-Мамочка моя родная, я тоже так молюсь! - подаёт голос дядь Лёша. И тут я, в

своей душе, вдруг принимаю неожиданное решение: что и я буду, начиная с этого

самого дня, молиться о том же самом. Помолившись о здравии и благополучии для

всех наших близких, мы с дядей Лёшей принимаемся читать дальше:

"Проклятие, по сути.

Я опять видела Лёлю прошлой ночью, в своём кошмаре. Она скакала верхом на лошади.

Получала какие-то призы в конном заезде. Как и всегда в моих кошмарах, Лёля

стройна, красива и гораздо лучше, чем я. (Она хочет, чтобы я так думала о ней).

Она более успешная, более красивая, богаче и знаменитей меня в миллион раз. Она

стала миллионершей, это даже мне известно...Её модная империя включает бутики во

многих городах России, её модное шоу смотрят, наверное, все домохозяйки (кроме

меня, разумеется). Лёля пытается внушить мне, что я - никто. Лёля хочет, чтобы я

завидовала ей. Именно поэтому она является мне в кошмарах. И мне жаль её, эту

богатую, но по-прежнему наивную Лёлю. Я не могу завидовать злым людям, совершенно

не могу. Просто, не в состоянии. Иногда, мне становится их жалко: эти люди живут

вдалеке от Света Господнего, вдалеке от Святого Духа. И мне жалко, что им

приходится влачить своё существование так далеко от Господа Нашего. И я бы

никогда не хотела оказаться на их месте.

-Будь лучше чем я, Лёля!  - я молча желаю ей, - Будь лучше, но как можно дальше

от меня, на другой стороне планеты!

Пожелав Лёле всяческих успехов, я начинаю петь:

"Мой брат по вере - Мой Иисус, Он взял на себя все мои горести и грехи..."

Я рада, что могу разделить мои христианские убеждения с Лёлей, хотя бы мысленно,

хотя бы виртуально. Она частенько подключается к моему мыслительному процессу,

пытается передать мне часть своих негативных мыслей, часть своей собственной

неуверенности в себе...Как ей удаётся это сделать? Дело в том, что это и есть

проклятие, которое наложили на меня Владлен с Лёлей.

Это случилось сразу после того, как я послала моего отца поговорить с матерью

Владлена. Мой отец, будучи человеком страшным в гневе, наверняка сказал и

Владлену, и Лёле, и их мамаше, что все они сядут в тюрьму, если не перестанут

угрожать мне.

Стэффани увидела, как всё это произошло: мать Владлена и Лёли повела своих

непутёвых чад к чёрной ведьме, сразу после того, как ушёл мой отец. И ведьма

научила их чёрному ритуалу проклятия. В результате этого проклятия, я должна была

испытать всё то разочарование, которое испытал Владлен после того, как я

отказалась переспать с ним. (Его оказалось очень много.) Я так же должна была

получить всю Лёлину неуверенность в себе, все её негативные эмоции. Но в одном

просчиталась чёрная ведьма, проклиная меня: она не знала, что я - человек

христианской веры. Она не догадалась, что Сам Бог придёт на защиту мне. И Бог

Наш, Творец и Спаситель душ наших, окажется в миллион раз сильнее, чем любая

чёрная ведьма. И с Ним, Нашим Творцом, придётся считаться даже таким чёрным

сущностям, как Лёля и Владлен. Нет, чёрная ведьма не знала, не могла знать, что

вера в Бога спасёт меня. Чёрным сущностям не даётся Божья Помощь. Я тебе потом

объясню, почему..."

-А всё потому, что нельзя поклоняться Богу и дьяволу в одно и то же время...Бог

говорит: молитесь только мне, взывайте только ко мне! Я - один ваш Бог, и пусть

не будет у вас другого! Первая Заповедь! - объясняет мне дядь Лёша. Мы оба, молча

и не сговариваясь, крестимся, и я продолжаю читать дальше:


"Мой крест.

Мои запястья расцарапаны в кровь. Как и мои лодыжки. Каждое утро, я нахожу новые

царапины: на моих коленях, на бёдрах, иногда...Однажды утром, длинная царапина

пересекла мой шрам от аппендицита, образовав кровоточащий крест на моём животе.

-О, Лёля! - думаю я, накладывая пластырь крест-накрест на мой кровоточащий живот,

- Ты прямо как какой-то дьявольский, виртуальный котёнок, приходящий оцарапать

меня, пока я сплю...Если бы у меня было столько энергии и богатый папаша, как у

тебя, я бы наверное тоже стала миллионершей...

Но я не стала. Мой отец не был богатым. Он был, к сожалению, сумасшедшим. Так что

вся моя энергия была потрачена, только чтобы отделаться от него. Потом, мне надо

было помочь матушке с её бизнесом. После этого - помочь сестре с её детьми...

Вместе с дедушкой, мы много ходили по врачам, когда он ослеп. Ему делали

многочисленные операции, которые должны были спасти ему зрение. Но ничего не

помогло: дедушка упал с лестницы в своём собственном доме, по улице Яблоневая,

пять. Он ударился головой, и после этого он уже не мог видеть. Только пятна света

были ему ещё заметны, но больше - ничего.

Когда я вспоминаю моего дедушку, вдруг что-то происходит со мной: волны мягкой,

живительной энергии вдруг подхватывают меня, обволакивают мои плечи, голову,

спускаются к коленям. Я закрываю глаза, и оказываюсь вдруг наедине с моим

Ангелом-Хранителем. И я зову его, шепчу ему то самое имя, которым я и раньше

называла его: "Дедушка пришёл..."

И я засыпаю снова, вернее, вдруг обнаруживаю себя во сне, где ко мне с небес

вдруг спускается белый открытый экипаж, и я вхожу в него, и там, внутри, меня

встречает незнакомый мне человек в белом одеянии. Лицо незнакомца смуглое, у него

миндалевидные тёмные глаза, слегка крючковатый нос, чёрные волосы. Он смотрит на

меня искоса, с некоторым любопытством. Мы приказываем экипажу подниматься в

воздух, и он взмывает ввысь, движимый вверх только нашим намерением двигаться. Мы

пролетаем над моим родным городом и там, вместо центральной улицы, я вдруг вижу

обработанные поля и людей, работающих в этих полях. Мы с моим спутником

спускаемся чуть ниже, и я с удивлением узнаю лица некоторых женщин. Это мои

одноклассницы. Они не видят нас, как если бы наш белый экипаж был прозрачным,

невидимым для них.

-Почему они здесь, в полях? - я спрашиваю у незнакомца в белом.

Он молчит, но я ощущаю в своём сознании его ответ:

-Они любят работать на земле...

И тут я опять просыпаюсь. Я просыпаюсь, и думаю: что бы мог означать этот сон?

Единственное, что приходит мне в голову, это: "Да, россияне любят сажать

картошку...в отличие от меня!

Тут звонит телефон, и я беру трубку. Мне звонят из банка, вежливая девушка

спрашивает меня, могу ли я заплатить ей две тысячи долларов. И это только за

текущий месяц! (На самом деле, я должна платить по пять тысяч долларов в месяц, в

течение следующих пяти лет.) Но телефонная девушка отличается милым, застенчивым

голосом, и поэтому я начинаю откровенничать с ней: я говорю ей, что потеряла

работу. Так что я не в состоянии заплатить ей две тысячи долларов, прямо сейчас.

Она спрашивает, когда. Я вежливо говорю, что не знаю. Разговор вращается вокруг

темы денег ещё минут пять, и потом она интересуется, кем я работала. Я говорю ей,

что работала администратором в ресторане, вспоминаю и название ресторана, которое

вряд ли о чём-то ей говорит (она звонит из другого штата, по телефонному коду мне

непонятно, из какого.) Она спрашивает, почему я потеряла работу. Я говорю: босс

был слишком наглый. (Он был бывшим алкашом, пытавшимся управлять баром и

рестораном.) Немудрено, что он срывался на нас через каждые пять минут! И ему это

сходило с рук, так как все мы, официанты и администраторы, были школьниками-

старшеклассниками из местной школы. Я имею в виду, все, кроме меня, конечно. На

меня и раньше орали, и поэтому я давно уже пообещала себе, что не буду оставаться

рядом с крикунами, никогда в жизни. Так что, когда он начал орать, я вышла из

ресторана посреди своей вечерней смены. Пусть этот старый, обрюзгший алкаш сам

побудет девочкой-администратором, до конца вечера пятницы...

Я рассказываю девушке из банка про своего бывшего босса ещё минут десять, но

потом она извиняется, и вешает трубку. Мне надо открывать компанию по работе с

долговыми обязательствами! Я чувствую, что это прямо-таки моё призвание: я уже

успела подружиться со всеми своими кредиторами. С двумя банками и тремя

магазинами ювелирных украшений.

Как же это случилось, что я вдруг стала должником всех этих, ранее малоизвестных

мне, мест? Это случилось внезапно, я должна признаться...Это из-за Лёли мне

пришлось влезть в долги. Но я заняла деньги не для того, чтобы покупать что-то

роскошное для себя. Я заняла деньги и отдала их Стэффани, чтобы она могла

защитить меня от Лёли.

Ей надо было приобрести специальные церковные свечи, сделанные в Иерусалиме. С

помощью этих свечей, она увидела, что творили Лёля с Владленом. И, когда она это

увидела, она начала сражаться за меня. И Наш Создатель начал помогать нам, и Он

до сих пор помогает нам, и всегда будет помогать нам, во все дни жизни нашей.


Постель в лесу.

"Ты должна понимать, Саша, что они ненавидят тебя. Для них, двадцати пяти лет не

прошло. Им кажется, что всё это произошло вчера..."   

Я пришла к Стэффани из-за своих кошмаров. В них, мне постоянно являлся Владлен.

Он был по-прежнему молод, с золотыми кудрями и голубыми глазами. Но кошмары с его

участием были ужасными, несмотря на его привлекательную внешность. Я просыпалась

с криком, и это происходило каждую ночь. Вот почему я пришла к Стэффани.

Она жила в одноэтажном домике рядом с заправочной станцией. Яркие флажки перед её

домом извещали проезжих, что она - ясновидящая.

Я рассказала ей мою историю: как я бросила Владлена, потому что мне не хотелось

секса в пятнадцать лет, как его сестра принялась звонить мне, извещая меня, что я

была "очкастой змеёй" и "быдлом в вонючем пальто". Я объяснила Стэффани, как

посреди этого скандала мы переехали (когда резвелись мои родители), так что Лёля

потеряла мои координаты, но только с тем, чтобы найти меня снова, тремя месяцами

позже. Она стала звонить мне опять, слушая мой голос, каждый раз бросая трубку. И

однажды, во время её "анонимных" звонков, я начала говорить с ней. Мне просто

надо было понять, что из себя представляет эта Лёля и как мне от неё отделаться.

Как результат моих тогдашних разговоров с Лёлей, на сегодняшний день я должна

пятьдесят семь тысяч долларов нескольким банкам и ювелирным магазинам. Но я

совершенно не расстраиваюсь по этому поводу. Вообще-то, я очень рада, что все эти

банки и магазины позволили мне занять у них деньги, и, совместными усилиями,

спасли мою жизнь и мою душу. Стэффани повезла меня к торговцам золотом, и мы

приобрели у них несколько золотых ожерелий и браслетов, из золота самой высшей

пробы, и ещё несколько драгоценных, супер-дорогих вещей. (Я не могу тебе сказать,

каких. В любом случае, они были не для меня. Они были для жертвоприношения.)

Когда Владлен и Лёля осознали, что я получаю поддержку, они разошлись пуще

прежнего. Ночью, я уже не могла спать: всю ночь, меня мучали сердечные боли и

приступы паники. Днём, я падала в обморок, кусая свои губы до крови. Чувства

ужаса и паники были сильными, но не свойственными мне. Я сама не ощущала такой

паники, даже когда мне было десять лет, и мой полоумный папаша начинал материться

без удержу. Тогда, я думала о практических вещах: "Господи, чтобы моё детство

поскорее закончилось..." или: "Если сейчас он схватит нож со стола, я прыгну на

него, и вцеплюсь ему зубами в руку..."

Как видишь, даже в возрасте десяти лет, я уже была человеком действия, не

склонным к пустопорожней панике. Ещё с детства я знала, что Господь - мой Отец

Небесный, и Он всегда на моей стороне. И теперь, как и раньше, я начала просить

Бога о помощи. Аттаки паники улетучивались, исчезали, когда я начинала петь

молитвы Господу. Лёля не могла сделать мне ничего дурного в присутствии Бога,

Нашего Создателя и Спасителя душ наших. Но Лёля никак не хотела отпускать меня,

она возвращалась снова и снова, её хватка была подобна бульдожьей. Временами, я

падала в обморок, когда читала свои молитвы, временами аттаки паники приходили,

когда я брала в руки старинную Библию. Но это не была моя паника. Это чёрные

ведьмы, помогавшие Лёле, паниковали при виде Священного Писания. Сила Святой

Библии такова, что чёрные ведьмы боятся её, даже находясь на другой стороне нашей

планеты. Всегда помни, что в каждой Библии - Сила Господня. Это Священная Книга,

полная Чудес Божьих. Никогда не забывай об этом. Когда ты чувствуешь, что тебе

нужна Божья Помощь, открой свою Библию и положи её себе на грудь. Закрой свою

душу Библией, как щитом. И помни, что это и есть - твоя лучшая защита от всего

лукавого, от всего неправедного.


Стэффани ходила в католическую церковь, и молилась за меня там. Она делала всё,

чтобы защитить меня от сил тьмы. Я не могу сказать тебе, что было сделано. Это

между мною и Богом. Только Стэффани знает. Увидев, от кого я получаю помощь, Лёля

и её ведьмы принялись аттаковать Стэффани. Стэффани, будучи человеком

практическим, легла в больницу. Дом её стоял с заколоченными окнами, и вскоре был

продан. В следующий раз, когда я разговаривала со Стэффани, она уже звонила мне

из другого штата. Там, в Аризоне, у неё были знакомые шаманы из индейского

племени, которые защитили её от дьявольских, потусторонних аттак Владлена и Лёли.   

Ну, а я продолжаю петь свои молитвы, следуя Православному Молитвослову,

привезённому мною из России много, много лет назад..."


-Эт я послал ей мамочкин Молитвослов... - поясняет мне дядь Лёша, - Когда мамочка

умирала, она завещала: отдать Саше Молитвослов, обязательно...Так что я ей с

посылкой и переслал, всё как мамочка хотела...

Я киваю головой и продолжаю читать:


"В этом Молитвослове, я нашла утренние и вечерние молитвы. Так что, каждое утро я

теперь начинаю с молитвы, и каждый вечер я пою свои молитвы перед тем, как отойти

ко сну. Я всегда пою слова моих молитв. Я пою Хвалу Господу не менее получаса,

каждое утро и каждый вечер. Я прошу помощи не только для себя. Я прошу Бога и за

всех верующих, и за всех людей на нашей Земле.

Перед началом своей вечерней молитвы, я снимаю все свои украшения: крест на

жемчужном ожерелии, кольца, подаренные Трэнтом, браслет, привезённый мне матушкой

из России. Я кладу сокровища, подаренные людьми, которые любят меня, в чашку. Эта

чашка полна Святой Воды. Я приношу Святую Воду из церкви каждое воскресенье.

После окончания молитв, я иду к себе и медленно вынимаю все мои украшения, одно

за другим, из чашки. Я отряхиваю капли Святой Воды на свои простыни, одеяло,

подушку. Пока я занята этим, я пою слова Молитвы Иисуса:

"Отче Наш, Иже Еси на Небесех,

Да святится Имя Твое

Да приидет Царствие Твое

Да будет Воля Твоя

Яко на Небеси,

Так и на Земли.

Хлеб наш насущный

Даждь нам днесь,

И остави нам долги наши,

Как и мы оставляем должником нашим

И не введи нас во искушение

Но избави нас от лукаваго,

Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа,

И ныне, и присно,

И во веки веков.

Аминь."

После молитвы, я надеваю все свои украшения обратно. И сплю я так хорошо, будто

Лёли никогда не было в моей жизни. Будто грязная, дьявольская постель не была

выкопана в лесу, будто я никогда не была проклята Владленом и его семейством. Я

сплю хорошо, и Иисус охраняет мой сон. Да, про постель...Я расскажу тебе об этом,

но не сейчас. Как-нибудь потом.


Когда Лёля говорит со мной.

Моё ожерелье с рубинами сломано. Мне придётся починить его. Это не так сложно,

нанизать рубины на новую нитку я сумею. Каждую ночь, мои украшения становятся

моей защитой. Каждую ночь, Лёля приходит по мою душу. И каждую ночь, я отражаю её

аттаки. Когда паническая аттака приходит ко мне, я начинаю слушать мои любимые

церковные гимны, и подпевать им тихонько. Я принимаю те пилюли, что прописал мне

доктор Нокс. Я выпиваю гомеопатические капли, что дала мне Симона. После этого,

аттака паники уходит от меня, растворяется, как будто её и не было. Иногда, я

чувствую, как Лёля пытается говорить со мной:

-Ты - никто, твоя жизнь не удалась, почему бы тебе не повеситься? - так говорит

она мне, где-то далеко, на другом конце Земли.

И я отражаю эту мысленную аттаку, немедленно:

-Я никогда не совершу самоубийства, можешь не рассчитывать! Мой Бог заберёт меня,

когда посчитает нужным! Моя жизнь в руках Бога, во имя Отца, и Сына, и Святого

Духа, Аминь!

(Я не объясняю Лёле, что на самом деле я себе очень нравлюсь, вплоть до некоторой

самовлюблённости...Бог дал мне прекрасное, сильное, здоровое тело, и отказываться

от этого Дара Господнего я не собираюсь. Бог не одобряет людей, которые

отказываются от самих себя. Господень Дар беречь полагается...)

На другом конце света, Лёля умолкает. Её нечего возразить. Она не знает про тётю

Соню, про тётю Галину. Она не научилась ценить жизнь. Её мать, похоже, забыла её

этому научить. Лёлина мать была слишком занята, покупая Лёле платья новейших

фасонов за границей. Так что Лёля научилась наряжаться в красивые платья, и

следовать всем последним прихотям моды. Ничему более важному её мама, к

сожалению, не смогла её научить.

Тоска расползается по моей спальне, занимая все уголки, удобно устраиваясь на

подоконнике. Это и есть проклятие. Лёля долго училась передавать мне своё плохое

настроение, и за последние двадцать пять лет хорошо натренировалась в этом чёрном

искусстве. Теперь я чувствую её настроения, и они меня не радуют: ощущение

беспричинной тоски, чувство, что уже ничего нельзя исправить. Да, Лёля, это

правда: без Бога Нашего, без ежедневных молитв Ему, трудно достичь душевного

спокойствия. Чтобы на душе стало спокойно, надо поделиться всеми своими горестями

и страданиями с Христом. Только Он может снять с душ наших всю тяжесть грехов,

взять на Себя все наши горести и страдания, и обратить наши помыслы к Господу.

Сам Господь послал нам Сына Своего, для того чтобы Он очищал души наши от всего

тяжкого, греховного, земного. Только обратив свою душу к Иисусу Христу, можно

получить Милость Господню, Господне Благословение. Путь к Господу - только через

Иисуса. Господь не дал нам других путей.

Но Лёля не может получить Благословение Господне. Это оттого, что она в Бога не

верит. Вернее, она думает, что верит, но вера её неугодна Богу: нельзя верить в

Свет Господень, и практиковать чёрную магию, одновременно с верой во Всевышнего.

Чёрная магия - удел нечистого, и поэтому невозможно верить в Бога, и поклоняться

дьяволу, в то же самое время. Каждый из нас должен выбрать одну сторону - Свет

или Тьму, Иисуса или падшего ангела. И в этом выборе не может быть никакого

компромисса: Богу всё видно, и Он видит, на чьей ты стороне. Бог наш вездесущ, и

Ему видна душа твоя, как на ладони. Он знает, что у тебя на уме. Ему видны все

твои помыслы, все твои мечты. Твоя душа - это часть Господа, искра Святого Духа

во тьме. И поэтому Бог завещал нам молиться только Ему, доверяться только Ему,

петь свои молитвы Ему, и никому другому. Только в молитве, мы соединяемся с

Господом. С помощью молитвы, ты получаешь доступ ко Всевышнему, и Сам Господь

посылает тебе помощь, посылает тебе поддержку. И, без поддержки Господа, легче

лёгкого пуститься во все тяжкие, и продать дьяволу свою бессмертную душу.

"Царю небесный, Утешителю Души Истинный, Ты Единый во всем есть, и Волей Твоей

все исполняется...Ты Есмь Немеркнущий Свет, Вечный Мир и Сокровище сердец

преданных, нам жизнь дарующий...Пребуди в нас, очищай нас от всякия скверны,

даруй Спасение, Надежду и Прощение всем нам, призывающим Имя Твое..." - я пою мою

молитву тихонько, и чувствую, как тепло разливается по всему моему телу. Тепло и

покой, безмятежность и лёгкость - я чувствую Господне Присутствие в сердце моём,

в солнечном сплетении, там, где душа. Я чувствую, что Господь держит меня в своих

ладонях. И нет на Земле лучшего чувства."

-Да, Господь всё видит! - подтверждает, кивая головой, дядя Лёша, - Ты знаешь,

что Он видит нас, прямо здесь и сейчас?

-Да, я знаю... - тихо отвечаю я, хотя ещё пять минут назад не догадывалась об

этом.      


Позови Господа.

Утром воскресного дня я просыпаюсь поздно. Я уже опоздала на богослужение в нашей

Баптистской церкви. Но я ещё могу успеть в мою Православную церковь. Прошлой

ночью, я видела такой ужасный кошмар, что я даже не хочу тебе о нём рассказывать.

Дело происходило в моём родном городе, где-то там, за краем Атлантического

Океана. Когда я вижу эти доморощенные кошмары, мне сразу становится понятно, что

ночью ко мне приходила Лёля. Она научилась насылать кошмары на людей, в этом

часть её дьявольского искусства. Но, если её нечистому духу и удаётся проникнуть

в мои сны, наяву я больше не даю ей такого шанса. Стэффани борется за мою душу, и

с её помощью я могу прогнать Лёлю. На руке у меня - три тонких царапины, которых

не было вчера вечером. Я накладываю пластырь, чтобы они не кровоточили, и начинаю

петь:

"Даже если дьявол против нас, даже если нас ждут трудности и лишения, мы не

сдадимся...С тобою Бог, душа моя, с тобою - Бог!"

Я вспоминаю автора этого христианского гимна: его звали Гораций Спаффорд, он

жил в девятнадцатом веке. Я знаю, что и он прошёл в своей жизни через много

невзгод и страданий, и знаю, что он и его жена стали христианскими миссионерами и

несли людям христианское учение до конца своих дней:

"С тобою Бог, душа моя, с тобою - Бог!"

Я понимаю, как добр был Мой Бог ко мне, и вся тяжесть прошлого вдруг оставляет

меня. Я чувствую Свет Господень, и все заботы земные покидают мою душу. Эти

старинные гимны полны Чудес Господних, полны Света Божьего. Их пели многие

поколения христианских верующих, и поэтому эти гимны стали самой верной дорогой к

Всевышнему. Помимо гимнов, ты так же можешь петь свои любимые строки из Библии.

Открой Библию, найди там ту часть, что тебе по душе, и пой её. Необычайной

целительной силой наделены Псалмы Царя Давида, что в Ветхом Завете, а твой голос

- лучший музыкальный инструмент, созданный для тебя Самим Богом. Ты порадуешь

Создателя Своего, если споёшь Ему свою любимую христианскую мелодию. Спой песню

Богу Нашему, взови к Нему своим собственным голосом, и ты почувствуешь Его

Присутствие, сразу же. Тебе не придётся долго ждать.

Я часто возвращаюсь к одному библейскому отрывку, который не перестаёт радовать

меня:

"От всего сердца, скажи Спасителю: О, Мой Бог! Мы должны поклониться Тебе, чтобы

Ангел Твой Господень спустился с небес, и позаботился о душах наших..."

Мне кажется, эти строки так подходят к моей жизненной ситуации...Как я нашла их?

Я открыла свою Библию, и эти слова оказались прямо передо мной!

Я целую Имя Моего Бога в моей старинной Библии, после того как я завершаю свои

утренние молитвы:

"Отец Наш Небесный, всегда будь со мной!" - шепчу я Создателю и Спасителю моему,

- "Пресвятая Троица, пребудь в душе моей..."

После утренних молитв, я иду на кухню, и нахожу там бисквитные печенья, что испёк

сегодня с утра мой супруг.

-Как ты сегодня хорошо смотришься! - говорю я Трэнту, - ты что, бороду постриг?

Я целую его щеку, трусь об его подстриженную бородку своим виском. Трэнт сидит,

совершенно увлечённый своим компьютером, и я оставляю его там, в гостиной,

надеваю свои парадные сандалии, хватаю шарфик, и выбегаю из дома. Мне надо успеть

на богослужение, мне надо успеть, обязательно надо успеть...


Принцесса была ужасная, погода была прекрасная.

Мою лучшую подругу тоже звали Саша. Печально, но и она, как назло, оказалась в

самом эпицентре моего кошмара: там, в моём родном городе, двадцать пять лет

назад. Теперь, я даже не могу вспомнить о ней без того, чтобы перед моим

мысленным взором не возникла Лёля. Один раз, всего только один раз, мы с Сашей

говорили о Лёле. И именно этот наш разговор Лёля до сих пор не в состоянии

забыть. Из-за этого разговора, она до сих пор приходит по мою душу. Дело в том,

что Лёля подслушала мой телефонный разговор с Сашей. Мне больше некому было

пожаловаться, так что я как-то раз рассказала все мои проблемы Саше: и о том, что

мне никак не удаётся отвязаться от Лёли. И о том, что она преследует меня, куда

бы я ни уезжала. Как противна и страшна она мне. Как её брови выглядят как две

волосатые гусеницы, поселившиеся у ней на лбу. И, во время разговора с Сашей, я

совершенно забыла о том, что Лёля прослушивает мой телефон. (У неё к тому времени

был сотовый телефон, и она каким-то образом подключалась к моему домашнему

номеру, чёрт её знает, зачем.) Я иногда даже слышала её дыхание в трубке, во

время моих разговоров с друзьями. И, подключившись к моему разговору с Сашей, она

наконец узнала, что я думаю о ней.

Я сама никогда не была особенно откровенным человеком. Мои родители хорошо

научили меня скрывать свои мысли, прятать их от посторонних ушей...Например, я

никогда бы не смогла сказать отцу, что мать моя зовёт его "шизофреником", у него

за спиной. И я никогда бы не смогла сказать матушке:

"Ты знаешь, папа вчера назвал тебя "сукой", когда мы с ним в магазин ходили...Три

раза."

И поэтому, я конечно не была откровенной ни с Владленом, ни с Лёлей. Я не сказала

ему, что его поцелуи вызывают у меня тошнотворную реакцию. Я так никогда и не

сказала ему, что его собственный нож - это нож моего отца. Я не сказала ему, что

его самодовольство и наглость мне далеко не по душе. Но он был такой красавчик,

что мне не хотелось портить ему настроение своими критическими высказываниями. И

конечно, я не сказала Лёле, что узнала её голос. Я не сказала ей, что она мне

противна. Я не сказала ей, что она пугает меня своими постоянными звонками. В то

время, это было ещё загадкой для меня: почему сестра Владлена хочет каждый день

разговаривать со мной? Что она желает мне сказать? Чего она добивается от меня?

Ответы на все эти вопросы теперь уже очевидны мне, но тогда, двадцать пять лет

назад, это были тайны, ключа к которым у меня не было.


Всё это случилось уже после того, как развелись мои родители. Или, что будет

вернее, после того как я развела своих родителей. Я была так счастлива, что мне

хотелось обнять весь белый свет. И в тот момент, Лёля ещё раз объявилась в моей

жизни. Началось с того, что я прочитала Лёле смешное детское четверостишие:

"Принцесса была прекрасная, погода была ужасная, или может быть, всё было

наоборот?..."

И, даже ещё до того, как я успела закончить стих, Лёля впервые заговорила со

мной, вместо того, чтобы бросить трубку. Мы с ней говорили обо всём и ни о чём,

но я по-прежнему не могла понять её. Я задавала ей наводящие вопросы, пытаясь

выяснить, почему эта странная Лёля, так ругавшая меня в прошлом году, вдруг

захотела подружиться со мной. Я не доверяла, конечно, её внезапной смене

настроения. Но, несмотря на это, мне приходилось говорить с ней: она звонила мне

ежедневно. Я пыталась угадать её мотивы, но не могла. Иногда, я задавала ей

прямые вопросы:

"Ты во что-то играешь со мной?"      

Она притворялась, что не понимает меня, и опять звонила мне, днём позже. Она

намекала, что знает Владлена. Но, в этом случае, намёки были излишни: я давно уже

поняла, что разговариваю с Лёлей, сестрой Владлена. Я только не могла понять,

какое отношение Лёля имеет к любовным делам своего старшего брата. Но ответ на

этот вопрос был прост, на самом деле. Лёля хотела быть причастной к любовной

жизни своего старшего брата. Потому что она и сама, в какой-то момент, влюбилась

в него. И теперь ей было невыносимо видеть, как он влюбился в кого-то ещё.

Она хотела быть мною, она хотела быть на моём месте но...она не могла. И это

разъярило Лёлю. Она просто не готова была делить своего брата с кем-то ещё. Тем

более, со мной. Я, конечно, не могла быть Владлену хорошей парой: заметив, что

Владлен ходит повсюду со своей Лёлей, я сразу начала терять к нему интерес...

Его нежные чувства к Лёле были слишком очевидны, для меня.


Всё, что тебе остаётся сделать, Владлен, это честно признаться Лёле в своей

любви. Забудь о том, что она - твоя сестра, и будь счастлив с ней. Плюнь ты на

общественное мнение: какая разница, что люди подумают о тебе? Впрочем, нет.

Поскольку ты - политик, тебе как раз важно, что подумают о тебе люди...Политики

такого масштаба, как ты, уже не могут наплевать на общественное мнение. Какая

жалость: кажется, ты попался! Что ты предпочтёшь, Владлен? Любовь, или

общественное мнение?

Тогда, двадцать пять лет назад, у меня было ощущение, что Господь посылает мне

испытание. Сразу после того, как я отказалась от своего собственного отца, мне

надо было отказаться от человека, в которого я была по уши влюблена. Могла ли я

отказаться от человека только потому, что у него в руке - нож моего отца?

(Длинный охотничий нож с единственным лезвием и складной ручкой, на которой были

оттиски медведей, кабанов и прочей дичи...)

Я чуть не заплакала, когда Владлен впервые показал мне этот нож. В тот момент, я

вдруг поняла, что наш роман уже подошёл к концу. А я только что сказала ему, что

я никогда его не оставлю, что я всегда буду с ним! И, в следующий момент, в свете

уличных фонарей, в его руке заблестел клинок. В руке Владлена был нож моего отца.

И наш роман оказался его первой жертвой.

Цель всего на свете.

После того, как я поговорила с Сашей, Лёля наконец отвязалась от меня. Я

чувствовала некоторую неловкость из-за случившегося. Лучше было бы, конечно,

чтобы Лёля не знала, что я о ней думаю. Но я не могла забрать обратно мои

собственные слова из Лёлиных ушей. Правда была в том, что Лёля довольно сильно

разозлила меня своей назойливостью, дурацкими кличками, которыми она меня

наделяла, вообще всем своим присутствием в моей жизни. Мне трудно было говорить с

Лёлей, трудно было скрывать от неё правду. Она зачем-то притворялась, что это не

она написала на моей двери "сучка" годом раньше. Я зачем-то притворялась, что

верю ей. И только Саша, моя лучшая подруга, расставила всё по своим местам и

помогла нам с Лёлей перестать притворяться. Нет, Лёля конечно уже никогда не

могла стать моей подругой...Мои настоящие друзья хорошо ко мне относятся.

Поэтому-то я и знаю, что они - мои друзья.


После того, как Лёля оставила меня в покое, странные совпадения, которые я только

могу назвать Божьей Помощью, стали происходить в моей жизни. Внезапно, отец Лёли

стал одним из наших профессоров. Теперь я могла бы поговорить с ним напрямую,

если бы Лёля опять начала доставать меня. К тому же, мой лучший друг, Ванька, был

сыном босса Лёлиного отца. (Отец Ваньки был большой, большой шишкой нашего

маленького городка). Так что я могла рассказать о Лёлином поведении и ему, если

бы мне этого хотелось. Но, честно говоря, мне это даже не пришло в голову: Ванька

долгие годы был моим самым лучшим другом, и у нас с ним были разговоры

поинтереснее...

В тот же самый промежуток времени, моя матушка помогала Лёлиному отцу продать его

дом в деревне. В общем, было просто смешно, насколько мы с Лёлей вдруг оказались

взаимосвязаны. Но всё это уже было ни к чему: Лёля наконец ушла из моей жизни, и

я чувствовала, что мне уже не нужно ничего предпринимать по этому поводу.

Следующей осенью, мы снова переехали: матушке удалось выменять нашу однокомнатную

в высотке на двушку-хрущовку. Так что Лёля опять потеряла мои координаты. Я

почувствовала себя в безопасности, мне показалось, что я наконец хорошо

спряталась от Лёли с Владленом. Я не знала, что грязная ведьмина постель в лесу

уже была приготовлена для меня, и вскоре я почувствую, что именно это значит. Я

не могла тогда понять ещё, что Владлен и Лёля планировали быть связанными со мной

навсегда.

Каждый раз, Лёля появляется в моей жизни внезапно. Болезненное, страшное

воспоминание о ней возникает в моём сознании, когда я ожидаю этого меньше всего:

когда я еду в магазин за продуктами, когда иду в гости к соседке, или просто

когда я остаюсь одна. Лёля приносит с собой плохое настроение, сердечную боль,

приступы паники. И она говорит мне каждый раз, что она гораздо, гораздо лучше,

чем я. Талантливей меня, богаче меня в миллионы раз, знаменитей. Я не спорю с

ней. Самое главное - вспомнить, что я должна сказать ей. И я каждый раз говорю ей

то, что и должна:

-Прочь от меня, нечистый дух! Уходи от меня! У тебя есть своё место на Земле, а у

меня - своё. У тебя есть чёрная магия, а у меня есть Бог. У тебя есть модная

одежда, а у меня есть семья. У тебя есть известность, а меня любит Мой Бог,

Творец и Создатель всего сущего...


Всё-таки, несмотря на свои черномагические изыскания, Лёля временами жутко

наивна. Давеча, я услышала от неё:

-Кто ты такая? Тебя даже на улице никто не узнаёт!

-И Слава Богу! - в ответ, подумала я, - Какая прелесть - я хожу повсюду, и никто

не узнаёт меня, не бежит за мной с фотоаппаратом...

Если бы только мне не приходилось отгонять от себя злых духов каждую ночь, моя

жизнь была бы идеальной! Но тогда, я наверное бы не приблизилась к моему Иисусу,

моему Христу, Спасителю души моей...Только спасаясь от Темноты, я прибежала к

своему Богу, я спряталась от всего нечистого в его спасительных объятиях. Не это

ли было целью моего путешествия по Земле? Я всегда искала того, кто будет

совершенством, кто будет идеалом для меня. И я нашла Его: я нашла моего Бога.   



Источник счастья.

Я сомневаюсь, что люди вокруг меня видят источник моего счастья. Я часто смеюсь,

я постоянно радуюсь новым анекдотам и шуткам, я улыбаюсь окружающим. Не всем

людям дано это понять. (Это оттого, что большинство из них не были знакомы с моим

отцом. Поэтому они не понимают, что я пообещала себе быть необыкновенно

счастливой, как только мне удастся избавиться от него.)

Это чувство, наверное, знакомо ветеранам всех войн: они чувствуют огромное

счастье победы, они счастливы, что им удалось вернуться домой живыми. Это же

самое чувствую и я, поскольку моя собственная битва с моим отцом наконец

закончилась. Война с отцом продолжалась всё моё детство. Когда я была совсем

маленькой, я очень любила моего отца. Но постепенно, чувство любви к нему прошло,

уступило место страху и омерзению. Чтобы только сохранить свою семью, мы с

матушкой во всём угождали отцу. Мне положено было не обращать внимания на его

матерщину, прощать ему все его злые слова. Если я пыталась возразить ему, он

принимался орать пуще прежнего, виня мою мать в том, что я перечу ему. Немудрено,

что я так счастлива теперь: моего папы больше нет в моей жизни. Никто не кричит

на меня каждый день.

Конечно, Владлен заметил моё счастье. Я была счастлива, несмотря ни на что:

встречаясь с мальчиками, расставаясь с ними, знакомясь с новыми, ещё более

интересными людьми, и без труда обрывая старые, надоевшие отношения. Никто в те

годы не мог понять источника моего счастья. Я выиграла битву, я отослала моего

отца подальше от своей семьи, навсегда. И не было ничего важнее этого. Но я не

сказала никому о том, что случилось. Только моя матушка знала. Она стояла рядом

со мной, когда я сказала ей, что мы выдержали достаточно этого сумасшедшего дома,

и она должна пойти и подать на развод завтра утром, не откладывая. И она вдруг

послушалась меня. Мне было семнадцать. Я наконец почувствовала себя взрослой. И

это было необыкновенное чувство.

Конечно же, Владлен захотел отхватить кусочек моего счастья. Он чувствовал себя

ужасно после того, как мы расстались. Я не знала об этом: как только я увидела в

его руке отцовский нож, мне стали неинтересны его переживания. И, после того как

я увидела этот нож в руке Владлена, мне уже больше не хотелось встречаться с ним.

Я видела тот же самый нож в руке моего отца. И я всегда опасалась, что он им

воспользуется против нас с матушкой.

Разумеется, Владлен не мог знать, что я видела его будущее. Я проникла в его

будущее случайно. Это не так трудно, на самом деле: когда ты стоишь рядом с

человеком, посмотри ему прямо в глаза, внимательно выслушай то, что он тебе

расскажет, и начни следовать за его мыслями, в его душу. И вскоре ты увидишь, что

у него на душе, и что с ним произойдёт в дальнейшем...(Я следую за мыслями людей

совершенно неосознанно, просто у меня это получается иногда).

И те вещи, которые я увидела в будущем Владлена, не были привлекательными для

меня: я увидела много красивых женщин в его будущем. Я увидела его забытых детей,

что он подкидывал, как заправская кукушка, в семьи женщин, с которыми у него были

случайные связи. Я увидела, что у него будет двое детей. И меня испугал тот факт,

что эти дети могут оказаться и моими детьми, если я не буду осторожнее с

Владленом. Я увидела, что он принесёт темноту в мою жизнь: жуткое, тяжкое

настроение вдруг охватило меня, когда я проникла в его душу...Тогда, я стряхнула

с себя это настроение, безо всяких раздумий.

Все эти странные открытия заставили меня сбежать от Владлена. Нож в его руке

заставил меня бежать ещё быстрее. Я не понимала ещё тогда, что мне надо бежать

как можно дальше от него. Я думала тогда, что будет достаточно, если мы с

Владленом не будем больше встречаться. Но этого не было достаточно. Нет, не

было...    

Мне просто хотелось побыть одной. Мне хотелось знакомиться с новыми людьми,

оставив историю с Владленом в прошлом. Но он просто не мог оставить меня одну. Он

хотел, чтобы я знала, что он чувствует. Я не хотела этого знать. Но ему

непременно хотелось, чтобы я знала. Так что проклятие, которое он наложил на

меня, должно было показать мне его внутренний мир, полный меланхолии и сомнений

во всём на свете. Ну а он, в результате проклятия, стал забирать у меня всё то

хорошее, что было у меня на душе: всё моё счастье по случаю победы над дьяволом

моей семьи, всю радость бытия, весь мой энтузиазм в предвкушении новой жизни. Он

увидел моё счастье, и он позавидовал этому чувству. Ему было невдомёк, что так

чувствуют себя только победители, только люди, столкнувшиеся со смертельной

опасностью и выжившие в схватке со смертью. Владлену тоже хотелось себя так

чувствовать. Так что он просто прилип к моей душе подобно пиявке, следуя чёрно-

магическим ритуалам, практикуя нечистые обряды, которым его научила чёрная

ведьма. Вместо своих плохих настроений, он получал мои, хорошие, оставляя всю

чернь, всю грязь своей нечистой, больной души мне.

-Он и его сестра стали вампирами, это всё, что от них осталось... - как-то раз,

объяснила мне Стэффани.

Вместо секса, Владлен получил от меня что-то более важное - он получил доступ к

моей душе. Владлен и Лёля действительно нуждались в моей душе: потому что даже

благополучная семейная жизнь, даже важные деловые связи и высокие посты их

родителей не приносили им радости. Им нужен был новый источник счастья. И они

нашли его, в моей душе. Долгие годы, я просто не могла понять этих внезапных

приступов плохого настроения, которые появлялись внезапно и без каких-то видимых,

объяснимых причин. В любом случае, я не была человеком достаточно серьёзным,

чтобы принимать смены настроения близко к сердцу. Настроения приходили и уходили,

я была слишком занята, чтобы обращать на перемены настроения особое внимание. Как

и всегда, я много помогала матушке в саду и с её риэлторской конторой, помогала

сестре с её детьми, слушала дедушкины истории, когда на него нападало желание

поговорить (что было практически всегда). Я старалась окружать себя интересными,

доброжелательными людьми, с которыми мне было весело, с которыми не приходилось

скучать. Мне было хорошо с моими друзьями. С ними, я была счастлива.


Стэффани сказала мне на прощание:

-Саша, ты - создание света. Я чувствую, когда ты молишься, и я вижу это...Так

что, тебе придётся сражаться с темнотой в своей жизни. Это и есть задача света -

сражение с темнотой!

Я знала, я помнила тот момент, когда я перешла на сторону света. Поначалу, я не

была на стороне света, более того: я была достаточно злым ребёнком, и я это

хорошо помню - я могла запросто ударить кого-нибудь, кто мне не понравился. Я

говорила всякие гадости моей бабушке Симе и моему дедушке Коле, это я тоже

помню...Но потом, я увидела, что из себя представляет мой отец. Он не был

созданием тьмы, он был самой тьмой. И я увидела, как плохо он относится к

окружающим его людям. И я сразу же пообещала себе, что я не буду такой, как он. Я

решила быть полной его противоположностью. И противоположностью тьме был свет. Я

ясно видела Свет Господень в моей матушке, она была как будто бы создана из

единого, светлого луча, опустившегося с небес на Землю...

Когда она возвращалась домой из командировки, таща в руках тяжёлые сумки с

продуктами, я выбегала встретить её в прихожую, и она улыбалась мне так, как

будто весь мир вокруг нас был светел и радостен. И не было нигде ни боли, ни

отчаяния, когда она так улыбалась мне. Мой дедушка всегда был светлым, радостным

человеком, и он часто делился со мной этим светом, рассказывая мне необычайные

случаи из своей жизни.

Так что, уже годам к десяти, я принялась искать других людей, в которых был Свет

Божий, искра Святого Духа...Так я и нашла своих лучших друзей. Я стала

чувствительной к свету, я начала чувствовать светлых людей. Я вижу их, как маяки

в ночном небе. Их яркое присутствие озаряет непроглядность ночи, посылает

спасительный луч заблудившимся, попавшим в шторм кораблям. Всегда старайся

подойти ближе к людям, освещающим наш мир, словно маяки. Их присутствие - как

тихая, светлая гавань посреди всех штормов и бурь нашей человеческой жизни.


Сражение в темноте.

Я хочу рассказать тебе о Стэффани в последний раз, перед тем, как мы навсегда

простимся с ней. Я пришла к ней впервые, когда мои кошмары начали преследовать

меня во сне каждую ночь. До этого, мне не приходилось бывать у ясновидящих. Это

была моя первая встреча с человеком, обладающим такими способностями. Её дом

стоял одиноко на краю дороги, рядом с газозаправкой и ларьком с пончиками. Яркие

флаги провозглашали её потусторонние таланты:

"Очистка ауры", "Верну любовь", "Разрешение жизненных проблем".

И, именно в это утро, мне показалось, что я нуждаюсь в срочной очистке моей ауры

от Владлена, Лёли, и страшных воспоминаний о них.


Её лицо было светлым, её глаза сияли. Они были светло-карие, и в них не было

ничего мрачного. Она усадила меня за обеденный стол с белыми резными ножками.

Основания ножек стола подпирали белые деревянные скульптуры крылатых ангелов.

-Мне надо пойти в церковь, и посмотреть, что к чему...Я зажгу свечи, и тогда я

увижу, что происходит с тобой... - сказала мне Стэффани, когда я пожаловалась на

кошмары.

-Да, мне это нравится... - решила я. Мне понравилось, что Стэффани пойдёт в

церковь и зажжёт для меня свечи.

Она принесла мне новости двумя днями позже, и эти новости не были хорошими.

-Саша, эти люди прокляли тебя, много-много лет назад... - сокрушённо сказала мне

Стэффани. Она знала и момент, когда это случилось:

-Твой отец пошёл к матери этого мальчика...Он обещал засадить её детей в тюрьму,

если они не перестанут преследовать тебя. Он испугал их всех, всю семью!

(О, это неудивительно: мой отец был страшен в гневе, мне ли не знать!) Так что,

после того, как мой отец ушёл, мать Владлена и Лёли повела своих чад к чёрной

ведьме: страшной, нечистой женщине. К моему удивлению, Стэффани сказала мне, как

ту зовут:

-Её имя - Наташа, и она показала семье Владлена ритуал чёрного проклятия, который

помог Владлену разделить все его чувства с тобой...Они сделали грязную постель в

лесу, типа могилы...Владлен зарезал большую чёрную собаку, и вытащил собачье

сердце...

-ЧТОООООО??? - закричала я, после того как Стэффани сказала мне про постель и про

собаку, - Чёрная магия - это всё правда???

-Да, - сказала Стэффани, как будто объясняя мне очевидное, - Конечно, чёрная

магия реальна...

-Это и есть проклятие, - пояснила Стэффани, когда я немного пришла в себя, - В

любой момент, после своих чёрных ритуалов, эти двое способны разделить свои

чувства с тобой. Всё их отчаяние, вся их безнадёга достаётся тебе, а взамен они

получают твои положительные эмоции...Они получают прямо-таки сексуальное

удовольствие, присосавшись к твоей душе!

-Они что - как вампиры??? - вскрикнула я.

(Весь ужас ситуации стал наконец очевиден мне.)

-Они не "как вампиры", они и есть вампиры! Это всё, что они из себя представляют.

Для них больше нет пути в Рай, но им всё равно: они никогда и не хотели бы

попасть в Рай, на первом месте...Некоторые существа не годятся для Рая, не угодны

Господу, это сущности мрачных глубин... - вздохнула Стэффани, - И сейчас они

очень удивлены, что, после стольких лет, нам удалось поймать их!

-А обратно это сработает? - мгновенно спросила я у Стэффани.

-В каком смысле? - переспросила Стэффани, она не поняла моего вопроса.

-Если мои мысли - о Боге, получат ли они их? - уточнила я свою идею.

-Без сомнения... - с сомнением в голосе, прошептала моя ясновидящая, - Ты всегда

можешь попробовать...       


И, этим же самым вечером, я начинаю пробовать. Я пытаюсь поделиться с моим

заплутавшимся в жизни красавчиком лучшим, что у меня есть. Как только плохое

настроение подкрадывается ко мне, я начинаю петь:

-Слава Тебе, Боже Наш, Слава Тебе!

Я чувствую, что на меня, словно летучая мышь, налетает аттака паники. Кому-то

сильно не понравилась моя похвала Господу. Паника хватает меня за душу своими

цепкими коготками, но я продолжаю петь. Не удержавшись, паника отпускает меня,

улетает ни с чем. Панике в моей душе нет места, когда я пою Славу Господу Нашему.

Даже злые волшебники не могут навредить мне, когда я пою песню Господу. Господня

Благодать, как лёгкое, спасительное покрывало, опускается на меня, успокаивает

меня, придаёт новых сил. Я во власти Господней, я не видима силам тьмы.

-Замолчи, замолчи, замолчи! - я чувствую, как Владлен исступлённо повторяет, где-

то на другом краю Земли.

Но я не замолчу. Даже если мои руки дрожат, а колени подкашиваются, я не замолчу.

Я опускаюсь на пол, и начинаю петь новую песню, уже стоя на коленях, простирая

свои руки вверх, туда, где мой Иисус:

-Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас! - я пою, и мой

голос становится сильнее, отчётливей, - Пресвятая Троица, помилуй нас, Господи,

очисти грехи наша, Владыко, прости беззакония наша, Святый, посети и исцели

немощи наша, Имени Твоего ради...

Тепло и радость сходят на меня с Небес, Господь обнимает меня, я чувствую

легчайшее прикосновение, как будто чьи-то лёгкие пальцы гладят меня по голове,

дотрагиваются до моих лодыжек, посылают чудесную, спасительную энергию по всему

моему телу. Мне так легко, что я чувствую, будто могу летать.

-Я чувствую Тебя, Мой Бог! - шепчу я, чтобы Мой Спаситель знал, как я рада Его

появлению в душе моей. Слёзы радости текут по моим щекам.

Прошептав Господу моё приветствие, я снова начинаю петь:

-Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй! Слава Отцу, и Сыну, и

Пресвятому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков!

Я пою уже в полную силу своих лёгких. Дверь спальни отворяется, и в комнату

заглядывает Трэнт:

-Дорогая, ты в порядке?

-Не просто в порядке, а так, что лучше не бывает! - я отвечаю ему, и тут голова у

меня начинает кружиться, я склоняюсь всё ниже и ниже над своей спасительной

Библией, я обнимаю её, хватаюсь за неё как за спасательный круг, и все мои

чувства оставляют меня...

...Я чувствую лёгкие руки Трэнта на своих ступнях, когда сознание снова

возвращается ко мне.

-Ну, сколько можно сидеть на диете, дорогуша? Ты же уже в обморок

падаешь...Поджарить тебе гамбургер? - с заботой в голосе, предлагает Трэнт.

-Не надо гамбургер... - я шепчу ему, - просто водички, чуть-чуть...      

На следующее утро, я просыпаюсь поздно. Я слышу, как в кухне Трэнт жарит оладьи.

Шипение сковороды, клацанье тарелок, запах съестного, счастливые возгласы...И я

снова начинаю петь:

-Господи Иисусе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери и всех святых,

помилуй нас!

Следующую молитву я пою ещё громче:

-Восставше от сна, припадаем Ти Блаже, и ангельскую песнь вопием Ти, Сильне:

Свят, Свят, Свят Еси, Боже, Богородицею помилуй нас!

Я пою не вслух, я пою про себя. Но песня моя разносится по всей душе моей, она во

всём существе моём, и она слышна Богу, мне совсем необязательно петь вслух. Даже

если песня моя только в душе моей, она всегда слышна Господу. Так что мне

необязательно петь вслух. Но всё равно, мне надо петь. Потому что это мой путь к

Господу, и Сам Господь слышит меня, когда я пою Ему свои молитвы, когда я приношу

Ему благодарность за Спасение души моей от тьмы грехов моих. Иисус спасает меня

каждый день. И поэтому, я каждый день благодарю Его за своё Спасение.

                ***

Звук грома среди ясного неба. Дождя нет, и молний нет, только гром. Я еду по

шоссе мимо дома Стэффани. Но дома больше нет. Бульдозеры деловито разбивают

остатки кирпичных стен, сравнивая дом Стэффани с землёй. Стэффани здесь больше не

живёт. Теперь, я один-на-один с Лёлей, и с её миллионами, и с её желанием убить

меня. Но это только неопытному взору может показаться, что я - одна. Не

волнуйтесь за меня, со мной - Мой Бог. И Он сильнее Лёли и всех её миллионов. Мой

Бог со мной, каждый день.

Я говорю молитву, я поднимаю крест, что лежит у меня на груди, посередине моего

жемчужного ожерелья, того, что подарил мне Трэнт. Я целую свой крест, я благодарю

Бога за встречу со Стэффани, и желаю ей и всей её семье Света Господнего, Помощи

Господней на все времена, куда бы ни принесли её семью их дальние странствия.



Ангел, который пал передо мной.

-Лёля старалась быть тобою, для Владлена... - так говорила мне Стэффани, - она

пыталась копировать всю тебя: твою походку, твои манеры, то, о чём ты говоришь...

-Зачем это ей? - я спрашивала у Стэффани, каждый раз. Было много случаев в моей

жизни, когда даже мне самой не хотелось быть собой. Мне хотелось быть кем-то, у

кого добрый отец, у кого благополучная семья, кому не надо каждый день

выслушивать воплей и матерной брани. Мне казалось, что это достаточно глупо, если

Лёля, с её заграничными шмотками и её благополучной семьёй, хочет быть мной.

-Владлен был влюблён в тебя, а она хотела, чтоб он был влюблён в неё! - снова

объясняла мне Стэффани, - он занимался сексом с ней, он делал с ней всё то, что

он хотел бы сделать с тобой! Он шептал твоё имя, даже когда он был с ней...

(О, Владлен! Ну прошепчи же имя своей сестры, если уж ты решил переспать с ней!

Есть в тебе хоть капля вежливости?)

Да, зря я тогда отказала Владлену. Очень зря. Только чтобы спасти его от

сумасшествия, только чтобы спасти его от кровосмешения, только чтобы он не пал

так низко, - только ради всего этого я, без сомнения, отдала бы многое, даже свою

девственность. Мне хотелось быть с ним, в любом случае...Но у него был нож. И это

было страшно, для меня. А потом, когда Лёля принялась нападать на меня, мне уже

больше не хотелось быть с ним.

-Он сходил с ума по тебе... - так сказала мне Стэффани, - он ни о чём не мог

больше думать, все его мысли были о тебе. И это испугало его: он понял, что

сходит с ума. Он хотел, чтобы ты знала о его чувствах. И поэтому он пошёл к

старой ведьме, и она научила его ритуалу проклятия. Он хотел, чтобы ты

чувствовала то же самое, что и он, и чтобы у тебя никогда не хватило бы денег для

того, чтобы избавиться от этого проклятия, чтобы избавиться от мыслей о нём...

-Он продал душу дьяволу, только чтобы отомстить мне? Почему он никогда не говорил

мне, что любит меня? Почему? Почему? - я спрашивала у Стэффани снова и снова,

ничего не понимая.

-Нет, Саша, ты ничего не понимаешь... - с тяжким вздохом, говорила мне Стэффани.-

- Владлену ничего не надо было продавать дьяволу, потому что он сам - дьявол! Он

бы даже не посмотрел на тебя снова, если бы ты только отдала ему то, что он

хотел! Он бы тут же оставил тебя, ты была бы ему уже не не нужна! Он любит только

всё новое, понимаешь? Всё то, что он получает, уже больше не нужно ему...


Мы шли через торговый центр, через ряды, сверкающие драгоценными камнями:

красными, жёлтыми, зелёными, синими.

-Лучше бы ты переспала с ним, он мигом бы от тебя отстал... - вздыхая, объясняла

мне Стэффани.

-Я хотела быть с ним, но я не могла! - в который раз говорила я моей

прорицательнице, - его нож...его поцелуй...его сестра...его манеры...

-Каких манер ты ожидаешь от Падшего Ангела? - суровым голосом, поинтересовалась

Стэффани.

-Я не хотела спать с Павшим Ангелом! - отрицательно помотав головой, отказалась

я.

-Хотела! Ты хотела Владлена, и ты это знаешь! - упрямо, повторила Стэффани.

-Я хотела его, но его нож...и его сестра... - снова напомнила я ей.

-Ты стояла у ней на пути, и ей надо было отпугнуть тебя от Владлена, и она это

сделала! Но не в этом дело...Дело в том, что ты мечтала именно о таком человеке,

как он! Ты очень хотела встретить именно его!

-Не припомню! - мрачно ответила я.

-Ну, как же! Вспомни, что он делал с тобой, в твоих мечтах! Он был в твоих мечтах

долгие годы...Неужели ты теперь даже не вспомнишь его?

Стэффани смотрела на меня, и её взор словно обволакивал, проникал куда-то глубже,

в те уголки сознания, куда я обычно никого не пускала. Глаза у неё были

прозрачные, как янтарь медового оттенка, с золотыми вкраплениями. Я вздрогнула, и

щёки мои залились краской, которая дошла до самых корней волос. Я не могла видеть

этого, конечно, но я почувствовала эту растекавшуюся по моим щекам краску. Я

дотронулась ладонью до моей правой щеки. Она была такая горячая, будто мне дали

пощёчину.

-Это был не он...это была просто странная фантазия, я не могла избавиться от неё,

она преследовала меня!  - я простонала, почти не разжимая своих губ.

-Но тебе понравилась эта фантазия, ты уже не могла отказаться от неё... -

шопотом, напомнила мне Стэффани, - и ты от неё не отказалась...

Я кивнула, и слёзы потекли по моим щекам, закапали на плечи серого свитера, в

который была одета Стэффани.

Я знала, что Стэффани увидела во мне что-то, что было трудно объяснить. Фантазия,

которая была так темна и страшна, как самая беспроглядная ночь. Но это была

настойчивая фантазия. Она приходила ко мне иногда, занимая моё сознание, подчиняя

меня себе. Обычно, она приходила ночью. Часто, после того как мой отец кричал,

она являлась мне, принося временное облегчение, временное забвение того ужаса, в

котором мне приходилось существовать в дневные часы. Она приносила мне странное,

почти потусторонее удовольствие, заставляя меня теряться в мирах, неведомых мне.

Я часто шептала себе, после того как мой папа начинал угрожать:

-Господи, если мне суждено быть изнасилованной, то пусть он будет высоким и

красивым, а не таким крикливым коротышкой, как мой отец...

Я знала о странности и неадекватности собственных мыслей, и поэтому я привыкла

скрывать их от людей, окружавших меня. Но я ничего не могла скрыть от Стэффани.

Она была ясновидящей. Она видела меня, как на ладони. Она видела мои мысли, она

видела все мои секреты, была в курсе всех моих странностей.

-И ты заставила Ангела упасть, упасть так низко... - сказала Стэффани мягко, без

обвинения в голосе, вытирая мои слёзы своими тёплыми ладонями. Я не могла

перестать плакать, я не могла перестать рыдать: всё то, что случилось, было моей

виной. Я должна была позволить ему сделать то, что он хотел. Я мечтала о нём, и

он пришёл. Но, в реальности, он оказался гораздо страшнее, чем я представляла его

себе. И поэтому я не сразу узнала его.


Стена, которую невозможно сломать.

Я вижу Владлена на следующий же день после разговора со Стэффани, случайно

заглянув за ширму зелёного шёлка, пока моя матушка смотрит политические новости.

Стэффани была права: Владлен выглядит, как сумасшедший. Глубоко запавшие глаза,

чёрные тени на веках. Пустой, невидящий взгляд его скользит поверх толпы с

транспарантами, ни на чём не останавливаясь, не фиксируя реальности.

-Владлен не может забыть тебя, и это сводит его с ума... - так сказала мне

Стэффани.

Я смотрю на Владлена, и мне становится его жалко. Мой бедный, голубоглазый

красавчик. Мой бедный Владлен. Он стал сходить с ума после нашего расставания. В

какой-то момент, я поняла это: за его дикими выходками мог стоять только

сумасшедший человек. Его тогдашнее поведение было так близко к поведению моего

собственного отца, что это сходство Владлена и моего отца испугало меня: мне

вдруг показалось, что и Владлен, и мой отец являются одной, дьявольской

сущностью. И кажется, я не ошиблась в этих своих подозрениях. Я не могла даже

поговорить с Владленом после того, что он сделал. Я начала бояться его, как я

боялась своего отца: нет смысла говорить с неадекватным человеком, особенно если

у него в кармане - нож. Рядом с таким человеком, я вдруг теряю дар речи. Я уже не

могу ничего сказать. То же самое было и с моим отцом: как если бы его

сумасшествие было высокой, непробиваемой стеной, отделявшей его от мира

нормальных, адекватных, рациональных людей.

Всего один раз, я сделала попытку пробить эту стену, и откровенно поговорить с

моим отцом. Вернее, я написала ему письмо, с просьбой объяснить своё поведение.

Его ответ, как и всегда, не был адекватным: я даже не смогла до конца осознать

направления его мыслей. Мне стало очевидно только одно: что он уже не видит

различия между мной самой, и моей матушкой. Что в его помутившемся рассудке, я -

это она, а она - это я. Это самое письмо стало последним письмом нашей с ним

переписки. Мне нечего было ответить на это письмо.

То же самое произошло и с Владленом: я уже не могла говорить с ним после того,

что случилось. Я знала, кто был на другой стороне стены, что отделяла меня от

Владлена. Там была Лёля.

В любом случае, мне трудно было бы объяснить Владлену, что Лёля и я - совершенно

взаимоисключающие друг друга создания. Так что, если в жизни Владлена была Лёля,

он уже не мог быть моим другом, или любовником, или мужем. На самом-то деле, все

его сожаления по поводу нашего расставания были совершенно излишними. Как только

я увидела, как близки друг другу Лёля и Владлен, я сразу поняла, что хочу быть

как можно дальше от них обоих.


Свеча для молитв.

Похоже, мне не удастся найти того, что я ищу. Так что мне придётся сделать то,

что я искала, своими руками. Моё рубиновое ожерелье сломано, но и это мне на

руку. Теперь, у меня под рукой - тонко гранёные рубины всех размеров. Эти рубины,

в сочетании со свечой из Православного Храма, позволят мне сделать мою

собственную свечу для вечерних молитв. Ну, что ж: начнём, с Божьей Помощью...


Я иду на кухню, нахожу там бокал с позолотой, подаренный нам когда-то мамой

Трэнта. Иду с моим бокалом на улицу, набираю песка из песочницы. Это самый лучший

песок: здесь, в этой песочнице, играют все дети нашего района. Чистую, Божью

Благодать, приходящую в наш мир вместе с детьми, здесь видно лучше всего. Я

глубоко вздыхаю, представляю себя цветком, открывающим свои лепестки навстречу

Свету, навстречу Энергии Создателя. Я зачёрпываю песок ладонью, набираю полный

бокал.

Дома, я беру церковную свечу, целую её перед тем как зажечь, шепчу молитву,

загадываю желание и ставлю горящую свечу в бокал. Крещусь, и наливаю немного

Святой Воды в бокал, вокруг свечи. И снова говорю молитву. Теперь, я кладу все

мои самые лучшие украшения вокруг свечи, на песок: изумрудное сердечко в золотой

оправе (это был подарок Трэнта на нашу помолвку). Рождественский подарок сестры

Трэнта: серебряное сердечко в маленькой рамке. Жемчужное ожерелье с крупными

жемчужинами. Оно, по моему мнению, просто необходимо для обряда очищения от всех

бед и избавления от старых проклятий. И теперь, последнее: рубины. Я роняю три

рубина на самый верх свечи, туда, где пламя плавит жёлтый воск, делая его

прозрачным, жидким и горячим. Теперь, когда три рубина окружают пламя свечи, я

шепчу Молитву Иисуса и крещу себя зажжённой свечой: подношу бокал со свечой к

своему лбу, прижимаю к груди, затем к правому плечу, а потом к левому. Вслед за

этим, я задуваю пламя свечи, закрываю глаза и загадываю желание: признаюсь

Господу в том, чего я хочу. Снова крещусь, смотрю, как дым церковной свечи

образует крест над моей головой. Теперь, я под защитой Господа. Я ставлю мою

свечу перед открытой Библией. Нахожу в моей Библии те слова, что мне по душе, и

пою их:

"Блаженны плачущие, ибо они утешатся...

Блаженны миротворцы, ибо они будут названы Детьми Бога...

Блаженны гонимые за веру, ибо их будет Царствие Небесное..."               

Сегодня вечером, я снова зажгу мою свечу. Я буду петь молитвы Господу, и весь дом

будет в молчании слушать мой голос. И свеча, сделанная мной, будет единственным

светом в моём доме. Она осветит мой путь к Господу. И я буду петь молитвы

Создателю во все дни жизни моей. Я хочу, чтобы Помощь Господня была со мной

каждый день. И поэтому, я каждый день буду просить о Его Благословенной Помощи

для меня и семьи моей в нашей новой земле - Америке.


"Иисус заплатил своей жизнью за грехи мои, Его Любовь ко мне безгранична...

Кровавые капли моего греха были смыты с одежд моих Его Кровью, и одежды мои

убелились, и Отец Наш Небесный простил мне мой грех..."


Я пою слова старинного церковного гимна, и слёзы мои начинают капать на Библию, и

я понимаю в этот момент, что я прощена.



                Конец четвертой части.




На фото: дом дедушки Коли и бабушки Марины, на переднем плане - их самый младший сын, Александр, он держит на руках дочку тёти Майи, Таню