На берегу резко пахло застарелой тиной, скользкими лягушками и... человеком. Рыжая встревоженно повела носом, разглядывая ивняки, густо нависшие над водой. Опасности в них не почуяла, да и слабый запах человека быстро выветрился. По реке плыла чомга, растопырив над гнездом крылья.
- Не достать, - подумала рыжая и потрусила по илистой кромке, оставляя за собой круглые отпечатки.
Сосны, проросшие корнями в песок, потрескивали и скрипели. Раскатился "дробью" дятел, крикнул "уик" и пёстрым клубком метнулся в глубь леса. Чёрные ягоды, облепившие низенькие кустики, уже поспели и таяли во рту. Тёмно-синий сок тут же окрасил язык, вольготно свисающий сбоку. Гадюка выползла из-под пня и свилась кольцами, решив погреться на солнце. Рыжая, на всякий случай, отошла подальше, скусила с черничника ещё несколько ягод и по тропе, стелющейся среди камней, побежала за ветром. Ветер был невероятно вкусный, сообщающий о заячьих следах и мышиных норах, о глухарином выводке и о сладкой травке, растущей возле болота. В животе забурчало, и рыжая остановилась, решая, что можно добыть - быстро и без урона для себя. Мыши отнимали слишком много времени. За зайцем нужно было гоняться, а с пустотой внутри особо не разбежишься. Оставалась глухариха и её подросшие птенцы. Правда, они горазды на хитрости! Но есть хотелось до невозможности, и рыжая застелилась мягкой тенью к яме, где птицы купались в песке и глотали мелкие камушки. Как она не пряталась, её присутствие обнаружили. Глухариха с громким криком вылетела навстречу и упала на землю, имитируя раненую. Но рыжая знала, что лучше положиться на своё великолепное чутье, а не на желание побыстрее схватить коварную птицу. Она отыскала трёх птенцов и со смаком их съела, попила из ручья холодной воды и залегла в углублении, образованном сплетением еловых корней. Ничто её не беспокоило! Она укрылась своей гордостью - пушистым хвостом - и задремала.
А в селении искали пропавшую невестку Шебунчеевых. Вся её одежда, включая нижнюю рубашку, была на месте. Народ до самой ночи бродил по окрестностям, но Светлояра так и не сыскалась - ни живая, ни мёртвая. Ярослав ходил мрачнее тучи, а его мать, потрясая сапожками пропавшей, голосила:
- Колдунья боровая виновата! Глаз у неё дурной! Опоганила наш дом - теперича всё прахом пойдёт!
И никакие уговоры не могли изменить её решения и её характера.