А перед началом чтения рекомендую вам подписаться на мой Телеграм-канал, где я рассказываю, как выйти из матрицы, прокачать свой разум и построить свою действительность. Подпишись и приглашай единомышленников!
Вот ссылка
https://t.me/escapism_station
Покой и безмолвие были не только ощутимы. Это была, так сказать, аксиома этого мира. Река, которой никто не дал название, была тоже спокойной. Течение есть, однако оно настолько медленное, что сломанная полусгнившая ветка, которая оказалась в воде, не сдвинулась с места. Может быть, у этой реки течение останавливается и больше никогда не возобновит свой ход, как и все здесь.
Что бы ты ни делал и не решил — ничего вокруг не меняется. Тьма, почти осязаемая, то спускалась, то немного поднималась вверх.
С момента возвращения Мити прошло уже два земных дня. За это время они вместе с лодочником обошли Белое озеро. Можно было его переплыть, но, по словам лодочника, это не очень приятный процесс, так как вода очень грязная. Да и вспомнить будет легче, если обойти озеро. На все вопросы о сути воспоминаний лодочник не давал конкретных ответов. Большую часть пути он шел впереди и молчал.
— Так и будем ходить вокруг берега или ты скажешь, куда идти дальше? — Задал вопрос Митя.
— Мы будем нарезать круги, пока ты не скажешь, куда дальше. Прости, но этот путь выбрал не я.
Митя нашел что-то новое.
— Это тропинка! Куда она ведет?
— Это парк, — ответил лодочник.
— И что с того? Там есть что-нибудь интересное? Мы с тобой уже день ходим по кругу…
— Это ты ходишь по кругу, а я хожу за тобой. Что в парке, я понятия не имею, интересно это будет тебе или нет. Опаньки, — лодочник устремил взгляд вверх. По его выражению лица Мите сразу стало понятно, что он за чем-то наблюдает с особой вовлеченностью.
— Что там?
— Еще одна жертва заблуждения на счет того, что отсюда можно выбраться.
И Митя увидел. В почти абсолютно черном небе парила птица. В процессе своего «освобождения» она была то ближе к поверхности, тогда можно было лучше ее рассмотреть и даже услышать шелест крыльев, то намного выше, что делало ее почти невидимой.
— И долго она так? — Наверно, чтобы заглушить гнетущую тишину, спросил Митя, внимание которого тоже было приковано к несчастному небесному созданию.
— Это не важно. Слышишь этот еле уловимый шелест?
Митя прислушался.
— Да.
— Так вот… птицы этого вида так не летают. Обычно они чередуют взмахи крыльев с парением, когда крылья находятся в горизонтальном положении. Если она постоянно махает крыльями, то для нее это тревожная ситуация.
— Может она просто удирает от какого-нибудь хищника?
— Это сумеречная зона, товарищ. Здесь никому ни до кого нет дела. Кто-то пытается научиться жить в ней, кто-то пытается выбраться, а кто-то хочет ее понять изнутри!
— И если ее понять, то можно будет выбраться?
— Нет. Просто Сумеречная зона перестанет для тебя быть чужой. Нельзя выйти отсюда. Невозможно здесь родиться или умереть навсегда. Мы все пришли сюда, но далеко не каждый сможет принять это место. И лишь тот, кто обретает смирение, обретет свободу навсегда! Кстати, надо бы перекусить, а то грустно как-то.
Эти три дня Митя думал о чем угодно. Думал он о том, что же это все такое, размышлял над вопросами о том, что ему нужно вспомнить и искал способы побега. Но то, без чего на Земле не обойтись, обрело второстепенный смысл. Еда и питье больше не наделены могуществом. За нее никто не боролся, никто не думал, как заработать деньги и про еду вспоминали редко — если становилось грустно.
— Перекусить? — Для него такие моменты были сродни сюрреалистическому бреду, где реальность и сновидение сплелись воедино, образуя плотный непроницаемый кокон восприятия.
— Да. Я считаю, что традиции нужно чтить. Я же тоже пришел сюда с Земли. Хотя меня тоже неоднократно убеждали, что нет никакой Земли. Что я это все себе просто напридумывал.
— И кто тебя убеждал? Здесь немного людей. По крайней мере, за три дня путешествия черт знает куда, мы не встретили ни одного человека.
— Мы просто не были в поселениях. Это раньше люди скитались поодиночке, а потом, каким-то непонятно-понятным образом, они начали собираться в группы. Эти группы росли, образуя поселения, а некоторые поселения объединялись, образуя целые города, в которых есть своя культура, своя валюта и даже своя религия!
Лодочник встал и, достав из лодки непрозрачный пакет и покопавшись в нем, достал две баночки с йогуртом и одну пачку печенья. Затем вернулся к собеседнику и брату по несчастью в одном лице.
— Все как на Земле, — подвел общий знаменатель Митя.
— Да. Сюда и попадают существа исключительно с Земли. Держи, — лодочник протянул банку йогурта собеседнику.
А в это время, в жирнющем бледном черно-зеленом пузыре, который называется небом, птица продолжала свою борьбу. И с каждой новой попыткой обрести свободу, она летела все ниже к земле. В действительности никакого парения не было, потому что у птицы столько отчаяния, столько стремления и надежды, что боль от сломанного крыла она не чувствовала. Не обратила она внимание и на второе отказавшее крыло, в результате этого то, что недавно было птицей, маленьким мешочком полетело вниз. Последний в ее жизни полет продлился совсем недолго, а, учитывая безветренную погоду, падение заняло от силы секунд пять. А потом тишину прервал глухой удар тушки о поверхность, и все стихло вновь.
— Она умерла? — Тихо поинтересовался Митя, хотя, он подозревал, что ответ будет утвердительным.
— Скорее всего. Разбилась насмерть птичка. Но самое паршивое то, что вскоре она снова появится здесь, снова полетит и снова разобьется. И так будет продолжаться до тех пор, пока ей не станет понятна ошибочность ее действий. Пока она не обретет смирение.
Еще десять минут они молча сидели и ели йогурт с печеньем. Сочетание, которое сначала показалось Мите странным, очень быстро вошло в его повседневность — снова. Во вкусе печенья не было ничего необычного. Такое печенье он покупал частенько. Дешево и универсально — так он частенько говорил самому себе. Но что-то не так. Воспоминания о былом густели и застывали, превращаясь в бездушные камни, которые помнят многое, но рассказать никогда ничего не смогут.
Здесь же, в Сумеречной зоне, в нем что-то кардинальным образом изменилось. Несмотря на весь этот мрак, на всю чудовищность и абсурдность происходящего, ум Мити обрел спокойствие. Не нужно обладать высоким интеллектом, чтобы уяснить то, что человек — это такая тварь, которая приспособится ко всем условиям существования. Вот и получается, что в спокойной Сумеречной зоне, его ум стал размеренней. Ведь спешить некуда, определенного пути нет и задумываться, а, тем более, бояться смерти не стоит — это бессмысленно.
Йогурт отличался своей необычностью вкуса. Такое ощущение, что в него запихнули все возможные фруктовые добавки. Это доказывал очень сложный вкус. Лодочник на днях рассказывал, что все люди, кто пробовал этот продукт, по-разному отзывались о вкусе. Кто-то говорит, что это яблочный вкус, кто-то — апельсиновый, некоторые считают, что это вишня или слива, или ананас. Кусочков фруктов в йогурте не было, так что становилось еще сложнее идентифицировать вкус.
Об этом задумывались все вновь прибывшие, такие как Митя. Но, в конечном итоге, все понимали, что это пустая трата времени.
— Ну что ты там? Готов идти? — Забирая пустые пластиковые стаканчики, спросил лодочник.
— Да, — все так же тихо и пресно ответил Митя. — Мы идем влево, по той тропинке пойдем?
— В парк ведут несколько путей. Можно пойти по этой тропинке, но в таком случае тебе будет сложнее вспомнить.
— Что? Что вспомнить? Ты же говорил, что не…
— Я и вправду ничего не знаю, но чувств это место меня не лишило.
— В таком случае мы с тобой равны и нет особой разницы, по какой тропе идти, — может быть, он бы сказал что-нибудь еще, но внезапно, издалека, послышался звук похожий на шелест листьев, но еще ни на одном дереве он не видел листвы. Легкий каменистый слой пришел в движение из-за легкого ветерка.
Слишком много вопросов в последнее время, и он не стал ничего спрашивать у лодочника на счет ветра. Все же, ветер тут тоже есть. И это уже не первый раз, когда ему пришлось с ним здесь столкнуться.
Но это было не с ним, а с кем-то другим, кто не смог выдержать странный эксперимент по выявлению души. Это повлекло за собой череду смертей, жестоких смертей от неизвестного существа явно не земного происхождения. Эксперимент привел не к выявлению души и даже не к сближению с Сумеречной зоной!
Казимир узнал о случившемся от Аркадия, потом спустился вниз, чтобы…
Выходит, что лодочник был прав, хотя он сам в этом не уверен на все сто. Никакого Михаила, Аркадия, Алены, Макса и Казимира никогда не существовало! Наверно это было логическое завершение очередного сна, где сны никому не снятся, где нет ни единого шанса на освобождение. Убить себя? Нет. Не прокатит. Ведь снова окажешься здесь, и все будет проходить сначала.
— Я не намерен тебя в чем-то убеждать. Поступай так, как считаешь нужным. Но обрати внимание на то, что я нахожусь здесь дольше тебя. Точнее, время моего осознанного пребывания здесь больше, чем у тебя, — выдержав паузу, он сказал. — Решай.
Делать выбор? Но обстоятельства его уже сделали. Благодаря лодочнику, он начал продвигаться. Хотя ему и неизвестно, куда приведет этот путь. Быть может — это гибельный тупик или единственный верный выход для него! Как бы то ни было, но он сдвинулся с мертвой точки. Ну и кроме лодочника никого поблизости нет, так что выбор очевиден.
***
Несколько часов ходьбы прошли в полном молчании обоих. Казалось, что молчали не только Митя и лодочник, но и все вокруг сохраняло молчание своей неизменностью и беспристрастностью. Справа — озеро, слева — возвышение, то ли скала, то ли земля, смешанная со щебнем. Скорее всего, второе, решил Митя, предварительно порассуждав с самим собой о природе всего этого.
Вдали что-то блестело и колыхалось, донося до них еле слышимый шелест. Присмотревшись, Митя узнал в этом что-то знакомое. Обычная пленка, на которой высились вверх серые холмы сена. Это говорило о многом. Во-первых, это первое рукотворное образование, естественно после здания школы и костра, который находился возле выхода. Во-вторых, у Дмитрия вновь загорелась мысль о том, что где-то поблизости есть люди, которые знают что-то еще. По крайней мере, будет несколько мнений и больше пищи для ума на ближайшие месяцы, а то и годы.
Лодочник не сразу понял, почему Дима ускорил шаг.
— Ты куда?
— Там стоги сена!
— И что с того? — Он еле поспевал за свободным от тяжелой ноши Митей. — Помедленнее, товарищ. Мне еще лодку нести.
— Зачем тебе лодка? — Дыхание стало сбитым, что отчетливо слышалось в его голосе.
— А на всякий случай!
— Какой еще случай? За все время нашего путешествия, ты ни разу не воспользовался ей по назначению!
— А для чего ты пытаешься найти выход?
— Чтобы вернуться.
— Некуда возвращаться! Все, что ты делаешь — это бегаешь от себя по лабиринту, который ты сам же и построил! Да подожди ты!
С немалым трудом лодочник смог догнать Диму, схватить его за руку и сбить с ног.
— Что ты делаешь? — Удивленный и в то же время отчаянный, он задал вопрос.
— У тебя паника? Ты совсем помешался! Нет никакого выхода! Любая паршивая дверь с надписью «ВЫХОД» — это всего лишь вход в лабиринт твоих иллюзий. Посмотри на себя. Ты ищешь не выход, ты ищешь забвение. И именно этого хочет от тебя Сумеречная зона. Ты все время убегаешь, но не знаешь от чего. Но тебе никогда не удастся убежать от себя самого. Очнись, слышишь? Очнись!
Предательство и протянутая рука помощи, которая спасает паникующих своим ударом, привела Диму в чувства. Одновременно с этим, Дима почувствовал неприятный холод, который часто его сопровождал, когда приходилось открывать двери ванной после душа, зимним вечером.
«Протрезвел, — сам себе сказал Митя. И это была одна из разумных его мыслей».
— Зачем ты… — начал он, но его перебил лодочник.
— Все мы чего-то хотим. Кто-то всегда идет к серым стогам сена, а кто-то всю жизнь несет на своем горбу лодку. Такова человеческая природа. Как ты мог убедиться, им уже куча лет, так что нет смысла здесь задерживаться.
Наконец, после получасовой ходьбы, они подошли к еле заметной издалека арке, которая вела прочь от побережья — в парк.