Ветер кричал. Неудивительно, что человек в парусных шароварах, Вехров, огромными прыжками бежал через мост против собственного естества и выглядел при этом чрезвычайно страшно, отчего, к слову, значительная часть встречных детей перепугалась удивительно крепко. Но за Вехровым предусмотрительно бежал человек, похожий на кляксу с длинными чёрными руками, в одной из которых вихлялся мешок. Человек, похожий на кляксу, хватал плачущего ребёнка, совал в мешок и удлиняющимися чёрными руками тянулся за следующим. Зрелище было столь необычным, что многие из мужчин хохотали до колик. Впрочем, и это не было проблемой, поскольку с дирижабля наблюдал за процессией господин Ослёв, в докторском халате и с пультом в руке: в нужный момент жал он на кнопицу, опускался, бил смеющегося по морде, жал на другую и поднимался на недосягаемую высоту, демонически поблескивая фальшивым зубом.
На дальнем берегу троица собралась вместе и направилась в кабак стращать девиц. Вехров застращал троих, из которых у одной был кадык. Человек-клякса застращал вчетверо больше, чем намеревался господин Ослёв. Господин Ослёв застращал троих, но при этом ещё двоих развеселил зубом. Потом все отправились восвояси. Так окончился этот великолепный вечер, и тут же наступила ночь. Завелись сверчки. Застыли трамваи и лифты. Опали с домов жёлтые листья светящихся окон.
Выглянувший из-за тучи хитрый месяц застал Вехрова в пикантной ситуации: возле угла костлявого здания пытался он подняться в окно женского общежития. Для этого из окна свисала длинная макаронина. Предполагалось, что Вехров обоймёт её ртом и начнёт всасывать, но поскольку другой конец макаронины был закреплён шурупом, не она должна была втягиваться в Вехрова, а Вехров должен был ползти наверх. Из окна торчали силуэты, но ослепляющий свет из-за их спин позволял заметить только, что они необычайно грудасты. Вехров был весьма взволнован этим обстоятельством, поэтому, конечно же, всё напутал и сам начал втягиваться в макаронину.
Грудастые барышни недолго потешались над незадачливым Вехровым: вскоре он втянулся в макаронину настолько, что она сама стала вытянутым и истончённым Вехровым, прилаженным за один конец к подоконнику. Затем он принялся сокращаться и утолщаться, пока не превратился в обыкновенного себя, но грудастые силуэты тут же обернулись человеком-кляксой и господином Ослёвым. Все они были опечалены этим событием.
— Ну вот, — пробасил человек-клякса, — остаётся только разойтись по домам.
Господин Ослёв вздохнул и первым пошёл прочь сквозь визги женского общежития; остальные последовали за ним.
— И всё-таки не могу понять, — нерешительным тоном сказал Вехров, когда они уже шли по улице. — Можно ли считать меня прежним Вехровым? Технически, кажется, совершенно невозможно.
— Это старая загадка, — равнодушно произнёс господин Ослёв. — Это парадокс…
— Не скажите! — Вехров воодушевился. — С другой точки зрения, подобное происходит каждое мгновение.
— Это не так. — Господин Ослёв, казалось, был оскорблён. — Вы сравниваете естественное с неестественным.
Беседа прервалась. Троица вывернула на залитый тускло-серебристым пустынный проспект.
— Слышите? — поднял страшный палец человек-клякса. — Стреляют.
Вехров пожал плечами.
— И всё-таки это неверно. С каких пор действия естественных существ могут считаться неестественными?
— Да что вы заладили, Вехров? Это, в конце концов, неприлично! — господин Ослёв заметно занервничал. — Это, в конце концов, невозможно! Это, в конце концов, несущественно!
Пока Вехров возмущённо глотал воздух, человек-клякса, шедший посредине, обнял оппонентов вытянувшимися руками.
— Вы оба правы, — благодушно известил он. — Это означает, что оба вы ошибаетесь. И, раз вы оба ошибаетесь… понимаете мою мысль? Один застращал троих, из которых у одной был кадык. Второй застращал вчетверо больше, чем намеревался третий. Третий застращал троих, но при этом ещё двоих развеселил зубом. Понимаете мою мысль?
Вехров и господин Ослёв восхищённо глядели на человека-кляксу.
— Понимаю, — шепнул Вехров, господин же Ослёв только кивнул.
Свернув с проспекта в неосвещённый проулок, троица вскоре подошла к усеянному листьями холму. Месяц проделал уже две трети своего пути и не собирался останавливаться. Из-за ровного гула фабрики доносились звуки отдалённого веселья.
— Вот, — кивнул Вехров на вытоптанный пятачок на самой верхушке холма, — это и есть то самое место. А вон там, — указал он рукой куда-то влево, — твоя машина.
— Вижу! — почему-то обрадовался господин Ослёв виду своего привязанного дирижабля. Затем он снял халат и отдал человеку-кляксе. Тот растянул его в несколько раз и, аккуратно расстелив на пятачке, радушно пригласил остальных.
Троица легла на животы и наблюдала, как видимая часть Луны приближалась к горизонту.
— О! — Человек-клякса встрепенулся и чуть поднялся. — Слышите? — и расплылся в мечтательной улыбке. Вехров и господин Ослёв прислушались и радостно переглянулись.
Человек-клякса прикрыл глаза и с наслаждением повторил:
— Стреляют…