Тореадор

               
 
   Это был еще крепкий старик, широкий в кости, совершенно квадратный, ходил вперевалочку. Если его хотели позлить, то называли Тореадор. Откуда это испанское слово в сибирских краях? Я не знал. Знал только, что старик не любит, когда его так называют. Чаще, однако, старика называли уважительно - Егорыч. Рассказывали, что раньше он был неимоверной силы и большую часть своей сознательной жизни проработал в деревенской кузнице.
   Это был своеобразный дед. Не признавал никаких авторитетов. Любил, чтоб старших почитали.
   Рассказывают такой случай. Дело было в общественной бане. Зашел он как-то в парную, попариться. А там тесновато и уже кто-то хлещется на верхней полке. За паром не видать:
  -Эй, парень, подвинькося! - просит Егорыч. А тот знай - нахлестывает себя, да еще и растянулся на всю полку.
  - Посторонись, - снова кричит Егорыч.
  - Ты что орешь, это же второй секретарь, - говорят ему тихонько. А он снова на всю баню:
  - А мне все равно: что второй, что первый - в бане все равны! И с этими словами потянул “товарища” за ноги. Тот и загремел по ступенькам!
   Другой раз, рассказывают, шестеро мужиков его пьяного связывали - управиться не могли.
   Как выпьет - так ему бороться надо, силой мериться.
   И только Афанасьевна, жена его, учительница, добрейшее существо, находила на него управу. Домой он пьяным не смел появиться, стеснялся. Чтоб протрезветь, однажды, когда перебрал лишнего, часа два в сугробе специально отлеживался: боялся обидеть хозяйку.
   Я заинтересовался прозвищем старика. И вот что мне рассказали старожилы.
   Это сейчас искусственное осеменение затмило былую славу быков. А раньше хороший производитель целого стада стоил. В начале шестидесятых годов колхозы получили большую самостоятельность. Решил и колхоз “Искра Урмана” раскошелиться - купил двух быков-производителей.
   Один из них попался злющий, как тигр. Наверное, таких испанцы откармливали специально для корриды. Со своими основными обязанностями он справлялся неплохо, а “в свободное от работы” время гонял по деревне всех почем зря. От крика: “Борька идет!” холодела кровь в жилах, и все живое скрывалось за заборами.
   Не “праздновал” Борька никаких загородок, если вырвется на волю, трудно было завернуть его обратно, в загон.
   Дело дошло до того, что поставили вопрос на правлении колхоза: “Как обуздать строптивого быка?”. Поручили кузнецу найти на него управу.
   Егорыч, в компании с дюжими мужиками, загнал быка в приспособление, в котором подковывали жеребцов. Подвесили быка, вставили в ноздрю кольцо, подпилили рога, да еще и доску из хорошего листвяка на них надели. Все сделали добротно, по-крестьянски. Бык орал благим матом, пока над ним издевались, хотя ничего не мог поделать. Но зато, как только его отпустили на волю, обидчикам пришлось не сладко: улепетывали - только пятки сверкали. И Егорыч часа два был в кузнице на осадном положении, пока Борька вокруг ходил.
   Лиственная столешница все-таки не выдержала - разлетелась на мелкие части, но свое дело сделала - спасла мужиков от беды.
   Однако мужики успели заметить главное: доска закрывала обзор впереди, и он на какое-то время упускал из виду того, на кого направлял свое грозное оружие - рога. Поэтому на очередном наряде Егорычу предложили сделать для бодливого быка железную доску.
   Через два дня такая доска была произведена на свет, и снова, и помощью мужиков, Егорыч водрузил ее на рога быка.
   На этот раз Борька рассвирепел не на шутку. Когда его отпустили, он загнал по домам все деревенское население. Пряталось за подворотни все живое, когда он летел по улице: люди, кошки, собаки, куры и утки...
   Бык пронесся от кузни через всю деревню по центральной улице, подскочил к правлению колхоза и начал его “штурмовать”. Как он узнал, где находится центральный “штаб” его издевателей, до сих пор не понятно. Но факт остается фактом. Железная доска на рогах у быка превратилась в стенобитное орудие. Стены правленческого пятистенника сотрясались от грозных ударов.
   Председатель колхоза, Иван Михайлович Мигалкин, в окружении счетных работников взывал о помощи. Но к быку боялись приблизиться.
   Побежали за кузнецом Егорычем. Кому, как не ему, выручать начальство. Он заварил кашу - ему и расхлебывать. Любопытные уже обступили “поле боя”, наготове стояли мужики с копьями. Кто-то побежал на всякий случай за ружьем.
   Егорыч был мужиком не робкого десятка. Вооружившись железным прутом, он стал подкрадываться к Борьке, пока тот увлеченно сокрушал правление. План состоял в том, чтобы подойти сзади и “стебануть” железным прутом быка “по самому чувствительному месту”. А затем, пока он очухается, продеть веревку в кольцо на носу и таким образом успокоить быка.
  Но не успел кузнец приблизиться к Борьке, как тот поймал его хорошо развитым периферийным зрением, резко повернулся, - не успели зрители ахнуть - уже катал квадратного Егорыча по площади, как футбольный мяч, если бы футбольный мяч был квадратным.
   Мужики с кольями кинулись выручать кузнеца и еле его отстояли. Борька бросил свою жертву и погнал зрителей по домам.
   Егорыча отправили в больницу. А быка решили той же ночью прикончить.
   Борька, “размявшись”, вернулся в свой “гарем” на ферму, наелся и растянулся спать, не подозревая, что это была его последняя ночь на этом свете.
   Егорыч отлежался, но с тех пор и на всю жизнь за ним закрепилась испанская кличка “Тореадор”.