Здесь я был по настоящему счастлив. Хотя место это никогда не было моим домом, даже просто моим не было.
Я хочу вам рассказать об усадьбе, затерявшейся в предгорьях Кавказа, на берегу нето ручья, нето горной речушки. Недалеко от миниатюрного нето пруда нето озера.
Настоящей хозяйкой этого места была моя тёща Лилия Васильевна. Мамой я её никогда не называл, по причине её строгости. Строгость эта проявлялась не в словах, не во взгляде, а в поступках:
Бывало возьмёшься поправлять забор, вытащишь для этого подходящую доску из сарая... А тёща тут, как тут со своими замечаниями.
Мол, почему не спросил? Мог бы доску и похуже взять. Я эти специально отложила, чтобы крышу чинить. Видишь, все они широкие, да прямые, как на подбор...
Я молча возвращал доску на место, находил во дворе завалящую гнилушку и с чувством ущемлённого достоинства, прибивал её к дырявой изгороди.А доски её "отборные" продолжали лежать, крышу то чинить было некому кроме меня.
Тесть Леонид Иванович, тот всё больше с машиной возился, да резьбой по дереву увлекался. Набрал на лесосеке пеньков, привёз и свалил во дворе. Потом из этих корявых уродцев стали вырисовываться вполне человеческие лица. Но на забор, который упал, на крыльцо покосившееся, на крышу прохудившуюся не обращал никакого внимания.
Тёща была на грани отчаяния, когда в дождь пришлось эвакуироваться из дома в кухню, над которой крыша ещё не протекала.От бездеятельности тестя и сарай, от прошлого хозяина, в котором он держал корову, рухнул. Так как Леонид Иванович разобрал все внутренние перегородки за ненадобностью, на дрова. Упал он не от старости, а от безграмотности нового хозяина в строительном деле.
К тому времени я окончательно влюбился в это живописное место и потому вызвался покрыть крышу над домом и над кухней рубероидом.
Тёща, как всегда сама подготовила фронт работы. Закупила нужный материал и буквально на своём горбу, всё это затащила в дом.
Тот отпуск я не забуду никогда. Повезло мне и со временем. На дворе стоял июль - самая жаркая середина лета. Почти весь свой отпуск я не слезал с крыши. Сколотил для этого пару приспособлений, лестницу и вооружившись молотком ползал по раскалённому рубероиду и закреплял его металлической лентой и гвоздями, которые приходилось вбивать не в плоские доски, а в круглые жерди из которых состояла стропильная часть конструкции. Для того, чтобы гвоздь не прошёл мимо, мою работу корректировала с чердака жена.
И это была только основная работа, не считая того, что во дворе мы сушили и коптили яблоки, варили варенье, делали вино, собирали в лесу алычу и ажину. Ещё я таскал с реки воду, водопровод к тому времени приказал долго жить, а моего материального положения исправить ситуацию, явно недоставало. Также заготавливал дрова. От топора руки покрылись кровавыми мозолями. Но я не унывал. По вечерам, сидя в виноградной беседке с женой и дочкой, сочиняли письма родным, в том числе отчитывались перед тёщей о проделанной работе и даже шутили по этому поводу.
Например сообщали, что начали крыть крышу рухнувшего сарая, т.к. она лежит на земле и на ней удобнее работать. Тесть потом рассказывал, что они с женой подумали, что я или пьян, или сошёл с ума. Да я и сам бы так подумал.
Словом к концу отпуска крыши сияли, как новые.
Потом ещё долго они удивляли местное население своей необычной стойкостью к природным катаклизмам. Не брал их не снег, не ветер, не дождь проливной.
Даже Баркашовцы, которые в девяностые ломали дом и решили разжиться рубероидом, Не смогли его снять. Он буквально приварился к жердям и к металлической ленте.
И дядя Витя, наш сосед, поговаривал: "если бы не крыша, домик ваш давно бы рухнул. Хороша кровля получилась!"
Другой отпуск я посвятил борьбе с зарослями, которые буквально обступили наш участок. Я рубил молодой орешник и складывал его в изгородь. У меня получался внушительный завал непроходимый для человека.
Даже окружающий пейзаж изменился. Кроме крон деревьев стали видны горы. И солнца стало больше и ветерок свежее дул. Словом стрижка окружающей среды пошла на пользу.
В тот год тёща с тестем отдыхали в Абхазии в санатории. А там случился грузино-абхазский конфликт с перестрелкой. Им пришлось срочно эвакуироваться оттуда и нагрянуть к нам на дачу, так мы стали её называть.
Решив отметить приезд и удачное вызволение из ситуации, мы с тестем купили на горе самогонки, водка в то время была в большом дефиците, выпили как следует и поругались не весть почему.
Тесть схватил ружьё и собрался меня пристрелить. Я конечно не сдрейфил, пьяному море - по колено, и спокойно сказал:"Валяй." Тут набежали бабы, ружьё отняли, а нас уложили спать.
Утром мы помирились, но больше эту гадость не пили. Видимо её одурманивающий эффект дал такой результат. А может, как в поговорке: " что у трезвого на уме, то у пьяного на языке."
Жаль, что счастье продлилось не долго. Грянула перестройка. Электрические провода своровали и мы остались без света. Дачи начали активно грабить, ломать двери и окна. Тёща даже записку оставила следующего содержания:
Уважаемые, воры.
В доме ничего ценного нет,
Не ломайте пожалуйста двери.
Но эти сволочи не верили и каждый год их ломали.
Потом и вовсе наступили мрачные времена. Пришли баркашовцы и устроили из наших близ лежащих дач тренировочный лагерь.
Наш дом и кухню разобрали до фундамента. Из сухих досок и столбов сделали себе полосу препятствий и тренировались на ней с утра до вечера.
Чуть позже кто-то из них забил нашу соседку-еврейку до смерти, требовали денег, а чтобы скрыть следы преступления, завернули её в половик и подожгли.
Улица наша опустела, стоят лишь редкие дома, смотрят на свет пустыми глазницами окон.
Из пекарни, которая кормила весь посёлок хлебом, сделали Храм Божий, видно грехи замаливать. Только тем, кто грешил, он не нужен, у них своя вера, свои идолы...
Давно не был на развалинах дачи. Всё порываюсь съездить, а на сердце - боль, как перед визитом к покойнику на могилку.
Что за страна!? Так мало счастья и так много горя и слёз.