Часть 7
На следующий день, Полина Сергеевна, в сопровождении следователя и оперативного отряда милиции, отправилась в клинику, где до сих пор работал ведущим специалистом бывший муж Галины, Орехов Игорь Павлович.
Сколько бы лет ни прошло после того дня, Полина никогда не забудет встречи со своим главным врагом всей жизни.
Предъявив охраннику на входе в клинику свое удостоверение юриста, она вслед за следственно- оперативной группой вошла в здание клиники. Немного испуганная визитом милиции, дежурная сестра показала им дверь ординаторской, где в это время находился главный врач больницы. Он же анестезиолог Орехов.
Постаревший, поседевший, но все еще не потерявший бывшего лоска доктор, поднял голову на вошедших. Он что-то писал, сидя за столом. В глазах его сверкнул гнев, тут же на короткое время сменившийся откровенным испугом. Но лишь на долю минуты доктор потерял самообладание.
Он мгновенно пришел в себя и притворно улыбаясь, поднялся навстречу людям в форме.
«Чем обязан, господа, вежливо осведомился Игорь Павлович. - Что-нибудь случилось с кем- нибудь из моих больных? Или персонал клиники что-нибудь натворили?»
Полина решительно отведя в сторону руку старшего по званию оперативника, пытавшегося ее удержать, шагнула вперед. Сердце ее бешено колотилось. Глаза излучали такую ненависть к этому лощеному , но порядком потрепанному жизнью ловеласу, что казалось, что женщина сейчас вцепится ему в горло.
«Узнаешь? - прохрипела она .- Вижу, что узнал, негодяй. Во первых, где моя мама? Во вторых, где моя мама. В третьих то же. По хорошему укажи, где она. Клянусь, если ты чем-нибудь навредил ей, я сделаю все для того, чтобы ты получил по максимуму»
С трудом оторвавшись от яростного взгляда бывшей падчерицы, доктор заметно дрогнувшим голосом обратился к оперативникам - «Что вам нужно, господа? Кто вам дал право врываться во вверенное мне лечебное заведение? И кто эта сумасшедшая женщина? Почему я должен перед ней отчитываться и знать что-либо про какую-то маму. У вас ордер есть на какие-либо действия в моей больнице?»
Следователь, прибывший вместе с опергруппой, выложив перед доктором несколько документов, заверил того, что они имеют полное право на тщательный досмотр помещения клиники.
Игорь Павлович трясущимися руками попытался набрать какой-то номер на своем мобильнике, но следователь вежливо попросил не делать этого. Забрав телефон у подозреваемого, он присел за стол доктора. Попросив позвать парочку понятых из числа медперсонала, он занялся допросом доктора.
Полина Сергеевна, одарив доктора нелестным замечанием о его потрепанном виде, самостоятельно отправилась на поиски матери. Она методично обходила палату за палатой. Обойдя весь второй этаж, на котором находился кабинет анестезиолога, Полина вернулась на исходную точку. Туда, где вёлся допрос.
«Простите, - обратилась она к следователю, - можно мне задать вопрос подозреваемому?» Получив разрешение, она с нажимом проговорила, с ненавистью глядя в бегающие глаза бывшего отчима. «По хорошему скажи, где мама? Тебе же лучше будет. Квартиру хотел отжать у бывшей жены? А ты на нее права имеешь? Дрянь. Бросил мать в трудную минуту. Мою жизнь испоганил. Еще и квартиру отца моего решил к рукам прибрать. Да кто ты такой?»
И тут Игорь Павлович не сдержавшись, выдал себя, что говорится «с головой».
«А ты кто такая? О матери вспомнила. Да ты же сама орала, что она тебе никто. И знать ты ее не желаешь. Ты же отказалась от матери. А сейчас приперлась виноватых искать? Мать твоя безумна. Она совсем тронулась на почве ревности. И на квартиру я имею полное право. Хотя бы как отец ее внука»
Полине показалось, что в ее голове взорвался снаряд. «Ах ты мразь, - с трудом ворочая языком прошептала она.
И тут она поймала на себе взгляд молодой «медички» стоящей у окна. Приятную внешность женщины портили прищуренные, полные злобы глаза. Короткая стрижка, прямой , аккуратный носик, крупные губы. Полина могла бы поклясться, что никогда раньше не встречала этой женщины. Но что-то в ней ее настораживало и казалось знакомым. И тут ее словно осенило. «Брови прямые, как карандаш. И родинка на виске. Совсем рядом с глазом. Кажется, левым» - всплыла из памяти фраза ее соседки старой Катерины.
«Да это же она! Медсестра, что к маме ходила»
Полина , не отводя глаз от ненавидящего взгляда медсестры, громко произнесла обращаясь к следователю «Николай Петрович, вот эта особа ходила к моей маме в качестве медсестры. И ключи от нашей квартиры, скорей всего, у нее. Я ее по описанию соседки моей узнала.»
Следователь, привыкший за свою практику к разным неожиданностям, тут же дал распоряжение оперативникам временно задержать указанную гражданку для выяснения личности и опознания ее свидетелем.
Полина Сергеевна, буквально задыхаясь от напряженной атмосферы кабинета, наполненной злобой и ненавистью допрашиваемых, вышла в коридор. Как ни странно, но коридор был совершенно пуст. Видимо медперсонал, чувствуя надвигающуюся грозу, попрятался по своим кабинетам. И только в конце коридора, опираясь на костыли, стоял старичок из больных.
Полина медленно побрела по коридору, обдумывая свои дальнейшие действия. Когда она поравнялась со стариком, тот негромко спросил, глядя почему-то, в другую сторону. «Это не ты мать ищешь?»
Полина резко остановившись с мольбой посмотрела на деда. «Я ищу! Я, дедушка. Вы что-то знаете?»
«Пойдем с глаз долой. На лестницу. Вон ту, что на чердак ведет»
От старого больного Полина узнала, что в клинике есть несколько потайных боксов для «особенных» больных.
«Внук у меня в наркоту ударился. Семнадцать лет, а уж совсем пропащим был. Как он сейчас, не знаю. Пол года дома не был. Дочка иногда появляется. Говорит, что всё в порядке. «
Полина нетерпеливо перебила старика, напомнив ему, что тот обещал рассказать ей об «особенных» больных и потайных боксах, где те содержатся.
«Так я и говорю- слегка обиделся старик. - Внук в таком боксе лежал. В этой больнице, это точно. Дочка денег на его лечение впалила столько, что можно было новую квартиру купить. На свиданку дочку ко внуку не пускали. Потом парень выписался и рассказал, что в подвале каком-то лежал. Один в боксе. И вроде слышал, как рядом за стеной кричал кто-то как под пытками. Я сюда полгода назад попал. С инсультом. Дочка врачу приплачивает, чтобы он меня не выпускал отсюда. Я как-то разбушевался. Говорю, мол, что здоров давно. Домой, мол пора. А доктор тот, который Игорь Павлович, здорово навеселе был. Ну и проболтался. Если бузить тут будешь, в подвале век доживешь, мол. А тут тебя во двор погулять выпускают. И кормят, как на убой. Короче, проговорился он, что дочурка моя единственная, на пожизненный срок меня сюда поселила. Видно совесть еще не совсем растеряла. Хоть палату мне нормальную оплачивает. Доктор наш денежки любит, сволота. Так, что милаха, мать свою ищи где-то под нижним этажом. Есть там с торца дверь подозрительная. Три ступени вниз. И дверь на замке. Что там, не ведаю. Но сдается мне, что не зря туда пару раз по ночам санитарная машина подъезжала».
Не дослушав старого больного, Полина развернулась и бегом миновав коридор, спустилась во двор. Обежав длинное здание клиники, она действительно обнаружила с торца строения ступеньки, ведущие вниз.
Хорошо замаскированную под стену дверь, можно было рассмотреть только подойдя вплотную. Никакого наружного или врезного замка не было. Не было и элементарной, дверной ручки.
«Но если дверь отворяется только изнутри, значит где-то есть другой вход» - Полна несколько раз сильно стукнула ногой в дверь. Долго прислушивалась к звукам, стоя на нижней ступеньке. Но ничего не дождавшись и не расслышав никаких подозрительных звуков за дверью, решила обследовать здание со всех сторон.
Она обошла клинику вокруг. Но кроме главного и запасного входов на первом этаже, ничего подозрительного не обнаружила . Ясно было, что вход в цокольное помещение нужно было искать на первом этаже внутри здания.
Вернувшись в кабинет доктора, где все еще продолжался допрос подозреваемых, Полина шепотом попросила следователя отвлечься и выйти с ней в коридор.
Услышав от Полины все то, что стало ей известно за последний час, Николай Петрович распорядился временно задержанных отправить в следственный изолятор. Доктора и медсестру увезли. Следователь позвонил прокурору, подписавшему постановление на обыск клиники. Коротко обрисовав сложившуюся ситуацию, он затребовал дополнительную помощь для тщательного обыска всего здания подозрительной клиники.
После почти часового досмотра , вход в цокольный этаж был обнаружен в кухонной кладовой. Дверь в подвал оказалась замаскированной под продуктовые полки в стене кладовой.
Отодвинув накладную стену с полками в сторону, оперативники один за другим спустились в повал по крутым металлическим ступеням. В подвале не было ни одного окна. И лишь горело несколько тусклых лампочек, едва освещая уходящий вдаль коридор.
Одна стена коридора оказалась глухой А в противоположной вырисовывалось несколько дверей, почти неразличимых в тусклом свете маломощных ламп. Первые две комнаты оказались не запертыми. Они были забиты всяким медицинским хламом и сломанной мебелью. За третьей дверью, так же не запертой, догнивали остатки овощей, переживших здесь зиму. Дальше метров на 10 тянулась сплошная стена. И только ближе к тому торцу здания, где Полина обнаружила наружную дверь, опергруппа нашла наконец то, что они искали. Четыре двери, окрашенные в тот же зеленый цвет, что и стены, следовали одна за другой. Все они были заперты мощными кованными задвижками. Снаружи такая открывается без проблем. А вот изнутри сломать такой запор не под силу было бы и самому здоровому тяжелоатлету.
За первой же дверью оперативникам открылся узенький проход с двух сторон которого находились еще две двери с маленькими запертыми на шпингалеты окошечками, как в камерах узников. Видимо в эти окошечки больным подавали тарелки с пищей. Двери так же были заперты на задвижки.
Полина первой кинулась к одной из дверей и отодвинув засов вошла в крохотную комнатку без окон. Под потолком горела простая, без какого-либо плафона лампочка. У одной стены стояла узкая кушетка на которой лежал худой подросток. Рядом стоял простой табурет. В другой стене открывалась небольшая ниша, задернутая клеенчатой тканью. За ней оказался унитаз и выступающий прямо из стены кран. В полу под краном было сделано небольшой углубление, с отверстиями. Примитивная канализация для слива воды.
Подросток поднял голову и глядя мутными глазами на вошедших , заканючил, как капризный ребенок «Хочу коксу. Дайте дозу. Мамааааа» - он заплакал, затрясся, размазывая грязные слезы. Было похоже, что парень не мылся уже не первый день. Он попробовал встать, но оказался настолько слаб, что тут же снова упал на свое измятое ложе.
«Ему же помощь нужна срочная» - возмутилась Полина, - По моему тут лечат только неволей.»
За другими дверями узкого коридорчика оперативники обнаружили похожую картину. Только на кушетке оказалась уже девушка, чуть постарше, чем подросток.
«Ясно. Они наркош тут держат. - Проворчал один из оперативников. - По мне, так им и . Столько информации сейчас о последствиях наркомании. Нет ведь, не верят. Лично я не против такой формы лечения. С годик их тут подержать, так про все «коксы» забудут».
Полина вскинулась было в защиту несчастных, но раздумав вдаваться в споры, решительно вышла в общий коридор и отперла другую дверь.
В отличие от первого помещения, «камера « была здесь только одна. Комната выглядела почти прилично. И кровать здесь была нормальная и тумбочка имелась. Имелся даже небольшой обшарпанный холодильник в углу.
И санузел отделялся от комнатки настоящей дверью.
На кровати, не реагируя на вошедших, лежала женщина, отвернувшись лицом к стене. Укрытая до самых ушей вполне приличным одеялом, она казалось, спала. Густо перепутанные на затылке седые волосы, колтуном лежали на подушке.
И хотя лица женщины видно не было, Полина почувствовала какое-то удушья. Сердце заколотилось так, что готово было выскочить из груди. Метнувшись в женщине, она осторожно отвела ее волосы в сторону и ахнув, опустилась на колени. Знакомая крупная родинка на шее могла принадлежать только ее маме.
Все накопленные за 45 лет обиды, все недоразумения, годами копившаяся злость на материнскую несправедливость, весь негатив их отношений, все это в одну секунду вылетело из головы Полины. Осталась только одна огромная боль и жалость к женщине, что подарила ей жизнь. И даже то обстоятельство, что эта же женщина предала ее в самую трудную минуту, забылось Полиной мгновенно.
«Мамочка, - стоя на коленях шептала она, не успевая вытирать льющиеся ручьем слезы. Проснись, мамочка. Я тебя больше никогда не брошу».
Повернув голову к следователю, Полина чуть повысив голос, умоляюще попросила привести сюда доктора. «Только не Орехова. Найдите нормального невропатолога. Хотя бы — терапевта. Скажите, пусть необходимые лекарства для Куликовой возьмет».
Отправив одного из оперативников «наверх» искать доктора, следователь поманив за собой остальную группу, вышел в коридор, оставив Полину с матерью. Спустя пол часа, из подвала одного за другим вынесли шестерых человек.
Выносили больных вызванные следователем санитары из «Скорой помощи». Причем чрез ту дверь, что вела сразу во двор. Изнутри она оказалась запертой, как и все здесь «камеры» на мощный, кованый засов.
Галина Ивановна накаченная сильнейшими снотворными, так и не пришла в себя. Но доктор осмотревший женщину, успокоил Полину, убедив, что ничего страшного с ее матерью не произойдет.
Всех больных узников переместили в клинику в хорошие светлые палаты, оснащенные всем необходимым.
Оказалось, что большинство из медперсонала, не знали о настоящих условиях содержания «узников». К больным из цокольного этажа вхожи были лишь сам главный врач, Орехов. Его любовница, старшая медицинская сестра, ради которой он собирался бросить жену с дочерью. И ради нее же, а точнее вместе с ней, он предпринял попытку отнять квартиру у Галины Ивановны. Кроме них, в подвал спускалась лишь старая санитарка. Молчаливая и угрюмая, она работала почти без выходных, чтобы прокормить внучку инвалидку, брошенную родной матерью. Пожилая женщина научилась крепко держать язык за зубами и закрывать глаза на все что творилось в подвале клиники. За это ей позволялось уносить остатки больничных обедов домой. Кроме того, Орехов иногда , проходя мимо работающей санитарки, совал ей в карман сотню рублей.
Женщина эта поддерживала порядок в нижних «палатах» больницы, кормила «узников». Иногда помогала им мыться.
Своеобразным лечением занималась медсестра. А души и кошельки несчастных были заботой Игоря Павловича.
В основном, пациентами цокольного этажа были наркоманы. Дети состоятельных родителей, способных оплатить дорогостоящее лечение по методике господина Орехова. Как ни странно, но трех- четырех месячное, одиночное заточение в «камерах» кишащих тараканами и мышами, без привычных телефонов и прочих благ жизни. Со скудной кормежкой и полным отрывом от внешнего мира, давали очень неплохие результаты лечения. Пожалуй гораздо лучшие, чем в известных, оснащенных всем необходимым , наркологических центрах.
Галина Ивановна была единственной «не из наркош».
К ней доктор с помощницей применяли совсем другую методику. Для начала новая пассия Орехова , пустив в ход все свое обаяние, умело втерлась в доверие далеко недоверчивой Галины.
Под видом новейшего имуноукрепляющего, медсестра целый месяц пыталась ослабить волю и умственные резервы пациентки специальными психотропными препаратами.
Но пациентка никак не желала сходить с ума. Видимо иммунитет у Галины был гораздо крепче, чем ожидали преступники.
Но слабость ее все усиливалась и Галина Ивановна начала догадываться об истинной цели «заботы» медички. Вот тогда она и передала документы на квартиру Тамаре Павловне, архивариусу Суда, где раньше работала. Когда Галина совсем ослабла до того, что стала заговариваться и почти не вставать с постели, медсестра похитила ее ключи. А свою пациентку она со спокойной совестью отправила в подвал клиники. Естественно по предварительному сговору со своим любовником.
Преступники никак не ожидали, что в квартире не окажется документов. Но тщательный обыск квартиры ничего не дал.
Взбешенная медичка элементарно избила Галину Ивановну. Угрожая «превратить ее в овощ», она несколько дней допрашивала пациентку, пытаясь выяснить где документы. Но Галина Ивановна возможно и рада была бы отдать преступникам требуемое, чтобы избежать издевательств. Но многократные инъекции спец. препаратов хоть и с запозданием, но начали разрушать мозг женщины. Галина Ивановна то ли забыла, куда дела документы. То ли решила, что лучше умереть в безвестности, но не доставить негодяям удовольствия завладеть ее квартирой.
От полной деменции женщину спасло то, что похитителям нужна была ее адекватность при подписании доверенности на продажу квартиры. Поэтому и кормили, и содержали ее в плену гораздо лучше, чем наркоманов.
Все это со временем выплывет в суде.
А пока что, Галина Ивановна крепко спала в чистой и светлой палате под присмотром не только опытных врачей, но и своей дочери.
На ночь Полина осталась рядом с матерью. Чтобы совсем не свалиться от усталости, она прилегла на свободную кушетку.
Так в полудреме и провела ночь.
А рано утром сквозь непреодолимый, тяжело навалившийся сон, Галине послышалось, что мама позвала ее по имени. Но Галина уже спала, счастливо улыбаясь во сне.
Ей снилась мама. Молодая и совсем не строгая. Она гладила ее по голове и почему-то плакала. « Поленька, доченька, какая же ты взрослая и красивая. Прости меня, родная.»
Полина с трудом разлепила тяжелые веки. Мать ее сильно постаревшая, с темными кругами под потухшими, опухшими от слез глазами, сидела рядом с ней и трясущейся рукой водила по волосам дочери.
«Поленька, - всхлипнула она, увидев, что Полина проснулась, - Доченька, дорогая. Какое счастье, ты тут рядом. Я решила, что совсем с ума сошла, как тебя увидела. А ты настоящая. Прости меня, если сможешь. Я так виновата перед тобой»
Полина сев в постели, открыла объятия навстречу матери.
Через минуту две женщины, молодая и старая сидя в обнимку на больничной койке навзрыд плакали, не сводя глаз друг с дружки.
«Ну все, мамочка, все. Ничего плохого больше не будет. Я тебя больше никогда одну не оставлю. Если ты не против, конечно»
«А Максик? - простонала Галина Ивановна, прижимая руку к глазам, - Доченька, я ведь родного внука выгнала, дура старая. Он ведь один у меня. Он говорил, что отец у него артист? Чего не приехал то».
«Одна я мама. Вернее мы втроем теперь. Ты, я и Максим. Вот съезжу в Тулу и заберу его. Как ты на это смотришь?»
«Ой, Поленька! Как хорошо! Не сумели мне ироды голову повредить! Все оказывается помню. Даже вспомнила, куда документы дела. А ведь едва не позабыла. Как тебя увидела, так в голове и прояснилось все. А Максимку ты сюда вези. Тоня хоть и хорошая женщина, а не след молодому парню жить в частном доме. Ему учиться надо. Карьеру делать. А мы с тобой помогать будем.»
После недельной реабилитации, Галину Ивановну отпустили домой.
Забегая вперед, стоит сказать, что несмотря на тяжесть преступления Орехова и его пособницы, несмотря на хорошие связи Галины Ивановны с судебной системой, преступники не получили реального срока тюремного заключения.
Игорь Иванович был слишком известным доктором, практикующим в основном с богатыми и сильными мира сего.
Его законная жена, мгновенно простив мужу все его интрижки, наняла лучшего адвоката Москвы.
И хотя пронырливый адвокат изрядно облегчил кошелек мадам Ореховой, он сумел «вытащить « ее мужа. Пришлось за одним и пособницу оправдывать, чтобы скрыть истинную причину их преступления против Галины.
Доктор отделался крупным штрафом за «ненаучные и непроверенные практикой, способы лечения больных наркозависимых».
Что же касается Галины Ивановны, то адвокату удалось выставить ее как больную, начальной стадией деменции.
-Ну а поскольку, она является бывшей женой господина Орехова, то ему невольно приходилось содержать ее в отдельном боксе. Не желая ненужных сплетен и домыслов. Больная получала самое современное лечение. В данный момент она совершенно здорова. И все ее предположения по поводу квартиры, всего лишь навязчивый бред больного человека»
Продажность большинства государственных систем , организаций и отдельных руководителей и чиновников, стремительно набирала обороты.
Пока Галина Ивановна была еще слишком слаба. Пока Полине приходилось ухаживать за ней, почти не отходя от постели, отношения их можно было считать просто идеальными.
Но чем больше приходила в себя хозяйка квартиры, тем труднее становилось Полине общаться с матерью.
Создавалось впечатление, что пожилая, рано состарившаяся женщина, элементарно завидует своей более молодой дочери. Врожденные черты человеческого характера, почти не поддаются «лечению».
Старшая Куликова все чаще раздражалась по пустякам, цепляясь к словам и поступкам дочери. Полина, как умела пыталась сгладить вспышки недовольства матери, оправдывая ее как пострадавшую от неадекватного лечения в клиники бывшего мужа.
Водимо, ременная ремиссия вызванная встречей с дочерью, у Галины сменилась ухудшением состояния. «Лечение», прописанное ей бывшим мужем, начали приносить свои видимые результаты.
Галина Ивановна частенько стала заговариваться. Иногда ей казалось, что Полина ее маленькая девочка. И мать принималась назидательно высказывать дочери , указывая той на неправильность ее поведения. "Вот где ты опять шлялась, негодница. Уроки все выучила?»
Тут же приходя в себя , начинала капризничать и просить у дочери, чтобы та сделала ей такую же прическу, как у себя.
И тогда Полина решила, что маму надо положить в больницу для серьезного лечения.
С поиском подходящей лечебницы помогла Наташа. Устроив Галину Ивановну в хорошую клинику, специализирующуюся на нервно психических заболеваниях, Полина выехала в Тулу.
Сын ее был в курсе почти всех последних событий, происходящих с его мамой и бабушкой. Максим очень живо сопереживал своим родным И с нетерпением ожидал развязки этой затянувшейся истории.
Он даже собирался взять несколько дней отгулов, чтобы приехать к матери, но Полина Сергеевна запретила ему это сделать.
Она не сообщила сыну о том, что выехала к нему, решив преподнести своим родным своеобразный подарок. Кроме того, глубоко в самых потаенных уголках души, она боялась встречи с Димой Горюновым. И боялась, и тайно желала этой встречи, сердясь на себя.
Сидя в вагоне поезда, уносящего ее на встречу с сыном, Полина невольно перебирала в голове все варианты их будущей встречи. Она не знала, что скажет Максиму в первые минуты их свидания после пятилетней разлуки.
Оправдываться, заискивать перед ребенком, которого недолюбливала и откровенно унижала едва ли не с пеленок?
Ну нет. Такое не по ней. Ка ни убеждала себя мать, что она просто желала строгостью воспитания вырастить достойного человека, память услужливо подсовывала ей нелицеприятные воспоминания.
«Балбес, бездарь, бестолочь. Вы мне вместе с твоим придурошным папочкой, только в тягость. Обуза, да и только».
Её ребенок 17 лет жил, ежедневно выслушивая в свой адрес подобные «ласки» от родной матери.
Два соседа по купе, молодые парни, крепко спали на верхних полках, изрядно глотнув пива. А Полина все сидела у окна, глядя в темноту ночи, мелькающей за окном вагона.
Она прислушивалась к себе, пытаясь оценить, понять свое собственное состояние. Что творилось в ее душе? Нетерпеливой радости от ожидания скорой встречи с сыном, она не чувствовала.
Недовольство собой нарастало, вызывая привычное, глухое раздражение.
«Эх, мамочка, мамулечка, а ведь это твоя заслуга. Если б ты во время выкинула из квартиры того, кто посмел недвусмысленно посмотреть на твою взрослю дочь похотливым взглядом. Если бы ты, хотя бы в тот, прощальный для нас день, отнеслась по другому, возможно, жизнь моя не сложилась бы так нелепо. И мне не пришлось бы сейчас в мыслях оттягивать встречу с собственным сыном. Да и сын у меня был бы совсем другим. Без Ореховских генов. А сейчас , лежишь там, в палате номер шесть. И меня измучила, и себе не рада»
Полина, усилием воли постаралась выкинуть из головы все негативные мысли о матери. Ведь дала же себе слово простить ее и забыть обо всех недоразумениях, связанных с родной матерью..
«Сама виновата- перекинулась она на себя, в тысячный раз углубляясь в самоедство, - Почему не ушла сразу же, как этот подонок начал коленом к моим ногам прижиматься. Видимо, нравилось! Почему не выплеснула в его ухмыляющуюся рожу тот последний бокал вина? Ведь могла бы догадаться, что он способен на все»
Не раздеваясь, Полина прилегла на полку и натянула на себя простыню. До Тулы оставалось три часа езды Надо было перед встречей с сыном, хотя бы немного отдохнуть.