Те из нас, кто всю свою жизнь был верным книгочеем, редко вполне осознают невероятную широту нашего бытия, которой мы обязаны прочитанным авторам.
Мы понимаем это, общаясь с чуждым чтения собеседником.
Он может быть прекрасным человеком, но его мир затхл и бледен. Мы не вынесли бы такой тесноты и духоты. Человек, привыкший довольствоваться только собой, а потому в меньшей степени претендующий на звание личности, живет в темнице.
Мне недостаточно моих собственных глаз, и я стремлюсь смотреть на мир глазами многих.
Мне недостаточно реальности, даже если смотреть на нее глазами большинства, я хочу видеть то, что открыли в мире другие.
Даже глаз всего человечества будет мало.
Мне очень жаль, что животные не способны писать книги. Я так хотел бы узнать, например, каков мир, если взглянуть на него глазами мыши или пчелы...
Литературные впечатления исцеляют рану нашей индивидуальности, не лишая нас ее преимуществ.
Эту рану может исцелить приобщение к эмоциям, владеющим массами, но от преимуществ в этом случае ничего не остается.
Эти эмоции соединяют наши обособленные «я» в единое целое, и мы снова ныряем в то, что ниже индивидуальности.
Но читая великую литературу, я успеваю побывать в шкуре тысячи людей и все же остаюсь при этом самим собой.
Как ночное небо из греческого стихотворения, глядя мириадами глаз, я не перестаю быть собой, видящим.
Здесь, как в богослужении, в любви, в нравственном действии и в познании, я превосхожу себя.
И в это самое мгновение я в наибольшей степени оказываюсь собой.