Летом 1941 года в Кубанскую станицу эвакуировали детский дом. Маленьких переселенцев, всегда голодных, грустных, с неподетски серьёзными личиками, жалели и подкармливали, чем бог послал, местные жители.
Любаша, ученица младших классов, выпрашивала у матери капусту для сирот. Через весь посёлок несла кочаны своим новым знакомым. Дети быстро делили капусту и тут же прятали за пазуху:
- Поедим когда засосет в животе, а пока терпеть можно.
Местные и эвакуированные учились в одной школе. Вместе на переменах играли в лапту, классики, футбол. Вечерами, если удавалось, пекли картошку.
Прошёл год. С фронта всё время поступали тревожные сообщения, вскоре материализовавшиеся, в виде отступающих наших войск. Красноармейцы, с горечью в голосе, просили у людей прощения за вынужденное отступление, за то что никого не могут взять с собой. Во дворы не заходили. Полевые кухни-сорокалитровые молочные фляги разворачивали прямо на обочине дороги, ведущей через село. Варили перловую кашу. Угощали любопытную детвору. На всю жизнь запомнила Люба вкус этой перловки, с ароматным дымком, в солдатском алюминиевом котелке.
Детский дом решено было переправить в глубь страны до наступления холодов. Не успели: группа фашистских армий прорвала нашу оборону и вышла на Кубань.
Немцы заехали в станицу безцеремонно. Открывали ворота в подворьях. Попробуй поспорь- сею же секунду взвизгнет полицейская нагайка. Во дворах ставили полевые кухни. Снабжение у них, по нашим меркам-Московское. Мать и семерых Любиных братишек и сестрёнок, выгнали в маленькую комнату, где стоит русская печь. Сами оккупанты заняли просторный зал, куда «хозяевам» заходить строго воспрещалось.
Повар Ганс, готовил не в полевой кухне, а в комнате, где стоит печь, где живут дети. Как то раз, Ганс запекал яблоки в духовке — аромат по всему дому. Дети притихли, вдыхая запахи немецкой кулинарии. Высунуться из-за занавесочки никто из ребятишек не решался. И вдруг, Ганс, осторожно приоткрывает зановесь и протягивает детям большое блюдо с запеченными яблоками:
-Это вам, мои обойдутся, - на ломанном русском поясняет повар.
-Я, нихт шицен, в людей, я огорчён этой войной.
От автора: Спасибо, тебе добрый человек, повар-Ганс, за то, что ты топил русскую печь, не давая мерзнуть детям, за то, что ты кормил их, как Советская власть-осторожно, за то, что ты остался Человеком в этой мясорубке.
Однако, такое отношение к людям на оккупированных территориях было только на Кавказе и Кубани. Видимо, фашисты хотели склонить на свою сторону казаков, остальных использовать для работ на плодородной земле. Население — русские, в Витебской, Орловской, Брянской областях безжалостно уничтожалось.
-Выпишу вам пропуск для заготовки дров в лесу. Принесите сколько сможете сушняка, и для вас и для меня польза.
-«Хорошо, нам этого и надо»,- подумала мать семерых ребятишек.
Взяла с собой Любу, топорик, и в лесок.
Замечательно в лесу, тишина, не лязгают вражеские гусеницы, не ревут моторы.
-Любочка, видишь провод. Это ихние связисты проложили, дай-ка мне топор. - мама, обухом, что бы не навести подозрение, ударяет по линии связи.
В детский дом ввалились несколько холёных немцев. Одеты не в полевую форму, а в чёрную. Ходили вальяжно без кителей, в белых рубахах, брюки на подтяжках. Детей выгнали во двор, построили и стали хватать за головы, то и дело выкрикивая: « Юде» !
К Любе тоже подошёл немец. Трогать не стал. Скомандовал:
- Русишь, пошла отсюда!
Отобранных маленьких людей посадили в грузовик. Больше их никто не видел.
Люба в слезах, побежала домой рассказать, как поступили оккупанты с её приятелями. Тогда она ещё не знала, что мама прячет в погребе, в зерне, две еврейские семьи.
Полицаи, из местных казаков, нагайками сгоняли евреев, цыган и всех похожих на них, к силосной яме расстреливать. Предатели, стремясь выслужиться перед хозяевами, предлагали им уничтожить несколько русских, для острастки остального населения. Перед этой ямой стояла и Люба со своей семьёй. Удивительно, но немцы отказались.
Люба видела, как казнили двух юных, пятнадцатилетних партизан, - парня и девушку. Они приняли смерть, как настоящие солдаты, спокойно и мужественно. До последних секунд жизни молодые, но уже поседевшие люди, стояли на краю рва обнявшись. Так и упали не раскрыв объятий. Вечная память героям!
В оккупированный станице открылась школа. Главный урок- «слово божье» вёл местный поп. Вся власть от бога, говорил он. Учил детей, смирению, подставлять правую щеку…, молитвам и крестить подушку перед сном.
- Зачем так делаешь, дочка? - мама увидела, как Люба крестит подушку. - Отец партийный, не одобрит, когда вернётся!
Несколько уроков Люба простояла на коленях в классе за не выученные молитвы. Батюшка заботливо и щедро посыпал место наказания зерном, дабы вера лучше входила в головы нерадивых учеников. На следующие занятия Люба просто не пошла. Оказывается, кататься с горки на санках куда более интереснее, чем стоять на коленях.
В начале 1943 года захватчики, опасаясь оказаться в окружении спешно покинули станицу. Техники для бегства не хватало. Немцы запрягали быков, у которых разъезжались ноги на гололёде. Оккупанты в недоумении кричали животным: «Цоб-цобе! Цоб-цобе!», но скорость движения от этого не возрастала. Смех для станичников, да и только!
На радостях, Любаша набрала полную корзину белья и отправилась стирать на речку. Раннее утро. Вода холодная. Зато, настроение прекрасное! Вдруг, она почувствовала на себе чей-то взгляд. Резко обернулась. В трех шагах от неё стоял крепкий высокий человек в маскхалате, похожий на лешего. Капюшон надвинут почти на глаза. Человек резким движением поднёс указательный палец к своим губам: «Тихо»! Капюшон чуть отъехал назад. А под ним… пилотка с красной звездой!
- Наши, наши…,- во весь голос закричала девочка и бросилась в посёлок.
Разведчик одним прыжком преградил Любину тропинку.
- Девочка, немцы в селе есть?
- Нету, нету! Сегодня ночью все ушли! Ураа!
Бельё медленно плыло по речке, постепенно уходя под воду, как будто, забирая с собой в пучину страшные годы оккупации.