Довелось мне как - то работать в охране, сначала простым охранником, потом кинологом
Собаки, как и люди, имеют свой характер, который проявляется у них со щенячьего возраста.
При отборе щенка определяют его характер различными методами, что - бы узнать, какой из него получится служебный пёс.
Проще всего поставить перед щенком еду и попытаться забрать её. Злобный пёс зарычит. Такие, с излишней злобностью, плохо подходят для дрессировки и воспитания, это бывают психопаты, которые способны накинуться даже на своего хозяина.
Можно ещё хлопнуть громко в ладоши. Если щенок всё так же будет есть, то это скорее всего пёс с флегматическим характером. Самым любимым занятием его будет лежать, положив на лапы морду и равнодушно смотреть на всё, что происходит, его будет интересовать только пища, их так и называют «пищевики». За еду он пропустит любого человека мимо себя. Особенно, таких терпеливых собак, любят маленькие дети, пёс позволят делать с ним, то, что не позволит злобный пёс.
Трусливый щенок отбежит в сторону, поджав хвост. Таких отбраковывают в первую очередь, как совершенно не годного для несения караульной службы. Ему повезёт, если он окажется в домашней обстановке, где ни каких особых требований к нему не будет предъявляться.
Самой лучшей реакцией будет, когда будущий служебный пёс проявит интерес к хлопку в ладоши, он его заинтересует. Из таких, обычно, и получаются наилучшие служебные псы, с уравновешенной психикой, умные и послушные.
Был у нас такой пёс, кавказец, Джек, типичный психопат. Его зона окарауливания находилась рядом с одной из вышек. Когда караул шёл на смену, он кидался на сетку рабицу, огораживающую его пост, злобно лаял на караульных и от ярости грыз сетку. Караульный пёс не должен так злобно реагировать на одетых в форму служащих. Что же его заставляло так делать?
Кавказцы трудно поддаются служебной дрессировке, их главная задача охрана. На воле они охраняют стада овец, имеют жёсткий подшерсток, позволяющий им спать на снегу и льду, мешающий нападающим волкам прокусить шкуру.
Вот и он мечтал о привольной жизни среди гор и степей, жёстких битвах с хищниками. А его заперли в тесный загон, лишили вольной жизни. Вот он и злился на людей, сделавшим с ним это. Свою тоску он выражал тем, что выл по ночам, тоскливо и безнадёжно.
Стоять на вышке довольно однообразно. Потому ночью я иногда звал Джека: «Джек, ко мне». Он подходил к вышке, внимательно глядя на меня. «Джек, сидеть!». Он садился, поводя ушами. «Джек, давай споём», - и после этого я начинал выть.
Джек поднимал свою лохматую морду к ночному небу и тоже начинал выть. Так мы вдвоём пели минут пятнадцать, потом мне это надоедало, и я шёл в будку на вышке.
Джек сначала сидел, растерянно глядя на вышку, с надеждой, что этот странный человек выйдет и снова начнётся ночной концерт. Видя, что я не выхожу, он вставал, низко опустив голову брёл в конуру, разочарованно оглядываясь.
Ника, кавказская овчарка была психопаткой иного рода. Её выставляли на охрану только зимой. Ранее она охраняла какие – то склады и в неё стреляли, поэтому она панически боялась раскатов грома. Всё ей казалось, что в след за этим грохотом в неё вопьётся разряд дроби и жуткая боль пронзит всё тело. Поэтому лишь заслышав начало грозы, она металась, кидалась на металлическую сетку, её жалели и потому службу свою она несла только зимой, в остальное время содержалась в вольере.
Малышом этого кавказца назвали в шутку, ему было всего 9 месяцев, а был он крупнее новорождённого телёнка. Молодая кровь бурлила в нем, и он всё время искал с кем подраться.
Однажды зима выдалась довольно снежной, и перегородка между зонами окарауливания оказалась слишком низкой. Малыш легко её перепрыгнул и оказался там, где быть ему не положено у соседнего пса, такого же как он кавказца, только довольно уже старого, десятилетнего Рекса.
Десять лет для собаки уже почтенный возраст, уже не до драк с молодыми, хочется только поесть и спокойно провести сутки.
Караульный доложил, что собаки дерутся, и мы с женщиной собаководом пошли их разнимать. Перелезли через ограждение, Малыш с видом победителя расхаживал по загону, Рекс жался в уголке и смотрел на нас с надеждой. Мы с трудом, вдвоём перебросили Малыша обратно, привязав на время его к столбу. Но, не всегда Малыш выходил из схватки победителем.
Когда я стал кинологом, мне дали немецкую овчарку Дукса. Малыш в это время поставили на пост, где не было одной стороны ограждения, и потому он сидел на цепи, пристёгнутый к проволоке, натянутой вдоль забора. Отсутствовал специальный вращающийся карабин, и потому цепь часто скручивалась. Что бы её раскрутить приходилось снимать ошейник.
Совершая обход с Дуксом, я заметил, что цепь опять свернулась. Привязав Дукса к трубе вышки, я пошёл разматывать цепь. Как только снял ошейник, Малыш рванулся к овчарке, мол, сейчас я этому немцу задам, уверенный в своей победе, ведь Дукс был намного меньше кавказца. Я не успел добежать, как они сцепились.
Дукс, натасканный на перехват и задержание не растерялся и сразу схватил Малыша за морду, да так сильно, что тот взвыл. «Фу, Дукс, нельзя», -приказал я и как только Дукс разжал пасть, навалился на Малыша, оттащил его в сторону, что бы овчарка не могла его достать. Малыш не сопротивлялся, лёжа на нём я расстегнул ремень, сделал петлю и вместо ошейника накинул на его шею. Поднялся и повёл на место, Малыш даже не думал сопротивляться.
До того, как я стал работать с Дуксом он долго сидел в вольере и потому обленился. У собак оно как, если ты станешь над его волей, он будет подчинятся тебе, если он, то ты с ним ничего не сделаешь.
Когда я начал с ним отработку на тренировочной полосе, Дукс категорически отказывался идти по бревну, ползти под сеткой, и с ленцой спускался с лестницы. На все мои крики и понукания, он с нахальным спокойствием смотрел мне в глаза и на его хитрющей морде было написано: «Что ты орёшь? Моя твоя не понимай».
Тогда пришлось идти другим путём. Я купил дешёвой ливерной колбасы, наложил её на бревно, на лестницу и накидал под сетку. Только так и заставил работать при этом постепенно выдавал лакомство только в конце прохождения всей тренировочной полосы.
Из всех собак мне больше всего нравилась среднеазиатская овчарка Сильва. Будь она человеком, её можно было назвать хорошей девочкой. Она так радовалась моему приходу, крутилась, виляла хвостом и положив лапы на плечи старалась лизнуть лицо.
Когда какая-нибудь собака погибала от болезни или старости, на душе становилось тяжело, и порой неделями переживалось это событие.
До сих пор я с теплотой вспоминаю моих лохматых друзей, и общение с ними были самыми радостными днями моей жизни.