Я наблюдал за ней 3 дня. Она забавная. Еще не понимает собственной привлекательности, своей естественной привлекательности, поэтому ломает комедию. Но комедия из-за этого выглядит трогательно. Не ребенок, но еще и не женщина. Мучается. Мутирует. Хотелось ли мне выйти? Не больше, чем обычно. Я ведь знаю, как оно будет потом, поэтому неинтересно.
Кстати, мне понравились ее колени. Они взрослые, дерзкие, знают, чего хотят. Твердолобые. Поэтому когда она в какой-то момент оделась и закрыла колени – я почувствовал досаду. Мне хотелось смотреть на ее колени. Она оделась тогда, когда я начал терять к ней интерес. И что-то в ситуации поменялось… Меня качнуло к ней. Как будто я почувствовал, что она может уйти. Что в ее душе зреет какое-то движение. Я был удивлен. Я понял, что мне было бы интересно посадить ее на свой диван и послушать, как она будет врать о том, как попала в этот лес. Мне захотелось изучить ее повадки. Это было самое настоящее желание, как когда-то давно, когда я только начинал осваивать лес. Желание. Упругое, тягучее, молодое. Как будто все забавные особи, которых я видел до нее, остались на другом берегу. Она ведь такая же как они, в этом нет сомнения, но желание было иным. Оно было и новым, и старым одновременно. Наивным и грешным. Если бы можно было воспользоваться словарем юности, я бы сказал, что влюбился. Не знаю во что, не знаю как, ведь она, как и все кто был до нее – была достаточно примитивна, но мне нравилось то, что я чувствую.
Неужели я словился на ее провокацию с одеждой? Я ведь видел такое не раз, и внутри меня ничего не менялось, а тут как будто кто-то хлопнул в ладоши или нажал на курок – что-то произошло. Все поменялось! Этого не может быть, но это так. В ней не было ничего, что по моим раскладам должно было меня зацепить. Она совершенно обычная. И поведение ее совершенно предсказуемо. Но я хочу! Уму непостижимо.
Я встал и прошелся по комнате.
Если перетерпеть, желание меня оставит. Она уйдет, я это ясно чувствую. Если ему поддаться… То я ее съем. И вот что во всем этом самое неприятное – я могу больше не испытать такого никогда. Даже если она еще раз забредет в этот лес, обстоятельства могут измениться. Я могу ее не захотеть. Я подумал об этом, и у меня похолодело все внутри. Посмотрел на нее снова. Нет, все в порядке, все горит огнем.
Я сходил на кухню и вынул маленькую бутылку коньяка из шкафчика. Это был коньяк для кондитерских изделий. Но сейчас мне захотелось пахнуть алкоголем, чтобы сразу напугать ее. От предвкушения у меня даже немного закружилась голова.
Я вышел из дома, подошел к ней. Она что-то увлеченно бормотала себе под нос, выглядела достаточно артистично, но немного по-детски. Я слушал около минуты. Надоело, захотелось ее потрогать. Кашлянул. Громко. Она вздрогнула (о да, да). Повернулась ко мне. На ее лице - детский триумф и желание его скрыть. Скрыть его нисколько не удавалось. Я спросил, что она делает в такой поздний час одна в лесу. Она заплакала. Когда она перешла на второй круг рыданий, я почувствовал какое-то нежное возбуждение. Обнял ее и повел домой. Она на удивление очень вкусно пахла. Это был самый притягательный запах из всех запахов, которые я нюхал. И этот запах очень резко контрастировал с ее поведением. Пахла она терпко, уверенно, немного медленно и душно. Фантастически.
Дома она попросила добавить коньяку в чай. Говорит – от тебя пахнет, значит есть, не жмись. Я пошел на кухню за коньяком и понял, что не знаю, что с ней делать.
Мне хорошо.
Я даже немного смущен. Как будто мне 17 лет, а ей 15. И все может случиться, а может и не случиться. И все такое тягучее, плотное.
Мешает мне думать. Я отвлекусь тут. Потом допишу, немного позже.