Герхард Валерьевич в очередной раз щёлкнул тумблером, проверяя один из множества компонентов системы. Обстоятельства вынуждали его действовать аккуратнейшим образом, проверяя по одному-два элемента за раз, в различных сочетаниях, но никогда — всю систему полностью. Да, это делало затею рискованной (хотя, казалось бы, куда ещё рискованнее?), но у него, скорее всего, будет одна попытка, поэтому полную работу системы он проверял лишь в голове и на бумаге — в расчётах.
В сущности, всё было готово и проверено не один раз, ещё пару дней назад, но момента, чтобы испробовать результаты своего многодневного труда, пока не представлялось.
Отсоединив все клеммы питания от кабеля, уходящего за пределы чердака, он взял свою тросточку, прислонённую у дверцы и стал спускаться в подъезд дома. Дом был полузаброшен и частично расселён, и это был один из несомненных плюсов для плана Герхарда Валерьевича. Он прикрыл рассохшуюся деревянную дверцу и навесил замок, старательно состаренный им в один из вечеров и покрытый краской «под ржавчину» для максимальной аутентичности. Старенький профессор повернулся и оказался перед своими привычными врагами — ступеньками. Вздохнув, он начал спускаться, держась за облезлые, местами гнущиеся, перила. Опираемся на следующую ступень палкой, отрываем больную правую ногу от поверхности, переносим вес чуть вперёд, ставим её на ступень, охаем — потерпи, родимая! — приставляем к правой ноге левую. Так, потихоньку, но спускаемся вниз.
Прогулка до дома была не из лёгких, но Герхард Валерьевич был силён духом и воспринимал это не как экзекуцию, а как испытание. Зайдя по пути в фруктовую лавку, она купил внучке Маше грушу, выбрал самую, как могли разглядеть подслеповатые глаза и ощупать плохо чувствовавшие пальцы, сочную и вкусную.
Хлопнув входной дверью квартиры и забренчав ключами, он услышал радостный возглас: «Деда!». Профессор невесело улыбнулся — хоть одна живая душа его ждёт и любит. Хоть и было больно, но с удовольствием нагнулся, обнимая подбежавшую Машу. Поставил палочку в угол у двери, достал из сумки грушу — смотри, что принёс тебе — отдал её внучке — иди, помой её скорее — и пошаркал следом на кухню.
— «Деда, а ты хочешь?» — Маша уже помыла грушу и уселась на стуле, болтая ногами.
— «Нет, зайчик мой, я сытый» — она беззаботно кивнула и стала кусать фрукт.
Жили они не впроголодь, но и не очень богато. Супруга Герхарда Валерьевича почила уже 8 лет как, сын с невесткой забрали старика к себе. Жили в тесноте, но не в обиде, дружно. Профессорская пенсия была хоть и не самой маленькой, но шиковать на неё не вышло бы, поэтому и сыну, и невестке приходилось много работать.
Полгода назад они уехали техниками на заработки в один из городов-резерваций для клонов. А спустя месяц по всем каналам сообщили о массовом отравлении в этом городе. Он поехал за 200 километров, в больницу, куда их определили, но не успел. Похороны были скромные — как и хотелось бы им, да и как моглось профессору.
А с экранов наглые морды врали и лили елей, демонстративно каялись, обещали разобраться, спорили, ругались на разного рода шоу — и вот уже через месяц, несмотря на возмущения клонов, тема в СМИ была замята. Да, велись какие-то показательные судебные процессы, расследования, но массовому обывателю уже было всё равно.
С доставкой продуктов им с внучкой часто помогали пара учеников профессора, давно уже выросшие и устроившие свои жизни, но не забывшие старика.
Герхард Валерьевич знал — он очень нужен внучке, она болезненно воспринимала расставание с родителями, хоть и не понимала в полной мере, что произошло. Поэтому он отдал почти всего себя воспитанию — по крайней мере, так казалось со стороны.
Но в голове профессора засела и ещё одна идея, скрытая от всех остальных. И плоды множества исписанных листов и размышлений, результаты его ежедневных «прогулок» были сейчас на том, ещё недавно заброшенном, чердаке.
Спустя два дня наступил тот самый момент. Герхард Валерьевич был на чердаке, перепроверяя всё в очередной раз, когда динамик запищал, сигнализируя о том, что в заданной области изображения на дешёвой камере появился крупный объект. Профессор лихорадочно схватился за блок, повернул переключатель с тестового контура на рабочий, спешно переключил несколько тумблеров, приводя систему в состояние готовности. Он ухватил бинокль и вгляделся, щурясь, в маленькое раскрытое окошечко. Там, в центре города, в маленьком-маленьком просвете между двумя небоскрёбами, над правительственном кварталом взлетал ховер. Динамик издавал писк всё чаще, сигнализируя о том, что объект приближается к центру области. Секунда. Ещё одна. Не раз и не два мысленно и на бумаге прочерченный прямой отрезок ABC, где точка B была в сантиметрах тридцати к югу от низа окна 6 этажа одного из небоскрёбов, ховер же приближался к точке С. Писк динамика слился в один непрекращающийся и диод на блоке управления загорелся добрым, зелёным светом.
Пора. Герхард Валерьевич отпустил бинокль и одновременно повернул переключатель и зажал кнопку, замыкая цепь. Раздался грохот, завоняло плавящимся пластиком, резиной, металлом, часть элементов системы не выдержала, собранная из старой электроники, но профессор был ещё и опытным инженером и его детище состояло из множества страхующих друг-друга подсистем. Огромная мощь от линии электропередач влилась в его детище за доли мгновения, раздались хлопки, энергосеть не выдержала нагрузки, и почти по всему городу пропал свет.
Где-то в центре города падал ховер.