(продолжение, часть первая http://proza.ru/2018/12/31/1521 )
Головная боль.
Катя проснулась утром, и ее первым ощущением стало давление между бровями; хотелось растереть лоб, найти самую болезненную точку, ту, из которой чуть позднее раскрутится спираль головной боли, и надавить на нее пальцем, потереть, согреть.
Год назад Катя прошла полное медицинское обследование, чтобы понять, какова природа то и дело настигавших ее приступов головной боли. Но органических причин не было. Или, возможно, самые современные методы исследования все еще не стали достаточно тонкими, чтобы понять, из-за чего у человека могла мучительно болеть голова. Кате посоветовали снизить уровень стресса, находить время для расслабления, например, занятий йогой. Как раз в тот момент, когда врач произнес слово «йога», ожил и завибрировал Катин коммуникатор. Она быстро посмотрела на экран, оценила важность звонка, кивнула врачу, давая понять, что услышала его благожелательные бесполезные рекомендации, и быстро вышла из кабинета, уже по дороге к двери начав важный разговор с клиентом. Здорова, так здорова. Врач за ее спиной и сам взял в руки телефон. Современный подход к исцелению.
Теперь же головной болью начинался февраль. Катя вздохнула и решительно отправилась в душ. Ее первая деловая встреча начиналась в десять. Выйдя из душевой кабинки, Катя приготовила большую чашку кофе. Она сушила волосы и выполняла свой утренний ритуал ухода за лицом , то и дело делая маленький глоток мягкой арабики. Все в жизни Кати было устроено так, чтобы она не тратила лишнего времени на простые дела. Не требующая хлопот великолепная стрижка у очень дорогого мастера. Эффективная, легкая в использовании косметика для лица. Благоухающий крем для тела. Облако туалетной воды, чей неуловимо-нежный аромат не станет преследовать окружающих Катю людей, заставляя украдкой морщить нос от навязчивых духов.
Хороша. Очень хороша. И все же, мне под сорок, даже если я выгляжу на десять лет моложе. Можно ухаживать за собой, истово заниматься спортом, но взгляд, манера властно говорить и держаться, уверенность в себе будут говорить о жизненном опыте зрелой женщины. Возможно, я старовата для Егора, неожиданно подумала Катя и замерла с чашкой кофе у самых губ, пораженная своей собственной мыслью.
Она несколько раз видела Егора в спортивном клубе, но издали. Он был постоянно окружен людьми, большей частью –женщинами, вернее, очень молодыми женщинами, и, очевидно, именно поэтому Катя неосознанно решила, что недостаточно молода сама. Но я и не собираюсь стоять в толпе девиц, с волнением ожидая своей очереди дотронуться до мастера чего бы там ни было, с иронией упрекнула себя Катя. Я – это я, и все мои достижения, как и мои неудачи – мои, ничьи другие. Не буду искать встречи с Егором. Не буду. Он – наваждение; нужно уезжать из Москвы на все долгие праздники, зимние, весенние, чтобы не придумывать себе романтические истории про прекрасных незнакомцев с лучистыми глазами.
У Кати дернулся уголок рта. Она допила кофе. Катя привыкла справляться и с головной болью, и с нервным тиком, крайне редко принимала таблетку обезболивающего, но баночки с витаминами и растительными добавками занимали в ее кухонном шкафчике целую полку.
Нужно было начинать новый день. Катя чуть помедлила, затем вышла из ванной и взяла из маленького холодильника баночку йогурта. В два часа дня ей предстоял деловой обед. С момента выхода из дома она будет на людях; около полудня Катя собиралась заглянуть к отцу. В ушедшем году их отношения начали понемногу меняться. В некий миг, неуловимый, но и неоспоримый, Катя оставила в прошлом стремление заслужить похвалу отца. Она больше не ждала внимания или теплых слов; отец из могущественной фигуры громовержца превратился в мужчину порядком за шестьдесят, все еще сильного и влиятельного, но уже уставшего от деловой жизни с постоянными стрессами и нескончаемыми требованиями. Он постарел, Катя же вошла в возраст зрелости. Теперь она могла судить родителей беспристрастно. Кроме искренней любви, они дали дочери все, что смогли, отец – намного больше, чем занятая собой мать. Катя спокойно приняла их дары. Но теперь дело отца держалось на ней, на ее знаниях, обаянии, на ее связях. Отец больше не вызывал в Кате трепета. Она знала, что время от времени у него вспыхивали и угасали романы, увлечения на стороне, и Катя понимала отца, мимолетно сожалея порой, что между отцами и дочерями не возможна та степень откровенности, которая может установиться между отцами и сыновьями. Иначе она сказала бы отцу, что не сочувствует матери, скорее всего, и не подозревающей о интрижках мужа; напротив, именно отдых с любовницами, переживания свежих чувств, пусть и поверхностных, давали отцу силы для забот о талантливой, вспыльчивой, требовательной супруге. Катя не знала, однако, хотела бы и она таких отношений, построенных на умолчаниях и тайнах.
В полдень она вошла в кабинет отца.
Секретарь бесшумно отворила дверь перед могущественной дочерью великого человека:
- Проходите, Екатерина Викторовна.
Отец, высокий седовласый мужчина, беспощадно строгий к себе и потому сохранявший стройность и легкость, стоял у окна, лицом к городу и снегу, и говорил по коммуникатору, заканчивая разговор, явно личный и явно не с женой:
- В пять, как и договаривались. До восьми я в твоем распоряжении. Полностью. Обещаю подумать насчет марта. Возможно, и уедем на недельку. Хорошо.
Он почувствовал присутствие другого человека, повернулся к Кате и усилием воли не произнес предательского слова «целую», завершив разговор словами:
- До встречи. Жди.
Виктор посмотрел на дочь невидящим взглядом, все еще в мыслях о той, с которой только что говорил и собирался увидеться днем, и Катя почувствовала не раздражение, не ревность, а укол зависти, потому что мужчина намного старше нее, несоизмеримо более умудренный жизнью мог загореться новой страстью, воспарив над буднями, отбросив годы, а она - нет.
Я тоже так хочу, мелькнуло в мыслях у Кати. Я же дочь своего отца. И у меня должна быть способность влюбляться.
- Добрый день, - сдержанно произнесла Катя. – Я к тебе ненадолго. У меня встреча в два. В такой снегопад придется выехать в час..
- Я и сам уйду пораньше, - рассеянно отозвался отец. – Будешь кофе, красавица?
Он улыбнулся, делая разговор с дочерью чуть менее формальным. Действительно, красавица, но не спящая. Иногда Виктора пугало ледяное совершенство Екатерины, ее мрачная красота, особенно тяжелый взгляд светлых глаз, унаследованный от прабабушки с его стороны. Порой ему казалось, что эта властная, уверенная в себе женщина не могла иметь ни к нему, ник его жене ни малейшего отношения. Незаслуженно хороша для занятых своими жизнями родителей.
- Да, папа, - Катя присела к низкому столику у окна. – Двойной эспрессо без молока, пожалуйста.
Виктор распорядился о кофе. Он ждал пяти, счастливейшего часа дня, когда в номере гостиницы для свиданий в его объятиях окажется Вера, и до восьми он станет молодым, сильным, вечным. Вера, Вера, и вместе с ней – любовь, но не надежда. Вера, немногим моложе Екатерины, хорошо зарабатывающая в юридическом отделе медиа-холдинга, целеустремленная, и все же мягкая и женственная. Порой Виктор говорил себе, что одна из его подруг (он считал слово «любовница» пошлым) станет последней. Возможно, милая Вера? Когда-нибудь возраст возьмет свое – никто не в силах вечно противостоять времени. Или не Вера, будет и другая, будут и другие?
От невыносимо проницательного взгляда дочери у Виктора чуть заломило виски. Нужно было поговорить о делах, изречь что-нибудь мудрое, раз уж предстояло коротать время в офисе.
Катя с холодным любопытством смотрела на отца. Он не знал, не мог знать, какую роль сыграл в ее жизни, превратив из наследницы в наследника; отец воспитывал Катю, как воспитывал бы сына, не делая скидок на то, что она была девочкой, девушкой, неосознанно развивая в ней мужские качества – логику, хладнокровие, умение ставить цели и достигать их, подчиняя жизнь работе. Катя стала такой, какой ее хотел видеть отец, заплатив за успех личным, женским счастьем. Но, по крайней мере, с мрачной иронией то и дело напоминала себе Катя, ни отец, ни мать не ждали внуков и не мучили дочь задушевными разговорами. Откровенность не относилась к их семейным ценностям, да и была бы опасна – начнешь говорить, не остановишься.
Дочь и отец обсудили кое-какие деловые вопросы; Катя не нуждалась ни в советах, ни в одобрении, но отец оставался главой их юридической компании, и правила делового этикета требовали поставить его в известность о происходящем.
Затем Катя ушла, оставив Виктора со смутным ощущением, что они с дочерью поменялись ролями, и он превратился в студента-старшекурсника, сбегающего с практики на свидание.
Катя же продолжила день, воспринимая мир сквозь колдовское стекло головной боли.
Именно так и было; ноющая тяжесть между бровями не мешала Кате, а давала ей небывалую остроту зрения и слуха. Возможно, стекло было дьявольским, потому что Катя слышала то, о чем старательно умалчивали ее собеседники, и по их мельчайшим жестам, почти неуловимым движениям глаз, губ, рук, понимала, хотели ли они что-то скрыть, или были честны.
Но такие дни опустошали.
Ближе к восьми вечера Катя вошла в спортивный клуб. Устала, устала, устала. Она переоделась, немного помедлила в просторной раздевалке. Не расслабляться! Час на беговой дорожке, затем силовые упражнения и бассейн. Во время пробежки Катя поначалу размышляла о делах, затем прибавила скорость, и мысли ушли. Настала иллюзия счастья – тело возобладало над разумом, одолев, хотя бы ненадолго, тревожный, неумолкающий ум.
Но когда Катя поднималась по лестнице в тренажерный зал, ее качнуло. Она замерла, закрыв глаза и позволяя дурноте пройти.
- Голова? – произнес мужской голос рядом с ней.
- Да, - ответила Катя, открыв глаза, - легкая мигрень.
Рядом с ней стоял Егор.
Он был в костюме для занятий тайцзи, легких шароварах и куртке темно-синего цвета, тапочки на гибкой подошве делали его шаг бесшумным. Чудесные глаза мягко, но цепко смотрели на Катю. Кого он видел? Женщину с головной болью, одну из клиенток клуба, до абсурда одержимых спортивной формой и готовых голодать ради стройности?
- Я чувствую боль других людей, - пояснил Егор, поняв Катино замешательство. – Я
– Егор, преподаю здесь тайцзи. Мы с вами сталкивались в январе, но вы меня вряд ли помните. Давайте я вам помогу.
Первым побуждением Кати было отказаться, но, не успела она произнести вежливое «нет» и уйти, как Егор, вновь услышав ее мысли, сказал:
- Массаж головы и шеи. Минут пять, десять. Научился у мастера в Китае. Я люблю помогать людям, для меня это несложно. И даже больше – мне необходимо помогать, так я устроен. Так что окажите мне любезность, согласитесь на массаж.
Ему невозможно сопротивляться, подумала Катя, кому угодно, но не этому мужчине, не этим ласковым, лучистым , умным глазам.
- Спасибо, - Катя улыбнулась. – Давайте попробуем.
- Маленький зал сейчас свободен, - Егор с нежным любопытством смотрел на Катю – Идемте.
Катя послушно пошла за Егором. Ну вот, я становлюсь одной из барышень в его свите, мелькнуло у Кати в мыслях. Возможно, стать одной из многих – хороший жизненный опыт?
Как и сказал Егор, в маленьком зале для занятий в небольших группах никого не было. У одной из стен высились аккуратно сложенные гимнастические бруски и мячи, другую покрывали зеркала. За окном парил снег.
Егор выбрал маленький мяч и предложил Кате:
- Садитесь. Вас зовут Екатерина, верно?
Катя осторожно опустилась на мяч. Екатерина?
Егор с простодушием, которое можно было бы назвать жестоким или детским, пояснил:
- В тот раз, в январе, когда мы столкнулись на первом этаже, вы привлеки меня. Поразили. Я посмотрел в нашей базе данных, как вас зовут. Прошу простить, если это неуместно. Но вы осознаете, насколько отличаетесь от всех остальных?
- Хотела бы думать что отличаюсь в лучшую сторону, но не уверена, - мягко ответила Катя.
- И не в лучшую, и не в худшую, но именно отличаетесь, - Егор улыбнулся. – Я прощен за любопытство?
- Прощены, - Катя кивнула Егору головой, - прощены.
У нее мелькнула мысль, что из той же базы данных Егор мог узнать ее возраст. Ну что же, если так, то и к лучшему. Будем считать, что Егор знает - мне почти сорок лет, подумала она.
Егор же сделал несколько плавных движений кистями рук, готовясь к массажу, и размял пальцы, один за другим. Катя его видела отражение в зеркале.
Он стоял за ее спиной, высокий, легкий, сильный, и Катю на миг пронзило осознание его красоты, неявной, несовременной, мужской и мужественной, зрелой, ставшей редкостью в современном мире вечных юношей, упорно не желавших взрослеть.
Егор почувствовал ее взгляд и поднял глаза, посмотрев прямо в лицо отражению Кати. Та замерла, завороженная теми, кого она видела в зеркале: мужчиной и сидящей перед ним женщиной, которые не могли оказаться вместе случайно, только не там, не в другом мире, одновременно плоском и объемном, поверхностном и глубоком, где невозможное становилось возможным.
Затем Егор положил левую руку Кате на лоб и сказал:
- Катя, кладите лоб на мою ладонь и расслабьтесь. Просто обопритесь на мою ладонь. Закройте глаза. Опустите напряжение.
Катя чуть подалась вперед, опираясь своим лбом, очень тяжелым, как ей показалось, на руку Егора. На мгновение ей стал неловко от собственной неуклюжести и тяжеловесности, затем она поняла, что Егор легко удерживал ее голову левой рукой, начав осторожно массировать ей шею пальцами правой руки.
Он не закрыл дверь в зал, и Катя слышала музыку, всегда наполнявшую клуб, однако внешние звуки только подчеркивали тишину, объединявшую ее и Егора.
Боль уходила; Кате казалось, что она засыпает, освобождаясь от мучительного напряжения, расслабляясь в руках незнакомого, по сути дела, мужчины. Она попробовала было открыть глаза, чтобы еще раз увидеть себя в зеркале, но не смогла поднять веки, так блаженно стало успокоение. Теперь Егор массировал Кате саму голову, запустив пальцы в пряди ее волос.
Кто-то заглянул в зал и ушел, вновь оставив Катю и Егора наедине.
- Я родом из Владивостока, - тихо, как бы говоря с самим собой, сказал Егор, вернувшись к массажу Катиной шеи, - не местный, что говорится. Очень давно в Москве, люблю этот город. Но ритм жизни здесь установился невозможный, невыносимый. Поэтому я и стараюсь давать людям возможность немного расслабиться. Думаю, в этом – мое призвание. Но вот в чем дело, Катя. Служение людям возможно, только если я сам пребываю в гармонии. Я должен поддерживать свою уравновешенность, а это сложно. И трудно понять другим. Чтобы отдавать, бескорыстно отдавать, должно существовать то, чем я готов делиться. Мой путь не прост. Вам легче?
- Да, - Катя открыла глаза. – Спасибо. Чудесно.
- О, да, чудесно, - повторил ее слова Егор и добавил, – Приходите как-нибудь ко мне на занятия.
Он подал Кате руку:
- Поднимайтесь осторожно, чтобы голова не закружилась.
Катя встала с мяча и неожиданно для себя рассмеялась, так хорошо ей стало.
- Вот видите, сработало, - удовлетворенно сказал Егор. – Знаете, Катя, я вам пришлю ссылку на свой блог в Живом Журнале, если дадите номер телефона. Почитаете о том, что я практикую сам и даю ученикам.
- Конечно, - Катя понимала, что ей ничуть не хотелось выходить из маленького зала в шумный мир, ожидавший ее возвращения снаружи, - буду рада.
Егор достал из кармана куртки коммуникатор, Катя продиктовала номер.
- Спасибо, - искренне сказала она. – Спасибо, Егор.
- Спасибо вам, что дали мне возможность совершить благой поступок, - серьезно ответил ей Егор. – Хорошей вам тренировки! Мне пора на занятие.
Он мимолетно обнял Катю, внутренне ахнувшую от неожиданного прикосновения мужского тела, и быстро вышел из зала, оставив ее одну. Катя осталась стоять рядом с гимнастическим мячом.
Что произошло?
Я растеряна, подумала Катя. В моем мире физический контакт между мной и мужчинами не происходит просто так, ни от чего, если только мужчина не профессиональный массажист и не тренер, который тоже вынужден дотрагиваться до меня, порой вовсе не нежно, добиваясь правильного движения. Но кто такой Егор? Не так. Сформулирую вопрос иначе. Кто я для Егора? Что означали его слова о том, что я разительно отличаюсь от других женщин? Он или наивен, или, напротив, и это более вероятно, искушен в сближении с женщинами настолько, что выбрал именно такую роль – искреннего, открытого человека, в равной степени близкого и недоступного для тех, кому он мог бы понравиться. Служение другим. Однако, сильные слова. Все, кого я знаю, служат себе. Как и я сама. И массаж волшебный. Что за человек!
Катя покачала головой и решительно отправилась в тренажерный зал. Она усилием воли остановила поток мыслей о Егоре. Хватит! Она начала тренировку, прибавив нагрузку, как делала, когда хотела остановить надоевшие и бесплодные размышления. Испытанный прием сработал и в этот раз.
Однако позднее, когда Катя сидела в баре клуба и благонравно ела легкий салат, ей пришло сообщение от Егора. Был ли он где-то поблизости, в клубе, или уже ушел в неведомый Кате мир? Катя увидела имя отправителя и решила открыть сообщение дома. Ну не читать же послание сразу, словно она только и делала, что ждала ссылку на блог Егора! Катя ела, не спеша, и так же неторопливо ехала домой по заснеженной Москве. У нее достал силы воли разобрать спортивную сумку, переложить вещи в стиральную машинку, разобрать постель и ответить Петру на деловой вопрос, присланный ей, пока она была в дороге.
Только затем Катя открыла сообщение от Егора.
«Дорогая Екатерина, как и обещал, отправляю вам ссылку на свой блог. Буду рад ответить на вопросы, которые у вас, возможно, появятся, при встрече в клубе. Пожалуйста, будьте внимательны к себе и постарайтесь не перенапрягаться, хотя бы чрезмерно. Ваш, Егор».
Катя перешла в блог Егора.
«Небеса не добры».
Она прочла эти слова и замерла.
Небеса не добры.
Фоном для записей Егора служил великолепный вид старого восточного храма у пруда; вверху страницы и располагались слова, поразившие Катю.
«Небеса не добры. Небеса не добры и не злы, они беспристрастны. Живите, помня от этом, и познавайте окружающий вас мир, чтобы отыскать в нем свое место. Любите немногих, дружите с немногими, стремитесь не омрачать свой разум суетными мыслями. Пестуйте в себе ясность, поддерживайте безмятежность Путь можно пройти, лишь сделав первый шаг, и именно этот шаг я предлагаю вам сделать».
Вопреки распространенному мнению, что деловые люди бесконечно далеки от духовных вопросов, Катя встречала в своем кругу мужчин, стремившихся придать совей жизни смысл более высокий, чем непрекращающаяся работа. Кто-то соблюдал православные посты, кто-то отправлялся в паломничество на Афон, кто-то занимался благотворительностью, но всех их объединяло одно – стремление стать лучше, хотя бы в собственных глазах. Андрей, например, занимался волонтерством, помогая вместе с коллегами из рекламной компании детскому дому. Даже Петя, которого Катя знала ближе других мужчин, даже Петя, несмотря на свою неправедную жизнь, начал с возрастом заходить в церковь. Все они, насколько понимала Катя, искали искупления грехов, прощения. Они верили в добрые небеса. Но не Егор. Небо, под которым он жил, сохраняло беспристрастность. Что это означало?!
Катя начала читать записи Егора.
Он кратко рассказывал о восточных учениях, о практике тай-цзы, сопровождая тщательно выверенные небольшие тексты то фотографиями, то картинами. Однако самого Егора на фотографиях Катя не увидела, также как и не нашла каких-либо личных сведений о самом авторе. Замысел Егора, очевидно, состоял в том, чтобы не раскрывать читающим ни свое лицо, ни подробности своей жизни. Его блог интриговал, будил воображение, порой, когда Егор излагал принципы даосизма, тревожил, сбивал с толку. Комментарии к записям были скрыты. Он исключительно умен, с уважением подумала Катя. И явно прекрасно образован. Егор, ты мне очень нравишься. Очень. Катя прикрыла глаза, и перед ней встал Егор, каким она видела его в клубе.
Но кем он был вне стен клуба, где и с кем жил, что привело его в мир восточной философии и практик, какие женщины ему нравились, почему он нашел Катю непохожей на других?
«Я хочу, чтобы Егор стал для меня близким человеком, другом»,- неожиданно для самой себя вслух сказала Катя , и твердо повторила: «Пусть Егор стал одним из немногих, кто мне дорог. Пусть так и будет».
Затем она добавила, уже про себя: «И я хочу стать близким человеком для Егора, войти в его внутренний круг. Именно так. Пусть между нами возникнет дружба, мне ли не знать, что дружба между женщиной и мужчиной возможна».
Затем Катя рассмеялась. Что за юношеские мечты! И все же, каждое новое увлечение прекрасно. Она улыбнулась. Получается, я – дочь своего отца, и его способность увлекаться есть и у меня.
Катя написала Егору ответное сообщение, поблагодарив за ссылку.
«Я начала читать ваш блог. Очень интересно, чувство, что вы открыли мне окно в другой мир».
Подумав, она быстро, чтобы не передумать, набрала: «Увидимся в клубе» и отправила сообщение.
Так и вышло, они вновь увиделись день спустя, когда Катя приехала на вечернюю тренировку. Днем, в перерыве между деловыми встречами, она зашла на сайт клуба и посмотрела расписание групповых программ. Занятие Егора начиналось в половину восьмого, и Катя, стараясь не думать о том, не совершала ли она ошибку, составила свое расписание так, чтобы успеть в клуб к этому времени. Возможно, я и не права, возможно, мне лучше не искать сближения с Егором, думала Катя, но я хочу его узнать. Она написала Егору, что приедет в клуб в начале восьмого и останется там до десяти – все это соответствовало ее обычному режиму занятий и придавало происходившему видимость чего-то обыденного, не стоившего внимания.
Егор подошел к Кате, стоило ей войти в клуб, и быстро сказал:
- Добрый вечер, Катя! У меня занятие через пять минут. Можем поговорить через полтора часа, если у вас есть время. Ну, и если вы хотите побеседовать, конечно же.
- Да, я хочу поговорить, - прямо ответила ему Катя. – Встретимся внизу?
- Да, прекрасно. Мне пора. До встречи! – и Егор ушел, легкий, ясный, тоже, в свою очередь, разительно непохожий на всех когда-либо встреченных Катей мужчин.
Уже в тренажерном зале Катя сообразила, что не успеет принять душ до встречи с Егором. Ну что за переживания двадцатилетней девочки, с мрачной иронией подумала она. Или тренировка, или душ. Да что такое со мной! Усилием воли Катя заставила себя не торопиться и не смотреть на часы. Ее волнение, вроде бы и незаметное, тем не менее, передавалось окружающим. Занимавшиеся в тренажерном зале мужчины неосознанно улавливали перемену в обычно сосредоточенной, замкнутой мрачной красотке. Они безотчетно держались к ней ближе, чем обычно. Поняв, что происходило, Катя украдкой улыбнулась. Мне может быть под сорок, но я все еще в состоянии наэлектризовать целый тренажерный зал, поздравила она себя.
В конце концов, Катя расслабилась и погрузилась в тренировку настолько, что времени на душ не осталось. Она спустилась на первый этаж в спортивной форме, шортах чуть выше колена и футболке без рукавов, чувствуя, как остывает влажная от легкого пота кожа.
Егор ждал ее за самым дальним столиком, тоже в своем облачении для занятий – неизменном китайском костюме, в тот вечер – черном, с ярким изображением дракона на спине куртки.
Он поднялся навстречу Кате, и на миг ей показалось, что Егор по своей привычке обнимет ее, но объятия не последовало.
- Как позанимались? – вежливо спросил он у Кати. – Хотите настоящего чаю?
- Хочу, - отозвалась Катя. – Не успела попробовать, как здесь заваривают чай.
- О, не здесь, - с чрезвычайно довольным видом ответил ей Егор, сияя улыбкой, - я покажу вам свою тайную комнатку.
- Что за комнатка? – с преувеличенным подозрением театрально спросила Катя. – Тайная?
- Исхлопотал себе, как мастер тай-цзы, - пояснил Егор. – Идемте. Не бойтесь, мы уходим на виду у всех, это не похищение.
Катя рассмеялась и пошла вслед за Егором к лестнице.
Они поднялись на третий этаж.
- Итак, как вы знаете, - с улыбкой сказал Егор, - здесь – тренажерный зал. Идем направо и видим маленькие залы для групповых занятий. Первый, второй, третий.
Катя кивнула. Двери в маленькие залы открывались в коридор, в конце которого, у стены, стояла высокая, под потолок, ширма с изображением зарослей бамбука.
- Нам сюда, в бамбуковую рощу, - Егор, шедший впереди, повернулся к Кате.- Никому не рассказывайте о тайной комнатке, иначе я буду вынужден наложить на вас и всех остальных страшное даосское заклятие забвения.
- О, тайны я хранить умею, - серьезно ответила Катя и шагнула вслед за Егором за ширму, прямо в дверь, которую тот успел открыть.
Они вошли в совсем небольшую комнату ; прямо напротив двери располагалось окно, занимавшее почти всю стену. На полу были расстелены циновки, справа от двери стоял низенький деревянный столик, а на нем- газовая горелка, бутыль с водой, чашечки, чайнички и другая утварь для чайной церемонии, как догадалась Катя. Она с давно забытым детским восторгом увидела маленький резной шкафчик, в котором могли храниться какие угодно секреты. У левой стены горкой лежали подушки и пледы.
- Это и есть мое убежище, - Егор чуть слышно вздохнул, - мне бывает нужно отдохнуть между занятиями. Берите подушку, Катя. Если хотите, можете лечь. Дать вам плед? Из окна немного дует, когда ветер в эту сторону.
- Да, пожалуйста, - Катя выбрала себе подушку и осторожно села.
Егор накинул ей га плечи мягкий плед, и Кате тут же захотелось последовать предложению Егора и прилечь.
У нее мелькнула мысль, что она чувствовала себя в полной безопасности. Егор не мог ничего от нее ждать, ей не нужно было ничего делать, она очутилась в тихом, спокойном месте, спрятанном от суеты.
- Что значат слова: «Небеса не добры»? – спросила Катя, наблюдая, как Егор начал готовить чай, поставив стеклянный чайник на газовую горелку, которую он зажег от старомодной спички. – Разве мы, люди, не должны верить в обратное – Вселенная дает нам то, что мы желаем, если наши желания искренни?
В маленькой уютной комнате, рядом с Егором, в ожидании чая, было невозможно не расслабиться. Напряжение долгого рабочего дня медленно оставляло Катю, растворяясь в теплом воздухе.
Егор проверил, устойчиво ли стоит горелка, и открыл взятую им из шкафчика фарфоровую баночку с чаем.
- Катя, - мягко произнес он, - ваш ум также очевиден, как и ваша удивительная красота. Скажите мне, и скажите откровенно – убедило ли вас саму что-либо в жизни, что человек может получить что-либо, всего лишь захотев и попросив у неба?
Катя искренне рассмеялась.
- Конечно, нет, - она покачала головой, дав прядям волос прийти в движение, - иначе я осталась бы без работы. В моем мире человек получает то, что хочет, если прилагает целенаправленные, последовательные усилия. Иногда получается, иногда – нет.
Она на мгновение закрыла глаза и, собравшись с мыслями, продолжила:
- Но я говорю о делах. Остается, однако, личная жизнь.
- Чувства? – также мягко уточнил Егор.
- Чувства, - Катя улыбнулась,, - конечно же, чувства. Я – деловая женщина Егор, и все же и мне не чужды чувства.
- Хорошо, - Егор поднял на нее непереносимо ясные глаза, - хорошо, прекрасная Екатерина. Хотя, замечу, вы представляете себя «деловой женщиной» так, словно поднимаете щит, готовясь отразить удар. И вы действительно защищаетесь.
Катя замерла. Проницательность Егора на мгновение подняла в ней волну протеста. Как он, незнакомец, ничего о ней не знавший, посмел так глубоко понять ее?! Затем протест угас.
Егор вдохнул аромат чайных листьев из фарфоровой баночки.
- А вот вам, Катя, прямой вопрос. Вы цените мужчин, которые сами, что говорится, даются вам в руки?
- Нет, и никогда не буду, - ответила Катя, - для меня не может иметь ценность то, что я получаю просто так. Мне это не интересно , - добавила она и вздрогнула от своей резкости.
- Так к чему же вам сказки о добрых небесах, раздающих направо и налево сахарную вату? – голос Егора тоже изменился, став жестким. – Признайте, Катя, вам проще жить, зная, что ваша жизнь определяется вами, вашей волей, насколько это возможно, но не более, потому что вы не знаете, что вас ждет в каждый миг будущего?
- Проще, и, буду откровенна, только так и возможно выжить.
- Умница, - Егор улыбнулся, - вы действительно разительно отличаетесь от остальных женщин. Непохожая, вот вы кто. Вы посмеялись бы, узнав, как много весьма и весьма успешных девушек всех возрастов до последнего верят, что непременно встретят принца.
- Где же тот последний рубеж, за которым принцы уже не встречаются? – чуть глухо спросила Катя, вспомнив о своем возрасте.
Егор на миг замер, прислушиваясь к закипающей воде в чайнике, и сказал, заставив Катю содрогнуться от легкости, с которой прочел ее самые глубокие страхи:
-Это не возраст, Катя. Не возраст. Вы молоды, пока не стараетесь быть молодой. Мне – сорок, - добавил он. – Я знаю по себе, каково это – неотвратимо приближаться к середине жизни.
- Принцев не существует, - задумчиво сказала Катя, - не существует идеальных, совершенных людей.
- Не соглашусь, - Егор покачал головой,- совершенные люди существуют. Вопрос в критерии совершенства. Совершенный человек – это тот, кто все ищет в самом себе. Ничтожные люди ищут все вовне, совершенные – в себе. Это – очень глубокие слова, Катя. Мы познаем мир только через себя, понимаете? Мы можем познать Бога только через самих себя, даже если это звучит кощунственно. Имеет значение только наш личный опыт, и совершенство – в понимании того, что мы должны быть светом сами себе, а не искать его в других.
Катя хотела было что-то сказать но не смогла, завороженная тем, что сказал ей Егор. У нее возникло чувство, что она услышала именно то, что и должна была услышать, то, что придавало ее жизни, поверхностной жизни деловой женщины, спасительную глубину.
Они помолчали. За окном все также парил снег. Егор дотронулся до Катиной руки и шепотом сказал:
- Послушайте, как меняется шум воды. И посмотрите, как меняется сама вода. Стихии взаимодействуют.
Катя прислушалась. Да, закипающая вода напоминала шум ветра в кронах деревьев. Крошеные пузырьки сплетались в нити, поднимавшиеся со дна чайника к поверхности; за ними можно было наблюдать и наблюдать, уходя от шумного внешнего мира во внутренний мир, в чистое пространство идей и представлений, которые Кате все еще предстояло постичь.
Егор подхватил деревянными щипчиками немного заварки и бросил в горячую воду, быстро раскрутив по спирали. По комнате начал распространяться свежий, легкий аромат чая.
Я здесь, быстро подумала Катя, я попросила недобрые небеса о том, чтобы узнать тебя, Егор, и я – здесь. Но что, если все это – западня, если мне не нужно было встречать тебя, говорить с тобой, что, если мне не нужно узнавать тебя и твой мир?! Что, если небеса действительно недобры и дают человеку и хорошее, и плохое, предоставляя ему или ей, предоставляя мне идти по дороге, ведущей в пропасть, потому что я выбираю падение?!
- Поймите, Катя, - Егор через ситечко налил чай в крохотную чашечку и передал в руки Кате, - поймите, все в мире бывает истинным и ложным. Вернее, я уверен, вы знаете это, но и в то же самое время не осознаете, что знаете, простите игру словами. На ложное желание человек получает ложный ответ.
-Поясните, - попросила Катя.
Она сделал глоток чая. Удивительный разговор.
- Хорошо. Держитесь, вы попросили сами.
Егор вновь посмотрел в Катины глаза и спокойно сказал:
- Что вы хотели бы спросить у меня на самом деле?
Сам держись, произнесла про себя Катя, произнеся вслух:
- Я вам нравлюсь? Я имею ввиду, именно это я и хотела бы спросить на самом деле.
И, смягчая свою прямоту, у улыбкой добавила:
- Прощу прощения за неженскую прямоту..
- Очень нравитесь, вы – великолепная, желанная женщина - ответил Егор и, вслед за Катей придавая своим словам легкость , добавил, - я не стал бы тратить ни чаинки этого чая на первую встречную.
Затем он добавил:
- Ваша прямота – свидетельство вашей внутренней силы, Катя. Уверен, в делах вы беспощадны, если нужно. И в равной степени очаровательны. Это не комплименты.
Катя ответила:
- Мой круг общения составляют, за редчайшими исключениями, мужчины. Думаю, я жестче других женщин, - и она на мгновение вспомнила об отце, во многом определившем ее судьбу.
Они вновь умолкли, каждый в своих мыслях.
- Вы упомянули взаимодействие стихий, - спросила Катя, когда Егор подлил ей чаю, - вода и огонь? Я прочла о них в вашем блоге.
- Да, конечно. Их пять, пять велики стихий. Вода, дерево, огонь, земля, металл. Это – круг превращений; вода питает дерево, которое, в свою очередь, питает огонь, согревающий землю, которая порождает металл, превращающийся в воду. Все верно.
Затем Егор продолжил:
- Я хочу вам объяснить нечто важное, Катя, и надеюсь, что поймете меня
Катя кивнула. Признание, но в чем?!
- Как я говорил вам, я устроен так, что мне необходимо помогать другим людям., - продолжил он. – Я не верю в то, что преподаватель каких бы то ни было восточных духовных практик, а тай-цзи – в высшей степени духовная практика, может позволить себе отстраненность от учеников. Не в нашей европейской цивилизации. Я должен говорить с учениками, слушать, гладить по голове, в прямом и переносном смысле – все это я рассматриваю как продолжение своих занятий. Но я провожу границу между своим сугубо личным общением, своей частной жизнью, и общением в качестве преподавателя восточных практик.
- В каком же качестве вы пребываете сейчас, о, мастер? – чуть улыбнувшись, спросила Катя.
- Сейчас я делаю все возможное, чтобы вам понравиться, - с преувеличенной серьезностью ответил Егор и рассмеялся. – Стараюсь, как могу. Говорю о высоких материях. И, в основном, о себе, конечно же. Нарцисс, как и подобает мужчине.
Они рассмеялись, затем Егор серьезно продолжил:
- Я очень хотел бы, Катя, чтобы вы понимали меня. Больше всего я хотел бы понимания.
Катя кивнула, и Егор, меняя тему разговора. спросил ее:
- Как вам нравится этот клуб, кстати? Здание очаровательное.
- Прекрасное место, - ответила Катя. – Именно то, что мне нужно.
Направление разговора переменилось, сложные темы уступили место клубным сплетням – их Егор знал великое множество и мастерски, в лицах, рассказывал хохотавшей Кате. Но появившаяся между Катей и Егором близость никуда не ушла, а, напротив, стала сильнее.
Они проговорили еще с полчаса, затем Егор с сожалением посмотрел на экран своего коммуникатора, проверяя время, и, вздохнув, сказал:
- Катя, как бы мне ни хотелось остаться вами, я должен идти. Занятие. Последняя группа на сегодня, и сложная – к десяти приходят самые уставшие люди. Меня ждут, нехорошо опаздывать.
- Конечно, - Катя поднялась с подушки. – Спасибо за чай. Мне тоже пора, завтра ранние встречи. Было очень приятно с вам поговорить.
- Мы можем перейти на «ты», - Егор легко обнял ее, прощаясь. – Не против?
- Не против, - Катя потянулась, - Как хорошо! Еще раз спасибо тебе.
- Увидимся, - Егор открыл перед ней дверь, - Я тебе напишу.
На этом они расстались, и Катя спустилась на первый этаж. Настала пора проверить почту и принять душ. Стоя под струями воды, Катя мгновение за мгновением вновь переживала чаепитие с Егором. Ему сорок, они ровесники? Что, собственно говоря, происходило, пока шла их беседа, был ли то флирт или нечто совсем другое? Если другое, то что же; что было на самом деле сказано и Егором, и ей? Так недолго и в самом деле влюбиться, сказала себе Катя. Я словно выпила шампанского, пару бокалов брюта – недостаточно, чтобы опьянеть, но достаточно, чтобы появился кураж.
Укладывая вещи в спортивную сумку, она думала о Егоре. Где он был в те минуты? Занятие должно было закончиться, захваченная своими мыслями, она приводила себя в порядок больше часа. Уж не тяну ли я время, чтобы еще раз, перед выходом из клуба, увидеть Егора? Катя внутренне ахнула, поняв, что именно так и поступила.
Катя действительно увидела Егора.
Он стоял недалеко от стойки администраторов и беседовал со своими учениками. Катя не спешила уходить, задержавшись, чтобы прочесть не интересные ей объявления, выставленные в рамочках на стойке. Чего она ждала? Егор был полностью поглощен разговором. Я не принадлежу его миру, горько подумала Катя. Я и в самом деле защищаюсь от всего нового, неизведанного, отражая саму вероятность глубоких перемен в жизни своей работой. Я не могу довериться другому человеку. Не могу. Казалось бы, что может быть проще – взять, да и прийти на занятие к Егору, стать одной из его учениц? Моя болезненная гордость не позволяет мне так поступить, моя гордость, моя ограниченность.
У Кати сжалось сердце. Я веду себя нелепо, горько подумала она и вышла из клуба в снегопад. День, с утра подчиненный вечерней встрече с Егором, показался Кате потерянным. Тело неприятно ломило после тренировки, нервное напряжение сменялось усталостью.
Катя остановилась у винного бутика. Там ее знали, как постоянную клиентку, ценительницу сложных вин, но в тот вечер Кате хотелось опьянеть, не вникая в сложные нюансы вкуса и послевкусия. Она выбрала бутылку предсказуемо хорошего красного тосканского вина. Девушка-сомелье не решилась предложить бледной, сосредоточенной Кате что-то более интересное. Затем, с ощущением, что в тот вечер можно было позволить себе любые излишества, Катя заехала в ближайшую к ее дому «Азбуку вкуса» и купила французский багет, добавив к нему нарезанную ветчину и мягкий сыр. Пропадать, так пропадать.
На миг ее охватило дикое желание закурить, хотя в последний раз она затягивалась сигаретой лет пять назад, если не больше. Огромным, болезненным усилием Катя удержалась от покупки пачки сигарет и зажигалки. Егор не стоил презрения к себе, которое принесло бы на утро курение. Он стоил вечера и ночи глухой душевной боли, но не физического разрушения самой себя.
Войдя в свою студию, Катя бросила спортивную сумку на пол, отнесла пакеты из магазинов к обеденному столику и замерла, спрашивая себя, что именно так глубоко ее задело, вернее, почему ей стало необходимо страдание.
Новый год, январские каникулы, знакомство с Егором, поездка в Петербург,- все эти переживания, все события при ясном взгляде могли показаться несущественными, если бы не то, как Катя восприняла их. В новогоднюю ночь ее захватило желание влюбиться, вполне объяснимое – усталость от суровой деловой жизни требовала разрядки, которую могло дать свежее, яркое чувство. Я увлеклась первым встречным, горько сказала себе Катя. Первым встречным. Но в то же самое время Катя знала, что Егор не был первым встречным, не мог им быть, что мужчина обыкновенный не задел бы таких тонких, болезненных струн в ее душе.
Она поежилась, затем налила себе бокал вина и сделала большой глоток.
- Да пошел ты, - сказала она вслух Егору, - ты мне не нужен. Не нужен!
В это миг она услышала тихое жужжание коммуникатора.
- Да пошли вы все, - и Катя, поставив бокал, достала из сумки ненавистное, жизненно необходимое устройство.
« Был счастлив провести с тобой хотя бы немного времени. Благодарю за чудесный вечер и надеюсь, что чай тебе понравился. Увидимся и продолжим беседу. Егор».
Катя смотрела на экран коммуникатора и не верила своим глазам.
Я – сумасшедшая, сумасшедшая, совершенно ненормальная женщина, сказала она самой себе Егор помнит обо мне, иначе не написал бы.
Катя в изнеможении опустилась на диван.
Я придумала трагедию на пустом месте, с изумлением поняла она. И чуть было не закурила.
Катя покачала головой и быстро набрала ответное сообщение:
«Да, чудесный вечер. Завтра – сложный день, уже укладываюсь спать. Увидимся!»
Затем Катя рассмеялась, но глаза ее увлажнились. Не плакала лет десять, подумала Катя, лет десять! Да, Егор, поздравляю тебя – ты удостоился моих слез.
Катя поднялась, чтобы сделать себе бутерброд с ветчиной, но, стоило ей вынуть французский багет из тончайшего бумажного пакета, как вновь зажужжал ее коммуникатор. На мгновение у Кати мелькнула дикая мысль, что пришло послание от Егора, к котором он извинялся за ошибочно отправленное ей сообщение, потому что он благодарил за чудесный вечер вовсе не ее, а совершенно другую женщину, милую, нежную, легкую, а не мрачную, сдержанную и, к тому же, более чем взрослую Екатерину.
Я так поврежусь рассудком, сурово сказала себе Катя. Работать не смогу. Бред, полный бред.
Сообщение было от ее матери.
«Детка, на звоню, чтобы не отвлекать. 17 марта у меня выставка. Только что подтвердили дату. Приходи, приводи друзей».
Катя вздохнула и, смирившись с тем, что ей было не суждено съесть запретный и потому прекрасный багет, позвонила матери. Та никогда не ложилась спать раньше часа ночи. Но, слушая мелодичные гудки, Катя вдруг поняла две изумившие ее вещи. Во-первых, если кто-то и мог бы понять, почему Катя так стремительно и неотвратимо увлеклась Егором, то это была бы ее мать, не отец. И, во-вторых, было бы чудесно отправиться на выставку матери с Егором. Именно с ним, потому что и он, в свою очередь, понял бы изящные, причудливые, не от мира сего, медитативные пейзажи и натюрморты Елизаветы, так звали Катину мать.
- Мама, прочла про выставку, я в восторге, - сказала Катя, услышав мелодичный голос матери, - что за галерея?
- Галерея как раз небольшая, - ответила та, - новая, им еще и года не исполнилось. Будет, кстати, каталог. Ну, не то, чтобы прямо каталог, но вполне приличный буклет. Так что подпишу, - и мать рассмеялась.
- Великолепно, - Катя улыбнулась, представив мать в одном из ее художественных нарядов, например, в длинном платье в стиле хиппи, с небрежно распущенными волосами, дающую автографы посетителям.
Елизавета выглядела намного моложе своего возраста, и ее облик, продуманный до мелочей, стоил огромных денег, но посторонним было совершенно не нужно знать о сложных лазерных процедурах для лица, строгой диете, занятиях то йогой, то пилатесом.
- Мам, музыкальное сопровождение будет? – спросила Катя, вспоминая о давнишней мечте матери – сопроводить показ картин соответствующей музыкой.
- Представь себе, будет, - гордо ответила мать, - на открытии будет японский флейтист. То есть, флейта японская, музыкант – русский. Как у нас водится, играет чуть не лучше самих японцев, - добавила она в с улыбкой в голосе.
- Великолепно, - повторила Катя, - я очень, очень рада, мама.
Ее не удивляло и почти не задевало то, что мать не спрашивала о делах дочери. Так было всегда; искусство представляло несоизмеримо больший интерес, чем скучные дела, проза жизни, а организованная, холодная Катя олицетворяла в глазах Елизаветы будни, чуждые вдохновения и творческих порывов. Время от времени, но Катя этого не знала, Елизавета увлекалась кем-то из близких ей по духу мужчин, говоря себе, что ей требовалась энергетическая подпитка. С годами мужчины становились моложе, их внимание носило отнюдь не бескорыстный характер , но, отчасти, их молодость помогала Елизавете противостоять времени. Родители Кати были намного ближе друг другу во взглядах на жизнь, чем представляла себе их дочь.
- Будет также чаепитие, - увлеченно продолжила Катина мать. – Пригласим чайного мастера. Создадим единую атмосферу. Подбираю себе платье для открытия. Решили открыть выставку именно в субботу, не в пятницу. К вечеру пятницы все вы устаете, не до искусства. Но картины будут развешаны раньше, как всегда.
- Мам, чтобы ты ни выбрала для открытия, будет очаровательно, с твоим вкусом и чувством цвета невозможно ошибиться, - подала ожидаемую реплику Катя и потихоньку отломила кусочек багета. – И очень мудро устроить официальное открытие в субботу. Думаю, я и пятницу подъеду, и в субботу. Хочу побыть среди твоих картин в тишине.
Кате действительно нравились пейзажи матери, и она выбрала несколько полотен для их с отцом офиса. Однако дома Катя работ матери не держала.
- Спасибо, детка, - ласково ответила ей мать. – И, напоследок, немного сплетен.
Катя театрально состроила гримаску.
- Я вся внимание.
- От Михаила, похоже, ушла жена, представь себе. Такое с ним впервые. Раньше всегда уходил он.
- Я ездила с ними в Петербург в начале января, - Катя взяла бокал с вином.
Союз действительно оказался неидеальным. Хватило ли у Анны бесстрашия, чтобы уйти к Ивану, если он позвал ее? Или она ушла в никуда, разочаровавшись в браке? Перестал ли Михаил быть ее опорой, или Анна окрепла настолько, что поддержка стала ей не нужна?
- Я помню, что ты ездила с ними в Петербург, - ответила Елизавета дочери. – Как раз и хочу спросить, не заметила ли ты охлаждения между ними?
Катя вспомнила Анну, их прогулку по Невскому, разговор, свое обещание хранить доверенную тайну. Тогда Анна назвала свои отношения с Михаилом особенными, тот же хотел видеть молодую жену более целеустремленной. Возможно, Анна нашла цель и устремилась к ней, невесело подумала Катя. Как же сложно устроены люди!
- Нет, мама, мне казалось, они оба счастливы, - произнесла Катя. – Мы тогда чудесно провели время.
Чтобы ни происходило между Анной и Михаилом, между Анной и Иваном, касалось это исключительно них, никого другого. Катя поставила бокал и потерла переносицу. Возможно, она стала свидетельницей трагедии, очутившись в первом ряду театра человеческих страстей. Но разве и сама она, преуспевающая зрелая женщина, не влюбилась в Егора?
Не влюбилась, быстро решила Катя, не влюбилась! Ничуть. Он мне интересен, потому что не похож ни на кого из моих знакомых мужчин. Интересен, очень интересен, но я испытываю вполне допустимое человеческое любопытство. И тут же добавила: « Или надеюсь, что чувствую лишь интерес. Так будто бы и не так страшно».
Поняв, что никаких интересных подробностей поездки в Петербург не последует, рассеянно попрощалась с дочерью, а Катя со стоном облегчения сделала себе, наконец-то, бутерброд с ветчиной.
Я устала, говорила она себе, устала от самой себя. Почему я усложняю простые вещи? Что же со мной будет позже, когда, например, я перешагну за пятидесятилетний рубеж?! Принесет ли мне возраст хоть немного мудрости?! Я ничего, ничего не знаю о Егоре. В этом-то и дело; узнай я его, и, скорее всего, станет очевидно, что он – самый обычный мужчина, скрывающий свою банальность за повторением истин, отнюдь не им изреченных. Надо почитать о даосизме, кстати.
Доев бутерброд, Катя проверила сообщения и почту, но в тот вечер никто не тревожил ее поздними вопросами.
Однако у самой Кати появилось желание поделиться с кем-то тем, что происходило в ее личной жизни. Единственным человеком, которому Катя могла рассказать о знакомстве с Егором, был Петр.
«Встретила астрофизика», - написала она Петру.
Тот был в Сети, и ответил тотчас же:
«Ура! Космос непознаваем. Правда астрофизик?»
«Мастер тай-цзи. Преподает в моем фитнес-клубе».
«Круто. Рад. Искренне рад. Веди себя хорошо.»
«Стараюсь. Как сам?»
«С переменным успехом. Давно не виделись, кстати».
«Да, пора встретиться. На следующей неделе?»
«Улетаю в командировку. В Вену Курсы. Вернусь, напишу.»
«Счастливой поездки!»
«Спасибо. До встречи!»
Катя доела восхитительный багет с ветчиной и, чтобы отвлечься от мыслей о Егоре, решила посмотреть серию мрачного, прекрасно снятого российского детектива. Ей удалось ненадолго убедить себя, что ее жизнь продолжала идти своим чередом. Вино медленно делало то, что и было нужно Кате – приносило расслабление.
Когда серия закончилась, у нее едва хватило сил добрести до кровати. Не хочу видеть сны, успела подумать Катя, прежде чем провалиться в сон, не хочу видеть сны. И, в самый последний миг бодрствования, Катя вдруг ясно поняла, что еще ни разу не видела Егора в роли преподавателя тай-цзи.
(продолжение http://proza.ru/2019/02/28/1847 )