Рядом с нами раньше была ферма настоящая, большая. С коровами, лошадьми, доярками, пастухами, толпой огромных алюминиевых бидонов, с меня ростом. С огромным двором, где кипела своя жизнь, где был свой особенный порядок.
Коровы ходили по нашим полям, слизывали с наших рук яблоки, овсяное печенье и куски сахара, хлопали своими огромными ресницами, тыкались мокрым носом в щёку, хватали мягкими губами за штанины и смотрели своими странными глазами.
Их охраняли настоящие пастухи с большими хлыстами и совершенно обычной наружности. Мужики дремали в тени лесных посадок, накинув на глаза кепку и раскидав в разные стороны мятые кирзовые сапоги.
Обычно утром родители сами ходили на ферму за молоком, но иногда я просыпалась рано, и мама брала меня с собой: тащила в одной руке флягу, в другой меня.
Утром трава ещё мокрая от росы.
Когда ты маленький, она попадает за шиворот. Тебе холодно, зябко, но страшно интересно, и, несмотря ни на что, ты надеваешь старые, ещё мамины, резиновые сапоги с каблучком и топаешь навстречу солнцу.
Над прудом ещё клубится туман, на всех берегах уже сидят деды с удочками. Шумит плотина в зарослях гречихи, мы смотрим на водопад в бетонном мешке, заросшем изумрудными скользкими водорослями и мхами, идём на поле.
Ночью был дождь, на глиняной дороге стоят лужи.
Солнце в расфокусе висит огромным пятном чуть выше горизонта, облака скомканным одеялом уплывают прочь. Над травами поднимается пар, шмели и пчёлы сушат свой тигриный мех после ночного дождя.
Идём быстро, нужно успеть взять молоко, пока оно ещё тёплое, - нас там уже ждут. Поскальзываемся на мокрой траве, глина прилипает к сапогам, причмокивая, засасывает их вглубь, обходим лужи, следы копыт.
Небо постепенно заполняется цветом, набирает синеву, ещё видно бледную лунную тень.
Вот уже второе поле позади. Кричат вороны на старых берёзах, за забором мычат коровы, привязанный конь среди мокрого луга лениво жуёт траву. Вода сверкает на солнце среди изумрудной бесколосой зелени.
На территории вся земля в соломе, опилках. Пахнет навозом, сеном и молоком. В загонах стоят быки, коровы, сегодня перемазанные ещё мокрой землёй.
На стенах всюду старая облупившаяся штукатурка, кое-где из нее торчат деревянные щепки, видна обрешётка, замазанные кое-где глиной трещины.
В самом углу под потолком ласточки свили гнездо, похожее на кусок серой грязи, такое органичное в этом доме, будто было здесь всегда. Внутри пищат малыши, открывая красные клювы, мама то и дело приносит им мошек.
Мы заходим вовнутрь, там с солнца кажется совсем темно, шумит сепаратор, моются огромные фляги. Женщина в белом халате, сверкая золотым зубом, показывает мне мохнатого рыжего телёнка с невероятно усатой мордой и огромным розовым носом.
Нам наливают молоко, а об ноги уже трутся коты.
- Мур-р-р, мур, ур-р-р!
Любопытно, кто пришёл. Им хочется ласки. Мурчат, чтоб скорее солнце начало согревать этот день.
Погладив всех, до кого смогла дотянуться, отправляюсь домой.
Обратно идём мы через лес. Солнце уже давно успело подняться, хотя прошли-то всего ничего.
В одной руке у мамы полная фляга молока, в другой - я.