Марусино детство. Дожди

Мария Аргир
В воздухе сегодня парит.

Где-то высоко в дымке лениво висит солнце, вспотевшее как оставленный на столе с самого утра кусок сыра. Укутывает серыми рваными платками свои бока.

Всюду лень. Мы прячемся в овраге друг от друга. Травы выросли выше нас - мы им ещё по пояс. Воздух здесь терпкий, как банный настой. Майка липнет к телу, волосы не слушаются, щекочут шею.

Ладошки потеют, я тру их о штаны совершенно напрасно.

Асфальт разогрелся так, что в конце улицы воздух плывёт миражами. Так, что больно наступать босыми ногами. Пробираемся по обочинам по обрывкам тени.

Сегодня по дорогам ходят огромные чёрные муравьи с кисленькими попками, а мы ходим за ними - собираем их в пузырек  из-под настойки календулы для похода на плотву.

Листья начинают беспокоиться, хлопают друг друга по щекам, жмутся друг к дружке, трясут за грудки.  Ветер затыкает им рты, а самых дерзких срывает с веток и уносит с собой вверх. В небо.

Будет гроза.

Стрижи всё ниже вьются в своём птичьем танце, в воздухе откуда-то вдруг запах воды…

Мир замирает.

Огромная капля падает прямо на нос. Мурашки оживают на спине.

- Бежим!

  Ещё! И вот уже всё чаще и чаще лопаются капли у нас под ногами, на наших ногах, руках, ладонях, лицах, спинах.

Грудь заполняет аромат мокрой пыли, мокрого асфальта. Зрачки становятся как ягоды вороньего глаза, сердце внутри бьется как сумасшедшее.

Молния. Мне жарко под мокрой одеждой, мокрыми волосами, облепившими мой лоб - мы спешим домой.

Хлопает калитка - и вот он первый раскат прямо над нами.
Мы стоим под навесом на нашем деревянном крыльце, не можем никак отдышаться.

Дождь стучит по металлической крыше, по водосточным трубам в кадушки бежит вода. По дорожкам текут реки, пузырятся, кипят перед нами. Прыгают лягушки, и улитки распускают свои рога навстречу льющейся с неба воде

Небо разрезают тонкие трещины молний,  огромные, как весь небосвод, острые, как опасные бритвы.

Одежда остывает, потоки воды становятся реже, а мы бросаемся под них, будто нагие, в мокрой прилипшей, как вторая кожа, одежде.
Мы бежим по улицам под летним дождём. Бьём босыми ногами по тёплым лужам, скользим по выстланным истерзанным временем линолеумом садовым дорожкам и кричим в небо от удовольствия.

Над головой разверзается небо, родители под зонтами выскакивают на улицу:

- А ну вернись!

Я бегу. Смеюсь. Кричу.

Я бегу на волю. На гору над прудом, туда, где растут кукушкины слёзки.

Посмотреть, как кипит вода под натиском дождевых струй, как горит небо над полем.
Услышать, как шумит всё вокруг, как гром отдаётся внутри меня с каждым раскатом.

Я стою как Дункан Маклауд на краю, подняв руки к небу, а Квин орут Принцесс оф зе юниверс. По мне течёт вода насквозь, а Эдриан Пол - настоящий горец, не то, что Кристофер Ламберт, - где-то улыбается во мне.

Небо полно молний, штанины  полны дождя - я полна силы.

Бегу обратно домой.

Дождь уже робкой поступью идёт рядом со мной. Кладёт свои холодные руки на мои плечи.

Одинокие капли падают с деревьев, по сточным канавам вдоль наших заборов текут настоящие реки.

Губы синие, зуб на зуб уже не попадает.

На небе сияет радуга.

Папа идёт навстречу, кричит:

- Смотри! Двойная! Кто радугу видит, тот счастливый!