БРАТЬЯ ГЛУЩЕНКО
Да, стояли части Красной Армии на правом берегу насмерть, изо всех сил отстаивая кровью завоёванные рубежи. Раненых бойцов и командиров было много, но, слава Богу, в основном, с лёгкими ранениями. Были бойцы и с тяжёлыми ранениями, их необходимо было срочно эвакуировать в госпиталь. У Веры Васильевны таких, вместе с подполковником Кордюком, набралось восемнадцать человек. Неожиданно для неё в блиндаж влетел телефонист:
- Товарищ лейтенант медицинской службы, вас срочно вызывает двадцать девятый.
Вера знала, что это позывной генерал-майора Волкенштейна. Сергей Сергеевич спрашивал:
- Как успехи, товарищ лейтенант медицинской службы. Что можете сказать хорошего.
Она, не задумываясь, ответила:
- Да, всё хорошее, товарищ генерал-майор, осколок извлечён и вручён комбригу подполковнику Кордюку в виде «талисмана».
- В успехе я и не сомневался, Вера Васильевна.
Произнёс Сергей Сергеевич и добавил совсем просто, почти по-домашнему:
- Пора домой, Верочка? Знаю, но забирать вас всех будем поздно вечером, ближе к ночи. Ждите команды.
В течение дня успели заготовить большую лодку-баркас, с высокими бортами, подогнали к берегу, замаскировали. Ждали команды. В 01:30 ночи начался артналёт со стороны нашего артиллерийского соединения, с левого берега Днепра. На передовую, ближние и дальние цели противника был обрушен артиллерийский удар такой мощности, что не выдерживали перепонки даже у самых бывалых бойцов. Вылетающие из жёрл трёхсот стволов снаряды крошили всё на своём пути, от гигантов деревьев, до насмерть укреплённых блиндажей противника. В это время на лодку погрузили раненых, сопровождающих бойцов, снаряжения и лейтенант Балабина с товарищами благополучно переправилась на левый берег Днепра, позже автотранспортом добралась и до санроты. Встречали их как героев, а лейтенанта вызвал к себе генерал-майор и приказал доложиться по всей форме:
- Задание выполнено, товарищ генерал-майор. Раненые бойцы в количестве восемнадцати человек живыми и невредимыми доставлены в эвакогоспиталь. Разрешите идти.
Отрапортовала чётко Вера.
- Нет, лейтенант медицинской службы Балабина, не разрешаю.
Комдив подошёл к Верочке и крепко пожал ей руку, потом обнял за плечи и поцеловал в щёку. Повернулся к начальнику штаба дивизии, подполковнику Василеня и приказал:
- Прошу представить лейтенанта медицинской службы Балабину Веру Васильевну…
Он ласково посмотрел на неё и продолжил:
- … нашу Верочку представить к награде орденом «Красной звезды».
Читатель безусловно догадался, что в дверях блиндажа встретились именно наши влюблённые, но за предыдущие годы, особенно годы войны, повзрослевшие досрочно, возмужавшие в огне, боли и ненависти к врагу, закалившиеся в жестоких боях, различных жизненных передрягах военный поры. И где-то в глубине души у каждого запала мысль, ни друг друга ли они увидели в этот миг!
Подполковник Кордюк просто влюбился в бравого лейтенанта медицинской службы, и попросил у комдива Сергея Сергеевича Волкенштейна разрешение прикомандировать Верочку к санитарной роте его дивизиона до конца его выздоровления, как единственную его спасительницу. Получив добро, Верочку прикомандировали к санроте дивизиона подполковника Кордюка, она его всюду сопровождала, и в дивизии пошли слухи, что некогда недотрога Верочка Балабина чуть ли не превратилась во «фронтовую подругу» подполковника. Но это было не так! Верочка, конечно, понимала, что подполковник не просто так «держал» её около себя, что он ей очень симпатизировал, краснел каждый раз при её появлении, вздыхал глубоко, давал понять всеми правдами и неправдами, что влюблён как мальчишка... Но видя, что все его попытки тщетны, отступил, задав один вопрос:
- Так чья ты, милая? Кому сердце отдано? Кто из наших?
Верочка скромно потупила взор, склонила голову на бок и краснея поделилась, скорее как с отцом:
- Одному бравому лейтенанту, но он ещё не знает, далеко отсюда, наверняка..., где служит, на каком фронте, и служит ли вообще — не знаю, знаю, что зовут Виталием, а фамилия то ли Польский, то ли Павловский...
Лицо подполковника стало серьёзным и сосредоточенным. Он помолчал, в раздумье закурил и спокойно спросил:
- Не Подольский ли?
- Ой, конечно... Конечно, он, Подольский! Вспомнила даже отчество — Виталий Григорьевич Подольский, так он представился проводнице... А вы его знаете?
На лице у Верочки было такое по детски искреннее удивление, что бравый подполковник весело по доброму рассмеялся.
- Знаю, ещё как знаю этого «орла», артиллериста от Бога! Рядом ходили в бой, били фашистов бок о бок!
Помолчал, глубоко затянулся папиросой, сощурил глаза и, как бы нехотя, медленно сказал.
- Здесь он, рядом, в соседней бригаде начальником штаба, у подполковника Шумилихина теперь наш счастливчик. В нашу дивизию прибыл в сорок третьем, раньше его командование на фронт не отпускало, преподаватель он тоже от Бога!
У Верочки часто-часто забилось сердечко, затаилось дыхание, воздуху не хватало, пересохло в горле и она еле слышно спросила:
- В день, когда вас ранило, а я подошла к блиндажу, старший лейтенант Подольский мог в это время выходить... из блиндажа..., от вас?
- Точно времени не помню, нестерпимая боль вышибала всё из головы, но... где-то да, примерно в это время он докладывал мне фронтовую обстановку и умчался для выполнения срочного приказа, а что?
Полюбопытствовал подполковник. Верочка ничего не ответила, только резко повернулась к окну блиндажа. Щёки горели, руки тряслись, ноги стали словно чужие. В голове точила мысль: «Не остановился, не спросил, умчался, не нужна я ему, забыл он меня, видать, и помнить то не собирался, чего это она от него теперь хочет...» И Верочка стремглав бросилась к выходу, выдавив на ходу:
- Пойду, подышу, душно здесь...
- Стоять, товарищ лейтенант медицинской службы! Не по уставу действуете. Извольте обратиться как положенно!
- Решите идти, товарищ подполковник?
Выпалила Верочка.
- Не разрешаю. Докладывайте, что случилось и чем он вас обидел, этот «Бог войны»?
На глаза Верочки навернулись слёзы.
- Именно, что ничем! Люблю я его, понимаете, давно люблю, ещё с конца августа тридцать девятого года, ехали в поезде вместе, «Киев-Москва»...
И она горько расплакалась, от обиды на себя ли, на него, на сложившиеся за годы войны обстоятельства, на Бог знает что. Подполковник нежно прижал её к груди, сказал строго.
- Повторяю вопрос, он вас чем-то обидел?
Она как ребёнок помотала головой, всхлипнула, и снова горько заплакала.
- Чем он может обидеть, он и не знает меня, не помнит и даже не догадывается обо мне, и как я его люблю. Не узнал при встрече...
Слёзы постепенно проходили, Верочка успокаиваясь, продолжала всхлипывать как малое дитя.
- М-да, ситуация, однако. Я чем-нибудь помочь могу? Просите, я всё сделаю для вас, Верочка.
Совсем успокоившись она тихо произнесла.
- А чем тут поможешь. Не буду же я ему первая бросаться на шею, это не в моём характере, да и неловко, и стыдно как-то перед ним и товарищами. С чего вдруг? С какой стати...
И она глубоко и горько вздохнула. Подполковник хитро улыбнувшись, весело ответил на это.
- А вот завтра поедем в штаб дивизии, там этих молодцов, начальников штабов, комдив собирает, вот тут-то и поглядим, каков наш «орёл», каково будет его удивление как вас увидит, не может не помнить такую красавицу, с которой всего каких-то... пять лет назад в поезде ехал, как не заметить, заметил, наверняка, и сейчас полон любви и надежды на встречу...
Верочка даже подпрыгнула от радости, ей стало легко и весело, конечно вспомнит, а как же не вспомнить, ведь всего прошло-то ничего, а такая она единственная! На этом и порешили, и Верочка ушла в дежурную палатку.
Утром газик подполковника лихо подрулил к штабу дивизии, Кордюк пошёл прямиком в штаб, а Верочка, по договорённости, должна была сидеть в газике, ждать якобы подполковника, а на самом деле выглядывать старшего лейтенанта, и в нужный момент как бы невзначай выйти из машины, «покачнуться» ли, «подскользнуться» ли, ещё как-нибудь, но привлечь внимание Подольского на себя, вот тут-то и состоится долгожданная встреча. Тут она и поймёт, узнает он Верочку в той хрупкой девушке, помнит ли о ней, или...
Около штаба покуривая вели беседу несколько бравых офицеров, среди которых Верочка теперь уж совершенно точно узнала старшего лейтенанта Подольского. Она сидела на переднем сидении, красивая, с пышными вьющимися волосами, кокетливо выглядывающими из под пилотки, в строго скроенном и ладно сидящем на ней кителе, элегантно обтягивающем красивую девичью грудь. «Хороша!», разом подумали все офицеры. «Жаль, что не моя!», подумывали холостяки. «Да! Значит это правда, его она, его, товарища Кордюка... «жена»... Значит не соврали. Прошляпил, прозевал, потерял, теперь уж ничего не поделаешь...», подумал Виталий и, резко повернувшись, направился в сторону штаба.
Верочка сначала ничего не поняла, сидела как вкопанная, всё чего-то ждала, потом вся вспыхнула, зарделась... от обиды, от стыда, от собственного бессилия, не знамо ещё от чего, от досады, что так всё у неё неловко получается, где бравая, боевая, а в самом главном — мямля какая-то. И тут же сама себя остановила: «А собственно, что она от него хотела? Чтобы он ей бросился на грудь и, схватив в охапку, понёс под венец? Я даже не знаю, свободно его сердце или нет, может быть женат человек, а я к нему на шею бросаюсь, стыдно-то как, ой, мамочки...»
С досады она, выходя из машины, действительно споткнулась, потеряла равновесие и чуть не упала, к ней бросилось сразу несколько офицеров, всем им хотелось искренне помочь такой красивой девушке, многим желанной, некогда такой «недотроге», какой она слыла все предыдущие военные годы, а теперь... фронтовой подруге, можно сказать «жене» бравого подполковника, знаменитого Кордюка. Верочка и не догадывалась о таких мыслях в головах боевых офицеров, если бы она это знала, слышала, ох... Тогда бы она поступила совсем по другому, а в данный момент она уже бежала в дивизионный госпиталь во всю прыть, подальше от штаба и штабных ловеласов. В голове буравило: «Не признал, не узнал и даже внимания не обратил...» А Подольский сидел на совещании и искренне не понимал, почему товарищ подполковник Кордюк так интригующе весело смотрит на него, как бы спрашивая всем видом: «Ну что? Как дела?», просто пронзает его взглядом... Этим же вечером Виталий посвятил этой встрече такие строчки.
В вас всё пленит: то, как вы улыбнётесь
Иль в пору нежности дотронетесь рукой,
Прощаю вам, коль вы и посмеётесь,
Что сердце вверил вам, а не другой.
Простите мне любовь и наслаждение...,
Я сам не свой, не стою ваших слёз!
Они во мне рождают умиления
Как сок весной израненных берёз.
Увы, влюблён! Любовь — всему основа.
Я верен вам и сердцем, и душой!
И если б мне пришлось влюбится снова,
Влюбился и женился б на такой!
Прошёл 1943 год, войска красной Армии одерживали одну победу за другой, очищая земли русские от заклятого врага, дрались не на жизнь, а на смерть, Подольский всегда был в первом эшелоне при любой наступательной операции, госпиталь как всегда в конце эшелона. Подольскому с Балабиной встретиться ну никак не доводилось. То грандиозные масштабные жестокие наступления, то местные долговременные сражения, то затишье, но дивизионы 17-АДП «расползались» на многие километры вдоль границ фронта. То появляется надежда хотя бы увидеться на общем дивизионном комсомольском собрании, но вот незадача, накануне майора Подольского принимают в члены партии. Верочку вызывает к себе генерал-майор командир дивизии, а перед этим у него в штабе собираются командиры бригад и дивизионов, но Подольского опять нет, срочно вызван в Ставку Главного командования, за очередным сверхважным штабным заданием. Итак на протяжении всего наступательного периода.
В один из дней февраля 1944 года при очередном крупном наступлении советских войск совершенно глупо получают ранения сразу два закадычных друга Виталия Подольского, Михаил Воробъёв и Борис Райхман. Ранения серьёзные, естественно «ниже пояса», потому, что голову артиллеристы прятали в лафет, а нижняя часть тела оставалась открытой. Как и положено в артиллерийских войсках, привычное для хирургов ранение. Верочка принимает их сначала в реанимационной палате, выводя из шокового состояния, затем принимает участие в операции, ассистируя ведущему хирургу госпиталя, затем ухаживает в послеоперационном периоде. Офицеры глаз не сводят с медицинской сестры, она им нравится, заботливая, с ласковыми руками, весёлая, понимает шутки и сама легко отвечает шутками, но строгая на всякие комплименты, ухаживания и прочее. Офицеры всё мечтают увидеть их вместе с полковником Кордюком, ждут, когда же это случится, ведь должен заехать, проведать, там, повидаться. Но нет, никто к Верочке Балабиной не приезжает, никто её от дел не отрывает, при опросе рядом лежащих выясняется, что никто свидетелем подобной встречи и не был ни разу. Загадка.
Через несколько дней приезжает проведать раненых друзей и Подольский. В это время Вера Васильевна направляется к своим пациентам с намерением сделать им очередную перевязку. Заходит в палатку, привычным жестом показывая раненым, что надо перевернуться на живот, бросает взгляд на стул и... видит майора Подольского, расплывающегося в улыбке, скажем..., совсем дурацкой.
Вспыхнув как маков цвет, Верочка лихорадочно соображает, как бы ей в данный момент избежать этой коварной для неё встречи, как бы улетучиться незаметно, исчезнуть в один бы миг, раствориться бы. Но, долг обязывает держаться до последнего, сделать вид, что ничего с ней не происходит, никого она здесь не видит, хотя и замечает уж больно пристальные и интригующие взгляды всех троих. Руки немеют, губы трясутся, румянец разливается по щекам, того и гляди, выкатятся слёзы... Но пока держатся.
Верочка с горем по полам приступает к первой перевязке. Знает, что Михаил, коренной одессит, сейчас начнёт «палить из бронебойного» своими одесскими шутками, а Борис намекать на то, как она разрывает его сердце своим отказом принять невинный подарок-трофей, ни к чему её не обязывающий. Обычно словоохотливая Вера Васильевна молчит как рыба, язык онемел, в голову ни одной оригинальной мысли не приходит. Молча сделала одну перевязку, приступила ко второй, ойкнула, мол не хватает перевязочного материала и побежала скорее к двери.
Но у самого выхода из палатки её настигла мужская крепкая волевая и такая тёплая, такая родная, такая долгожданная рука..., что у Верочки закружилась голова, синицей забилось сердце и, потеряв равновесие, скорее, сознание, она практически упала в объятия майора. Он её почти на руках вывел из палатки, крепко прижал к груди и зашептал жарко, пылко:
- Верочка, родная моя! Люблю вас! Столько времени искал долгожданной встречи с вами...
Чувствуя, что Верочка хочет вырваться из его объятий, ещё крепче её прижал к себе и продолжил:
- Не отпущу! Никогда и никуда теперь не отпущу, никогда и никому не отдам, навсегда будете моею, и прошу сегодня же стать моей женой! И точка! Сегодня же попрошу у комдива разрешения на свадьбу.
У Верочки подкосились ноги, она в буквальном смысле слова повисла на Подольском, обмякшая, радостная, удовлетворённая, счастливая, любящая до бесконечности. Но тут же, совладав с собой, Верочка отпрянула от майора, одёрнула гимнастёрку, поправила волосы, выбившиеся из-под медицинской шапочки, и глядя в вниз, чуть дыша промолвила.
- Говорите любите, жить без меня не можете, искали..., а увидев в машине полковника Кордюка, отвернулись, убежали, эх, вы, а ещё слывёте самым бравым офицером в дивизии!
Слёзы брызнули из её глаз. Прорвало наконец-то!
- Глупышка, родная моя! Ушёл, чтобы не мучиться, не страдать, увидев вас рядом с Кордюком, потому, что говорили, что вы..., господи, ты, Верочка, стала женой полковника, целый месяц была с ним..., он тебя ни на шаг не отпускал, ну и..., так думали все, и я это видел сам, как всё время вместе... Хорошо, что сам Кордюк мне рассказал обратное, как вы, Господи, ты отвергла все его признания и мольбы.
Только сейчас Вера поняла, что так ошибалась в своём любимом «лейтенантике», столько лет сомневалась, а он... Он помнил о ней, искал, наверняка искал, любил и любит теперь, хочет даже жениться... Вера подняла лицо, посмотрела прямо в горящие глаза любимого майора и строгим, серьёзным, почти безапелляционным тоном заявила.
- Виталий! Я вас тоже очень люблю, полюбила сразу же, ещё там, в вагоне..., ну..., и тоже столько лет искала встречи с вами, и... замуж за вас выйду, но... только после взятия Берлина и полной победы! Раньше не надо, не правильно это будет, не положено. И до этого момента мы будем с вами, Виталий..., большими и добрыми друзьями, любящими друг друга на расстоянии, если вы действительно меня любите. Не обижайте, ни к чему это сейчас. Договорились?
По детски зарделась она. Виталия, конечно, ошеломило это признание и просьба, но он был на столько рад всему случившемуся, что даже не предал значения последней фразе..., как будто бы и не услышал её. Он был сейчас согласен на всё. Главное для него было то, что Верочка любит его и приняла предложение выйти за него замуж! А когда — это уже дело десятое, поправимое. Вместе они будут до свадьбы, порознь какое-то время, не имело особого значения. Они нашлись, они любят друг друга, и точка!
В тревогах, волнениях, бесконечных трогательных письмах друг к другу, телефонных переговорах прошёл 1944 год. Встречи, короткие, минутные, на перепутье, конечно, были, влюблённым оставалось только посмотреть в глаза друг другу и признаться снова в пламенной любви. И снова в путь, новые сражения, новые потери, переживания, долгие-долгие разлуки. Верочка держала своё слово, до свадьбы они не были вместе, воспитанная в строгих правилах, она и мысли не допускала о подобном. Наконец настал победный сорок пятый год. Войска Красной Армии отвоевывали свои рубежи и освобождали остальные страны от фашистского ига в жестоких упорных боях, шли до самого конца, самоотверженно защищая и свою Родину, и другие народы от гитлеровского фашизма и милитаризма. Всё глубже с каждым днём продвигаясь на Запад, в конце апреля 1945 года войска Красной Армии дошли и до основного логова заклятого врага, города Берлина, и третьего мая взяли его, водрузив красный флаг над Рейхстагом, как знак окончательной и бесповоротной Победы. Гитлеровская Германия капитулировала, Великая Отечественная война для советского народа закончилась на берегах Рейна долгожданной Победой.
Подольский помчался на склад, загрузил две коробки с подарками, сел в свой водоплавающий трофейный легковой автомобиль «лодочка», и через час оказался в санроте. Первым на его пути попался вездесущий главный хирург Матвеев.
- Ба! А вот и первый жених подкатил, да прямо с выкупом. Показывай, товарищ майор, что там, в коробках, какие такие подарки. Годятся ли по русскому обычаю для выкупа невесты?
Майор Подольский широко улыбается, а сам во все глаза выглядывает Веру Васильевну. А Дмитрий Михайлович делает вид, что не видит нетерпение жениха и неторопливо продолжает у него выпытывать.
- Ну, ладно, ладно уж! Показывай, что за выкуп у тебя в коробках!
Открыл, заглянул в коробки и одобрительно продолжил:
- Выкуп принимается. А теперь скажи, какие у тебя планы, товарищ жених, когда ты собираешься забирать у нас невесту? Имейте в виду, товарищ майор, на совсем мы её, пока, отдать не можем и не отдадим, она нам самим ещё нужна будет. Официально Победа ещё не объявлена, ещё война, да, и где официальное разрешение на женитьбу?
Подольский ему парирует:
- Разрешите, товарищ майор медицинской службы, доложить : во-первых, есть у меня официальный рапорт, который подписан командиром полка подполковником Андреевым. Во-вторых, есть заверяющая подпись комбрига полковника Кордюка, осталось получить подпись самого комдива, но он нас с Верой Васильевной уже благословил час тому назад! А в-третьих, прошу выдать старшего лейтенанта медицинской службы Балабину Веру Васильевну мне лично в руки, поскольку она обещала стать моей женой в конце войны, как только возьмём Берлин! В канун Победы!
Надо отметить, что старший лейтенант медицинской службы на протяжении всех «торгов» подглядывала и подслушивала с замиранием сердца у дверей хирургического отделения. В конце монолога новоиспечённого жениха у неё не хватило терпения, не выдержало сердце, и она стремительно вышла из палатки. Виталий бросился к ней навстречу, сгрёб её в охапку, крепко обнял и начал пылко целовать в щёки, глаза, губы. В его объятиях она чуть не задохнулась. А майор Матвеев не унимается:
- Товарищ майор Подольский Виталий Григорьевич, обращаетесь не по уставу. Перед вами стоит подполковник медицинской службы, а вы бросились к старшему лейтенанту. Вот молодец! Да ещё не по уставу, сгрёб, понимаешь, её в охапку и сразу целоваться! И пока не будет письменного согласия самого комдива, мы тебе Верочку не отдадим, и всё тут!
Майор с мольбой в глазах посмотрел на Дмитрия Михайловича.
- Ладно, доверяю и даю своё благословение на ваш брак. Вы достойная пара, считайте, будет первая супружеская пара в дивизии, которая с достоинством и честью через всю войну пронесла свою любовь, не отступилась от неё в период грозных испытаний. Ваша любовь проверена войной, смертью, долгими разлуками и редкими встречами. Все мы верим, что ваша любовь на всю оставшуюся жизнь. Поезжай, Виталий, в штаб к комдиву, сейчас он там, звонил, спрашивал, как ты доехал. Он ждёт тебя, и я уверен, что рапорт подпишет. Поезжай именно сейчас, а то вечером у него общий сбор всех комбригов, он будет очень занят, будет не до тебя.
Виталий подошёл к своей любимой Верочке, ещё раз пылко поцеловал её, заглянул в глаза, тихо произнёс:
- Так, значит, да! Обещаешь пойти за мной на всю оставшуюся, а?
Она быстро закивала головой, всем лицом сияя, её глаза светились, щёки пылали, голова кружилась как в детстве от каруселей. Подольский бросился к машине, открыл дверцу, резко повернулся и крикнул:
- Я скоро вернусь, Верочка, жди меня сегодня вечером, нам с тобой ещё многое надо будет обсудить: и место проведения свадьбы, и твой наряд, и многое. Я быстро, только туда и обратно!
Верочка ласково посмотрела в его сторону и улыбаясь крикнула вдогонку.
- Виталий, но почему именно сегодня. Ведь Победа ещё не объявлена, взят пока только Берлин, о полной Победе пока молчат. Командование говорит, что договор будет подписан на Шпрее только при подходе сил второго фронта. А когда этот второй фронт подойдёт, пока нет ничего определённого.
Он вышел из легковушки и подбежал к ней. Только хотел что-то сказать, как Верочка прикрыла ему рот ладонью и зашептала, обнимая его пронзительным взглядом зелёных глаз.
- Но я и не подумаю от тебя отказываться, я согласна, даже если..., вдруг, что-то не состоится. Мы теперь всё будем решать только вдвоём, но какая-то внутренняя тревога в душе и в сердце всё же есть, ведь официально полная Победа над фашистской Германией ещё не объявлена!
Виталий взял её руки в свои большие, тёплые, мягкие ладони и проникновенно сказал:
- Верочка, родная, нас с тобою это уже не касается. Осталось только дипломатические дела решить нашему правительству и представителям второго фронта. А мы с тобой два живых, любящих сердца уже не имеем права жить друг без друга. Для нас с тобой война не помеха, вот, увидишь, с нами никогда и ничего плохого уже не случится, мы заколдованы и защищены любовью. Так ты согласна, любимая?
Что ей оставалось делать.
- Конечно, согласна, прямо сегодня, в восемь часов вечера, в канун Победы...
Верочка бросилась к нему в объятия, крепко обняла и поцеловала. Теперь уже она целовала всё его лицо, глаза, щёки, губы. Только сейчас она почувствовала, как сильно любит его!
Да! Любовь – вечный неисчерпаемый источник вдохновения - это в какой-то степени подвиг и своеобразная жертва. Это недостижимая вершина духовного и нравственного развития человека. Да разве выскажешь словами всё то, что вынесла на себе любовь наших героев? Они могли всё: идти напролом, гореть в огне, замерзать на морозе, утопать в снегу, переправляться вплавь через реки, стрелять, убивать, разрушать и снова всё восстанавливать ради жизни на земле, ради Великой Победы! Но они могли быть и бережливыми, и чуткими, и нежными, и скромными, в меру застенчивыми или насмешливыми, но всегда любящими, добрыми и безгранично преданными и своим любимым, и своей матушке-земле, и своей любимой Родине!
Истинная любовь героев нашего повествования начала коваться в огне сражений у стен великой Москвы, у предместьев непокорённого Ленинграда, у стен героического Сталинграда, в непроходимых болотах кровавого Волховского фронта при прорыве и снятии блокады Ленинграда. Она крепла в опыте боёв под Карбуселью, в боях за победу на Брянском фронте, в великой решающей битве наших войск на Курской дуге, в их беспримерном подвиге при освобождении городов Болхов, Киев, Житомир, Харьков и Львов, в отчаянных сражениях за Букринский и Львовско-Сандомирский плацдармы. Закрепилась в тяжелейших боях за освобождение жителей Закарпатья и Карпатских гор, Польши, Чехословакии, самой фашистской Германии. А разрешилась счастливым концом при окончательном разгроме гитлеровских войск, засевших в Берлине и Праге.
Прошли годы и десятилетия, родились и выросли новые поколения, но в сердцах и памяти нас и наших потомков никогда не померкнет великий народный подвиг героев-воинов – сынов любимой Отчизны! День Победы мы приближали ценой дорогих утрат, ценой невероятно трудных испытаний. Хорошо бы всем живым понять, что счастье нынешнего мирного созидательного труда завоёвано неизмеримой ценою жизни, смерти и крови миллионов лучших сынов и дочерей нашей Великой Родины! Скорбь по тяжёлым утратам и поныне остро тревожит нашу память. Обращаясь сегодня мыслями и памятью к суровым годам борьбы со зверским фашизмом, незабываемым великим битвам тех лет, вдумываясь в беспримерный подвиг народа и его героической армии, мы, ныне живущие, низко склоняем головы перед лучшими сынами и дочерями любимой Отчизны, перед теми, кто в незабываемые грозовые сороковые испытал всю тяжесть жестокой войны и радость великой Победы ценою огромных потерь, великой крови и гибели миллионов жизней! Ни у одного из наших праздников нет седины на висках, а у Дня Победы есть! Ни у одного из праздников нет слёз на глазах, а у Праздника Победы есть! Ничто не забыто и никто не забыт из летописи грозных, но героических 1418 дней и ночей. Мы чтим память о тех, кто до победного конца боролся со злейшим врагом во имя Мира на Земле!
МЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕМ О ВОЙНЕ…
Мы ничего с тобой не знаем о войне,
О тех далёких, но великих днях Победы.
Она, народная, легла на плечи дедов,
Детей и женщин — тягостней вдвойне.
В час роковой, что нам принёс беду,
А полчища зверей топтали Русь святую,
Не знали люди слов: «Я не могу!»,
«Я не пойду!», «Я в корне протестую!»
Поднялся весь народ страны родной,
Из всех республик мощного союза,
И ни один боец не «ползал юзом»,
На подвиг был готов из них любой!
Одним огромным войском встали все —
Всем миром, всем, от мала до велика!
И гитлеровская нечисть будет бита,
И будет светлый праздник на Земле!
Но до него идти, эх, сколько вёрст,
Так много дней, столь велики потери…
Но дан приказ, он «лаконично прост»,
И шли бойцы, в победу свято веря!
Шли под бомбёжками, под вражеским огнём,
В жару, пургу, в погожий день, ненастный.
Шли до победного, неся в дом мир и счастье,
Что завоёваны весенним майским днём!
В конце войны всем выпала награда:
Взвился над миром гордый алый стяг!
О красном флаге забывать не надо,
Пред ним колени преклонил Рейхстаг!
О той войне победной — помнить людям!
Знать лица всех, ушедших в облака!
Потомков память обелиском будет,
«Бессмертный полк» — нам память на века!
Кто знает истинную цену той победы
И кто из нас, потомков, повторит
Великий подвиг героических прадедов?
Лишь тот, кто помнит и благодарит —
За жизнь, за солнце, голубое небо,
За смех детей, за блеск любимых глаз…
Тот, кто закончит праведный рассказ
Святым: «Спасибо деду за Победу!»