Вторую производственную практику я проходил в Восточном Казахстане, в Алтайской геофизической экспедиции. Добирались туда мы вдвоем с Толиком Янковским поездом до Рубцовска, там была пересадка и недолгий путь до Усть-Каменогорска.
Поездка по железной дороге была очень интересной. Мы проехали половину Казахстана и пересекли разные природные зоны: предгорья северного Тянь-Шаня и Джунгарского Алатау, пески Моюн-кум и прибалхашскую пустыню, степи под Семипалатинском.
В те годы в станционных буфетах ничего не было, зато на маленьких базарчиках при станциях можно было купить и еду и разные поделки местных жителей: вязаные носки, шапочки, глиняную посуду, раскрашенных кошечек. Почти на каждой станции было что-то свое: между Чимкентом и Джамбулом - яблоки, в Прибалхашье - рыба, копченая и вяленая, на каких-то станциях мы пили кумыс, на каких-то ели пирожки с картошкой, где-то щупали изделия из козьей шерсти.
В экспедиции нас направили в разные места – Толика в электроразведочный отряд, а меня в гравиметрический, где начальником и оператором были супруги Соллогубы. К измерениям на гравиметре меня не допускали, а поручили отбирать образцы и определять их плотность на лабораторном приборе – денситометре.
Мы работали в Верх-Убинском районе, сложенном продуктами вулканической деятельности (лавой и туфами) и застывшей на глубине магмой т.е. интрузивными породами. Я уже говорил, что поскольку проходил практику в Шурабе, ( Реванш за Сарычелек) с изверженными породами знаком был очень плохо, хотя элементарные вещи, конечно, знал.
Начальник дал мне топографическую и геологическую карты района, ориентируясь по которым, я находил место отбора образца и присваивал ему название той породы, которая изображалась на геологической карте. Там, где я видел вокруг себя однотипные породы, а на карте приличную площадь, закрашенную одним цветом и заполненную одинаковыми значками, у меня сомнений не возникало, но были участки частого чередования разных пород, и тут мне помочь было некому – в отряде не было ни одного геолога.
Поэтому я был очень рад, когда набрел на лагерь геолого-съемочной партии. Я решил проконсультироваться с геологами, но по мере разговора мое ожидание помощи, сменилось смущением и стыдом за свою некомпетентность. Мой метод подвергся жестокой критике и насмешкам – во-первых, точность ориентировки на местности по карте масштаба 1:50000 (в 1 см 500м), а, следовательно, определения положения точки отбора образца была низкой, во-вторых, уверенное определение породы возможно лишь после изучения под микроскопом, в-третьих, мои познания в петрографии оказались весьма скудными.
В утешение мне сказали, что ведут съемку заново и находят на старой карте много ошибок, хотя она составлялась квалифицированными геологами, а не каким-то жалким молодым геофизиком. Мой рассказ о визите в лагерь геологов не озаботил начальника отряда. «Ничего - сказал он - мы потом отдадим образцы геологам для окончательного определения»
После того как я проработал много лет, я понял, что дело обстоит еще сложнее, чем мне объяснили в том лагере. Я был свидетелем, однажды, как две группы весьма сведущих геологов, ученых и практиков, стоя у скального обнажения, утверждали - одни, что это лавовый поток, перекрытый более поздними осадками, а другие, что это интрузивное (субвулканическое) тело, прорвавшее горные породы на некоторой глубине. Первая из групп приводила не один аргумент в пользу своей версии, а другая не менее аргументировано ее опровергала.
Наш отряд разбил лагерь в пойме реки Уба, на лугу, поблизости от неглубокой, по щиколотку, протоки. Метрах в 100 от лагеря было основное русло Убы, неширокой, но быстрой речки, притока Иртыша.
В лагере кроме меня и Соллогубов жили еще топограф, двое шоферов и несколько рабочих гравиметрической и топо бригад. Топограф, высокий худой парень лет 20, был приятным незлобивым человеком, но большим любителем выпить. Получив зарплату и зная, что после загула у него ничего не останется, он в первую очередь отправлял по почте деньги матери, а потом уезжал в ближайший поселок Верхубинку и покупал там все, что ему казалось полезным или интересным. Так, после одной из получек он привез в лагерь ружье, которое ему совсем не нужно было – он не любил охоты. Постреляв день или два по бутылкам, он его больше не доставал.
Чтобы не быть «белой вороной», я принимал участие в выпивонах, которые допускались в дни аванса и получек зарплаты, хотя мне ни водка, ни самогон, который был чаще, никакого удовольствия не доставляли. Скажу еще в свое оправдание, что в эти дни я никогда не напивался, хотя и пил наравне со всеми.
В том году Н.Хрущев начал компанию против пьянства. Говорили, что толчком к этому послужил ужасный трагический случай на целинных землях, когда пьяный тракторист наехал на палатку и раздавил несколько спавших целинников. В Усть-Каменогорске водку продавали только по выходным дням, и тогда некоторые улицы напоминали поле боя: чуть ли не на каждом квартале валялись сраженные алкоголем люди.
Я сам был свидетелем, как водитель с кондуктором выволокли из автобуса несчастного выпивоху, мешавшего пассажирам, раскачали его, держа за ноги и за руки, и швырнули на газон. Наши шофера могли сделать крюк км в 100 – 150. чтобы заехать в какой-нибудь поселок за самогоном. Водитель машины, прикрепленной ко мне, нередко заезжал за мной на участок пьяным, а иногда пытался вовлечь в пьянку и меня, уговаривая заехать в «хорошее место».
В протоке возле лагеря водились чебаки, небольшие в ладонь, рыбешки. Наши ребята ловили их на удочку, вытаскивая одну рыбку за другой. Я не большой любитель рыбалки и, тем более, не знаток рыбной ловли. Мой улов всегда был меньше, чем у всех, но такого фиаско, как на убинской протоке, я не испытывал никогда. Представляете – стоит паренек с удочкой, закинет – вытащит рыбку. Закинет – еще одна, а я рядом с такой же удочкой, с такой же наживкой стою и обреченно смотрю на поплавок – хоть бы клюнули! Позже я не раз участвовал в рыбалках, иногда очень удачных, но не благодаря мне.
Наконец, я освободился от полевых работ, переехал на базу экспедиции, в Усть-Каменогорск, и занялся сбором материалов для дипломного проекта. Мы жили в экспедиционном общежитии с Толиком Янковским, конспектировали отчеты, перечерчивали карты, вместе ходили обедать в столовую. Деньги приходилось экономить, и мы старались взять на обед что-нибудь подешевле – на первое борщ без мяса, на второе макароны. День – два выдерживаем, потом решаем поесть как следует – берем мясной борщ, котлеты, а возвращаясь через парк домой, мучимые неудовлетворенным голодом, берем в киоске коврижки и по стакану сметаны. Вся наша экономия идет прахом!
И вот мы снова в институте. Пятикурсник, выпускник – это совсем не то, что студент первого курса. Разница была очень хорошо подмечена в одной сценке, разыгранной студенческой самодеятельностью.
Студент-первокурсник ждет перед экзаменами преподавателя, нервно ходит по аудитории, закуривает. Входит преподаватель, студент прячет сигарету, ладонью разгоняет дым. Преподаватель начинает истязать студента.
Через пять лет. Та же аудитория. Преподаватель нервно ходит, поглядывая на часы. Вальяжной походкой входит студент, закуривает, предлагает сигарету преподавателю. Берет билет, начинает отвечать. «Так куда же идет график функции?» – спрашивает преподаватель. «Вниз.». «А точнее?» «Вверх!» « Совершенно верно! Пять»
Так и мы, чуть не похлопывали по плечу наших преподов, а перед самой защитой повесили стенгазету, в которой описывался будущий выпускной бал. На нем присутствуют ««сэр Гутанов» ( Сургутанов), « Ура! Заев!» (Уразаев), китайская марионетка « Ка Ре Лин» (это, конечно, наш завкафедрой Карелин).
Темой моего дипломного проекта были «Поиски полиметаллических месторождений геофизическими методами в Верх-Убинском районе Рудного Алтая». Я собрал нужный материал из отчетов во время практики в Алтайской экспедиции, уже в Ташкенте прочитал кое-что из журналов и книг и составил проект.
Надо было еще вычертить геологическую карту района работ и другую информационную графику. Черчение всегда для меня было проблемой, не обошлось без происшествий и на этот раз. Геологическую карту я за несколько дней с грехом пополам вычертил, раскрасил, начал чертить заголовок, и вот, когда половина названия карты была готова, я опрокинул на нее пузырек с тушью. Оставалось два или три дня до защиты - дни лихорадочной работы над новой картой. Как часто говорила моя мама: «Дурная голова ногам покоя не дает». Все же успел, защитился, получил диплом с отличием.
Еще до защиты проекта декан факультета Баймухамедов или, по студенчески, просто «Бай», зачитал нам заявки на молодых специалистов от различных организаций Союза. Два или три специалиста требовалось в трест Средазцветметразведка, в которой работал наш зав. кафедрой Карелин. Он предложил поступить на работу в трест мне, обещая должность инженера в опытном отряде Центральной геофизической партии. Заниматься опытными работами было заманчиво, и я согласился.
Оформив направление и получив двухмесячный отпуск, я отправился с друзьями в горы. Куда бы вы думали? Конечно, в родной и любимый Пскем!