Из больницы её выписали в конце октября.
И потекли один за другим холодные и пустые дни одиночества и тяжелых раздумий.
Один раз в день забегала фельдшерица Наумовна, хмурая и неразговорчивая, с холодными и шершавыми руками. Она наводила порядок не только в медицинском обустройстве Сашеньки, чьи ноги были теперь для неё каким-то ненужным мёртвым придатком, но и готовила ей нехитрую пищу: суп из пакетиков, размороженные пельмени и чай с лимоном.
В конце недели приезжала из Прилучного её коллега Нина Ивановна.
Женщиной она была резкой и решительной, а в чем-то даже жестокой. Она распахивала настежь окна, не глядя на погоду, и принималась за уборку. При этом она рассказывала ей о всяких школьных пустяках. Когда же Сашенька спрашивала её о чем-то более серьёзном, она отвечала на вопросы неохотно, а порой и жестко:
- Твои третьеклашки всё порываются со мной к тебе приехать. Только куда им в такую погоду добраться сюда. Меня сосед на мотоцикле до Гнилого болота подвез, а дальше я пешком три километра шла, чуть сапоги в грязюке не оставила. Да, я думаю, и незачем им сейчас с тобой видеться. Нехорошо это для детской психологии. Хотя я больше о тебе думаю, чем о них. Дети есть дети. трудно им будет тебя такою видеть. Но потом заиграются, в дела свои нехитрые уйдут, да и забудут. А ты будешь ночами не спать, рыдать в подушку, их вспоминая. Подожди немножко. Вот на ноги встанешь, мы к тебе всем классом придем, на лыжах.
Как только ударили первые морозы, приехал Марк Моисеевич, главврач районной больницы, делавший ей операцию.
- Прекрасно! – бодро сказал он, осмотрев её, – Дальнейшее будет зависеть от вашего настроения и усилия воли. А я пока попытаюсь сделать так, чтобы вы, Александра Васильевна, не чувствовали себя слишком ущербно. Заказал вам в области кресло с моторчиком, чтобы вы могли летом прокатиться по лесным дорожкам, свежим воздухом подышать и насладиться видами нашей чудной природы. Кстати, зашел в городе и в ваше ведомство, попросил там решить вопрос с квартирой в Прилучном.
Визит доктора подбодрил её, но когда он уехал, а она припомнила всё, что он сказал, то поняла, что ждать своего выздоровления ей придется долго.
Она лежала на кровати у огромной печи и с грустью смотрела в три маленьких окошка, за которыми тихо падал первый пушистый снег. Однажды она попросила Нину Ивановну передвинуть кровать поближе к ним, но та ответила ей, как всегда, тоном, не терпящим возражений:
- Лежи, где лежишь… Вот холода пойдут, метели начнутся, снова запросишься поближе к печке. А у меня уже сил нет, кровать туда-сюда таскать…
Иногда Сашенька пыталась читать или смотреть телевизор, но от чтения вскоре начинали болеть глаза, а на экране сосредоточенно и как-то совсем безрадостно пели и танцевали ярко одетые люди или так же сосредоточенно убивали друг друга.
И невольно перед нею стала проходить вся ее недолгая жизнь, в которой было так мало радостей. Но даже они, эти маленькие радости, казались ей теперь счастьем.
Она вспоминала уютную квартиру в Саяногорске, где жила с родителями и старенькой бабушкой. Папа и мама работали инженерами на ГЭС, приходили со смены уставшими и озабоченными, и Сашенька старалась хоть как-то подбодрить их: пекла вкусные ватрушки с брусничным вареньем, накрывала на стол, где рядом с тарелками размещала свой дневник, в котором были одни «пятерки». И вскоре в доме становилось весело. Они садились втроем на диван, отец брал гитару и пел песню про полночный троллейбус, который бежит по Москве, спасая людей от одиночества и холода. Папа был коренным москвичом, а Окуджава – его любимым поэтом.
Родители погибли в один и тот же день, когда на Саяно-Шушенской ГЭС произошла страшная авария. А через месяц умерла бабушка, не выдержавшая такого горя.
Сашеньку забрали в детский дом. Он был большим, холодным и неуютным. Теперь она жила в комнате, где стояло шесть кроватей, три тумбочки и огромный стол, за которым она и еще пять девочек, одного с нею возраста, делали уроки.
Вечерами вместо душевных песен она слышала злые отзывы об учителях, мешавших, по мнению ее одноклассниц, жить им самостоятельно и весело.
Но Сашенька окончила на отлично девять классов и поступила в педагогическое училище. Общежитие там было более уютным, а подруги посерьёзнее.
Спустя четыре года она получила диплом учителя начальных классов и её направили в школу села Сосновка, в самой глубинке области.
В этой школе осталась только одна заведующая, та самая Нина Ивановна, которая сейчас ухаживала за ней. Она встретила Сашеньку очень радушно, и та жила в ее доме целый месяц, пока специально для нее не отремонтировали старый заброшенный дом, где она впервые почувствовала себя самостоятельной и счастливой.
Работа тоже пришлась ей по душе, дети любили свою молодую и ласковую учительницу, опытная заведующая помогала советами.
Но через год школу в Сосновке закрыли из-за того, что в селе осталось лишь пять семей. Нину Ивановну и Сашеньку перевели учителями в Прилученскую среднюю школу, в пяти километрах от Сосновки, в большом лесопромышленном поселке. Но жилья в Прилучном для них не нашлось, и они добирались туда пешком, что было нелегко в распутицу и метель.
Нина Ивановна, будучи уже в годах, не выдержала таких испытаний и сняла в Прилучном комнату, но в Сосновку приходила на выходные, так как здесь у нее жила престарелая мать. А теперь она взяла на себя еще заботу и о Сашеньке, попавшей в автокатастрофу, когда повезла детей на экскурсию в областной центр.
В той аварии серьезно пострадала только она, так как сидела рядом с водителем. Когда их маршрутка пошла на обгон огромной фуры, та почему-то резко повернула влево, и удар пришелся точно в то место, где находились её ноги…
Иногда грустные мысли уходили, особенно, когда она вспоминала свой класс.
Она лежала, улыбаясь, а перед ее глазами поочередно проплывали их лица, такие разные, но похожие в одном: в ласковой радости глаз.
Они называли её Саша Васильевна…
…Она сама не могла понять, почему к ней все обращались так ласково: Сашенька…
Неудивительно, что так ее звали родители и бабушка…
Но когда она впервые вошла в кабинет заведующей детдомом, эта высокая мужеподобная женщина с хриплым и властным голосом, сказала ей вдруг, мельком взглянув в её личное дело:
- Ну, что же, Сашенька, теперь ты будешь жить в моей большой семье…
Так же ее звали подруги в детдоме и в педучилище, так стали называть и коллеги в Прилученской школе, хотя директор часто делала им замечания, ссылаясь на то, что они тем самым подрывают авторитет молодой учительницы.
И весь класс захохотал, когда однажды Ваня Зубов, долго тянувший вверх руку, вдруг закричал:
- Саша Васильевна, спросите меня, я знаю!
Она тоже рассмеялась вместе со всеми, и, вероятно, именно поэтому весь класс стал называть ее только так: Саша Васильевна. Правда, лишь в том случае, если рядом не было посторонних…
Когда лёг снег, Нина Ивановна пришла к ней с подарком.
- Наш трудовик Петр Семенович изобрел для тебя средство передвижения, - сказала она, поставив на пол сложное сооружение, похожее на санки с колесиками. – Руки у тебя молодые, сильные, а койка – низкая. Скатишься на этот мягкий лежак, потом спинку поднимешь, чтобы было удобно сидеть, возьмешь в руки вот эти две острые палочки и будешь ими толкаться. Захочешь по снегу прокатиться, потяни за этот рычаг. Колесики поднимутся, и получатся сани.
Этот подарок стал для нее настоящим спасением. Теперь Сашенька не лежала недвижно на опостылевшей кровати, а разъезжала по комнате, ловко управляясь со своей коляской. Половицы гнулись и повизгивали, но ей казалось, что это не от укуса острых палок, а от радости пробудившийся в доме жизни. Когда стихал мороз, она выезжала во двор и проторив себе дорожку до самого леса, каталась там до вечера.
Однажды, раскатывая вокруг своего прекрасного дома, она почему-то вспомнила папину песню и запела звонким голосом, распугав нахохленных зябликов на заснеженных соснах:
«Полночный троллейбус бежит по Москве,
Москва, как река, затихает,
И боль, что скворчонком стучала в виске,
Стихает, стихает…»
Но перед самым Новым годом пришла беда.
Ей стало плохо, кружилась голова, а в ногах вдруг пробудилась давно незнаемая ими боль. Наумовна сделала ей укол, и Сашенька забылась в тяжелом сне, длившемся всю новогоднюю ночь.
Она проснулась поздно, уже под вечер, взглянула в окно и вздрогнула: в комнату заглядывал какой-то человек с совершенно белым лицом, огромными глазами и красным носом. Она была уже готова закричать от страха, когда вдруг сообразила, что это… снеговик!.
И тогда она перекинула своё легкое тело на коляску, стоявшую у кровати, и подъехала к окну.
В двух шагах от него она увидела большого снеговика с глазами – картофелинами и носом из морковки. На его груди висела картонка, где крупными буквами было написано:
САША ВАСИЛЬЕВНА! МЫ ВАС ОЧЕНЬ ЛЮБИМ!
Ей показалось, что в ней дрогнуло всё, даже её омертвевшие ноги…
… Когда через месяц приехал Марк Моисеевич и в очередной раз осмотрел ее, его брови вдруг удивленно полезли вверх, а толстые губы изобразили что-то вроде улыбки.
- Собирайте-ка, Александра Васильевна, свои вещички, - сказал он весело, - потому что мы едем с вами в Москву. Пусть тамошние светила медицины убедятся, что они были неправы. Они утверждали, что ваш диагноз безнадежен. А теперь они точно скажут, что вы будете скоро бегать, даже без операции…
… На школьной линейке в честь начала нового учебного года Сашенька стояла вместе со своим учениками, старыми и новыми.
Ее бывшие ученики, перешедшие в четвертый класс, с грустью и завистью смотрели на первоклашек, которых она повела в школу.
Но взойдя на крыльцо, Сашенька обернулась и крикнула им:
- Ребята, не забудьте: сегодня после уроков мы идем в Сосновку!
… Они пришли к ее старому дому, окна и двери которого были забиты, так как она уже получила квартиру в Прилучном,
Ваня Зубов тут же срезал ножом палку и принялся сбивать ею чертополох, заполонивший весь двор вокруг дома.
- Ваня, что ты делаешь? – крикнула Сашенька.
- Дорогу вам чищу, - солидно ответил мальчик. – Вы же захотите попрощаться со своим домом. А то его скоро на дрова разберут.
Сашенька грустно улыбнулась и пошла по расчищенной дорожке к дому. Она притронулась к его теплым бревнам и сказала, чуть слышно:
- Спасибо тебе, мой дом… Не забывай меня… И снеговика, который однажды заглянул в твое окошко…
.