Я думаю, учёные наврали,
Прокол у них в теории, порез:
Развитие идет не по спирали,
А вкривь и вкось, вразнос, наперерез
В.Высоцкий, 1976
Глава 1.
Одесса обладает многими достоинствами: Привоз, каштаны, море, Дерибасовская, оперный, лестница, евреи…
Море располагает к волнующему флирту, Привоз стабильно выдаёт на гора нескончаемые приколы...
Дерибасовская, как всегда,вдохновляет поэтов и композиторов, с Потёмкинской лестницы не сходят рекламщики, эталонный одесский юмор таки неистребим…
Коренной же одессит Семён Маламуд с Мясоедовской многолетними стараниями подарил городу аж пять красавиц-дочерей.
Резонно рассудив, что попыток родить сына сделано достаточно, Семён свою миссию на Земле считал бы выполненной, если бы не его Сима…
Сима обладала быстрым умом, бездонными чёрно-карими глазами, колючим языком и кипучей энергией.
Фигурой Сима теперь уже никакой такой не обладала, что, впрочем, совершенно не смущало Семёновы гормоны.
Семён безропотно сносил бесконечные подтрунивания благоверной, потому что с
тех пор, как он был допущен к роскошному некогда телу Симы и по сей день в душе его было место только обожанию и любви…
Беззаботным весенним утром, как всегда, просто и буднично растворилось мутное от старости окно на втором этаже, явив взору легендарный, обшарпанный одесский дворик...
Большеголовый, лысеющий, с тонкими усиками человек в растянутой белой майке без рукавов сощурился на весеннем солнце.
Это и был наш Семён...
Из окна напротив его поприветствовал худой, курящий сосед
-- А вот и Семён проснулся!
Как жизнь, дорогой?! --
Семён для беседы ещё не разогрелся
-- И что ты называешь «жизнь»?!--
-- Вот те нате! Гляди-кось, какое солнце!
А воздух, чуешь?! Акация зацвела!
И вообще… всё…
И твой вот букет ожил! --
Худой сосед кивнул на детвору.
Колченогие девчонки 10-13 лет, трое из которых были в одинаковых цветастых платьицах, скакали по клеткам, нарисованным мелом на единственном ровном куске двора...
Поодаль на древней щербатой скамейке под развесистым кустом увлеклась книжкой, видимо, старшая с надкусанной молодой морковкой в руке.
Юбка в горошек довольно смело являла солнцу бледные пока коленки...
Ещё одна, лет 15-ти, с двумя мальчишками шумно осваивала взрослый велосипед...
Девчонки были румяны, черноволосы, глазасты...
Семён опять сощурился, уже от гордости...
Неожиданно он заёрзал, издал некий звук, как от щекотки, присел и скрылся внутрь.
Вместо него, спустя несколько секунд, в окне показалась, заканчивая интимную улыбку, Сима
-- Бэлочка, детка, я чувствую, ты хочешь
развесить бельё сушиться… --
Добротная, но старая мебель в столовой-гостинной выглядела как-то грустно, если не сказать уныло, некогда модная и вожделенная хрустальная люстра подрастеряла свой блеск и не кричала уже так громко о роскоши или зажиточности...
Вся семья обедала за большим, круглым столом.
За стульями с младшими девочками деловито прохаживалась пёстрая кошка, нагло и терпеливо ожидая подачки...
Семён любил семейные разговоры за обедом, как ещё всех соберёшь...
-- Ну, пусть Бронштейны едут, ну, что теперь…
Или это конец света…
У них там тётка... --
Было похоже, Сима этот аргумент просчитала:
-- Причём тут тётка?! Они тут уже усё
потеряли, и нет уже у людей терпения!
Тётка!
Побачь, Мойский… Он такой еврей, як ты нэгр,
так и тот туда же сунется!
-- Симочка! Все же знают, Мойский уносит свои кривые
ноги от цугундера…
Ну, справил себе бумаги, так что... –
Испытанные трагические нотки Симе удавались лучше других:
-- А ты дожидаисся, пока из цугундэра за твоими
волосатыми ногами воронок пришлют?!
И что я тода одна с этой оравой делать стану?! --
Семёну стало страшно от такой перспективы, он даже обнял жену за плечи:
-- Что ты, что ты, козочка моя!
Не тре’пли свои нервы понапрасну!
Я с тобой хоть куда согласен! --
-- Пап, а правда, что в Израиле девочки в
армии служат?
Клёво, да?! --
Девчонки оживлённо загалдели…
Продолжение следует...