Холодным зимним рождественским вечером 1842 года одинокая фигура стройного и высокого молодого мужчины в легком осеннем пальто медленно и бесцельно двигалась по заснеженному Милану.
Он никуда не спешил. У него не было своего дома, не было родных, смысл жизни перестал для него существовать… Зябко поеживаясь, он поплотнее запахнулся в тонкое, не спасающее от холода пальто, и, вдруг остановившись на минуту, решительно свернул на маленькую улочку. Здесь находилась небольшая траттория. Открыв дверь, молодой человек почувствовал благодатное тепло камина и дразнящий запах вкусной еды. Вот уже несколько дней он ничего не ел, экономя свои жалкие гроши на свечи и оплату крошечной, полусгнившей квартирки в самом бедном районе города.
В этот вечер маленькая траттория просто кишела простым людом — служащими, рабочими и студентами. Желающих согреться у дружелюбного камина и вкусить простой, но вкусной и дешевой еды оказалось немало… Его встретили оживленная болтовня довольных едоков, дым от сигар, смех и звон посуды.
Вошедший огляделся вокруг, отряхнул со своего пальто налипший мокрый снег, подошел к одному из столов и, найдя свободное место, сразу же занял его.
— Что желаете, синьор? — обратился к нему тут же подбежавший к столу официант.
— Тарелку супа и немного хлеба, пожалуйста!
Официант кивнул и отправился выполнять заказ. Но не прошло и минуты, как он возвратился обратно…
— Сожалею, но хозяин больше не может давать Вам в долг!
Сопровождаемый насмешливо-сочувствующими взглядами, молодой человек покинул гостеприимное пристанище.
«Чем так жить, не лучше ли покончить разом? Я не вижу другого выхода!» — думал он, продолжая бесцельно плестись по усиливающемуся морозу.
Ослабший от голода, невзгод и рухнувших надежд, он пытался понять, как и почему произошло то, чего всегда подсознательно боялся… Два года назад он потерял любимую жену и маленького сынишку, не справившихся со свирепствующим в те годы энцефалитом, он лишился работы, написав неудачную оперу, и, наконец, все его имущество было распродано за долги, а сам он вынужден был перебраться в крохотную, холодную, полуразвалившуюся каморку в доме для бедных в самом нищем и криминальном районе Милана.
Он не заметил, как вскоре оказался у небольшой церквушки, возле которой сидела пожилая нищенка, жарившая каштаны в горячей золе. Возле нее стояли две бедно одетые девочки, лет семи-восьми, медленно уплетая их за обе щеки. Молодой человек остановился возле старушки и, нерешительно потоптавшись, снял с шеи небольшой шерстяной шарф.
— Дайте мне в обмен немного каштанов! — попросил он, протягивая его нищенке.
Та изумленно взглянула на него и, взяв шарф, положила на него горстку горячих плодов.
— Так берите! — ответила она.
— Спасибо!
— Бедолага! — пробормотала нищенка, глядя вслед удаляющемуся мужчине. — Ему еще хуже нас…
Спустя полчаса молодой человек оказался недалеко от театра «Ла Скала».
«Нет! Это теперь не для тебя…» — пронеслось у него в голове.
Задумавшись, он не сразу заметил несущийся прямо на него дилижанс c парой резвых лошадей. Он успел отскочить в сторону, и повозка пролетела мимо, едва не задев зазевавшегося ходока. Сидевшая в дилижансе со своим спутником молодая красивая дама вскрикнула:
— Но… это же Верди… там!
— Да, это он… — ответил седоватый, важного вида синьор.
— Ты говорил, что у тебя нет автора музыки для «Набукко»! Почему ты не закажешь у него?
— Умоляю тебя, моя дорогая! Верди конченный человек… Никто не знает даже, где он живет! Говорят, совсем одичал… — презрительно отозвался тот.
— Стой, стой! — приказала дама вознице.
— Либретто* с тобой? Дай мне его! — обратилась Джузеппина к своему спутнику.
— Что ты хочешь делать? — засмеялся надменный господин. — Я в такой холод никуда не пойду!
— Я с ним поговорю! А ты сиди здесь… Либретто!
— Но Джузеппина… Одумайся! Мне кажется, не стоит… Это просто твой каприз!
— Может быть…
***
— Маэстро… маэстро… Маэстро Верди! Вы меня помните? — Джузеппина подбежала к молодому человеку.
— Добрый вечер! — произнес он, снимая шляпу.
— Мне сказали, что Вы не хотите никого видеть! Живете как медведь… Отчего?
— Вам сказали правду! Извините… До свидания, синьора!
— Погодите! Барелли хочет дать Вам заказ на оперу…
— А… Ваш импресарио хочет подать мне милостыню? — произнес мужчина, оборачиваясь в сторону стоявшей повозки.
— Нет! Это не милостыня! Это работа. Это значит, что есть кто-то, кто верит в Вас!
— Барелли?
— Нет… я! Я тоже знаю, что такое отчаяние! Я даже хотела умереть… А потом я поняла, что ошибалась! Самое ценное, что у нас есть — это жизнь! Даже с ее болью, ее невзгодами…
— Но Вы не понимаете, что у меня ничего больше нет! Ничего!!! Я опустошен, обескровлен, сломлен…
— Нет! Это Вы хотите ощущать себя таким. Но Вы должны воспрянуть, взять себя в руки, вернуться к жизни и своим гением преобразить искусство! Возьмите… — Джузеппина протянула Верди тонкий сверток. — Это стоит Вашего внимания. Это история страданий одного народа в борьбе за свободу… такого, как наш народ, такого, как мы все! Я прошу Вас только прочесть… Обещаете?
Придя домой, молодой человек снял шляпу и, оставаясь в пальто, зажег несколько свечей. Сверток с либретто выпал из кармана его пальто и так и остался лежать на полу. Верди сел за стол и крепко задумался. Эта необыкновенная женщина была весьма успешной и знаменитой певицей. Ее благосклонности добивались многие театры мира, сочтя за честь получить ее согласие на участие в их спектаклях. Теперь вот она обратила внимание на него, никому еще неизвестного скромного деревенского композитора, только-только начавшего творить… И если бы не она, ее доверие и поддержка…
Он сунул руку в карман и, не нащупав сверток, похолодел от ужаса.
«Потерял! — мелькнуло у него в голове, но тут его взгляд упал на лежащее на полу либретто. — Я сделаю это… Я напишу хорошую оперу и докажу, что чего-то еще стою!» — подумал он и поднял сверток.
Чтение текста не заняло долгого времени. Он взял карандаш и стал тут же набрасывать ноты, стараясь быстро писать закоченевшими от холода пальцами, пока еще горели свечи…
***
Пройдет совсем немного времени, и жизнь этого человека изменится… Ему будут рукоплескать лучшие мировые сцены, его имя покроется неугасимой славой, он будет богат и знаменит. Он женится на умной и красивой известной оперной певице, а его музыка станет бессмертной…