На него одновременно уставились две пары глаз. Патологоанатом непроизвольно промокнул лоб и спросил:
— Вы хотите сказать, что восстановили картину происшествия?
— Практически. За вычетом пары малообъяснимых деталей. Но в принципе мне уже более-менее ясно всё, что произошло в доме на Крупской и три месяца назад, и на прошлой неделе.
Герман откинулся на стуле, прикрыв глаза, точно впал в транс, и размеренным негромким голосом начал говорить.
— Экспертиза ДНК однозначно установила факт близкородственного скрещивания, в результате которого родилось трое детей с сильными генетическими отклонениями. Если учесть, что у матери была нерезко выраженная дебильность, становится понятно, что дети унаследовали всё худшее, что только могло им достаться. У них были одинаковые патологии: немота, сильная задержка развития как умственная, так и физическая, частичный паралич. Детей Наталья Кипяткова не выпускала на улицу, боясь то ли того, что их затравят окружающие: слухи вещь такая; то ли просто не могла физически с ними справиться, инвалидных колясок у неё не было. Дети жили затворниками в доме, не имея возможности самим выходить на улицу. Кипяткова же, при всём своём отставании в развитии, была частично социализирована, могла выполнять несложную механическую работу, чем и занималась на заводе. Три месяца назад, это подтвердили соседи, Кипятков-старший вновь пожаловал к дочери и изнасиловал её. Соседи слышали крики. Наталья отбивалась, на трупе мужчины видно было множество царапин и синяков. Дети видели это зверство и кричали как могли, то есть мычали и выли, это всё, на что были способны их голосовые связки. И здесь, как мне кажется, сыграло свою роль их вечное затворничество и схожие патологии. Известно, что близнецы могут чувствовать друг друга на расстоянии, а эти дети, хоть и разного возраста, были постоянно вместе, но не могли общаться с помощью речи. Скорее всего, у них за эти годы выработалось своеобразное "чутьё" друг друга. И они одновременно поползли спасать мать, дебилы плохо воспринимают абстрактные понятия, но эмоции считывают очень хорошо. Они видели, как страдает их мать, и попытались её защитить. Почему они выбрали тактику укусов? Больше ничего они и не могли придумать, слабые, полупарализованные инвалиды. Сергей Кипятков был сильно пьян в тот вечер, наверняка он отбивался, но четыре человека это всяко не один. Дети кусали его и грызли как зверьки, он смог кое-как уйти, закапав лестничную клетку кровью. Сосед подтверждает, что Наталья потом мыла пол. Кипятков, весь исцарапанный и искусанный до разорванных сосудов, в конце концов упал в сугроб и там то ли уснул, то ли потерял сознание, в итоге умер от переохлаждения.
— А как умерли дети? — Лина не сводила с него расширившихся от ужаса глаз. Сейчас Герман казался ей настоящим Шерлоком Холмсом, только трубки не хватало, и говорил он так же спокойно и безэмоционально.
— Кровоизлияние в мозг. Вся эта картина настолько их поразила, что сосуды головного мозга не выдержали. Стресс оказался фатальным. Так же одновременно, как они решили спасти мать, они и погибли, они были единым организмом, просто разделённым натрое. Почему мать не похоронила их, а оставила лежать в квартире? Скорее всего, сначала не могла принять факт их смерти, а потом решила не расставаться с ними даже после неё. Возможно, она даже пыталась взаимодействовать с ними, как если бы они были живы, я слышал о таких случаях.
— Но почему же она покончила с собой лишь спустя три месяца? За это время она окончательно повредилась рассудком? — озадаченно почесал подбородок Стрижевский. — И в этом омуте безумия сунула голову в петлю?
— Или наоборот, прозрела, — заметил Герман.
— Всё гораздо проще. — У Лины дрожали губы но она нашла в себе силы говорить. — Вы мужчины и не обращаете внимания на некоторые вещи. Она же была беременна. Первый триместр. Если на одну задержку она могла попросту не обратить внимания, то от третьей даже такая отсталая в развитии женщина, как Кипяткова, не смогла бы отмахнуться. Плюс токсикоз. Она поняла, что снова родит несчастного, искалеченного ещё в утробе младенца. И повесилась. Вот и всё.
— Вот и всё, — кивнул Герман, — дело можно считать закрытым целиком и полностью.
Воцарилось молчание. Герман словно отдыхал от долгого монолога, Стрижевский печально жевал губами и протирал очки, а Лина сидела, обессиленно опустив плечи, как будто из неё откачали все силы. Наконец она встрепенулась, точно что-то вспомнив:
— Вадим Яковлевич, я могу сослаться на ваши слова про вскрытие для завтрашней заметки? С меня Андрей Саныч требует. У меня задание от редакции прояснить всё по этому делу, потому что уж больно страшный случай.
— Конечно, — эксперт спокойно пожал плечами, — вашему коллеге я уже интервью давал, местные новости ничем не хуже. Можете ссылаться без проблем. У меня самого кровь в жилах стынет, а я работаю здесь уже двадцать пять лет.
— Ещё ДНК пришпиль, — посоветовал Герман, — без генетической экспертизы это всё просто трэшовый фейк из "Рен-ТВ". Мне эта экспертиза не нужна, забирай.
— Вот это будет статья... — прошептала Лина. — Почти бенефис.
— Бенефис у тебя будет, когда мы закончим все оставшиеся изыскания. Чуть-чуть осталось. И сделаем нормальный спецрепортаж, минут на двадцать пять. Вы же можете пришпиливать в портал видео?
— Ну да, — растерялась Лина, — нам очевидцы присылают видео аварий или прорывов труб... Но целый репортаж... мне же его негде делать.
— Это уже мои проблемы, — отмахнулся Кризберг, — у меня много знакомых, кто спокойно смонтирует твой спецреп.
— В Москве? — уточнила девушка.
— Ну не здесь же. Придётся помириться с одной припадочной особой, которую я давеча послал в пешее эротическое. Редкостная стерва, но она не задаёт вопросов. А это важно, как ты понимаешь.
Они распрощались со Стрижевским, которому Лина пообещала дать знать сразу, как выйдут статья и спецрепортаж, и вышли на улицу. Лина долго разговаривала по телефону с главным редактором, видимо, уговаривала на спецреп. Наконец она подошла, вздохнула и села на парапет.
— Андрей Саныч рад и счастлив, что у меня "эксклюзив", вот только... Ну ладно, статью я напишу, даже фото Стрижевского есть на сайте, но, Герман... У меня руки дрожат после всего этого. Я как представлю... ту сцену...
— Так, — он наклонился и посмотрел в блестящие глаза, — спокойствие. Сейчас поедем к тебе, хлопнем успокоительного и ты потихоньку набросаешь свою статью. Я, лисичка, никогда не вижу краёв, меня несёт, как с той историей в парке. Но ты же понимаешь. Это необходимо проговорить.
— Да, — вздохнула она, — поехали. Только на автобусе. Он дешевле.
* * *
В квартире у Лины они первым делом выпили, и Герман предложил:
— Давай, сочиняй свой "эксклюзив", а я потом пробегусь незамыленным взглядом. Люди после стресса могут такого понаписать.
Лина согласно кивнула, допила свою порцию, уже не так сильно кашляя, и села за ноутбук. Герман скучающе бродил по тесной однушке, отмечая про себя отслаивающиеся обои, пожелтевшие плинтуса, потолок в тёмных разводах и совсем уж убогую кухню. "И как она в таких условиях ещё ухитряется печь пироги? К этой плите без сотрудника Мособлгаза даже подойти страшно..." Он прислушался. Лина в комнате цокала ноготками по клавишам, что-то бормоча себе под нос. "Твоё время истекло, Кризберг. Всё, что мог, ты просто былинно прощёлкал. Теперь сделаешь ей этот сюжет... если Юлька вообще будет с тобой разговаривать... и в Москву, в Москву. Здесь тебе делать нечего." Он специально не обращался к событиям в комнате с фотографиями, понимая, что эти необъяснимые вещи упокоятся в его памяти, так и не найдя разгадки, оставшись страшным и давящим гнётом, основой для кошмарных снов. Летающие фото не вписывались в привычную картину мира, и Герман не знал, что с ними делать. Он снова прислушался, и вовремя: Лина закончила печатать и крикнула из комнаты:
— Почитай, плиз, вроде нормально вышло.
Он сел за ноутбук и начал читать заметку, пока Лина гремела на кухне чашками, внезапно решив организовать файф-о-клок. Статья была написана хорошим, беглым языком профессионального журналиста, но Кризберг был профессиональнее. Он сделал пару правок и тоже крикнул в сторону кухни:
— Всё норм, я тебе там красным выделил повторы, и одно предложение у тебя косит под Толстого, разбей на два. А так можно отсылать.
Лина прискакала из кухни и начала бойко исправлять недочёты, снова бормоча себе под нос: "Вот ты курица... в одном предложении два раза "трупы"... словарь синонимов тебе на восьмое марта!.." Герман слушал её шёпот вполуха, повернувшись к окну и разглядывая унылые пейзажи улицы Баранова. Он пронаблюдал за пробежавшей сворой бродячих псов, в очередной раз поздравив себя с тем, что подарил Лине шокер, проводил глазами девушку в ультра-мини и на высоченных каблуках, с пакетом из сетевого магазина в наманикюренных лапках ("... господи, это неистребимо... хоть за хлебом, но при полном параде, вдруг люди увидят... и когда вся эта провинция поймёт, что прикид шлюхи это не "обольстительный образ", а просто безвкусица... наверно, я в своей Москве уже совсем зажрался... хотя есть же девушки типа Лины, без леопардовых пальто...")
Внезапно он почувствовал, как его талию обхватили тонкие руки, а лоб Лины упёрся между лопаток. Он непроизвольно напрягся всем телом, а потом услышал:
— Пожалуйста... Останься сегодня. Один раз.
— Не могу. — Эти слова дались ему парой-тройкой седых прядей, но кто их увидит?
Лина помолчала несколько секунд, а потом прошептала:
— Господи, какая я дура. Ты женат, да?
— Я пять лет в разводе. — Он так и не оборачивался, но и её рук не сбрасывал. — И это не то, что я хотел бы вспоминать.
— А я, значит, плачу за её грехи? Плачу по счетам женщины, которую даже не знаю? — Лина тихо шмыгнула носом. — Это несправедливо, Герман.
— Я не могу. — Он наконец повернулся к ней лицом, и Лина поразилась странному выражению его глаз. — Если бы я мог, я сгрёб бы тебя в охапку и увёз в Москву, в Петербург, хоть во Владивосток, подальше от этого твоего города под солнцем. Но я не могу.
Лина молча смотрела ему в глаза, слушая это то ли своеобразное признание. то ли просто крик души отчаявшегося, никем не любимого человека, и он, немного смутившись, торопливо продолжал:
— Я не могу. Я не властен над своим временем, я не могу приезжать сюда так часто, как я хочу... как ты хочешь. А я ничего не делаю наполовину. Я же зануда, Лина. Меня в лицо называют сухарём и педантом. У меня дома даже чашки ручками в одну сторону стоят. Ну и зачем тебе это?
— Ты не зануда. Ты ответственный. И надёжный. И... ты не разбрасываешься пустыми обещаниями... сейчас так уже не бывает. А я... Я думала, я тебе нравлюсь... — Лина опустила голову, отошла и села в кресло.
— Нравишься? Это неправильное слово. Оно и десятой доли не передаёт. Но я не могу вот так запросто, как с Данькиными девчонками, утром встал себе и поехал на работу, в голове пустота. Ну считай меня старомодным, но я не могу исполнять тут "секс без обязательств", когда ты мне небезразлична. Не могу. Я не хочу, чтобы ты ещё и из-за меня страдала.
— А сейчас я что делаю, по-твоему? — Лина вздёрнула подбородок, и в глазах сверкнула бирюзовая молния. — Считаешь, что если ты самоустранишься, то всё как-нибудь рассосётся? Ну, наверно. Время всё ставит на места. — Она встала. — Ты мне ничего не должен, Герман Кризберг. Ты можешь стереть мой номер, не морочиться с этим репортажем, можешь вообще встать и уйти, уехать в Москву и никогда не возвращаться. Но сегодня останься.
— Да никуда я не уйду. — Он задёрнул шторы на окнах и снова повернулся. — Никуда.
* * *
Он дождался, пока она затихнет, перестанет содрогаться крупной дрожью и уронит голову ему на грудь.
— Перевернись, я же вижу, что ты устала.
Лина подняла на него расширенные от полумрака глаза.
— Ну уж нет. — Она сильнее вжала колени в матрас, чтобы Герман уж точно не вывернулся. — Я хочу видеть всё. До конца.
Соседи снизу яростно стучали по батарее.
* * *
— Я что-нибудь придумаю. — Он перебирал рыжие волосы и смотрел в потолок. — Безвыходных ситуаций не бывает.
— Я для тебя "безвыходная ситуация"? — Лина чуть приподняла голову и выжидательно уставилась на него.
— Нет. Я же сказал, не бывает безвыходных ситуаций. Но трудности будут. Мне как минимум придётся жить на два города, а с моей работой это проблема.
Лина тихонько вздохнула.
— Это не жалоба, — Герман перевернулся на бок и посмотрел ей в глаза, — а констатация факта. Ну ничего. Прорвёмся. Поживу пока так, а там придумаю, как перетащить тебя в Москву, подальше от всего этого убожества.
Лина насупленно подтянула ноги к груди и прерывисто вздохнула. Герман покосился и вдруг присвистнул:
— Да откуда в тебе эти дурацкие комплексы? Думаешь, я не вижу? Прости, лисичка, но для "покорительницы Москвы" у тебя не хватает напора, так что не думай, будто я решил, что ты на моей шее пытаешься въехать в первопрестольную. Как тебе только в голову пришло. Но оставлять тебя здесь это преступление. Ты вполне можешь работать в столице. Но это уже мои проблемы, и я их решу.
Лина немного расслабилась и снова устроилась на подушке. Кажется, ей всё-таки повезло, в тот самый момент, когда она окончательно отчаялась.
* * *
Она отправила статью Андрею Санычу, налила в кофейные чашки "Дьюарс" и задумчиво побарабанила пальцами по клеёнке стола.
— Знаешь... — она говорила тихо, но Герман слышал каждое слово. — Вот про безвыходные ситуации... Это видео, что ты снял в доме, ну, которое мне в лодке показывал. С ужасами. Но ведь если ситуацию нельзя объяснить, это не значит, что её нельзя решить.
— Was meinst du?* — От неожиданности Герман перешёл на родной язык.
— М-м-м? Ну неважно. Я просто думала... столько времени думала, а ты сейчас сказал про ситуацию, и у меня словно щёлкнуло в голове. Я поняла, что мы сделаем в том доме. Как мы "отпустим" этот кошмар.
— Там какая-то мистика, — покачал головой Герман, — я атеист и не знаю, насколько помогают все эти окропления святой водой и прочая чушь...
— Нет, никакой воды. Когда ты сможешь приехать в следующий раз?
— На выходных, раньше не выйдет. И меняться мне не с кем, пока Невмятуллин в отпуске.
— Ну ничего... — Лина слабо улыбнулась. — Значит, на выходных. Возьмём телефоны для съёмки и... — она закусила губу. — Только очень тебя прошу, ничему не удивляйся. На любую чертовщину найдётся чертовщина покруче. А таких рыжих, как я, испокон веков считали ведьмами.
* — Что ты имеешь в виду? (нем.)
Продолжение: http://proza.ru/2019/01/28/1581